Фольклор.Ч.6
Глава шестая : Игра на нервах.
Отужинали знатно, по несколько блюд. В глубокие тарелки нагрузили нам по двойному гарниру, кто что выбрал из меню (два вида каши, макароны), гуляш с подливкой, сверху четыре котлеты горой, салатик из прошлогодней квашеной капусты с луком, огурчики сморщенные бочковые, по два компота из сухофруктов.
Пачку чая купили «Индийского», большую. Все спустили заработанное на споре, как настоящие гусары погуляли.
Чай пить домой вернулись, заварили покрепче. Хлебаем, чтобы рассеять одурь сытую, истому после ужина. Сытое довольство наваливается, убаюкивает, расслабляет. Мысли появляются глупые – поваляться на диване, погрезить о чем приятном, забыться.
Нельзя!
Самое «наше» время начинается. В сумерках, кромешной темноте ночи может случиться что угодно. По недосмотру, недопониманию, от испуга глупого, усталости, неправильных решений торопливых.
Ночью «ухудшаются» стабильные больные, болезни так и лезут, покрасоваться. В нашем подсознании просыпаются самые древние инстинкты, страхи, реакции, беспокойство непонятное. Тьма наступает, подкрадывается, накрывает всех, кто послабее нервами. Готовыми надо быть ко всему. Засветить, если кому приспичит, поярче.
- Тосик украдкой читает про бензонасосы. Коля достает заначку, доливает спирт в освободившиеся емкости шприцем Жанне, чтобы не капнуть мимо.
– Транжира, реками льешь самое дорогое! – Шипит сокрушаясь, осуждающе поглядывая на меня.
– Коля! Я ж, для женщин всё! Машет обреченно рукой.
– Сороковая. - Раздается мягким женским голосом. Раечка сменила Левитана, чтобы отдохнул, пока затишье, с Жужей вдвоем правят. Если что, его безжалостно сгонят с топчана руководить полетами.
Быстро решать, кого, куда госпитализировать, сколько бригад посылать на ЧП. Командовать обороной так обдуманно Левитан умеет лучше всех.
Пошли.
Жужа сбивчиво объясняет: - В студенческую больницу просят, но не ту, что на Карла Маркса во дворах, а ту, что на Лоцманском холме. Статус у них астматический.
Для Жужи эта должность не в радость – ответственность огромная, решать за всех, даже Левитану приказывать. Больше десятка лет работала врачом линейной бригады, бурной деятельностью занималась, организовывая «возмущенную общественность», чтобы выдали халат новый, или ведро.
Город, руководящие приказы знала плохо. Принятия решений старательно избегала, регулярно вызывая «на себя» специальные бригады. Теперь посылает, зная точно, что справиться должны, выкрутятся запросто, не зря проценты получают. Умеет требовать, просить, взывать, умолять.
Повысили, чтобы за интересы администрации пеклась на должности руководящей. Тяготила ее эта работа, угнетала необходимостью решений, страх ошибки топором висит над головой всегда. Высота занятого положения не позволяет отказаться, приходится со страхами бороться горлом. В люди выбилась.
Протягивает на ладошке лодочкой листочек, бровки приподняв, как побирушка.
- Сесилия Львовна, мы сгоняем, конечно, по вашему распоряжению. Но позволю вам напомнить: не больничка это. Санаторий от студенческой больницы. Зимой там студентов-доходяг откармливают, реабилитируют после ангин и ревматизмов, пневмоний. Летом в этих же палатах оздоравливаются представители науки, кому путевок профсоюзных получше не досталось. Самые скромные, негорластые отдыхают. Сад, вид на Днепр там замечательные. Даже триппер банальный в этих местах считается заболеванием тяжелым, угрожающим крушением всей жизни. Астматиков там не бывало отродясь, знают они, у кого лечиться. Что-то там не так!
– Едьте быстрее! Задыхается там! Доктор! – Сглатывает нервно Жужа.
– Ах, доктор задыхается?! - Изумляюсь. – Тогда мы полетели!
- Звонила, доктор! Уточняет Жужа.
