Я работаю грузчиком в магазине, зарплата не ахти какая, тем не менее, денег хватает, чтобы снимать однушку и прокормить себя (живу я один), даже кое-что остаётся. Довольно часто после тяжёлого рабочего дня бухаю с друзьями во дворе моего дома, чтобы, как бы это банально ни звучало, снять напряжение. Так было и в тот вечер. Мы тихо-мирно раздавили пол-литра на троих, а потом я предложил пойти ко мне, благо в запасе был ещё один пузырь. Помню, что у меня тогда в холодильнике ещё оставались хлеб, варёная картошка и полбатона колбасы, поэтому с закуской впросак мы бы точно не попали. Когда мы подходили к дому, я увидел старуху на скамейке возле подъезда. В свете уличных фонарей я различил, что на ней было надето типичное для всех старух синее выцветшее пальто и платок на голове. Тогда мне это показалось немного странным: в двенадцать ночи старухи обычно не сидят на скамейках, или если сидят, то в компании других старух. Мы поравнялись с ней, и она спросила (я очень хорошо это запомнил), какой сегодня день недели. Миха ответил, что среда. А нам что-то после выпитого хорошо так было, весело, беззаботно. Когда вошли в подъезд, не выдержали и заржали над идиотским бабкиным вопросом, особенно у Санька хорошо получилось передразнить её слегка скрипучий голос.
Дома мы включили зомбоящик для фона (там были какие-то то ли быдлоновости, то ли очередной отечественный говносериал), спокойненько нарезали колбасы с хлебом, достали картошечку с солью и под вторую бутылку преотлично провели время. Уже во хмелю я прилёг на диван и тут же уснул как убитый. Судя по ощущениям, я проспал часов эдак 12 и проснулся от тревожного ощущения, что надо срочно на работу. Я открыл глаза и резким движением поднялся на кровати, отчего перед глазами стало на несколько секунд темно. За окном по-прежнему была ночь, часы показывали 3:30, однако я чувствовал себя вполне трезвым. К моему удивлению, в комнате никого не было. Я позвал ребят, но в ответ была только тишина. Точнее, не тишина, а заунывное «пиииииии» из телевизора, выдающего стандартную схему цветов, которую всегда показывают ночью после окончания эфира. Я встал с дивана и пошёл на кухню – может, ребята там сидят (или даже спят, потому что подобные прецеденты имели место быть, лол), но и на кухне никого не было. И ни в сортире, ни в ванной, ни на балконе, – в общем, нигде их ровным счётом не было. Почесав репу, я заварил чайку и пошёл обратно в комнату, сел снова на диван, стал щёлкать телевизором. По всем каналам одинаковое пищание. Тогда я включил ноут, полистал двач, но кроме очередных ЕОТ- и РМ-тредов как обычно ничего не было. Повыключал всё , попытался уснуть, но спать что-то расхотелось, а заняться совсем нечем, поэтому решил выйти на улицу подышать воздухом.
Я открыл дверь подъезда и вдохнул приятный и влажный ночной воздух, отдающий прохладой. Прошёл метров пять и тут меня окликнул до ужаса знакомый голос: «Милок, а какой сегодня день?» Очень медленно повернув голову налево, я увидел всё ту же старуху в синем пальто и платке, сидящую на скамейке в той же позе и на том же месте, где я её видел в последний раз. Когда язык наконец смог двигаться, я, слегка заикаясь, произнёс: «С-среда». А после этого, анон, я высрал очень, очень много кирпичей. Старуха невероятно резко вскочила с лавки и, стремительно повышая голос, начала повторять «Ты врёшь!», каждый раз всё громче и громче, в конце концов перейдя на оглушительный визг «ТЫ ВРРЁЁЁЁШЬ!!!». Её голос был особенно страшным. Это не был просто визг полоумной старухи. В этом звуке смешивалось сразу несколько голосов: к старческому визгу примешивался сочный мужской баритон (чем-то похожий на тот, когда в музыкальной программе уменьшаешь скорость воспроизведения голоса), женский крик и младенческий плач. Старуха орала этим дьявольским голосом настолько громко, что у меня заложило уши. А затем… Затем она начала двигаться. Двигаться на меня. И не прекращала орать. Вообще я парень довольно крепкий, как-никак грузчиком работаю, но на тот момент я себя уже не чувствовал таким уж силачом. Когда старая тварь подошло ко мне вплотную, я с силой толкнул её в грудь, однако та только сделал лёгкий шажок назад, что совсем уж несвойственно для немощной на вид старушонки. После этого толчка я высрал вторую, ещё более крупную порцию кирпичей, потому что лицо старухи начало меняться. До этого оно было просто сморщенным и покрасневшим от натуги, с влажными от слюны губами, но теперь оно начало как бы стягиваться, скукоживаться вовнутрь, а красный цвет поменялся на мертвенно-серый.
