Как Никодим революцию устраивал
Жил был ангел. Звали его Никодим. Много про него слухов ходило-то раньше. Это счас все подзабывать все стали. А раньше более славного ангела то и сыскать нельзя было. Отмечен многочисленными правительственными наградами, о как! Добра людям сделал - уйму. И для всех такой приветливый да добрый, что прям жуть берет. Одно слово ангел. Сострадания был полон, што твоя банка селедками. Бывалыча, смотрит с небушка-от, видит - бабка какая старая-старая мучается, небо коптит. Да не одна мучается, еще и родственники с нею. Ну туды ее в качель, по кумполу-то палицей ее пригреет и на небо. Всем хорошо. О как! Потом люди добрые энтот прием на заметку взяли. Словом умным обозвали. Ихтананзией, о как! Каки только слова ни удумают, чудаки!
Никодим-от сызмальства изобретателем числился. То понимаешь, изобретет нефть. Это значится, чтоб факела горели ярче, то, понимаешь, митиориты всякие. Это оружие такое супротив драконов. Метательное. Драконы ж страсть как мешали. Гадили только што твои голуби. Только размером с корову или поболе. Никакого сладу с ними не было. И вот бывалыча один такой "голубок" мог эдакой вот ковровой бомбардировкой унавозить немелкую губернию. Оно конечно, земле-то полезно, но вот людям никакого житью не было. И придумал тогда Никодим митиориты. Сначала мелкие придумал. Стал кидаться ими в драконов. Честно сказать, сначала баловство это было, но это межну нами. Вот глядит он, Никодим, значит, летит дракоша. И камешком ему тюк, и за облачко спрячетя. Дракон-от башкой туда-сюда - никого. Ну и летит себе дальше. Потом подрос Никодимушка-то и камешки подросли. Череп -то можт и не кажный раз пробивал, но шишек-синяков там всяких, наставил пакостникам не мало. Но вот совсем повзрослел Никодим, совсем, и упонял, что бремя для людей эти драконы непосильное. Они ж ведь зажрались совсем, таку тушу прокормить - шутка ли? А ведь еще мода среди драконов пошла людей жрать. Первым, по-моему, был какой-то заморский дракон, не упомню имени его то ли Варфаламей, то ли Порфирий. Но факт, что мода эта расползлась по всем драконьим поселениям. Мол, мы тож не провинция - девушек жрем тоже на завтрак.
И тогда задумал Никодим истребить драконье племя. И саданул здоровенной каменюкой по Земле-матушке. Это потом он сообразил, что маху-то дал, потому как вместе в драконами было изведено почти всё. Травы-муравы еще кое-как перебивались, а людишки-то только в Африке и остались. Нагоняй-то Никодим конечно получил, да только вместе с благодарностью людской за избавление от супостатов.
Потом он еще много всяких подвигов насовершал. Даж на Марс слетал. Но там обмишурился чуток. Надо сказать, история та получила продолжение. Война Миров грят была, хотя то дела не райские, могли и приврать чего. Грят мол Тарасовы потомки долгось наблюдали за Землей-матушкой. Наблюдали, так, наблюдали, а потом, вжик! И прилетели. В гости, так сказать, с инспекцией дружеской. Ходить им былось тяжко, потому привезли с собою треножники ходильные. А посколь холодно им былось, то и обогреватели портативные. Но некоторые несознательные элементы забили тревогу и марсиан радешных попытались в капусту, значит, покрошить. Что из этого получилось - сами знаете. Померли не выдержав нашего сурового климату. Ну как преставились они, спор был даже между Господом и Люцием, мол куда пойдут в рай или в ад. Каждый хотел таку диковинку заиметь. Даже Никодима звали, посколь творение егоное. Но марсиане отчего-то домой просились, и Господь с Люцием решили, мол, не себе и не людям, и общими усилиями вернули их на историческую родину. Правда там, на Марсе все равно Никодиму то в заслугу поставили, потому как почитали его там сильно.
Ну так вот. Никодима за тот неудачный марсианский случай с гвардии-то поперли. И устроился он учителем в школу. А надоть сказать, что учителя в Раю на вес, понимаешь, золота. Вот сколько учитель весит, столько золота ему на оклад и ложили. Елита, назывались. И незнамо кого в учителя не брали. Было их, чтоб не соврать, душ 50 на всю Райскую Империю и прилегающие Зарайские Трущобы. Потому и впахивали они до седьмого поту. Без праздников и выходных. Адская, короче, прости Господи, работенка. Зато оклад. Ну так вот. Значится, устроился Никодим в школу, детишек учить. Для началу-то его к несмышленышам приставили. Ну там пеленки где поменять, да сказку рассказать. На сказки-то каков мастак Никодим был, а? Как расскажет про жизнь свою гвардейскую, то про драконов каких, то про принцесс, так несмышленыши так и сидят ему в рот глядят. Ждут, когда жахнет огнем Никодим-от. А тот все не жахал. Но ждали, да.
