Гейша. Искусство общения
А также я знал, что существуют гейши. Гейш я не видел. И
Сомов их не видел. Тэракура видел их когда-то, но по своей молодости и бедности не удостоился...
Однажды в универмаге он показал мне гейшу. Она покупала перец. Белое, загримированное белилами лицо ее было как маска мима, все в нем было нарисовано и неподвижно, но ничего клоунского, ничего смешного. Это была маска красоты и женственности.
Я застыл, неприлично жадно разглядывая ее замысловатую прическу, синих птиц на рукавах кимоно, ее наряд, продуманный сотнями лет. Веки ее дрогнули, на мгновение из-за укрепления, из этих сложных декораций взглянула на меня девчонка, самая обычная, веселая, кокетливая девчонка... Вот и все, что я увидел.
Я знал, что меня прежде всего спросят о гейшах. Славка, тот мне проходу не даст, если я скажу, что не общался с гейшами.
Рикши, гейши, кимоно и самураи — вот его набор. И еще икебана. Но икебану он переживет, кимоно он видел, самураи исчезли, тут я ни при чем, нет самураев, кончились, а вот рикши и гейши
— это предметы, так сказать, первой необходимости для моего
отчета.
Я уже приготовил конспект — гейш в Японии осталось немного, рикш тоже, рикши существуют главным образом для гейш, которые на них ездят, а рикши ездят на автомобилях, они неплохо зарабатывают и имеют свои машины. Гейши тоже хорошо зарабатывают, гейши, они совсем не то, что некоторые о них думают. Гейши, они совсем не для того, а для того, чтобы вести вечер, поддерживать беседу, приятную обстановку.
«Вот ты, альпинист и библиофил, — скажу я, — ты бы не смог быть гейшей в силу своей примитивности, мелкого остроумия и сексуальной озабоченности».
Как-то придется выходить из положения.
Откровенно говоря, сам факт пребывания в Японии давал
возможность придумывать любые ситуации. Наличие некоторой
фантазии плюс знакомство с литературой, плюс та гейша из уни-
вермага — и я мог бы выдать милую историю о вечере, проведен-
ном с гейшей. Случайное знакомство, вечер в чайном домике
(чайную церемонию я видел, так что описать ее можно во всех
деталях), песни, танцы (это из кинофильма), разговор по душам
(придется поднатужиться за двоих) и концовка неожиданная —
например, за окном студенческая демонстрация, религиозное ше-
ствие, нападение полиции, летят камни, слезоточивый газ, я спа-
саю... Пожалуй, лучше не спасать и вообще не зарываться, а обо-
рвать рассказ и замолчать, тихонько вздохнув.
Уличить меня невозможно, да и зачем, важно, чтобы исто-
рия была интересной».
Молва о японских гейшах идет по всему свету. Но как
узнать о них побольше, если далеко не каждый мог попасть в их
обитель. А пока все контакты журналиста с гейшами ограничи-
вались тем, что, прогуливаясь по Гиндзе (улице, на которой рас-
полагалось их заведение), он не раз наблюдал сцены прощания по-
сетителей и гейш. Вот как он описал одну из них:
«Дверь распахнулась от удара ногой. На улицу, покачиваясь,
вышел японец, длиннорукий, маленький, грудь колесом, надутый,
как краб. Две красотки в кимоно бережно поддерживали его. Бла-
женство, довольство собой и всем миром плавало в пьяно-туман-
ных чертах его лица... Одна из девиц, мелко и быстро ступая, по-
бежала навстречу такси. Машина остановилась. Девицы приня-
лись усаживать своего кавалера. Они прощались долго и нежно,
как будто расставались на веки вечные. Радость, печаль, любовь и
тоска сменялись как пируэты в старинном танце.
Один за другим выходили подвыпившие мужчины, сопро-
вождаемые нарядными заботливыми женщинами, и происходила
та же трогательная церемония. Таксомоторы плотно заполнили
тесную щель, где не было тротуаров, и машины ползли впритир-
ку, чуть ли не извиваясь, а между подъездами и нишами, прижимаясь к стенам, скользили гибкие фигурки в кимоно, раздавался
смех и слова прощания, последние объятия и поцелуи. Улочки,
переулки, еще более тесные, еще ярче освещенные и совсем
узенькие, где и пешеходам трудно разминуться, — повсюду я ви-
дел те же сцены.