-Да понял я! Вы с санаторным доктором, запыхавшись, пришли к выводу, что статус у вас. Так бы сразу сказали, что кто-то шумно дышит, не дает заснуть. Пугаете статусом меня, а только покушал! Сказали бы, как люди простые говорят – задыхается, я бы сразу понял.
Беру бумажку, быстро удаляюсь, не хлопаю дверями, прикрываю аккуратно.
- Два часа уже сидите, бездельники! – Повизгивает вдогонку Жужа, разобидевшись. Работать мы должны постоянно, но и «на шухере стоять» в готовности, чтобы выехать на ЧП. Неразрешимая административная дилемма.
Прыгаю в машину.
– Ну, что там? - Встречают вопросом.
– В санатории на Лоцманке задыхается. Не то доктор, не то отдыхающий.
Славка кивнул, знает, куда едем, выруливает.
– Будем всю ночь лечить испуги Жужины. – Прогнозирую, выдохнув шумно. –
Клюнет же ее «жареный петух»! – Вещует Колька.
– Клюнет обязательно, Коля. Больно клюнет, но не сразу. Она после этого будет пугаться еще больше. Нажми, Слава, там может быть, что угодно. От пуговицы в носу у доктора, до тромбоза легочной, место заповедное. Дорога пустая, полетели без сирены!
– Подгоняю.
Быстро домчали. С шорохом резины, взвизгнув тормозами, останавливаемся у крыльца центрального входа.
- Что берем с собой? – Тосик пытается себе жизнь облегчить.
– Меня! Ящик с лекарствами, шприцами, растворов пару бутылок разных, кибениматограф возьми на всякий случай. – Пытаюсь предвосхитить, угадать, что может понадобиться.
- Чего?! – Не понял Тосик, незнакомое оборудование. – Да, кардиограф возьми!
Недоучка! – Орет возмущенный Колька. - За всем остальным сбегаешь, если понадобится! Вылезай быстрее, доктора нести! - Продолжает морочить.
Славка, не получивший едких замечаний за езду, смеется радостно, громко. Вылезаем с шумом.
– На выезд развернись, пока мы будем консультировать. Протяни вперед! Встал, не обойдешь! – Завелся Колька, Слава сделал серьезное лицо.
Обходим машину, нас уже встречают группой из трех в белом. Стоят на верхней площадке крыльца, «свиньей» построились. Быстрым взглядом окидываю группу с предводительницей, понимаю, что консультация будет сложной.
Доктор выдающийся нас вызвала, сразу видно. Высокая, стройная. Колпак на голове обелиском громоздится, сантиметров тридцать, с крылышками, прикреплен парой «невидимок» к уложенным аккуратно блестящим, темным волосам под лаком.
Такие колпаки носят только шефы в ресторанах, заведующие мясными отделами больших гастрономов, шьют на заказ. Лицо красивое, подчеркнуто вечерним макияжем, как для сцены.
Красота обезображена брезгливой, недовольной, озлобленной гримасой возмущения. Брови сдвинуты, выразительные глаза блестят молниями гнева. Губы, напомаженные алым, искривлены, будто харкнуть собирается, не плюнуть.
На халате, сидящем по фигурке, ни складочки, швы поблескивают, старательно отглажен, накрахмален. Длина подчеркивает стройные ножки в чулочках без морщинок (в такую-то жару!), обуты в черные модельные лодочки на высоком каблуке.
Постукивает носочком нетерпеливо, топнуть хочет. Левой!
Женщина-мечта! Для поэтов, художников, артистов, жаждущих страстей. За спиной предводительницы переминаются, не зная, куда пошлют, пара испуганных немолодых медсестер. Поглядывают на нее тревожно, на нас с надеждой.
Оставили пыхтящего на соседей по палате.
Здороваюсь с легким наклоном головы, голосом ласковым, из самой глубины души, протягиваю руку раскрытой ладонью вверх, чтобы приглашение услышать, больному быстрее помочь.
- Добрейшего вам вечера, милая, уважаемая коллега! Медсестричкам доброго всего!
- Я вам не милая! – Возмущенно.
