Как становятся мужчинами
Иногда я встречаю сильных, несгибаемых мужчин. Это могут быть коллеги по работе, друзья по спортзалу, противники по игре в «Мафию» или даже совершенно незнакомые прохожие. Но наверняка и вы наблюдали таких мужчин не раз. Находясь в их компании, сомнения улетучиваются, а душа наполняется уверенностью в том, что все будет хорошо, что все получится. Даже походка меняется. И глядя на них, я задумываюсь — что же могло произойти в их жизни, что они стали такими? А вчера я задумался еще сильнее. Коллеги по работе настояли устроить небольшой сабантуй по поводу очередного завершенного проекта. И в тот момент, когда все были уже изрядно накушанными, одна из наших менеджеров внезапно выпалила «мы бы никогда все это не закончили, если бы не Юзя Озеранский». А все окружающие внезапно стали ее поддерживать. И тогда она произнесла тост: «За Юзю! Мне ничего с ним не страшно. Я готова на любую х@йню, если он тоже будет в ней участвовать!». Смущение сковало меня и я даже слегка раскраснелся. Так обидно, что она замужем и что ее муж работает в соседнем отделе, а у меня с ним хорошие отношения.
Но мгновенье погодя я подумал — а что если я жил-жил-жил и тоже стал тем самым настоящим мужчиной, рядом с которым ничего не страшно? Если так, то я совершенно точно знаю, что могло послужить этому причиной. Я могу рассказать целых две истории по этому поводу. Одна о том, что может произойти с мужчиной, чтобы он окончательно потерял веру в себя и больше никогда не поднял головы. Другая — наоборот, о том, что может сделать с мужчиной правильное воспитание. Не секрет, что детство формирует личность, пожалуй, сильнее, чем вся последующая жизнь. Конечно, бывают исключения. И поэтому обе мои истории, как раз, из детства. Интересно, что произошли они буквально в один и тот же год.
Итак, мне только-только исполнилось пять лет, я в детском саду. Если честно, я никогда не любил детский сад. И школу тоже не любил — любил только институт. Но сейчас вы переноситесь со мной в мои воспоминания о детстве. Вы наверняка замечали, что есть такой тип девочек, которые считают, что им можно все, а наказание им не грозит, ведь они — девочки. И речь, как раз, про одну из таких — ее звали Ира (впоследствии, кстати, Ира вышла замуж за директора одной из местных фабрик, который набрал кредитов на юрлицо, не смог рассчитаться по долгам и благополучно сиганул с балкона, пока Ира была в ванной). Ну так вот, такие девочки, как это ни странно, обычно вызывают уважение у сверстниц. Пожалуй, не у всех, но у многих. И конечно же, у Иры была своя свита — это были две другие, похожего характера, барышни.
В детском саду у нас не было дверей в туалеты. Просто дверной проем без двери, затем глухая стена, которую нужно было обойти. Стена служила своеобразным заслоном — чтобы вне туалета не было видно, что внутри. И, вероятно, позволяла беспрепятственно попадать внутрь воспитателям. Развлекались наши героини довольно интересным образом: они следили за мальчиками. Если кто-то собирался в туалет, они выжидали, потом забегали внутрь и пока тот делал свои дела, толкали его, чтобы выглядело как будто бедняга напрудил в штаны. По какой-то неведомой причине это совершенно не замечала ни одна из воспитательниц. Точнее, замечали, но никак не реагировали — однажды я слышал, как они во время тихого часа рофлят о том, кого в очередной раз выставили зассыкой наши три юные дамы.
Рано или поздно это должно было произойти и со мной, я понимал это какой-то неведомой чуйкой. Но никакого плана на этот счет у меня не было. И вот однажды, поскольку я тоже живой человек, приспичило и мне. Я направился к туалету, но решил оглядеться — не караулят ли меня эти трое. Действительно, они заметили, куда я направлялся и внимательно наблюдали, отложив свои дела. Я зашел внутрь. Понимая, что сейчас будет, я стоял и ждал. Но что же делать? Я немного паниковал. Они не заставили себя долго ждать. Увидев меня, двое из них убежали назад, весело хохоча, и только Ира немного растерялась, видимо, такое поведение со стороны «жертвы» было для нее впервые. Ира, кстати, была покрупнее меня — девочки взрослеют чуть быстрее. Не знаю, зачем, но она попыталась меня толкнуть. Я отмахивался как мог, но она не унималась. И внезапно меня обуяла какая-то неведомая ярость. Черт побери, да что она себе позволяет! Что она делает на «запретной» для нее территории! И влепил ей прямо под глаз кулаком со всей дури.
