КАРАНДАШИ
"В 2002 году я пришёл в военкомат. Точнее попытался войти.
– Звание? – спросил у меня на входе человек в форме.
– Ваше?
– Ваше!
– Моё? Пацан, – легкомысленно ответил я. Увидел, что мою шутку не оценили, пояснил, – Я не служил, мне документы забрать надо.
Я прошёл, назвал свою фамилию человеку, сидящему в будке, и тут началось. Оказалось, я в розыске. Искали меня - искали, не нашли, а тут я сам пришёл.
Военком, немолодой и невысокий армянин, строгим голосом велел мне сесть подальше от его стола.
– Знаешь, почему?
– Знаю, – подумал я, – потому что от тебя перегаром пахнет с утра, – и изобразил внимание на своём лице.
– Потому что был тут один такой дерзкий, тоже служить не хотел, пришлось его проучить. Садись на стул у двери, вот смотри, что с ним стало.
И протянул мне пачку фотографий, где дерзкий пацан был запечатлён на суде вместе с плачущей мамой. Я был впечатлён креативом.
– И где ты был? – спросил военком.
Я честно сказал, что какое-то время употреблял наркотики, жил антисоциальной жизнью, но теперь всё в прошлом, я готов стать полноправным членом общества, и мне нужны документы, чтобы получить новый паспорт. Старый у меня украли.
– Наркотики это плохо.
– Плохо, – согласился я.
– В армию могут не взять.
Я вздохнул.
– И права не получишь.
– Если деньги на машину будут, то и на права найдутся, – опять глупо пошутил я. Мне было всё равно. Я не автолюбитель. Равнодушен к машинам. Абсолютно.
– Давай скажем, что ты жил у бабушки в деревне, – предложил он.
– Я не жил у бабушки в деревне, я жил в городе, в десяти минутах ходьбы от вашего военкомата. И я решил, что больше не буду говорить неправду. Совсем. Это грех.
Я был христианин–неофит, горел желанием поделиться верой и засвидетельствовать изменения, произошедшие со мной.
– Так что пишите, как есть.
– Надо заплатить штраф, – выдохнул укротитель дерзких пацанов. И назвал сумму.
Я сказал что понимаю, готов, и засобирался в «Сбербанк».
– Можно не ходить, – устало сказал он. – В «Сбербанк» можно не ходить. У нас тут в кабинете карандашей не хватает и резинок стирательных, и бумаги, много чего ещё не хватает, в общем, можешь мне штраф отдать.
Я, как дипломированный преподаватель изобразительного искусства, посочувствовал нехватке карандашей и резинок и передал ему деньги.
– Не меченые? – спросил военком, просветлел лицом, выписал мне какую-то бумажку, сказал, куда и когда мне надо прийти, и засобирался, наверное, за карандашами.
На следующее утро, размышляя о том, что я, скорее всего, дал взятку, а это грех, помолившись, поехал на медосмотр.
– Призывник? – спросил на входе человек в форме.
– Не знаю. Я по флаеру, сам смотри, – и сунул служивому бумажку от военкома.
Cлушая испуганные разговоры школьников («он спросил, кому тут деньги заносить, а ему сразу кирзачи дали и в стройбат оправили»), я разделся до трусов, взял свои бумаги и пошёл по врачам.
– Наркотики употребляли? – спросила первая женщина-врач.
Наверное, нарколог, – подумал я.
– Девяностые были, все тогда употребляли. Ну, почти все.
Время такое было, – я попытался начать общение на позитивной волне.
– Какие наркотики употребляли?
– Вам всё рассказывать?
– Всё.
Она приготовилась записывать.
Так как я решил говорить правду и только правду, я рассказал всё. Или почти всё, потому что она меня прервала со словами: "в армию вам, скорее всего, не надо", и сделала какие-то пометки в моих бумагах. При этом многозначительно добавила:
– Пока карандашом, потом ручкой напишу.
– Это всё в прошлом, – уверенно сказал я и начал вести себя так, как в моём представлении должны вести себя люди, никогда не употреблявшие наркотики – с неиссякаемым оптимизмом в голосе и огоньком в глазах.
Следующая женщина-врач, сидевшая за соседним столом, спросила, как моё настроение, всегда ли я такой жизнерадостный, и были ли у меня травмы головы. Наверное, психолог, – решил я.
– Были, – ответил я максимально бодро.
– И в результате чего у вас были травмы головы?
Я излучал счастье и добавил в голос немного сожаления о бездумно потраченных годах юности.
– Не находил взаимопонимания с работниками правоохранительных органов.
– Сознание теряли?
– Терял, конечно же.
– Лежали?
– Лежал.
– Где лежали?
– Где терял, там и лежал, – вопрос показался мне глупым.
– В больнице лежали? Выписки есть?
– Лежал после допроса, чтобы показания признали недействительными, но меня выгнали за нарушение режима и выписку не дали.