Через годик, как освоился, Никодима перевели в классы постарше. Грамоте, да арифметике детей учить. Никодим-то поперву сам многие буквы не читал, хотя раньше в книжках видел. Да не мог бравый гвардеец опростоволоситься пред чадами своими сердешными. Засел он за науку. Детям на дом задает прочесть столько, а сам вечерами в два раза больше читает. Потому как вопросы многокаверзные, имеют ответ на следующей странице. Вроде и усилий немного, а польза великая. Все-то думают, что ты раза в два больше них знаешь. Стал даже очки носить, для сурьезности да солидности. Хламиду новую справил черного цвета и волосы стал подкрашивать под седину. Сказок боле не рассказывал, дабы не потерять ореол учености, который на барахолке ангельской приобрел втридорога у какого-то заезжего беса.
Дорос он наконец, до обучения старших классов. А там, мама родная, пресвятая Богородица! И тебе интрегальное счисление имен божьих, и анатомия существ эфирных… Жуть, короче. Одних богословских предметов о пятнадцати штук! Тут уж Никодим и физподготовку забросил. Цельный вечер с ночью темной за учебниками корпел. Столь всего повычитывал, что в голове его путаться все началось. То у него самый быстрый зверь черепаха, то косинус – полуостров на юге Азии. А студентам то и надо. Смеются над Никодимом, развлекаются. Но уважали его. Потому как огрехи всё ж не так часто встречались, как у других.
А Никодим тем временем уже до философии добрался. Начитался книжек умных, и понял, что все, амба. Умнее его никого быть не может, потому как если ангел, между прочим бессмертное существо, прочтет еще одну книжоночку прочтет, то лопнет его голова от переизбытка мозгов. Это ж только у тех, кто книжек не читает, мозг – это кость. А по мере чтения мозги разжижаются, да кипеть начинают. Тут главное не переборщить, а то будет горе от ума, как у Грибокурова. Он там ревизора, государева человека, съел, о как!
Ну так вот, дошел Никодим до той самой стадии дальше которой некуда. Чувствует, еще одна книжечка, одна строчечка и катурадж будет ему полный. Это ж тебе не на дракона ходить с медной головой. И что самое интересное, мысли в голове у Никодима рождаться стали. Отчего непонятно, не было ведь мыслей-то. Но то, что рождаться стали – факт. С другой стороны вот людей тож не было, не было, а потом, бац, вдруг откуда ни возьмись, появился, все, спасибо.
И были б мысли, там, ну про пожрать, там, про всякое такое, нет же. Все про устройство мира и про глобальные изменения. Видеть стал Никодим, что тут вот устроено плохо, а тут хорошо. И что надо бы сделать, чтоб там где плохо, стало лучше. И поскольку рассказывать ученикам своим боле было нечего, то рассказывал мысли всякие свои. Мол, хорошо бы вот тут так, а тут эдак.
Зело нравились эти речи ученикам, потому как учить ничо не надо дома. Кто ж мысли ангельские завтрашние прочтет? И время свободное опять таки есть. С ангелицами там гулять, да с бесами на деньги в кости резаться. Случай даж произошел такой. Ангел один из класса Никодимова у беса выиграл душу его. Ну у беса какая ж душа? Нету ж, правильно? Бес позвал товарищей своих и грит, мол, так и так, души у меня нет, так что иди по добру по здорову. Но то уперся и ни в какую. Подай, мол, душу бесовскую, которую проиграл. Даж суд созвал по этому енциденту. Дел-то конечно неслыханное еще более, чем душа бесовская. Ну вернули ему ставочку его – шапочку рваную, да по шеям надавали, дабы не играл более с бесами. Давеча слыхал я про него, совсем опустился. Хламиду свою заложил и лиру райскую, совсем на беса мелкого похож стал. Ну да не о том речь.