И вот уже глаза и нос собрались в один отвратительный комочек, а рот по-прежнему оставался открытой, выливающей безумный визг чёрной бездонной пастью, которая на фоне скомкавшегося лица казалась ещё больше.
Когда старуха начала медленно поднимать свои сухие костлявые руки, с меня, наконец, сошло оцепенение, и я понял, что надо срочно отсюда убегать, ибо что-то мне подсказывало, что к добру её объятия не приведут. Я не нашёл лучшего выхода, чем ринуться обратно в подъезд, к себе в квартиру. На восьмой этаж я взбежал, нет, взлетел, словно пуля, подстёгиваемый нечеловеческим визгом и топотом ног, раздающимися снизу и пустившимися за мной, отдававшимися эхом и смешивавшимися, словно в колоколе, в непереносимый шум, готовый разорвать голову в клочья.
Я закрыл за собой дверь и прижался к ней, закрыв глаза и тяжело дыша. Почти сразу моё внимание привлекло две вещи: первая – вопли из подъезда внезапно стихли; вторая – ТЕЛЕВИЗОР БЫЛ ВКЛЮЧЕН! Светящееся изображение заслонял неясный силуэт… На ногах, по своему состоянию больше похожих на спагетти, я подошёл к двери в комнату и включил свет. И что же ты думаешь, анон, я увидел? На диване перед телевизором, абсолютно голая, в позе рака стояла моя мать! Она слегка виляла ягодицами то влево, то вправо, что почти моментально, на волне пережитых ощущений, заставило мой член сделаться твёрдым как камень. Я моментально расстегнул ширинку и влетел в неё сзади. Анон, это было великолепно! Когда я кончил ей на спину, а если быть точнее, уделал спермой всю спину и ягодицы, тщательно размазав всё рукой, она повернулась ко мне, дала лёгкую пощёчину и воскликнула: «Ну что же ты так много пьёшь?!», а потом ласково обняла. После этого я лёг спать и заснул как убитый.
Проснулся я в кардиологическом отделении районной больницы. Помню, медсестра ещё воскликнула: «Павел Михайлович! Он проснулся! Павел Михайлович!» Надо мной склонился какой-то мужчина в белом халате, с опрятной седой бородкой, со смеющимися глазами и сказал очень мягким приятным голосом: «О, ну наконец! А мы уж начали было думать, что ты никогда не проснёшься!..» А потом он мне рассказал, как однажды ночью в 03 раздался звонок. На том конце провода полупьяные молодые люди убеждали приезжать как можно скорее. Машина приехала очень быстро, и на квартире обнаружили меня в совершенно безжизненном состоянии. Тут же поставили капельницу и увезли в больницу, где я пролежал в коме два месяца. Если бы опоздали хотя бы на полчаса, то я бы сейчас не писал эти строчки. В напутствие доктор сказал: «Я надеюсь, что ваш печальный опыт вас чему-то научил? Может, стоит снимать напряжение, используя какие-то другие методы? Делайте выводы, молодой человек!»
