Джин из бутылки, или загадка Хогарта⁠⁠

В феврале 1751 года художник Уильям Хогарт шокирует Лондон гравюрой «Переулок Джина» (Gin Lane). Пронзительные образы отчаяния и безумия на этой гравюре будоражат зрителя и почти три века спустя. Но что «читали» в гравюре современники Хогарта, почему он поставил высокое искусство на службу антиалкогольной пропаганде, при чем тут экономика Англии и пираты из «Острова сокровищ»?

Пора по пабам

Чуть ниже мы подробно разберем гравюру Хогарта, а пока отправимся в английский паб конца 1680-х годов и полюбопытствуем, что пьют англичане. В конце XVII века трон «короля напитков» в Англии прочно занимает французский бренди. Ром непопулярен, виски пьют только шотландцы да ирландцы, а джин вообще считается лекарством — «можжевеловую воду» врачи прописывают как мочегонное. Популярность коньяка может оспорить только пиво — но эти соперники находятся в разных категориях. Все меняется в 1689 году, когда английский престол занимает голландец Вильгельм Оранский. Французский король-католик Людовик XIV не признает легитимность короля-протестанта Вильгельма. Англия вступает в затяжной конфликт с Францией. Стремясь побольнее ударить французскую экономику, Вильгельм вводит пошлины на импорт коньяка.

И вот тогда настает звездный час напитка с родины голландского принца — джина.  В 1690 году парламент снизил налоги для винокуров — теперь перегонять зерновой спирт мог кто угодно.  С одной стороны, собственное производство заменило потребность в импорте коньяка, с другой — акциз на спиртные напитки помог финансировать войну с Францией. Элита аплодировала ловкому ходу правительства — и Франции насолили, и английским фермерам помогли, повысив спрос на зерно. Джин становится модным напитком, своего рода маркером «свой-чужой». Пьешь джин? Значит, ты за короля и протестантскую веру!

В 1694 году конфликт Англии и Франции выходит на новый виток — начинается война за пфальцское наследство. Казна истощается. Правительство основывает Банк Англии, вводится понятие госдолга, а еще увеличивается налог на пиво.  Теперь джин и пиво практически сравниваются в цене. Те, кто раньше предпочитали только пиво, впервые обращают внимание на «крепкую можжевеловую воду» — и армия поклонников джина растет.

За пенни — пьян, за два — мертвецки пьян

Позиции джина усиливаются, когда Вильгельма сменяет на троне королева Анна. Тучная, страдающая подагрой, королева заслужила в народе прозвище «Бренди Нэн» — за любовь к бренди, который она разбавляла холодным чаем. При Анне в 1710 году возвели собор святого Павла в Лондоне, и в честь окончания строительства перед западным фасадом собора установили статую королевы. По иронии судьбы, напротив статуи располагалась лавка торговца джином. Злые языки нашли повод лишний раз посмеяться над пристрастием королевы к крепким напиткам, сочинив песенку «Brandy Nan, Brandy Nan, You’re left in the lurch, Your face to the gin shop, your back to the church» (Бренди Нэн, Бренди Нэн, ты оставлена в беде, лицом к джиновой лавке, спиной к собору).

Помимо судьбоносных для страны решений — например, объединения Англии и Шотландии, в правление Анны принят закон, ставший камушком, который сдвинет лавину. Анна отменила лицензирование производства джина — так в окрестностях Лондона появились сотни винокурен, гнавших «можжевеловую воду» без какого-либо контроля за качеством.

Дальше — больше. В 1720 году количество новоявленных джиноделов возросло в геометрической прогрессии с принятием закона, который освобождал винокуров от постойной повинности — и тогда гнать джин начинают еще и трактирщики, чтобы не размещать солдат на постой.

Даниэль Дефо в 1726 году по заказу винокуренных заводов пишет «Краткий обзор винокуренной торговли», в котором восторгается качеством джина и с гордостью отмечает успех импортозамещения бренди джином. Всего через пару лет, видя нарастающее падение нации в алкогольный угар, автор «Робинзона Крузо» раскается в этой поддержке.  

Джин стал любимым напитком бедняков. «За пенни — пьян, за два — мертвецки пьян, солома, чтобы упасть — бесплатно» — зазывали клиентов торговцы. Джин помогал согреться, заглушить голод. И убивал — десятками человек в день.  В напиток и без того низкого качества подмешивали скипидар и даже серную кислоту, люди нередко слепли и сходили с ума — но остановиться не могли, джин быстро вызывал привыкание.

Первый звоночек, что выигрыш в экономической тактике оборачивается стратегической катастрофой, прозвенел в 1723 году — из-за джиномании в течение десяти лет смертность в Лондоне будет превышать рождаемость, а детская смертность достигнет чудовищных 75%. К 1730 году джином торговали около 7000 заведений, не считая подпольных, на каждого жителя Англии, включая младенцев, приходилось 10 литров джина в год.  Спохватившись, в 1729 году парламент выпускает закон о джине — до 1751 года выйдет еще семь законов, каждый из которых закрывал лазейки в предыдущем. Налог с продаж вырос в 60 раз, ответом стал рост нелегального производства и контрабанды.

