1. Женщина, которая берёт по 60 долларов в час за объятия
Обычно объятия воспринимаются как выражение утешения или нежных чувств к друзьям или любимым, однако одна женщина из городка Пенфилд (США) умудрилась построить на этом прибыльный бизнес. В июне 2012 года 29-летняя Жаклин Самюэль открыла свой обнимательный кабинет, где всякий желающий, заплатив 60 долларов может пообниматься с ней вдоволь без всякого эротического контекста.
Сеанс продолжается до 90 минут, и всё это время друзья и члены семьи на всякий случай находятся поблизости, чтобы, в случае необходимости, унять слишком резвых клиентов.

2. Мужчина нанимает помощницу, чтобы получать от неё пощёчины.
Как и многие из нас, Манеш Сети время от времени отвлекается от работы на всякую ерунду, отчего продуктивность, ясное дело, падает. Но, в отличие от большинства, Манеш нашёл совершенно уникальное решение этой проблемы: он нанял девушку, которая бьёт его по лицу всякий раз, как только его вниманием завладевает что-либо не относящееся к выполнению текущей задачи.
В результате этого эксперимента продуктивность Манеша возросла с 38 до 98 процентов.

3. Японские салоны, специализирующиеся на чистке ушей.
Чистка ушей ассоциируется у японцев с детством, и многие из них готовы платить, чтобы вернуться туда хотя бы на несколько минут. Поэтому сегодня салоны, где предлагают услугу по чистке ушей, приносят сегодня очень и очень неплохую прибыль.
С тех пор, как власти Японии решили вычеркнуть процедуру по чистке ушей из списка медицинских и требующих специальной лицензии, такие салоны стали расти по стране как грибы. Трое из четверых клиентов утверждают, что процедура настолько расслабляет, что они засыпают, пока чистильщица в кимоно освобождает их уши от серы.
Женщины, претендующие на место в салоне, должны освоить традиционный инструмент для чистки, называемый «мимикаки», выучиться удалять ровно столько серы, сколько нужно, потому что эта субстанция защищает слуховой проход, делает его гладким и обладает антибактериальными и противовирусными свойствами.

4.Компания, где за 100 долларов в час девушки в неглиже наведут чистоту в вашем доме.
Эта услуга доступна жителям Техаса. За 100 долларов в час Мелисса Боррет, основавшая в феврале компанию Lubbock Fantasy Maid Service уберёт ваш дом в одном белье или топлес. Если вы добавите ещё 50 долларов, то сможете заказать двоих полуголых уборщиц одновременно.

5.Компания, которая перепишет ваше письмо от руки и отошлет адресату
Электронная почта – это, конечно, очень удобно, однако для особых случаев (поздравлений с днём рождения, например) эта форма письма всё-таки не очень подходит. В таких случаях хочется сделать послание несколько более материальным и личным – написать от руки, например. А многие сегодня давно забыли, как это делается.
Компания Epistly поможет вам отправить написанное от руки личное письмо кому скажете. Нет, это не служба доставки, специализирующаяся на рукописных посланиях. Специалисты Epistly – переписчики с хорошим почерком. Вы присылаете электронный текст и физический адрес получателя, а они всё аккуратненько переписывают и отсылают по назначению.

6. Бабушка напрокат.
Компания Rent-a-Grandma работает в Техасе и Вирджинии (США). Занимается она присмотром за детьми и отличается тем, что нанимает исключительно пожилых женщин с опытом по воспитанию собственных детей и внуков.

7. Электронная служба, позволяющая анонимно уведомить знакомых о торчащих из носа волосках
В обществе существуют определённые табу. Если вы, к примеру, заметили, что из носа вашего знакомого торчит волосок, вряд ли вы ему так об этом и скажете. Впрочем, выход есть: сотрудники фирмы Chololi готовы взять на себя эту миссию и отправить вашему знакомому анонимное электронное уведомление.

