...– Любить так любить. Любови пламени не прикажешь: "В чью жизнь ворваться"; любови пламени не укажешь, сколько судеб любовь сия затронет. Может одну, может две. В самом худшем случае - десять: пара влюблённых, их родители (может, конечно, для твоих краёв таковое положение - редкость, но, представь себе: у нас, во Франции, у честных мещан все родители стараются дожить до свадьбы своих детей), по лучшему другу каждого из супругов и собака с кошкой.

– Но супругу за высказывания о жандармах язык отрезали. Слыхали об этом?

– C'est la vie, mon ami! C'est pas le pire l'homme, но за бранные слова, согласись, этот муж получил по заслугам. Не гоже жандармов покрывать липкой пеленой своих недовольных мыслей.

– Так он же это всё не в лицо говорил. Согласитесь: на бумаге слова не такие обидные, как наяву.

– Не соглашусь! На бумаге, может, они не такие обидные, как если-б он стоял во всей своей красе передо-мной и слагал бы в сторону мою с триста покровов брани, но, зато, их может "прочувствовать" слишком много лишних людей: обиженные, согласные с жандармерией, сама жандармерия и просто мимо проходящие... Все всё прочтут и узнают, вникнут и, что ещё хуже, прочувствуют недовольство сего недовольного. А это - хаос!

– Не соглашусь. Это - информирование граждан о...

– Да информируй их о чём хочешь! Но учти: соберутся эти "революционеры" тут, в Париже, прямо у твоей лавки. Будешь их кормить? Всех накормишь?

– Извините, что?

– Я спрашиваю, если ты увидишь всех этих людей, преисполненных статьями сего наказанного мужа - то будешь ли кормить этих бунтующих?

– Я думал, что вы клоните к идее о бесчинстве в адрес моей лавки. Что её разгромят.

– Нет, мой друг. Клоню Я, в первую очередь, в сторону необходимости прокормить всех этих ребят. Запасов хлеба у тебя сколько? А напитки? И пирожки-пирожные?

– Есть. Всё есть

– Прекрасно! Тогда откорми всех этих бедняг и...

– А невеста?

– Себе заберёшь. Всё равно парень ей ничего земного не подарит. Языка-то боле у громогласного джентльмена нет!

Леопольд, закончив разговор с бакалейщиком, передал тому новый выпуск газетёнки и ушёл.
Газета была революционерская. Сам Леопольд, обойдя ещё с десяток лавочников и проведя с теми похожего рода разговоры, пронося свою идею через обычны беседы о любви, в Париже боле не появлялся. Через месяц его никто не видел и во Франции.

...через год - на земле бренной.

(с) Я