– Кто из вас тут врач?! – Презрительно, высокомерным обжигает взглядом, с Тосиком ей все понятно – парнишка нагружен, как ишак. У нас руки пустые, в карманах замызганных халатов.
- Очень жаль!
- Соображаю, что я уже где-то читал аналогичный диалог, но там хоть «Нарзану» просили. Оглядываю грустно Колю, он – с сочувствием – меня. Николай на голову выше ростом, лоб высокий, нос выдающийся, стройный блондин – типичный доктор. Но халат с оборванным карманом, пятно подозрительное на животе. Моему халатику тоже срок подходит, но не драный, хоть. Оба выглядим после дневных приключений, дезинсекции, совсем не по-докторски. Жалкие одежки у обоих.
- Ты будешь! - Тычет пальцем в грудь. Вздыхаю обреченно, достаю из кармана «трубу», вешаю на шею.
– Я доктор! – Выпячиваю грудь, демонстрируя регалию фонендоскопа, начинаю дымиться от испепеляющего взгляда.
- Носилки взяли, бегом за мной! – Топает, таки ножкой, разворачивается на каблучке, сестрички двери распахнули. Понеслась, гремя крахмальным мундиром.
– Щас! – Срывается Коля!
– Заткнись, Николай! Она вот-вот зажжет! – Шиплю змеем.
– Пошли быстро. Никто ни слова! Все знали хорошо, как выглядит «свеча» психо-моторного возбуждения. Не сообразил Николай сразу, не учуял напряжения сжатой донельзя пружины, готовой распрямиться, сорвавшись от дуновения ветерка. Тосик заметил, молодец, глаза опустил скромно, фигуры рисовал ботинком, делал пару шагов в сторону и навстречу незаметно, чтобы оказаться за спиной у нападающего. Придется мне поработать громоотводом.
Отстав шагов на пять, догоняем тройку у палаты, двери закрыты.
– Носилки где?! – Чуть не визжит. Кулачки сжаты у груди.
– Что ж на меня орут-то сегодня все?! – Думаю, молча.
– Доктор, прошу вас, - Ладошки кверху, просительно, открытые, голову склонив. - Позвольте пациента посмотреть. Я обязан. Меня учили. Обязательно смотреть, перед тем, как выносить. Когда еще грузчиком работал. - Не вру! Работал грузчиком, учили. – Изображаю полное ничтожество, просящее смиренно.
Тогда не сочтет достойным быть озаренным вспышкой гнева. Ударить может, но предметом, не рукой, чтобы не прикасаться. Предметов нет, я внимательно осмотрелся!
Рывком открывает дверь. - Смотрите и забирайте! Быстро! – Впускает все же, отступив на шаг, чтобы ее не коснулись. Вваливаемся. В большой палате, пять на четыре, по паре коек у стен, окно открыто настежь.
Над койкой под окном три пожилых дамочки в красивых халатах цветастых.
Машут, газетками сложенными, над четвертой. Борются с духотой, добывают кислород.
– Милые дамы! Позвольте вам помочь. – Тихо обращаюсь к добытчицам.
– Отходят дружно к коечкам, прижимают газетки к груди. Умоляюще глядят.
Увидел лежащую пластом. Лицо бледное, с испариной, зрачки умеренно расширены страхом удушья. Губы синие хватают воздух, часто, выдох не удлинен. Не бронхиальная астма это, сразу видно.
Стенокардия. Астмой тоже называют, но сердечной. Даю нитроглицерин, сунув пальцем под язык пыхтящей.
– Взяли! – Тихо командую парням. За перильца кроватку, поднимаем, ставим аккуратно посреди прохода, чтобы доступ был со всех сторон.
– На носилках нужно! Я же говорила вам! – Сокрушается нашим идиотизмом.
Решила, что мы попрём с кроватью. Коля накладывает манжетку тонометра, Тосик достал, разворачивает провода кардиографа, накладывает электроды. Слушаю тоны сердца - глухие, аритмичные, одновременно сравниваю с пульсом, на ощупь определяю дефицит – процентов тридцать, частота больше ста пятидесяти ударов в минуту. Пароксизм мерцательной аритмии. В легких чисто, попискиваний бронхоспазма нет. Из щели кардиографа выползает пленка с подтверждением – «сердечный бред» нарисован с фибрилляцией предсердий. Посчитаем точно потом.
