Дыхание
Прослужив срочником два года в танковой учебке, домой я вернулся в середине 1980-х старшим сержантом – с удостоверением на право вождения гусеничного трактора и корочкой об окончании начальной партийной школы комсомольского актива.
Не то, чтобы я был сильно «идейным»: комсомольцами делали тогда почти всех – поголовно. В армии, как известно, приказы командиров не обсуждаются, а на безрыбьи и рак – рыба. Поэтому на втором году службы назначили меня секретарем комсомольской организации учебной роты. Я уже во всю писал плакатными перьями графики успеваемости, рисовал стенгазеты, печатал на пишущей машинке отчеты замполита в штаб. Все ж веселее, чем на плацу тренировать курсантов по строевой или в классе наблюдать, как они засыпают над учебниками по матчасти танка. То есть я вполне освоился с привилегированной ролью ротного писаря и даже готовился заменить писаря нашего второго батальона Сережу Россоловского, который собирался на дембель. Через комбата Сережа часто «снимал» меня с занятий, усаживал рядом с собой за стол в небольшой закрывавшейся изнутри каптерке с плотными маскировочными шторами на окнах и «доверял» такую же оформиловку, только для батальонных командиров. А сам… Короче, чаще всего я «пахал» за него, в том числе иногда и до двух-трех ночи. Потому что в армии, как правило, все «должно быть готово к утру»!
Длилась такая подготовка «достойной смены» месяца три. За это время мы достаточно сдружились, не глядя на разницу в возрасте: Сережу забрали из Житомира после института, меня – через год после школы.
Параллельно как комсомольский активист по разнарядке я посещал лекции начальной партийной школы. В штабе невысокий подполковник-татарин, полковой замполит, два раза в неделю часа по три монотонно гундосил про «ястребов империализма», недостатки в вооружении «вероятного противника» и мнения Черненко, тогдашнего генсека КПСС, о роли командного состава в современной армии. Из пятнадцати-двадцати сержантов-слушателей кто-то писал письма прямо в конспекте, чтоб потом можно было вырвать лист, кто-то выискивал в книжках с работами Ленина прикольные цитаты, кто-то откровенно кемарил, укрывшись за спиной сидящего впереди. В общем, то еще развлечение…
Как-то наскоро пообедав в полковой столовке отдельно от своей роты – потому что «меня комбат срочно вызывает!» – спешу в каптерку к Россоловскому: надо дорисовать очередной план расположения учебных мест на полигоне. Стучу в дверь условным стуком. Захожу – у него гости: «секретчик» из строевой части и кладовщик, такие же сержанты-дембеля. На столе – ветчина, свежие помидоры, брынза, пачка индийского чая «Три слона». Обедают. Явно помогли кому-то «получить» посылку из дома.
– Это нормальный малОй. Он мне тут с работой помогает, – сказал Россоловский на вопрошающие взгляды гостей.
Ладно, думаю, не мое дело. Стараясь не обращать внимания на «поляну» и сглатывая слюну от пьянящего запаха свежих помидоров, начинаю с карандашом и линейкой размечать лист ватмана. Из маленького радиоприемника на столе – Поль Мариа. За спиной – ненавязчивый мужской треп: каким вином такую ветчину на гражданке запивали, зачем командир полка в область мотался, сколько солдат майор «Капкан» на своей «Яве» ночью в городе в самоволке поймал.
– Может, пыхнем? – слышу за спиной.
– А комбат?
– Комбат на дежурство заступает. Его до вечера не будет. Прапор – на складе.
– А этот?
– Слышь, – трогает меня за плечо Россоловский. – Мы тут покурим. Ничего?
– Ты ж хозяин. Это не мое дело, – говорю, не поднимая головы от ватмана.
Сережа задернул на окне и на двери светомаскировочные шторы, включил свет. По каптерке поплыл голубоватый дымок. Дембеля за спиной так же трепались, покуривая и по-новому интерпретируя «бородатые» анекдоты. Под линейку цветными фломастерами я отмечал на ватмане пунктиром пути передвижения подразделений по полигону от одного учебного места к другому. В радиоприемнике – румынский шансон…
Через полчаса явно чувствую, что время как будто остановилось. Стрелки на настольном будильнике вроде кое-как передвигаются, но это совсем ничего не значит. Времени нет! Все движение прекратилось и увязло в мутном облаке дыма под потолком каптерки.
Без пяти два все-таки отрываюсь от своего чертежа:
– Сережа, мне, это… На политзанятия надо. Выпусти меня…
В класс на втором этаже в полковом штабе заскочил буквально перед полковником. Оглядываюсь: все более-менее «приличные» места, естественно, заняты. Сажусь за свободный стол – первый в ряду, прямо перед замполитом. Настроение прекрасное! Прямо хочется поделиться переполняющей радостью! Оборачиваясь, машу рукой Продану из первой роты, подмигиваю Олексюку из третьей. Эх, скучные они какие-то…
– Тема сегодняшнего занятия – «Роль младшего командного состава учебного подразделения в создании здорового морально-психологического климата у личного состава»…
«Это же про меня! Это ж я – младший командный состав! Удивительные вещи говорит сегодня замполит!»
Открываю конспект и начинаю строчить, пытаясь успеть записать все слово в слово. И улыбаюсь при этом сам себе. «Как это правильно подполковник сказал только что: «Сержант должен заменить солдату и отца, и мать». И любимую девушку! Надо Продану эту шутку сказать…»
Снова оборачиваюсь. Продан смотрит посоловелыми глазами – сейчас уснет сидя. Олексюк уныло наблюдает, как за окном ласточки перелетают туда-обратно через каменный забор части. Орест Великголова, писарь второго батальона, лениво штрихует что-то шариковой ручкой в тетради – наверное, опять голых баб рисует.
«Что ж они скучные такие сегодня?!
Стоп! А что это мне так весело? И полковник, глядя как я старательно записываю все слово в слово и смотрю ему прямо в рот, стал как-то странно поглядывать. Неспроста это, наверное. Что-то тут не так. Надо взять себя в руки. Надо убрать с лица эту глупую улыбку. Надо умерить пыл. И сидеть смирно. Уткнись рожей в конспект и не отрывай от него глаз…»
Во время перерыва я сбежал. Пусть лучше в наряд на кухню отправят за пропуск политзанятий, чем учуют «дыхание». А вдруг пришлось бы «сдавать» Россоловского?
По дороге в клуб, в полковую библиотеку, где можно было пересидеть час-другой, как-то само собой вспомнилось, что Сережа при мне никогда не ходил в полковую столовую вместе с ротой строем. Просил иногда принести ему что-нибудь – котлету, рыбу, хлеб. Там время от времени перед входом возникали медики с полковым замполитом-татарином. Солдат запускали в колонну по одному, и у всех поголовно требовали закатать рукава хэбэ выше локтя…
От занятий я тогда как-то отмазался.
Через год в учебку прибыла очередная партия курсантов. Были и житомирские, из того же вуза, что и Россоловский. Они его знали и рассказали, что вскоре после дембеля Сережу насмерть подрезали в драке «стенка на стенку».
А «корку» об окончании начальной партийной школы комсомольского актива я храню вместе с удостоверением члена единственной партии, в которой состоял в середине 1990-х – «Партии любителей пива».