8. Компания, предоставляющая услуги по купированию состояния похмелья в автобусе
Автобус компании Hangover Heaven курсирует по Лас-Вегасу с 8 до 15 часов каждый день. Как только вы в нём оказались, вам предлагается выбор из двух разных по цене вариантов: 1) «Избавление» – включает внутривенную гидратацию и 2)»Спасение» – внутривенная гидратация + препараты против тошноты + противовоспалительные + витамины. Пока суть да дело, вас катают по городу, но как только всё закончится, вы окажетесь в том же месте, откуда вас подобрали.

Мне показалось, здоровяк высыпал в огонь горсть серебряного песка. Широкая ладонь замерла над углями, от неё в багровый жар протянулась цепочка из мельчайших звеньев-песчинок, взблескивающих, будто нанизанные на паутину алмазные пылинки.

Человек, сгорбившись, сидел перед очагом и смотрел в пламя.

А я разглядывал его. Было интересно, зачем он снял с шеи и бросил в огонь серебряную нить. Не совсем бросил, а как рыболов, что зимой выпускает в прорубь почти всю лесу, но кончик оставляет себе.

Угли жаркие, крупные, как камни для крепостной стены, округлые, кажется, в очаге лежат ленивые черепахи с раскалёнными панцирями, тончайшая цепочка должна мгновенно растаять, вот-вот у здоровяка в лапище останется лишь куцая волосинка, но время шло, а искорки-звенышки сверкали всё так же ярко. Угли щёлкали, будто раскалывались камни, а пламя гудело уверенно и мощно.

В зале, кроме нас двоих, никого не было, и я, теша любопытство, как можно медленнее тянул пиво, тёплое и гадкое. Кончилось тем, что я задремал, и понял, пора идти спать. Человек всё так же сидел у очага, но я не решился с ним заговорить.

На следующий день я разузнал о нём. Моё любопытство никого не удивило — стояла глубокая осень, время дождей, купцы в это время предпочитали выгоде сухость шатров, а охотники перебрались вслед откочевавшему на юг зверью. На постоялом дворе всего пять человек — хозяин, кузнец, мальчишка-прислуга, я и этот здоровяк. Почему бы не удивиться вслух, что делает одинокий воин в этом захолустье, Восточном Краю?

Что воин, я сразу понял, потому как сам пробирался в Гарнизон, что у подножия Длинного Гребня. В куртке было зашито письмо от дяди к тысячнику, его приятелю. Они с дядей славно повоевали, но сейчас у дяди нет одной руки и всех нижних зубов, хотя я уверен, все девки нашей деревни с радостью побросали бы своих парней, стоило бы дяде посмотреть требовательно тяжёлым чёрным взглядом матерущего волка на любую.

Я сопля в сравнении с ним. Но я с детства грезил о тяжёлой куртке из кожи лесного василиска, с серебряной бляхой против сердца. В таких куртках в нашу деревню иногда входили суровые немногословные люди, и они были самые главные — даже старейшины слушали их, раскрыв рты. Девки смотрели на них томно, бывалые охотники — уважительно, а остальные — восхищённо или завистливо. Выше их власть была лишь у правителя и его сотни. Но правитель далеко — в столице, и из наших его никто даже не видел. Кроме моего дяди.

А они, всегда холодноватые и загадочные воины, могли приказывать, вершить суд и расправу, и сколько угодно пировать на постоялых дворах. А иногда — об этом рассказывали шёпотом — могли забрать кого-нибудь с собой, и увести в таинственный Гарнизон, где счастливчика обучат всему-всему, а через несколько лет он получит право на два меча и арбалет, и встанет на службу правителю.

Половину из каждого года он будет отдавать ему. Лишь в случае войны или смуты правителю будет принадлежать всё его время.