Я был полон желания жить по-новому.
– Всё понятно.
Врач номер два повернулась к врачу номер один и о чём-то с ней поговорила на особом медицинском языке. Я понял только, что первая скорее всего права и что-то у меня такое есть.
Я огорчился. Коротенько рассказал им про Христа и про то, что вообще-то я работаю дизайнером и у меня всё хорошо. Даже сигареты не курю.
– А вы хотите служить в армии? – уточнила женщина в белом халате.
– Готов защищать страну, я хорошо стреляю, всё детство провёл в тирах, у меня даже своя «воздушка» была.
Подумав секунду, уточнил:
– А строить дачи генералам я не готов.
Мой друг служил в стройбате. У них периодически кто-то падал с крыши или от чего-то (по официальной версии) засыпал в бетономешалке. Чтобы им не было от такой жизни очень грустно, они кололись водкой и ели собак.
– В стройбат я не хочу, а в спецназ меня, наверное, не возьмут, по возрасту уже не подхожу, мне ведь двадцать шесть уже.
Я подумал, что каждый нормальный ненаркоман должен хотеть служить как минимум в ВДВ.
– Точно, – сказала врач номер два своей коллеге, – Вы совершенно правы.
И написала в моих бумагах что-то карандашом.
Я зашёл в последний кабинет, где уже собрались врачи, военные и один милиционер.
– Привет.
– Доложить по форме! – заорали мне в лицо.
– Я гражданский, – напомнил я и прочитал текст, на который мне указали.
По щучьему велению, по вашему хотению, призывник такой-то явился - не запылился – и всё в таком духе…
Дальше было скучно. Главный человек в погонах кричал, что таких, как я, надо расстреливать. Милиционер спрашивал, где я скрывался. Врачи говорили, что у меня нашли ещё что-то, из чего я сделал вывод, что наркотики не пошли на пользу моему здоровью.
– Если мы вам отдадим документы, вы когда встанете на учёт по новому месту жительства? – спросил у меня ценитель карандашей и стиралок, когда я опять приехал в военкомат.
– Завтра. Или послезавтра.
Я твёрдо решил больше не спонсировать его страсть к канцелярским товарам.
Мне отдали все мои бумаги из военкомата, я подумал, что их можно сжечь и потеряться надолго. Но для того, чтобы вернуться в Москву, мне по-прежнему был нужен новый паспорт.
В армию меня так и не взяли."
(С) БЛЕДНЫЙ
– Звание? – спросил у меня на входе человек в форме.
– Ваше?
– Ваше!
– Моё? Пацан, – легкомысленно ответил я. Увидел, что мою шутку не оценили, пояснил, – Я не служил, мне документы забрать надо.
Я прошёл, назвал свою фамилию человеку, сидящему в будке, и тут началось. Оказалось, я в розыске. Искали меня - искали, не нашли, а тут я сам пришёл.
Военком, немолодой и невысокий армянин, строгим голосом велел мне сесть подальше от его стола.
– Знаешь, почему?
– Знаю, – подумал я, – потому что от тебя перегаром пахнет с утра, – и изобразил внимание на своём лице.
– Потому что был тут один такой дерзкий, тоже служить не хотел, пришлось его проучить. Садись на стул у двери, вот смотри, что с ним стало.
И протянул мне пачку фотографий, где дерзкий пацан был запечатлён на суде вместе с плачущей мамой. Я был впечатлён креативом.
– И где ты был? – спросил военком.
Я честно сказал, что какое-то время употреблял наркотики, жил антисоциальной жизнью, но теперь всё в прошлом, я готов стать полноправным членом общества, и мне нужны документы, чтобы получить новый паспорт. Старый у меня украли.
– Наркотики это плохо.
– Плохо, – согласился я.
– В армию могут не взять.
Я вздохнул.
– И права не получишь.
– Если деньги на машину будут, то и на права найдутся, – опять глупо пошутил я. Мне было всё равно. Я не автолюбитель. Равнодушен к машинам. Абсолютно.
– Давай скажем, что ты жил у бабушки в деревне, – предложил он.
– Я не жил у бабушки в деревне, я жил в городе, в десяти минутах ходьбы от вашего военкомата. И я решил, что больше не буду говорить неправду. Совсем. Это грех.
Я был христианин–неофит, горел желанием поделиться верой и засвидетельствовать изменения, произошедшие со мной.
– Так что пишите, как есть.
– Надо заплатить штраф, – выдохнул укротитель дерзких пацанов. И назвал сумму.
Я сказал что понимаю, готов, и засобирался в «Сбербанк».
– Можно не ходить, – устало сказал он. – В «Сбербанк» можно не ходить. У нас тут в кабинете карандашей не хватает и резинок стирательных, и бумаги, много чего ещё не хватает, в общем, можешь мне штраф отдать.