Никодим-то продолжал деятельность свою просветительскую. Маркса декламировал студентам, Энгельса. Стал критиковать Райское устройство. Тиран, грит, Господь. Сатрап и иксплорер трудового народа. Секс, мол, запретил, то запретил, се запретил. Никакой понимаешь свободы нету. Брат уж брату не равен, а все люди, мол, братья в двенадцатом колене. А в тринадцатом вообще один человек, мол. Адам, о как! Я уж не говорю про четырнадцатое, в котором еще хвосты не поотпадывали. Даешь, грит свободу, равенство и братство. Потом как-то использовал ентот лозунх егоный ученик. Ро-Без-Перьев его звали. Во Хранции и применил. Народу погубил без счету, ну да не будем вперед бежать.
Так вот, грит Никодим, мол, Свободу мне, Равенство и Братство! И все за ним, мол и мне Свободу! А то понимаешь узурпировали девку совсем, поставили с факелом понимаешь посередь Моря-Окияна, за провинности неведомые. Тогда и придумал Никодим дерьмократию. Грит вот хочу я Свободу, к примеру. Вот ты хочешь Свободу? Ато нет? Кто ж ее не хочет? Деваха-то справная. Хочу, грю, конечно. Вот, грит Никодим, ты хочешь, я хочу, он хочет. Это и есть дерьмократия, а кто не хочет, тому пехотинцев морских авиасносец, чтоб ее установить. Зачем ему грят с носец? Уж если пехотинцев, то бравых, метра под два.
Долго ли коротко ли разговоры такие шли, но запаленные Никодимовыми словами школяры требовать начали от Никодима решительных действий по свержению Господа-Узурпатора Сатрапа Райского и прилегающих к нему Трущоб Тирана. Приходит значит как-то Ро-Без-Перьев к Никодиму с челобитной и грит, мол, так и так, Никодим Батькович. Надо бы к действиям решительным переходить. Мол, почитали мы книжек умных, скинулись тебе миром на броневичок с кепкой, веди же нас скорей Буденный в бой, мол, потому как первому всегда по шапке попадает, а потом его в мавзолей ложут. А что ж делать-то, спрашивает у него Никодим. Я ж знаю только как построить, а как разрушить не обучен. А ты, грит ему этот безперый, захвати телефон, Телеграфа, мосты всякие, раздай фабрики крестьянам, а земли рабочим, тут-то господь и сдастся.
Сказано сделано. У ангелов то слова с делом не больно расходится. Если сказал «Счас вмажу», так почитай вмажет раньше, чем договорит. Сел Никодим на броневичок, укрылся кепкой, и стал захватывать телефон. Захватывал он его захватывал, но смог. Захватил таки, наловчился. То ж самое и с Телеграфом сделал. Правда с этим повозиться пришлось, недаром его Дальним графом звали. Почти бензин кончился в броневичке.
И вот, значится уже и заводы раздали и земли. Кто был, понимаешь, никем, рабочим да крестьянином, тот стал всем. То есть крестьянином да рабочим. И такой кавардак получился, что ни Господь, ни Никодим, Ни Ро-Без-Перьев уже разобраться ни в чем не могут. Вроде вот тебе крестьянин, глядь, а он уже и рабочий. Вроде к нему как к рабочему, а он, бац, и уже снова крестьянин!
Про Свободу уж и не вспоминали. Так она до сих пор и стоит посередь Моря-Окияна, рядом с островом Буяном. Но, в общем и целом, ей в этой истории больше всех повезло.
Короче говоря, устал и господь и Никодим от ентой катавасии. Сели на завалинке и трубку семиноловскую курят. А Ро-Без-Перьев-то развлекается как может, то один указ от имени Никодимовского, то другой от Господнего учудит. То налог введет подоходный, то квоты повысит. Рынок грит. Смотрят на это дело Никодим с Господом и понимают в чем корень бед-то всех. Переглянулись меж собой тихонько, на цыпках зашли за спину к Ро и повязали. Повязав, ему все волосья повыдергивали и с неба скинули.
Приземлился Ро во Хранции, ввел моду на парики, чтоб лысину свою прикрыть да и устроил революцию еще раз. Посколь ни Никодима, ни Господа рядом-то не было, то и остановить его было некому. Как уже говорилось, народу погубил – тьму. Да сам пал жертвой ентой самой революции.
А Господь с Никодимом долго еще на небе порядок наводили, но навели все ж. Теперича у нас дерьмократии нет, спаси и сохрани. Теперича у нас пресвятая тирания в Раю. И никто не жалуется. Да и попробуй пожаловаться, если завсегда наготове пехотинцев морских авиасносец?
Катилось три яблока. Одно мне, второе Хфедору, а третье тому, кто сказку сказывал. А кто слушал, тот молодец. Только без яблок.