Воины странствовали по миру, и делали его лучше. Когда же напасть была велика, чтобы преодолеть в одиночку, они своей властью призывали на помощь людей, или сами сбивались в отряды. Говорят, они всегда знают, когда рядом есть кто-то из них, и умеют общаться друг с другом на расстоянии — с помощью птиц и особых знаков.

Так что, с дядей мне повезло. Забрать меня с собой он не мог, да и не собирался никуда, но однажды написал письмо, похлопал меня по плечу, и я с радостью покинул нашу деревню, думая только о том, как скоро вернусь, могучим и суровым, пережившим чудные испытания, а может даже со свежими шрамами. И сперва заеду Кадри в челюсть, да так, что уши отвалятся. Ягодку, ясное дело, — на сеновал утащу. Так, чтоб Кадри видел. Будет знать... А потом сяду за стол в доме старосты, и буду пить сваренное его женой пиво, наставляя старейшин, как им тут всем быть.

Мальчишка, когда я спросил, часто ли у них бывают такие люди, ответил, что нет.

Кузнец оттёр лицо от копоти и сказал, что на починку оружия гостя ему понадобиться три дня.

Хозяин сказал, что не знает, откуда и куда направляется этот человек.

Сам я заговорить с ним не решался, хотя сердце моё трепыхалось — совсем скоро я стану равным ему. Я тоже буду носить тяжёлую куртку с бляшкой на сердце, и широкие, длинные мечи, если, конечно, дядино письмо поможет. Должно помочь...

Вечером история с цепочкой повторилась. Я загодя засел в зале, ещё до того, как мальчишка растопил очаг, сперва поел каши и приготовился пить пиво, которое оказалось невкусным и горьким, но пора было привыкать к этому напитку.

Спешить было некуда, ещё вчера я выяснил, что ближайший торговый обоз через десять дней, а одному пускаться в путь по осеннему лесу мне не хотелось. Сюда-то и то чудом добрался, никто по дороге не напал, не сгрыз.

Может, думал я, воин заговорит со мной.

Не может же человек молчать целый вечер, глядишь, спросит о чём, тут-то я и скажу, что держу путь в Гарнизон. Тогда мы наверняка разговоримся, да как? — на равных, как свои, как друзья... Мальчишка-прислуга сразу начнёт поглядывать уважительнее. Сказал бы я ему, куда направляюсь, да дядя не велел, всякому постороннему про Гарнизон лучше не знать. Так что для простых людей я тоже простой и пробираюсь к родственникам-рудокопам, которые будто бы добывают огненный камень в шахтах Длинного Гребня.

Ожидание не обмануло меня. Громадный человечище вошёл в помещение и сел за стол, в дальнем от двери углу. Я сидел в середине зала, как раз недалеко от очага, который сейчас раздувал мальчишка. Он же варил мне кашу и наливал пиво. Хозяин прихворнул, хотя я видел, как он крался из подвала к себе на второй этаж, прижимая к груди несколько пузатых бутылок. Я подумал, старик всегда норовит отдохнуть в это время года, когда запустение, благо, помощник есть.

Мальчишка, наконец, раздул огонь, оставил рядом с очагом несколько огромных поленьев, чтоб мы могли подложить, если понадобится, и ушёл.

Осторожно, стараясь не морщиться, я глотал горькую гадость и изо всех сил сжимал губы, удерживая злые судороги. Когда мне оставалось допить ещё треть кружки, в углу вздохнул стул. Здоровяк протопал мимо, мельком взглянув на меня.

Мне, почему-то, стало неловко. Сижу тут, напуская вид, хотя понятно, я жалкий юнец, нескладный и смешной, и мне давно пора топать наверх, а не сидеть тут над кружкой.

Но, разозлился я, почему нет? Может, мне до утра не спится? Хочу вот посидеть у жаркого огня, в тишине и покое, обдумывая нечто важное, а не лежать на прелой соломе, и слушать, как дождь стучит по тонкой крыше.