– Мерцательная аритмия была раньше? Замирало сердце, трепыхалось? – Качает отрицательно.
– Сегодня. – Шепчет губами синими.
- Хорошо!
Можно спокойно нормализовать до синусового ритма. Купировав «несвежую мерцалку», случается пациенту горя большого натворить.
- Я измеряла давление! Сто двадцать на восемьдесят! – Возмущается проверкой.
Коля показывает на пальцах только мне – девяносто на шестьдесят.
– Заправляйся, входи в вену. – Коле.
– Диабет есть? – Громко обращаюсь к пациентке. Отрицательно двигает головой. Не поговоришь, когда на сердце давит сапогом. – На глюкозке пятипроцентной.
Стоечку принесите нам, пожалуйста. – Одной из сестричек. Срываются обе.
– Что вы себе позволяете? – Вспыхивает Мечта, гневаясь на послушавшихся замухрышку медсестер. – Раскомандовался!
Стойку приносят, Коля вставляет бутылку с капельницей, шипит мне.
– Глянь. – В обоих локтевых сгибах три отверстия инъекционных с синяками.
– Доктор, позвольте узнать, какие назначения вы делали, не хотелось бы повторяться. – Спокойно интересуюсь, смиренно.
– Что положено! Я назначала, а делали медсестры! – Фыркнула. Задерживаю вопросительный взгляд.
– Эуфиллин десять, с кубиком коргликона. Три раза повторяли – не помогает! – Показывает пальчиком на неблагодарную больную. Мне стало окончательно понятно, почему начался пароксизм.
Пора самому сделать назначения.
– Набирай, Николай, две тысячи гепарина струёй, кордарон по двести в три шприца, будем титровать. Анатолий, кардиограф не отключай. Принеси, пожалуйста, кислород с маской по размеру. Тосик исчезает с ветерком.
– Что вы себе позволяете?! Ваша главный оперативный врач обещала мне, что вы приедете и заберете это! – Бледнеет лицом Мечта. – Мы ей давали кислород, две подушки!
– А пациентка уже полегче дышит, не так часто, на ЭКГ сто ударов в минуту, но мерцает. Коля, глянув на меня, вводит плавно содержимое второго шприца.
– Я обязан помощь правильную оказать сначала. - Настаиваю на своем, нажав на «правильную».
– Вы издеваетесь! Я жаловаться буду! – Пытается испугать. Киваю головой – жалуйтесь.
- Я позвоню сейчас! – Поворачивается на каблучке к дверям, столкнувшись с Тосиком, несущимся с баллоном и масками на выбор, выходит, чертыхаясь. Все оставшиеся облегченно вздохнули. Тосик, держа маску на лице пациентки с живительным кислородом, шепчет.
– Там Жужа вызывала нас, раз десять. Слава отвечает, что мы еще не выходили.
– Клюёт! – Констатирует с удовлетворением Коля.
– Нет, Коля! Это он еще поет только. Клевать будет позже. Пойду я в ординаторскую, послушаю жалобы. Узнаю, что там, у Жужи пригорело.
– Я-то, дурак, подумал, что жаловаться будут моей начальнице прямой.
Взглянул на очередную кардиограмму – ритм синусовый, частота семьдесят восемь ударов, пульса такая же. Красота! Пациентка порозовела, спокойно дышит равномерно. Скоро улыбаться будет. Ухожу с места преступления. Тихо стучу в дверь кабинета врача.
- Кого там?! – Лает, раздраженно. Открываю дверь.
– Меня! – Оглядываю обстановку. В руке телефонная трубка, пальчиком второй накручивает диск. Не долетит телефон, привязан шнурком коротким. Смело подхожу к столу.
– Алло, ГорЗдрав? Дежурный? У меня жалоба! – Задыхается от гнева Мечта.