Мужчины, не пьяные, а хмельные, находились в том пре-
красном состоянии, когда от них несет не вином, а восторгом;
женщины излучали любовь и преданность, в бесчисленных вари-
ациях разыгрывали они короткие представления — прощание
влюбленных.
Участвовали трое, четверо, иногда целая компания —
несколько мужчин, несколько женщин и очень редко — двое: он и
она. Поэтому расставание шло в хорошем темпе, без пауз и тра-
гизма. Такси трогалось, женщины махали вслед, посылали воз-
душные поцелуи, и таинственная дверь закрывалась за ними.
Маленькие эти пьески можно было видеть в промежутке с
одиннадцати до полдвенадцатого, до двенадцати. Затем все пре-
кращалось. Улочки по-прежнему пылали огнями. Толпа не убыва-
ла, но она сменялась резко. Начиналась ночная жизнь, грубая,
откровенная. Бродили пьяные, какие-то безукоризненно одетые
господа шепотом на всех языках предлагали свои услуги, предла-
гали адреса и наборы открыток, скромно прогуливались прости-
тутки, околачивались иностранные моряки, компании местных
хиппи, на дымных жаровнях шипел картофель, креветки, работа-
ли ночные клубы, кабаре, — все покупалось и продавалось, как
положено злачным кварталам ночных столиц».
Сцены прощания повторялись изо дня в день в различных
вариациях. Но чем дольше Глеб наблюдал за этими прощаниями,
тем тверже становилось его убеждение, что он смотрит деше-
вый спектакль. Прощания происходили ненатурально, кукольно,
наигранно.
Почему никто не замечает этого? — удивлялся журна-
лист. Ведь скрытый обман невозможно не заметить, точно так
же, как невозможно не заметить разницы между расставанием
искренне любящих друг друга людей и жалкой пародией, сыгран-
ной на сцене захудалого театра неумелыми актерами. Чувство
фальши не покидало Глеба ни на минуту. Он улавливал ее во всем.
Внутренне он был готов окончательно убедить самого
себя в своем негативном отношении к происходящему, но все же
что-то не давало ему этого сделать.
Чтобы поставить точку в своих суждениях, необходимо
было посмотреть на этот спектакль от начала и до конца.
Необходимо было узнать, что же все-таки происходило там, за
этими дверьми?
Однажды Глеб решил выяснить, что там... В дверях его
встретила пожилая женщина в кимоно и поинтересовалась при-
чиной его визита. Глеб уверил ее в том, что хочет всего лишь
удовлетворить свое любопытство. Женщина осведомилась о на-
личии общих знакомых, которых, естественно, не оказалось, лю-
безно порекомендовала ему ближайшие увеселительные заведе-
ния и выпроводила на улицу. Так что журналисту ничего не оста-
валось, как уйти ни с чем.
Какие чувства испытывает человек, которого выстав-
ляют за дверь, пусть даже и вежливо? Обиду, разочарование,
даже гнев, не говоря уже о чувстве досады и унижения, которые
переполняют все его существо.
Поэтому у Глеба росла и набирала силу уверенность в том,
что «при ближайшем рассмотрении там окажется нечто пошлое,
банальное развлечение, кабаре с приправами, нечто вроде «Ноч-
ного Нью-Йорка», что обосновался под мостом. Простейшее заве-
дение, где у входа продает билеты кассирша с обнаженными гру-
дями, а дальше в синем полумраке хозяйничают полуголые девоч-
ки, и на стене лампочки изображают контуры небоскребов. Здесь
подешевле, там подороже, вот и вся разница».
И все же встреча с гейшами произошла. Случилось это
благодаря одному пожилому японцу (господину О.), с помощью
которого журналист смог попасть в заветный ресторан.
Но Глеб уже жаждал мести. Он хотел разоблачить всех.
Он хотел доказать себе и им, что все это — дешевка, ловушка
для простачков.
Предубеждение — вещь довольно распространенная как в
обычном мире, так и в мире бизнеса.
Ох, как нелегко переубедить покупателя, который заранее
считает тебя своим врагом и грабителем!
Ох, как трудно влюбить в себя человека, заранее считаю-
щего тебя дешевой продажной девкой!
Справится ли с этой задачей гейша? Узнаем дальше.