Я, как дипломированный преподаватель изобразительного искусства, посочувствовал нехватке карандашей и резинок и передал ему деньги.
– Не меченые? – спросил военком, просветлел лицом, выписал мне какую-то бумажку, сказал, куда и когда мне надо прийти, и засобирался, наверное, за карандашами.
На следующее утро, размышляя о том, что я, скорее всего, дал взятку, а это грех, помолившись, поехал на медосмотр.
– Призывник? – спросил на входе человек в форме.
– Не знаю. Я по флаеру, сам смотри, – и сунул служивому бумажку от военкома.
Cлушая испуганные разговоры школьников («он спросил, кому тут деньги заносить, а ему сразу кирзачи дали и в стройбат оправили»), я разделся до трусов, взял свои бумаги и пошёл по врачам.
– Наркотики употребляли? – спросила первая женщина-врач.
Наверное, нарколог, – подумал я.
– Девяностые были, все тогда употребляли. Ну, почти все.
Время такое было, – я попытался начать общение на позитивной волне.
– Какие наркотики употребляли?
– Вам всё рассказывать?
– Всё.
Она приготовилась записывать.
Так как я решил говорить правду и только правду, я рассказал всё. Или почти всё, потому что она меня прервала со словами: "в армию вам, скорее всего, не надо", и сделала какие-то пометки в моих бумагах. При этом многозначительно добавила:
– Пока карандашом, потом ручкой напишу.
– Это всё в прошлом, – уверенно сказал я и начал вести себя так, как в моём представлении должны вести себя люди, никогда не употреблявшие наркотики – с неиссякаемым оптимизмом в голосе и огоньком в глазах.
Следующая женщина-врач, сидевшая за соседним столом, спросила, как моё настроение, всегда ли я такой жизнерадостный, и были ли у меня травмы головы. Наверное, психолог, – решил я.
– Были, – ответил я максимально бодро.
– И в результате чего у вас были травмы головы?
Я излучал счастье и добавил в голос немного сожаления о бездумно потраченных годах юности.
– Не находил взаимопонимания с работниками правоохранительных органов.
– Сознание теряли?
– Терял, конечно же.
– Лежали?
– Лежал.
– Где лежали?
– Где терял, там и лежал, – вопрос показался мне глупым.
– В больнице лежали? Выписки есть?
– Лежал после допроса, чтобы показания признали недействительными, но меня выгнали за нарушение режима и выписку не дали.
Я был полон желания жить по-новому.
– Всё понятно.
Врач номер два повернулась к врачу номер один и о чём-то с ней поговорила на особом медицинском языке. Я понял только, что первая скорее всего права и что-то у меня такое есть.
Я огорчился. Коротенько рассказал им про Христа и про то, что вообще-то я работаю дизайнером и у меня всё хорошо. Даже сигареты не курю.
– А вы хотите служить в армии? – уточнила женщина в белом халате.
– Готов защищать страну, я хорошо стреляю, всё детство провёл в тирах, у меня даже своя «воздушка» была.
Подумав секунду, уточнил:
– А строить дачи генералам я не готов.
Мой друг служил в стройбате. У них периодически кто-то падал с крыши или от чего-то (по официальной версии) засыпал в бетономешалке. Чтобы им не было от такой жизни очень грустно, они кололись водкой и ели собак.
– В стройбат я не хочу, а в спецназ меня, наверное, не возьмут, по возрасту уже не подхожу, мне ведь двадцать шесть уже.
Я подумал, что каждый нормальный ненаркоман должен хотеть служить как минимум в ВДВ.
– Точно, – сказала врач номер два своей коллеге, – Вы совершенно правы.
И написала в моих бумагах что-то карандашом.
Я зашёл в последний кабинет, где уже собрались врачи, военные и один милиционер.
– Привет.
– Доложить по форме! – заорали мне в лицо.
– Я гражданский, – напомнил я и прочитал текст, на который мне указали.
По щучьему велению, по вашему хотению, призывник такой-то явился - не запылился – и всё в таком духе…
Дальше было скучно. Главный человек в погонах кричал, что таких, как я, надо расстреливать. Милиционер спрашивал, где я скрывался. Врачи говорили, что у меня нашли ещё что-то, из чего я сделал вывод, что наркотики не пошли на пользу моему здоровью.
– Если мы вам отдадим документы, вы когда встанете на учёт по новому месту жительства? – спросил у меня ценитель карандашей и стиралок, когда я опять приехал в военкомат.
– Завтра. Или послезавтра.
Я твёрдо решил больше не спонсировать его страсть к канцелярским товарам.
Мне отдали все мои бумаги из военкомата, я подумал, что их можно сжечь и потеряться надолго. Но для того, чтобы вернуться в Москву, мне по-прежнему был нужен новый паспорт.
В армию меня так и не взяли."
(С) БЛЕДНЫЙ