- На врача со «Скорой Помощи».- Начинает сбивчиво излагать подробности, причину вызова, про астматический статус. Все детали преступления. Отвечает на четко поставленные наводящие вопросы. Рассказывает, как пытались сами помогать, медикацию в деталях. Попала, глупенькая – на том конце все тщательно записывают, в журнал прошитый, с нумерованными страницами, печатями оклеенный. Нарвалась на неприятности большие. После таких содержательных звонков «разбор полетов» обязателен, неминуем.
- Он мне не представился! – Закончила список. Тычет трубкой в рожу.
– Вас!
– Спасибо, коллега! Представляюсь, с должности начав, фамилией, именем закончив. Мечта изобразила книксен, а на лице – какая цаца нас посетила! Эх! Какая актриса в медицине заблудилась!
– Доброй ночи вам! Извините, что беспокоим по мелочам!
– Здорово, Сорокин! - По голосу слышно, что улыбается. - Ты чего не представившись налетаешь на людей?!
Нестеренко. Настоящий кардиолог. В нашей больнице дежурил по ночам, вызывал реаниматологов, когда совсем беда. Повысили, теперь дежурит по жалобам.
- Виноват-с! Не успел я! Доктор скомандовали, я за ней и побежал, молча! Допустил оплошность, представился приложением к фонендоскопу.
- Кончай придуриваться, что там стряслось, докладывай, отмазывать не пытайся.
- Не статус астматический оказался при осмотре. На ЭКГ пароксизмальная мерцательная аритмия с фибрилляцией предсердий.
– Перебивает Юра. – Еще бы! На тридцати кубах эуфиллина!
– Нитраты, гепарин, кислород, четыреста кордарона дробно. Приступ купирован, синусовый ритм до восьмидесяти в минуту. – Скороговоркой, как акафисты бубню.
- Сегмент ST приподнят. Как отпустите, запишу контрольную кардиограмму, если не опустится, госпитализирую в инфарктное, или оставим. Все в порядке тут.
– Не отмазывай, сама напросилась на учебу! Я все зарегистрировал, записал ее на вторник к десяти утра. Передай! – Бросает трубку, зараза!
– До свидания! Передам! Будет обязательно! – Говорю гудкам, кладу трубку на рычаги.
На лице Мечты играет улыбка мстительного удовлетворения. Несчастная! Она все еще думает, что наказала меня.
– Доктор! Мне дежурный приказали передать, что вас приглашают на сессию ГорЗдрава во вторник к десяти утра. Доложите лично о моих подвигах комиссии.
– Смягчаю пилюлю старательно.
Но Мечта улыбается, кивает головой.
- Пойду и расскажу! Раскомандовался! – Смотрит презрительно.
– С вашего позволения, пойду на пациентку посмотрю, можно? – Машет ручкой величественно.
– Ой, извините! Мне необходимо оперативной позвонить. Доложить! – Ладошки умоляюще складываю перед грудью на индийский лад. Звонко переставляет телефон на край стола. Накручиваю номер, начавшийся длинный гудок прерывается.
– Дежурный по городу оперативный врач! – Громко, сипловатым голоском добавила себе регалий Жужа.
– Сесилия Львовна! Это я! – Делаю интригующую паузу. – Ваш Сорокин, из санатория беспокою.
– Да вы совсем сдурели, где пропадаете столько времени?! У нас тут поездом перехало!
– Всех? – Испуганным голосом уточняю.
– Одного! – Доходит, что снова издеваюсь, задыхается в гневе.
– Сесилия Львовна, нам тут еще необходимо поработать, контрольную кардиограмму записать, расшифровать внимательно, чтобы не пропустить инфаркта. Прикажете бросить и лететь? Так мы запросто, по вашему приказу. Если хотите пожаловаться, что я медленно работаю, можете во вторник с местным доктором пойти на сессию.
– Нет! – Уверена, не хочет жаловаться на меня. Но вопрос висит, неразрешенный, кого послать. Щедро предлагаю алгоритм действий:
- Пошлите вы туда любую ближайшую свободную бригаду для констатации смерти, там же труп. Где беда случилась-то? – Участливо интересуюсь.
- На Холодильной, переезд от Вин.завода. – Умоляющим тоном. – Это же другой конец города, отсюда да туда, не меньше тридцати минут, а у нас водитель новый, молодой.
