«Das Boot» по-советски.
В известном немецком фильме «Лодка» (Das Boot), снятом по одноимённому роману Лотара-Гюнтера Буххайма, рассказывается о походе немецкого фотокорреспондента на подводной лодке кригсмарине. В СССР во время Великой Отечественной войны тоже были военные журналисты, которые выходили в море на советских подлодках. Первым из них стал Константин Симонов, который в сентябре 1941 года побывал на борту минного заградителя Л-4 в его четвёртом боевом походе.
Военный корреспондент Константин Симонов был на фронте с самого начала войны. В первые же дни он оказался в Белоруссии и стал свидетелем трагических событий на Западном фронте. Эти впечатления позднее легли в основу его трилогии «Живые и мёртвые». Испытав всё то, что выпало на долю отступавших советских войск, Симонов впоследствии писал, что по силе перенесённых впечатлений эти первые две недели для него были самыми тяжёлыми за всю войну.
Фронтовые корреспонденты Константин Симонов и Алексей Сурков за обедом, 1941 год
Вскоре Симонову выпал шанс случай увидеть войну в её другой стихии — подводной. Редакция «Красной звезды» дала ему поручение побывать на одной из отличившихся подводных лодок и написать очерк о её боевых успехах. Но Симонов не был бы Симоновым, если бы не стремился всегда увидеть события своими собственными глазами. Он решил добиться разрешения сходить в поход на подводной лодке самому, отправился к начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу И.Д. Елисееву и сообщил ему о своём намерении. Военкору повезло: с одобрения командующего флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского разрешение было получено. Елисеев порекомендовал Симонову никому не сообщать, что он идёт в поход на подводной лодке, даже своим коллегам. Военкор пообещал и сдержал своё слово.
На следующий день, 5 сентября, утром за ним явился порученец контр-адмирала Елисеева, с которым они переправились через Севастопольскую бухту и высадились на базе подплава. Там Симонова встретил командир дивизиона подводных лодок капитан 3-го ранга Н.Д. Новиков и представил его командиру лодки Л-4 капитан-лейтенанту Полякову и его помощнику старшему лейтенанту Стршельницкому, который должен был лично опекать военкора. Лодка Л-4 была подводным минным заградителем типа «Ленинец» и имела собственное имя «Гарибальдиец». Она вошла в строй 8 октября 1933 года и к началу войны уже была устаревшей. Вооружение лодки составляли шесть носовых 533-мм торпедных аппаратов с запасом 12 торпед, два кормовых минных устройства (20 мин), одно 102-мм орудие и одна 45-мм зенитная пушка.
После пробного погружения лодка в 15:33 вышла в море. Симонов честно описывает свои ощущения:
«В тот день, помню, Севастополь показался мне красивым, как никогда, быть может, потому что меня охватывала тревога перед предстоящим походом, и с непривычки было страшно».
Подводная лодка Л-4 «Гарибальдиец» Черноморского флота. Довоенный снимок
Быт подводников показался военкору очень интересным. Он с удивлением узнал, что на лодке всё наоборот: самые рабочие часы — ночные, когда она всплывает на поверхность, чтобы проветрить отсеки и зарядить аккумуляторы. Поэтому в распорядке дня во время плавания всё перевёрнуто: завтрак — в шесть часов вечера, обед — в полночь, ужин — в шесть утра. Старший помощник командира лодки Юрий Александрович Стршельницкий до войны работал в советском военном представительстве в Соединённых Штатах. Он оказался очень общительным и в свободное от вахты время охотно соглашался удовлетворить любопытство военкора, отвечая на все вопросы. А вот с командиром лодки капитан-лейтенантом Евгением Петровичем Поляковым Симонову поговорить удавалось куда реже, и тот показался ему человеком неразговорчивым и даже угрюмым. Однако всё было куда проще: Поляков недолюбливал корреспондентов и был далеко не в восторге, что Симонов попал на его лодку.
Явившись на лодку в полном обмундировании, Симонов вскоре почувствовал, что задыхается от жары и недостатка воздуха. Сначала он расстался с ботинками, затем с брюками и вскоре оказался в одних трусах. Обладавший чувством юмора Стршельницкий посоветовал ему нашить на них соответствующие нашивки, дабы остальные подводники могли приветствовать его согласно званию. Непростым для военкора оказалось и знакомство с устройством лодки: вначале он постоянно попадал в нелепые ситуации. Сам Симонов пишет об этом так:
«В первые же два часа моего плавания на подводной лодке выяснилось, что у подводников своя система ознакомления вновь прибывшего с устройством лодки… Когда я ударялся обо что-нибудь головой, плечом, носом, ногой или какой-нибудь другой частью тела, ближайший подводник с невозмутимым лицом говорил: «А это, товарищ Симонов, привод вертикального руля глубины». «А это — клапан вентиляции». А когда я, не заметив, что люк открыт, шагнул и провалился до пояса в аккумуляторное отделение, то старший помощник Стршельницкий сначала сказал мне: «А это аккумуляторное отделение» — и только потом протянул мне руку, чтобы я мог вылезти из этого отныне знакомого мне отделения».
Только после того, как лодка вышла в море, Симонов узнал от Стршельницкого, что Л-4 идёт не на рутинное патрулирование в заданном в квадрате, а на значительно более опасную операцию: лодке предстояло минирование одной из румынских военных гаваней. Как ему популярно объяснили, опасность этой операции состояла в том, что Л-4 нужно было войти в самую бухту и поставить мины почти на виду у немцев. В конце третьих суток военкору дали в центральном посту посмотреть в перископ, и он увидел в окуляр прямо перед собой близкий берег, каменистые горы и маленькие домики на них. Симонову объяснили, что лодка уже находится в одной из румынских военных гаваней, не уточняя в какой именно (на самом деле это был болгарский порт Варна), и наступило время выполнять задачу по её минированию.