Незнакомец горбился у очага. Я видел, как в пламя скользнула серебряная змейка, и решил, что сегодня покину зал последним. Хоть даже это случиться утром.

Сидел я очень долго. Глаза слипались. Едва сдерживая судороги, я допил пиво. Стены начали раскачиваться, а в груди разлилось блаженное чувство. Настолько блаженное, что я понял, что не прочь бы выпить ещё. Я больше не казался себе глуповатым мальчишкой, я ощущал себя сметливым и ловким малым, преодолевшим полный опасностей путь до Восточного края, и заслужившим краткий отдых в этом чудном месте. Пожалуй, я бы решился заговорить с незнакомцем, если бы не уснул. А я уснул, глупо и позорно, а когда открыл глаза, в зале было темно, и очаг уже не горел, угли едва розовели сквозь толстый налёт серого пепла.

Я едва не сгорел со стыда, представив, как здоровяк, выходя, видел меня таким — голова на кружке, длинные худые ноги в истёртых сапогах елозят по полу...

Проклятье!

Деревенский дурачок.

Я поспешил наверх.


На третий вечер всё повторилось. Но я стыдился вчерашнего, и потому ушёл сразу, как незнакомец швырнул в огонь горсть серебряного песка.

На утро я проснулся с ощущением потери. Сегодня кузнец доделает свою работу, и здоровяк уйдёт в одни ему ведомые края.

Может, по пути он встретит друзей, могучих, как сам, бывавших в переделках, покрытых старыми шрамами... и свежими тоже. Там, в обитаемых местах, он небрежно зайдёт в трактир, где шумно и весело, сядет за стол... На него устремятся взгляды, а всякие местные дуры будут рядом юбками вертеть. Или, может, он тоже в Гарнизон добирается?

Я вскочил и хлопнул себя по лбу.

Конечно! Сразу надо было спросить. Может, нам по пути! Вдвоём не страшно, уж мне так точно! И он бы смотрел на меня по-другому, со сдержанным одобрением, мол, свой...

А я-то ещё не знал, как с ним заговорить.

Деревенский остолоп.

Но может, он ещё не ушёл?

Я надел сапоги, и выскочил, хлопнув дверью. Сверху сорвались крупные капли — потолок прогнил, влагу держит плохо, пора перестилать, — я загрохотал по лестнице.

Выскочив во двор я натолкнулся на шагнувшую на меня стену. От неё пахло кожей и раскалённым железом. Задрав голову совсем рядом я увидел крупное лицо. Я разглядел оспинки, красивые ноздри и тёмные глаза. Мне они показались добрыми и благородными.

— Тихо, тихо... — сказал здоровяк. — Зашибёшь.

Оттолкнув меня, он вошёл внутрь.

Я замер, испуганный и счастливый.

Скрипнуло, рванулись густые клубы, из них на порог кузенки вышагнул прокопчённый кузнец.

— Эй, малец, видел... этого? — спросил он.

— Видел, — сказал я.

Кузнец покачал головой.

— Крепко я промахнулся... обещал в три дня всё оружие отладить, а с железом таким раньше не работал, дурья башка. Оно и не капризное, вроде, но жёсткое...

Кузнец сжал кулак.

— Не управился я. Он сильно злой?

— Да нет, вроде... — сказал я.

— Да злой он, злой... от меня смурной, как туча вышел. Я такого железа и не знал прежде, у меня-то посырее будет, править тяжело... надо на двунадесят раз перековать, выпарить, сжать, а я ж один, помощника месяц, как с разрывами нашли, к рудокопам увезли... э-эх... значит, не злой, говоришь?

Я кивнул.

— Ну, дай-то Небесный отец...

Кузнец скрылся.

Я постоял, затем справил нужду за кузенкой и пошёл в дом. Почти весь день я просидел в зале, но незнакомца не видел. Я представлял, как он горбится у себя в комнате, злясь на кузнеца, и прислушивался к звонким ударам молота.

Если кузнец сегодн