Как вы сейчас...
Однажды мы ехали в сабвее. Я был с женой и дочкой. Сижу, читаю газету.
На остановке ворвались молодые люди. А может, перешли из другого вагона. Человек пять. Один с гитарой, у другого—транзистор... Куртки, сникерсы...
Это были нехорошие, дурно воспитанные молодые люди. Они шумели, толкались, вероятно — сквернословили. Они, как говорится, нарушали...
Публика вела себя не лучшим образом.
Один газету читает. Другой в окошко загляделся. (Благо за окном сплошная тьма.) И так далее.
В Союзе я бы знал, как поступить. Я бы подошел к этим молодым людям и сказал:
— Заткнитесь! И добавил бы:
— Вон отсюда!
А если надо, треснул бы кого-то по затылку...
А тут я испугался. Языка толком не знаю. Порядков не знаю. Скажут что-то — не пойму. То ли извиняются, то ли дальше оскорбляют. А вдруг — стрелять начнут? Может, у каждого — по нагану? Или — бритвой по физиономии...
Советский хулиган—он родной и понятный. Он если бьет, то монтировкой. Или трубой. Или доской от забора. Или пивной кружкой. Или вилкой, на худой конец. То есть — знакомыми, полезными вещами.
А у этого что на уме?..
Короче, сижу, читаю газету. А молодые люди продолжают нарушать. Старуху толкнули. Из горлышка выпили. Транзистор завели на полную мощность. В общем—ничего хорошего...
Читаю газету.
Вдруг поднялся мужчина средних лет. Американец. Худой такой. И ниже меня ростом. Подошел к хулиганам и говорит:
— Заткнитесь! И затем:
— Вон отсюда.
Чувствовалось, если надо, он может кого-то и по затылку треснуть.
И молодые люди заткнулись. И на остановке — вышли.
А мужчина сел и задремал.
К чему я все это рассказываю? А вот к чему. Я знал все английские слова, которые он произнес. И сам все это мог произнести без акцента.
Однако — не произнес. Я газету читал.
Как вы сейчас...
С. Довлатов
На остановке ворвались молодые люди. А может, перешли из другого вагона. Человек пять. Один с гитарой, у другого—транзистор... Куртки, сникерсы...
Это были нехорошие, дурно воспитанные молодые люди. Они шумели, толкались, вероятно — сквернословили. Они, как говорится, нарушали...
Публика вела себя не лучшим образом.
Один газету читает. Другой в окошко загляделся. (Благо за окном сплошная тьма.) И так далее.
В Союзе я бы знал, как поступить. Я бы подошел к этим молодым людям и сказал:
— Заткнитесь! И добавил бы:
— Вон отсюда!
А если надо, треснул бы кого-то по затылку...
А тут я испугался. Языка толком не знаю. Порядков не знаю. Скажут что-то — не пойму. То ли извиняются, то ли дальше оскорбляют. А вдруг — стрелять начнут? Может, у каждого — по нагану? Или — бритвой по физиономии...
Советский хулиган—он родной и понятный. Он если бьет, то монтировкой. Или трубой. Или доской от забора. Или пивной кружкой. Или вилкой, на худой конец. То есть — знакомыми, полезными вещами.
А у этого что на уме?..
Короче, сижу, читаю газету. А молодые люди продолжают нарушать. Старуху толкнули. Из горлышка выпили. Транзистор завели на полную мощность. В общем—ничего хорошего...
Читаю газету.
Вдруг поднялся мужчина средних лет. Американец. Худой такой. И ниже меня ростом. Подошел к хулиганам и говорит:
— Заткнитесь! И затем:
— Вон отсюда.
Чувствовалось, если надо, он может кого-то и по затылку треснуть.
И молодые люди заткнулись. И на остановке — вышли.
А мужчина сел и задремал.
К чему я все это рассказываю? А вот к чему. Я знал все английские слова, которые он произнес. И сам все это мог произнести без акцента.
Однако — не произнес. Я газету читал.
Как вы сейчас...
С. Довлатов