Команда лодки пребывала в напряжении. Симонов заметил, что Л-4 стопорит ход и производит какие-то эволюции. Не желая отвлекать своими вопросами моряков, он улёгся на диван в кают-компании, ожидая дальнейшего развития событий. Осуществляя минную постановку, Л-4 была вынуждена маневрировать на очень малых глубинах, буквально проползая «на брюхе» по грунту и оставляя за кормой мутный шлейф поднятого винтами ила. Всё это происходило в непосредственной близости от наблюдательных постов противника.
Церемония поднятия флага на «Гарибальдийце», 1933 год
Через какое-то время в каюту, где лежал Симонов, ввалился усталый командир лодки Поляков, выпил несколько стаканов компота и чая, затем расстегнул китель и с облегчением сказал: «Готово! Заминировали!» — и отправился спать. Самое опасное было позади. Штурман лодки Быков стал прокладывать обратный курс, и Л-4 начала медленно выбираться из вражеской гавани.
В журнале боевых действий Л-4 события этого дня выглядят следующим образом:
«7 сентября, воскресенье
05:35 Закончена зарядка аккумуляторной батареи. Погрузились на глубину 20 м.
08:10 Всплыли на перископную глубину, горизонт чист.
15:33 Прибыли в район выполнения боевой задачи. Боевая тревога!
16:33 Легли на курс минной постановки.
16:42–16:52 Выставлено минное заграждение в заданном районе. Всего выставлено 20 мин.
16:57 Легли на курс отхода. Продолжаем находиться на позиции у вражеского побережья.
20:27 Зашло солнце. Всплыли в надводное положение. Торпедные аппараты приготовлены к выстрелу, лодка готова к погружению. Начата зарядка аккумуляторов».
После успешного выполнения Л-4 своей задачи Симонов полагал, что лодка немедленно начнёт возвращение на базу в Севастополь. Однако старпом Стршельницкий сообщил ему, что получена шифрованная радиограмма, в которой лодке приказано задержаться ещё на сутки у вражеских берегов. Симонов был не в восторге: он уже понял, что минная постановка — это задание секретное, и вряд ли он сможет описать его во всех подробностях в своей «Красной звезде». Он записал: «С точки зрения редакции, мой поход на лодке окажется почти бесцельным, если нам не повезёт по пути и мы походя не наткнёмся на какой-нибудь корабль и не потопим его». В журнале боевых действий лодки Л-4 события этого дня уместились в пару строчек:
«8 сентября, понедельник
00:15–02:00 За кормой, на берегу периодически появляются белые огни. Курс переменный, маневрируем в районе позиции.
24:00 В течение суток встреч с кораблями и самолётами не было».
Вечером 8 сентября Л-4 взяла курс на базу. На следующий день, 9 сентября, верхняя вахта лодки обнаружила надводную цель, которую подводники идентифицировали как вражескую шхуну — желание Симонова встретиться с надводным судном противника сбылось. Л-4 погрузилась и в подводном положении попыталась нагнать противника, но безуспешно. Тогда старший лейтенант Стршельницкий предложил командиру лодки всплыть и уничтожить шхуну огнём 102-мм палубного орудия. Полагаясь на опыт своего старпома, который в 1940 году был флагманским артиллеристом бригады подводных лодок, Поляков согласился.
Л-4 всплыла, и расчёт орудия занял свои места. Стршельницкий быстро рассчитал данные для стрельбы, и первый снаряд полетел в сторону цели. Когда дым от выстрела рассеялся, на горизонте по-прежнему была видна дымящаяся чёрная точка. Потом, примерно через полминуты, левее цели над морем поднялся высокий водяной столб. Второй выстрел — следов падения снаряда не наблюдается. Когда дым рассеялся после третьего выстрела, горизонт оказался чист. Никакого следа вражеского корабля. И только позже появился всплеск от снаряда — примерно там же, где и первый. Но что же случилось со шхуной?
Старпом подводной лодки Л-4 Юрий Александрович Стршельницкий
Стршельницкий предположил, что второй снаряд попал прямо в шхуну и вызвал взрыв, который совпал с моментом третьего выстрела. Видимо, от попадания снаряда сдетонировали боеприпасы на шхуне — и её разнесло вдребезги, поэтому и не осталось никаких следов. На мостике все были согласны с этим объяснением. И всё же Поляков отдал приказание идти полным ходом к тому месту, где, по его предположению, должны были находиться обломки вражеского судна. В этом был определённый риск: если шхуна успела сообщить по радио, что атакована подводной лодкой, то сейчас сюда уже должны были выдвигаться корабли и самолёты противника. Когда Л-4 через 45 минут пришла на место предполагаемого потопления, то ничего обнаружить не удалось. После недолгого поиска капитан-лейтенант Поляков приказал возобновить движение на базу.
Вечером того же дня Л-4 всплыла и продолжила путь в надводном положении. Симонов по приглашению Полякова выбрался наверх, на мостик. Ночное небо над морской гладью впечатлило его, и он, заметив блестевшую отдельно от всех других звёзд зелёную Венеру, написал стихотворение, известное по своим по первым строкам: «Над чёрным носом нашей субмарины взошла Венера — странная звезда». Закончил он его на следующее утро, когда Л-4 уже подходила к своим берегам. Перед Севастополем появились встречавшие лодку катера, которые благополучно сопроводили её до базы. Короткий поход военкора Константина Симонова на подводной лодке закончился благополучно.
Автор Виталий Торопцев