Раздался дикий рев, почти как рев сирены, которую мы похитим чуть позже. Меня взяла оторопь. Признаться, я бил кого-то впервые, а то, что это была девочка, добавляло пикантности — и я застыл как вкопанный. Внезапно в туалет влетела воспитательница. Увидев происходящее, она разразилась проклятьями.
В ту же минуту меня отвели к заведующей детского сада — как сейчас помню — Лидии Петровне, где меня отчитали и вызвали с работы мою мать. Через некоторое время надо мной устроили показательное судилище. Они, взрослые палачи, посадили меня беззащитного на стул перед всей группой и буквально отчитывали. Думаю, это было первым серьезным моим потрясением в жизни. Я молчал. Я не понимал, как можно не замечать очевидного — что я только защищался. Но этого слушать никто не хотел. Взрослые гневно отчитывали меня, объясняя, что из меня вырастит только уголовник и «не мужчина». Поэтому я молчал. И еще надеялся, что вот придет моя мама и она-то за меня заступится. Но надежды мои были глупы — первое, что она сделала, придя — влепила мне довольно сильную затрещину. По возвращении домой, я тут же был наказан и стоял в углу весь вечер до прихода отца, который был первым из всех, кто спросил, а что же случилось. Когда я ему все рассказал, отец тут же отменил наказание и молнии громыхали уже над матерью. Признаюсь, это было приятно. Было в этом что-то садистское — я всерьез надеялся, что он последует моему примеру и тоже разукрасит матери лицо. Но во взрослом мире не принято наказывать тех, кто портит тебе жизнь — за это обычно дают приличные уголовные срока. К сожалению.
На следующий день утром отец заявился в детский сад. Не знаю, о чем они там беседовали у заведующей, но эта самая заведующая время от времени прибегала к нам в группу, звала то одну воспиталку, то другую, то снова первую. Думаю, что отец доходчиво им всем объяснил, что именно произошло. По итогу я стал для них всех врагом номер один. И даже зияющий фонарь под Ириным глазом не сильно освещал мой тернистый жизненный путь. После этого девочки таким уже не баловались и как-то потихоньку их дружба развалилась. Воспиталки с этого момента жадно акцентировали внимание на любом моем проступке и тут же сообщали матери. Общение наше с ними больше так и не сложилось, а я замкнулся в себе. Возможно, из меня получился бы очередной Чикатило или какой-нибудь Пичушкин, если бы не последующие события.
Тем же летом, как водится, родители увезли меня в деревню к деду — пить коровье молоко, есть колхозный горох и соседские арбузы с черешней. А ближе к лету забирать меня приехала снова же мать. И вот, одним из летних вечеров мы все собрались за большим столом на ужин. К деду в гости пришел Дед Митрошка. Признаться честно, я до сих пор теряюсь, кого именно из родственников принято называть кумом, но это был кум моего деда. То ли дед крестил Дед Митрошкиного сына, то ли наоборот, но не суть — он был кум и это главное. Меня посадили между двух этих дедов.
Если немного отвлечься, я очень любил деда. Не за то, что он сюсюкался со мной, а как раз наоборот — за то, что он был очень суровым. Как-то раз у одного из наших соседей вырвался на волю двухлетний бык. Где-то полдня этот бык давал проср@ться всей деревне (называли ее, почему-то, «Скаблинка», нашу деревню, хотя официальное название было иным). Так вот, полдня вся Скаблинка грациозно щемилась по углам от того быка, пока не проснулся дед, хряпнул водки и с помощью вил и силы русского мата не утихомирил того быка. Потом молча вернулся домой, поставил вилы, взял опрыскиватель и отправился поливать картоху матом и отравой от колорадского жука. Настолько суровый был дед. И наивысшим счастьем для меня были моменты, когда дед, скажем, давал мне возжи порулить телегой. Или, например, сажал меня на лошадь верхом, а сам шел рядом.
Деда Митрошку я тоже любил. Я за свою жизнь наловил, наверное, тону рыбы — и 999 килограммов из этой тоны благодаря Деду Митрошке. Он научил меня кидать спиннинг так, чтобы не «наматывать бороду», он показал мне самые рыбные места по секрету. Их, кстати, я так никому и не выдал. Он научил меня делать чудо-снасть для ловли рыбы под названием «резинка». Ловя на такую «резинку», можно было натягать ведро рыбы всего за пару часов. Что называется, успевай доставать. Однако было это гораздо позже описываемых мной событий.