«На площадке лестницы, застланной красным ковром, нас
встретила пожилая японка в кимоно. Она несколько раз покло-
нилась, и мы тоже поклонились, прижав руки к бокам. Она сдела-
ла вид, что не узнала меня. А может, и впрямь не узнала. Может
быть, все европейцы были для нее на одно лицо, так же как и для
меня в первые дни приезда — все японцы. Кроме парадных улы-
бок она отдельно улыбнулась О., и он ласково похлопал ее по
плечу.
Довольно большой зал был разгорожен ширмочками, каж-
дый столик существовал отдельно и вместе со всеми. Мама-сан
провела нас мимо оркестра к свободному столику. Перед нами
сразу появился миндаль, бутылка вина, вода. Мама-сан что-то го-
ворила О., он отвергающе мотал головой, а потом улыбнулся и
кивнул.
Сомов полагал, что мы пришли в обычный ресторан, он ни
о чем не подозревал.
Через несколько минут к нам подошла девушка. Она обра-
довалась, увидев господина О.
— Познакомьтесь, — сказал он. — Это Юкия.
Миленькая, курносая, ростом чуть выше обычного, в кимо-
но, расшитом голубовато-зелеными цветами, она привлекала, по-
жалуй, лишь живостью подвижного, быстроглазого лица.
«Ну-ну, посмотрим, что у тебя получится», — подумал я,
вспоминая церемонию прощания, счастливые лица японцев. Я
был полон недоверия. Мне мешало то, что я знал результат, за-
ключительную сцену.
Когда пришло время уходить, оказалось, что мы просидели
часа два, а то и больше, но тогда они промелькнули мгновенно;
это позже, размышляя, что же было, я припоминал множество
всякой всячины, и было странно, когда это мы все успели.
Наверное, можно написать большую повесть, даже роман
про эти два часа. В нем почти не будет диалогов. Потому что я не
говорил по-японски, а Юкия довольно плохо говорила по-англий-
ски. Сомов еще кое-как понимал ее. О.-сан кое-что переводил, но,
в сущности, мы в этом и не очень нуждались. Особенно я.
Казалось, я понимаю каждое ее слово, такая у нее была вы-
разительная мимика. Кроме того, мы танцевали, пели песни.
Юкия учила нас японским песням, мы ее — русским. Затем она
показывала нам фокусы. Затем мы играли в смешную игру с мо-
нетой, которая лежала на бумаге
Сомов их не видел. Тэракура видел их когда-то, но по своей молодости и бедности не удостоился...
Однажды в универмаге он показал мне гейшу. Она покупала перец. Белое, загримированное белилами лицо ее было как маска мима, все в нем было нарисовано и неподвижно, но ничего клоунского, ничего смешного. Это была маска красоты и женственности.
Я застыл, неприлично жадно разглядывая ее замысловатую прическу, синих птиц на рукавах кимоно, ее наряд, продуманный сотнями лет. Веки ее дрогнули, на мгновение из-за укрепления, из этих сложных декораций взглянула на меня девчонка, самая обычная, веселая, кокетливая девчонка... Вот и все, что я увидел.
Я знал, что меня прежде всего спросят о гейшах. Славка, тот мне проходу не даст, если я скажу, что не общался с гейшами.
Рикши, гейши, кимоно и самураи — вот его набор. И еще икебана. Но икебану он переживет, кимоно он видел, самураи исчезли, тут я ни при чем, нет самураев, кончились, а вот рикши и гейши
— это предметы, так сказать, первой необходимости для моего
отчета.
Я уже приготовил конспект — гейш в Японии осталось немного, рикш тоже, рикши существуют главным образом для гейш, которые на них ездят, а рикши ездят на автомобилях, они неплохо зарабатывают и имеют свои машины. Гейши тоже хорошо зарабатывают, гейши, они совсем не то, что некоторые о них думают. Гейши, они совсем не для того, а для того, чтобы вести вечер, поддерживать беседу, приятную обстановку.
«Вот ты, альпинист и библиофил, — скажу я, — ты бы не смог быть гейшей в силу своей примитивности, мелкого остроумия и сексуальной озабоченности».
Как-то придется выходить из положения.