Скажи «мяу»

В 1738 году выходит пятый по счету закон, который фактически объявляет производство джина нелегальным. К этому времени правительство ввело поощрение «стукачей», которые доносили о продавцах и производителях джина. Доносчиков стали отлавливать на улицах, избивать и даже убивать. Гнать пойло меньше не стали — винокурни и продажи просто ушли в тень. Несмотря на суровость закона, в нем все же оставались лазейки, чем и воспользовался ирландский авантюрист, шпион и драматург отставной капитан Дадли Брэдстрит.  По закону, для доноса требовалось знать имя человека, который арендует недвижимость, используемую для незаконной продажи джина. Без выполнения этого условия власти не могли войти в дом. Капитан Дадли попросил друга снять дом в лондонском Сити, въехал в этот дом с запасом джина и еды, и забаррикадировал входы и выходы. У двери он приколотил вывеску с изображением кота. В пасти кота проделали прорезь, а под лапой кота вывели трубу. Алчущий джина лондонец, подойдя к двери, произносил пароль: «Кис-кис!». Если Дадли за дверью отвечал: «Мяу!», то покупатель бросал два пенни в прорезь, и подставлял под трубу кружку, в которую лился джин.

Выдумка оказалась очень удачна — Дадли целый месяц безнаказанно торговал джином, заработав 22 фунта. Возле его дома ежедневно собирались толпы, пока подобный трюк не освоили конкуренты капитана.  

Потому что пьет пират джин

В песенке из советского мультфильма по книге Стивенсона удачно срифмованы слова «Джим» и «джин» — все наверняка помнят, что у пирата нет шансов против Джима, «потому что пьет пират джин». Случайно или нет, но авторы песенки оказались исторически точны — действие романа «Остров сокровищ» разворачивается в самый разгар джиномании (примерно в 1745-1746 гг.), и пираты в то время, скорее всего, действительно предпочитали джин. По теории писателя В. Точинова, изложенной в книге «Остров без сокровищ», трактир «Адмирал Бенбоу» — перевалочная база контрабандистов джина. В этом есть своя логика — «Адмирал Бенбоу» расположен в полумиле от деревни, возле безлюдной дороги, на мысе. Ни один ресторатор или отельер не одобрит подобной локации. Но рядом с трактиром бухта Киттова Дыра, в которую может зайти только судно с небольшой осадкой, и эта бухта не просматривается из деревни. И если принять версию В. Точинова, то семья Хокинсов не ошиблась с местом для бизнеса…

Оставляя за скобками споры о теории Точинова, которую одни считают сплошной конспирологией, а другие — интересным литературным расследованием, вернемся к гравюре Хогарта.

Переулок Джина

Давайте рассмотрим гравюру в деталях. Действие гравюры происходит в трущобах лондонского прихода Сент-Джайлс, которые под иглой мастера превращаются в ад. Место действия выбрано неслучайно — по этим улицам везли осужденных на виселицу, и на этом участке смертник имел право на «чашу св. Джайла» — наполненный джином кубок.

В гравюре заметно влияние Брейгеля и Босха — чего стоит хотя бы безумец с кузнечными мехами на голове, размахивающий пикой с насаженным младенцем. В левой части плотник и кухарка закладывают ростовщику пилу и кастрюли, чтобы раздобыть деньги на джин. Свисающая эмблема ростовщика словно заменяет крест на виднеющейся вдали церкви св. Георгия. Мальчик за парапетом отнимает кость у собаки, рядом с ним уснувшая стоя женщина. Присмотритесь — возле нее улитка, символ лени и греха. Висельник с верхнего этажа словно наблюдает за апокалиптическим безумием — дракой калек и тем, как пьяная мать поит младенца джином. Центральная часть композиции — женщина, в алкогольном угаре выпустившая младенца, который вот-вот погибнет. Возможно, эта часть гравюры — отсылка к скандальному делу Джудит Дюфур. В 1735 году Джудит забрала двухлетнюю дочь из работного дома и задушила ребенка платком.  Бросив тело в канаву, она продала одежду дочери, выданную в работном доме, а деньги потратила на джин. Джудит судили и повесили, и эта жуткая история положила начало волне осуждения джиномании.

У женщины сифилитические язвы на ногах, она нюхает табак — символ проституции. Рядом с ней — полумертвец, бывший солдат, он более не нужен стране. В его корзине — памфлет против джина, который тоже никому не нужен на этой улице, рядом с ним черная собака — символ печали. На заднем плане рушащийся дом — знак упадка.

Переулок Пива

В пару к «Переулку Джина» Хогарт выпустил «Пивную улицу», на которой счастливые люди наслаждаются национальным напитком — пивом. Они не бездельники — просто присели отдохнуть. На улице праздник — день рождения короля Георга II, о чем говорит флаг на церкви св. Мартина на заднем плане. Кстати, дом художника находился рядом с этой церковью. Хотелось бы обратить внимание читателя на фигуру маляра в центре гравюры. Маляр, рисующий рекламу джина — единственный человек на картине, одетый в обноски. Некоторые исследователи полагают, что в образе маляра Хогарт сатирически изобразил швейцарского художника Жан-Этьена Лиотара, автора знаменитой «Шоколадницы». По другой версии, бедный маляр — это сам Хогарт, об этом говорит палитра, которую художник сделал своим фирменным знаком на автопортретах.

Год 1751 стал началом конца джиномании. Хотя страна по-прежнему нуждалась в средствах, у властей хватило политической воли отказаться от доходов, которые приносил джин — здоровье нации оказалось дороже любых денег. Парламент выпустил восьмой акт о джине, в поддержку которого Хогарт и создал эти гравюры. Закон вернул лицензирование и ввел высокие сборы с торговцев.  Англичане переключились на пиво, а еще в моду вошел чай, импорт которого поощрялся государством.

Безумие, длившееся более полувека, унесшее жизни тысяч людей, постепенно сошло на нет. Сейчас джин — это просто напиток, о страшной истории которого напоминают разве что гравюры Хогарта.

Впрочем, оборотную сторону ослабления государством контроля над алкогольной индустрией мы знаем не понаслышке — антиалкогольная кампания времен перестройки и отмена монополии государства на производство алкоголя в начале 90-х годов прошлого века оставили не самые приятные воспоминания. Но это уже тема для другой статьи…