Итак, за столом сидели моя мать, бабушка, мой дорогой дед, я и Дед Митрошка. Женщины молчали, а два гордых альфа-самца рассказывали присутствующим по очереди какие-то интересные истории из своего детства. Из всех рассказанных наиболее запоминающейся и приличной была такая. Интернетов тогда не было даже у самых зажиточных селян, поэтому люди развлекались как могли. К примеру, они отливали из коровьих каках и соломы так называемые «кизяки». Буквально — брали специальные формы, замешивали коровьи какахи, добавляли туда солому и угольную пыль по вкусу, потом сушили, складывая пирамидками, а зимой топили ими печку. Горели такие кизяки долго и жарко. И вот, наши герои — мой дед и Дед Митрошка решили разыграть соседей. Ночью они выложили сохнущие кизяки не так, как они были сложены изначально. Соседский дед это заметил, но не придал этому значения. Каждую ночь они перекладывали эти кизяки по-новому, пока у соседей не стало закрадываться подозрение, что они потихоньку сходят с ума. В конце концов они этими кизяками заложили окна и двери в соседской хате. И те продрыхли до обеда, т.к. думали, что все еще ночь. А когда дрыхнуть им надоело, соседи обнаружили, что их замуровали. Конечно же, грешили на какую-то бабку, о которой все думали, что она местная ведьма. Вроде бы даже дошло до драки. Короче, были наши герои знатные хохмачи.
Не знаю, на мой детский взгляд это была очень забавная история. Я рассмеялся больше обычного и решил вставить какие-то свои пять копеек, перебив деда. Деда Митрошку это, почему-то, сильно разозлило — ну вроде как ребенок перебил взрослого. Размахнувшись, он дал мне по лбу деревянной ложкой. И хотя больно не было, было довольно обидно, прежде всего — от раздавшегося характерного щелчка. Оглядевшись по сторонам, я заметил, что обидно было только мне, а все остальные сдерживали смех. Снова никто не хотел за меня вступаться. Я гордо не проронил ни слезы, хоть это было и нелегко, и через какое-то время вышел из-за стола. Душа требовала уединения. Я хотел спрятаться и слезно порефлексировать над сложившейся ситуацией, поэтому отправился в палисадник. Но буквально через минуту злоба и обида сменились гневом. Да как он посмел! Я ощупал лоб — назревала шишка. И я решил будь что будет, я ему отомщу. В палисаднике я отыскал какую-то палку. Пользуясь тем, что уже начало смеркаться, я подкрался к столу так, чтобы никто не заметил, что у меня в руках орудие ударно-дробящего действия. Решено! Я размахнулся и изо всех сил долбанул Деду Митрошке по хребту. И снова — оцепенение. Все молча и удивленно смотрели на меня. У Деда Митрошки изо рта вывалилась самокрутка.
— Ты шо, сдурел,— выпалил дед, вставая из-за стола.
— Если накажете — сожгу хату!,— вырвалось у меня изо рта.
Дед и окружающие впали в еще большее оцепенение. Видимо, я был настолько убедительным, что сомнений мои слова ни у кого не вызывали. Я, признаться, и сам был от себя немного в ах@е. Ведь если накажут — придется и правда поджигать хату, а я этого совсем не хотел. Сколько длился этот момент, я не знаю, казалось вечность.
И вдруг раздался хохот. Оба деда рассмеялись. Причем очень искренне и по-доброму.
— Твой унук,— сквозь слезы заключил Дед Митрошка, потирая свой многострадальный горб.
Весь этот вечер я сидел на закорках то у Деда Митрошки, то у своего деда. Время от времени они подбрасывали меня в небо, потом ловили, а ближе к ночи дед вывел коня, накинул седло и заставил меня ездить кругами, пока небо не стало кромешно черным, и я не увидел, какие же красивые звезды. С тех самых пор мне официально было разрешено пасти с дедом коров, ездить с ним за сеном, а Дед Митрошка стал брать меня на рыбалку. Думаю, что эта история во многом повлияла на то, что вместо того, чтобы стать вторыми Чикатило или Пичушкиным, я стал первым Озеранским. Уж не знаю, что хуже, не мне решать.
Мой дед был настоящим крестьянином. Сколько его помню, всегда работал на своей земле. Он был не очень-то образован. Но, вы удивитесь, благодаря ему я знаю, что вон та разваленная буква W в ночном небе называется Кассиопеей. И откуда дед об этом знал…
Рассказываю это и вспоминаю, как коллеги дернули за меня. Я смотрел на это и улыбался, вспоминая отца и деда. Где бы вы сейчас ни были, вы оба стали для меня примером честности и мужественности. Я помню их постоянно что-то мастерящими и одновременно матерящими. Но не злыми. «За вас»,— подумал я про себя.
И немедленно выпил…