Откровенно говоря, сам факт пребывания в Японии давал
возможность придумывать любые ситуации. Наличие некоторой
фантазии плюс знакомство с литературой, плюс та гейша из уни-
вермага — и я мог бы выдать милую историю о вечере, проведен-
ном с гейшей. Случайное знакомство, вечер в чайном домике
(чайную церемонию я видел, так что описать ее можно во всех
деталях), песни, танцы (это из кинофильма), разговор по душам
(придется поднатужиться за двоих) и концовка неожиданная —
например, за окном студенческая демонстрация, религиозное ше-
ствие, нападение полиции, летят камни, слезоточивый газ, я спа-
саю... Пожалуй, лучше не спасать и вообще не зарываться, а обо-
рвать рассказ и замолчать, тихонько вздохнув.
Уличить меня невозможно, да и зачем, важно, чтобы исто-
рия была интересной».
Молва о японских гейшах идет по всему свету. Но как
узнать о них побольше, если далеко не каждый мог попасть в их
обитель. А пока все контакты журналиста с гейшами ограничи-
вались тем, что, прогуливаясь по Гиндзе (улице, на которой рас-
полагалось их заведение), он не раз наблюдал сцены прощания по-
сетителей и гейш. Вот как он описал одну из них:
«Дверь распахнулась от удара ногой. На улицу, покачиваясь,
вышел японец, длиннорукий, маленький, грудь колесом, надутый,
как краб. Две красотки в кимоно бережно поддерживали его. Бла-
женство, довольство собой и всем миром плавало в пьяно-туман-
ных чертах его лица... Одна из девиц, мелко и быстро ступая, по-
бежала навстречу такси. Машина остановилась. Девицы приня-
лись усаживать своего кавалера. Они прощались долго и нежно,
как будто расставались на веки вечные. Радость, печаль, любовь и
тоска сменялись как пируэты в старинном танце.
Один за другим выходили подвыпившие мужчины, сопро-
вождаемые нарядными заботливыми женщинами, и происходила
та же трогательная церемония. Таксомоторы плотно заполнили
тесную щель, где не было тротуаров, и машины ползли впритир-
ку, чуть ли не извиваясь, а между подъездами и нишами, прижимаясь к стенам, скользили гибкие фигурки в кимоно, раздавался
смех и слова прощания, последние объятия и поцелуи. Улочки,
переулки, еще более тесные, еще ярче освещенные и совсем
узенькие, где и пешеходам трудно разминуться, — повсюду я ви-
дел те же сцены.
Мужчины, не пьяные, а хмельные, находились в том пре-
красном состоянии, когда от них несет не вином, а восторгом;
женщины излучали любовь и преданность, в бесчисленных вари-
ациях разыгрывали они короткие представления — прощание
влюбленных.
Участвовали трое, четверо, иногда целая компания —
несколько мужчин, несколько женщин и очень редко — двое: он и
она. Поэтому расставание шло в хорошем темпе, без пауз и тра-
гизма. Такси трогалось, женщины махали вслед, посылали воз-
душные поцелуи, и таинственная дверь закрывалась за ними.
Маленькие эти пьески можно было видеть в промежутке с
одиннадцати до полдвенадцатого, до двенадцати. Затем все пре-
кращалось. Улочки по-прежнему пылали огнями. Толпа не убыва-
ла, но она сменялась резко. Начиналась ночная жизнь, грубая,
откровенная. Бродили пьяные, какие-то безукоризненно одетые
господа шепотом на всех языках предлагали свои услуги, предла-
гали адреса и наборы открыток, скромно прогуливались прости-
тутки, околачивались иностранные моряки, компании местных
хиппи, на дымных жаровнях шипел картофель, креветки, работа-
ли ночные клубы, кабаре, — все покупалось и продавалось, как
положено злачным кварталам ночных столиц».
Сцены прощания повторялись изо дня в день в различных
вариациях. Но чем дольше Глеб наблюдал за этими прощаниями,
тем тверже становилось его убеждение, что он смотрит деше-
вый спектакль. Прощания происходили ненатурально, кукольно,
наигранно.
Почему никто не замечает этого? — удивлялся журна-
лист. Ведь скрытый обман невозможно не заметить, точно так
же, как невозможно не заметить разницы между расставанием
искренне любящих друг друга людей и жалкой пародией, сыгран-
ной на сцене захудалого театра неумелыми актерами. Чувство
фальши не покидало Глеба ни на минуту. Он улавливал ее во всем.
Внутренне он был готов окончательно убедить самого
себя в своем негативном отношении к происходящему, но все же
что-то не давало ему этого сделать.
Чтобы поставить точку в своих суждениях, необходимо
было посмотреть на этот спектакль от начала и до конца.
Необходимо было узнать, что же все-таки происходило там, за
этими дверьми?
