Баллада о членовредительстве

Я в окружении молодых литераторов.
- Станет ли кто-нибудь из вас спорить с тем, - спрашиваю я, - что литература - это волшебная сфера, волшебная страна в которой возможно всё?
Нет, похоже, спорить с этим никто не собирается.
- Представьте тогда такой сюжет. Вам нужно написать о том, как какие-то неизвестные довели ваше любимое существо до уровня самого низкого падения, причём этому падению сопутствовало ещё и жестокое членовредительство. Но, однако же, высокие душевные качества этого несчастного существа, по сути, калеки, приводят к тому, что главная героиня или герой произведения всё равно не желает с ним расстаться.
Вижу, как на лицах слушателей заиграло напряжение.
- Как вы думаете, в каком жанре можно отразить этот сюжет? - спрашиваю я.
- Это тема для большого рассказа, - говорит один.
- Это тема для повести, - говорит второй.
- Да тут и роман можно написать, - говорит третий, - детективный...
- А я мог бы написать балладу, - говорит четвёртый, обычно обращающий всё в шутку.
- "Баллада о членовредительстве"? А что? - говорю я. - Забавно. Наверное, можно и так. А как вы думаете, можно ли весь этот сюжет полноценно, без потерь изложить ни романом, ни балладой, а четырьмя строчками?
- Сомнительно, - задумчиво говорит кто-то, - ведь это такой объём...
- А как вы думаете, можно ли этот сюжет вложить в детское стихотворение, причём для самого младшего возраста?
- Ну, что вы! - почти в голос отвечают они. - Как это возможно! Падение... Членовредительство...
- Но вы ведь только что согласились со мной, что в литературе возможно всё.
- Всё, но в литературе ведь тоже есть определённые рамки и правила.
- Разве? - удивляюсь я. - А если такое стихотворение уже написано?
- Как?!
- И все вы, его знаете...
- Какое?!
И тогда я медленно, с большими паузами между предложениями, нарушая авторскую транскрипцию, читаю: "Агния Барто... Уронили Мишку на пол... Оторвали Мишке лапу... Всё равно его не брошу... Потому что он хороший..."
У некоторых уже при первых фразах на лицах выражение восторга от этой чудовищной возможности литературы. На других лицах выражение, как при немой сцене у Гоголя. Какое это хорошее выражение!