Так что, приказываете бросить больную и лететь? – Побоится она такой приказ отдать при свидетелях!
- Идите, занимайтесь. Как только сядете в машину – отзоветесь! – Обреченно, со слезой, отпускает Жужа!
Кладу трубку на рычаги. Благодарно смотрю на Мечту.
– Так я пойду? Посмотрю, как там? - Делает ручкой «пшел вон».
В палате уже все успокоились, весело перемигиваются. – Извините меня, пожалуйста, милые дамы, что не представился сразу, политесу не обучен!
– Представляюсь просто, врачом с фамилией. – А это мои помощники отличные, Николай, Анатолий. Уж больно ваша доктор поразила меня красотой, себя забыл. – Оправдываюсь, глаз прищурив. – Улыбаются, сочувственно кивают, машут ручками, прощая.
Пациентка улыбается радостно. – Спасибо, доктор! – Да мне-то за что? Это парням спасибо, они работали! Кстати, Тосик, запиши, пожалуйста, контрольную кардиограмму. Если на ней все окажется отлично, то останетесь отдыхать. – Толя нажимает кнопку, кардиограф тихо жужжит, выдавая полоску с синусовым ритмом удовлетворительной частоты, ST на изолинию вернулся. Приятная картина рисуется, обошлось без признаков инфаркта.
– Как мне вас величать? – Извинительно обращаюсь к пациентке. – Ну, наконец-то, поинтересовался! – Хмурит брови шутливо. Представляется. Звание, степень, должность, кафедру называет. Уважительно склоняю голову.
– Извините еще раз невоспитанного разгильдяя! Позвольте покомандовать мне еще немного. Я рискну вас оставить здесь, отдыхать. Но вы будете соблюдать охранительный режим старательно, скоромного не есть много, не гулять долго, только ранним утром и вечером. При появлении ощущения «беды на сердце» - это проявления стенокардии, останавливаться, принимать таблетку под язык.
Протягиваю пробирку с нитроглицерином, принимает благодарно.
Если ощущения не проходят в течении получаса, повторяются – звоните срочно. Ведь у вас и раньше сердце прихватывало, небось. К кардиологу хорошему вам необходимо, пора побережнее относиться к себе. Пообещайте мне, пожалуйста, что так делать будете!
– Обещаю, доктор! Беречься буду, к кардиологу схожу. – Сокрушенно машет ладонью.
– Мы поедем, с вашего позволения.
Взяли, ребятки! – Поставили кроватку на место. Пациентка только ахнула. Осмотрелись, не забыли ничего. Будьте нам здоровы!
– Закрываю двери. Спускайтесь, с доктором попрощаюсь. Иду к кабинету, стучусь.
– Кого там?!
– Открываю.
- Это опять, меня, доктор, извините!
– Сидит в удобном кресле под лампой настольной, скрестила ножки, журнальчик глянцевый читает.
– Я кардиограммки вам положу на стол, отдадите больной, когда будет уходить? Пациентку мы оставим, она в порядке полном. Если случится повторный приступ, только нитраты давайте, сразу вызывайте кардиологов, пожалуйста. Спокойного дежурства вам!
– Справимся без советов! До вторника! – Злорадствует, так и не поняв, что не встретимся.
Жаль! Такая красота зря пропадает. Спускаюсь по лестнице, у дверей ждет санитарка. – Спасибо, доктор!
– Машу рукой, выхожу. Закрывает двери на замок и засов.
Усаживаюсь в машину, пишу карточку под свет лампочки на потолке кабины.
Парни терпеливо молчат, устали. Автограф.
В трубку радиостанции сообщаю – Сороковая. Мы освободились.
Лоцманка. – Холодильная, второй железнодорожный переезд. Переехало поездом.
Срочно! – Орет Жужа. Дождалась, настырная.
– Сдурела тетка! – Взвивается Рыжий.
– Теперь ее будет клевать жареный петух, Коля. Нехорошо злиться на больного человека! Поехали, труп стеречь будем, чтобы не сбежал. – Закуриваю, смеясь.
Автор : Леонид Сорокин (из бывших)