Однажды Глеб решил выяснить, что там... В дверях его
встретила пожилая женщина в кимоно и поинтересовалась при-
чиной его визита. Глеб уверил ее в том, что хочет всего лишь
удовлетворить свое любопытство. Женщина осведомилась о на-
личии общих знакомых, которых, естественно, не оказалось, лю-
безно порекомендовала ему ближайшие увеселительные заведе-
ния и выпроводила на улицу. Так что журналисту ничего не оста-
валось, как уйти ни с чем.
Какие чувства испытывает человек, которого выстав-
ляют за дверь, пусть даже и вежливо? Обиду, разочарование,
даже гнев, не говоря уже о чувстве досады и унижения, которые
переполняют все его существо.
Поэтому у Глеба росла и набирала силу уверенность в том,
что «при ближайшем рассмотрении там окажется нечто пошлое,
банальное развлечение, кабаре с приправами, нечто вроде «Ноч-
ного Нью-Йорка», что обосновался под мостом. Простейшее заве-
дение, где у входа продает билеты кассирша с обнаженными гру-
дями, а дальше в синем полумраке хозяйничают полуголые девоч-
ки, и на стене лампочки изображают контуры небоскребов. Здесь
подешевле, там подороже, вот и вся разница».
И все же встреча с гейшами произошла. Случилось это
благодаря одному пожилому японцу (господину О.), с помощью
которого журналист смог попасть в заветный ресторан.
Но Глеб уже жаждал мести. Он хотел разоблачить всех.
Он хотел доказать себе и им, что все это — дешевка, ловушка
для простачков.
Предубеждение — вещь довольно распространенная как в
обычном мире, так и в мире бизнеса.
Ох, как нелегко переубедить покупателя, который заранее
считает тебя своим врагом и грабителем!
Ох, как трудно влюбить в себя человека, заранее считаю-
щего тебя дешевой продажной девкой!
Справится ли с этой задачей гейша? Узнаем дальше.
«На площадке лестницы, застланной красным ковром, нас
встретила пожилая японка в кимоно. Она несколько раз покло-
нилась, и мы тоже поклонились, прижав руки к бокам. Она сдела-
ла вид, что не узнала меня. А может, и впрямь не узнала. Может
быть, все европейцы были для нее на одно лицо, так же как и для
меня в первые дни приезда — все японцы. Кроме парадных улы-
бок она отдельно улыбнулась О., и он ласково похлопал ее по
плечу.
Довольно большой зал был разгорожен ширмочками, каж-
дый столик существовал отдельно и вместе со всеми. Мама-сан
провела нас мимо оркестра к свободному столику. Перед нами
сразу появился миндаль, бутылка вина, вода. Мама-сан что-то го-
ворила О., он отвергающе мотал головой, а потом улыбнулся и
кивнул.
Сомов полагал, что мы пришли в обычный ресторан, он ни
о чем не подозревал.
Через несколько минут к нам подошла девушка. Она обра-
довалась, увидев господина О.
— Познакомьтесь, — сказал он. — Это Юкия.
Миленькая, курносая, ростом чуть выше обычного, в кимо-
но, расшитом голубовато-зелеными цветами, она привлекала, по-
жалуй, лишь живостью подвижного, быстроглазого лица.
«Ну-ну, посмотрим, что у тебя получится», — подумал я,
вспоминая церемонию прощания, счастливые лица японцев. Я
был полон недоверия. Мне мешало то, что я знал результат, за-
ключительную сцену.
Когда пришло время уходить, оказалось, что мы просидели
часа два, а то и больше, но тогда они промелькнули мгновенно;
это позже, размышляя, что же было, я припоминал множество
всякой всячины, и было странно, когда это мы все успели.
Наверное, можно написать большую повесть, даже роман
про эти два часа. В нем почти не будет диалогов. Потому что я не
говорил по-японски, а Юкия довольно плохо говорила по-англий-
ски. Сомов еще кое-как понимал ее. О.-сан кое-что переводил, но,
в сущности, мы в этом и не очень нуждались. Особенно я.
Казалось, я понимаю каждое ее слово, такая у нее была вы-
разительная мимика. Кроме того, мы танцевали, пели песни.
Юкия учила нас японским песням, мы ее — русским. Затем она
показывала нам фокусы. Затем мы играли в смешную игру с мо-
нетой, которая лежала на бумаге