– Встань ко мне лесом, а к заду передом… – едва размыкая рассохшиеся губы, пробубнила беглянка, довольно давно позабывшая о том, кто она, куда и зачем бредёт.
Ноги сами несли вперёд. И принесли к избушке, стоящей на отшибе, теряющегося во тьме села. Порою девушке чудилось, что её притягивает к себе незримая нить, словно на том конце сидит паук, а она дурёха-цокотуха, попавшая в липкие сети и учесть её уже давно предрешена.
Бредя меж ветвистых деревьев, обходя канавы и рытвины, она практически не вспоминала потерянных мужа и сына. Память накатывала вместе с изредка выныривающей из-за туч луной и тут же пряталась за новыми тучами, несущими с тьмой усталость и опустошение, стреноживающих её колкими путами безразличия.
Беглянка была настолько измотана, что в любой момент могла упасть и провалиться в болезненную дрёму, но незримая нить влекла её вперёд, не позволяя слабости взять верх над измученным телом. Теперь она понимала, что невидимая удавка, обвившая её шею, присутствовала уже там, на дороге, когда муж и Славка были ещё в машине. Но она не почуяла её. Сейчас же, когда все чувства были обострены до предела, девушка явственно ощутила поводок, приведший к невысокой изгороди. Странный дом. Чем-то знакомый и одновременно чужой дом.
Девушка погрозила кулаком горшкам, возвышающимся над тыном. Водруженные на жерди частокола, они издали показались ей человеческими черепами, следящими пустыми глазницами за каждым, кто посмеет потревожить покой хозяев ветхой избушки. Но на поверку оказались всего ли утварью, которой не нашлось место в доме или нужно было просушить на солнце.
Калитка скрипнула. Где-то во дворе недовольно забулькала-забрехала собака, но вздрогнувшей девице не удалось разглядеть его, а выйти к ночной гостье сторож не пожелал. Ну и пёс с ним – решила она и шагнула к крыльцу, с запозданием отмечая: ей показалось, что псина ворчала не на то, что к ним явился нежданный посетитель, а на то, что девушка слишком долго шла и её уже заждались.
Тряхнув головой, дабы отогнать дурные мысли, она боязливо отворила дверь в сени, с тревогой отмечая свербящую мысль – с этого момента обратной дороги у неё нет. Замерев на месте, беглянка попыталась разобраться в своих переживаниях, но скрипнувшая дверь в горницу не позволила ей покопаться в себе.
– Явилась, не запылилась.
– Ась? – девушка вздрогнула от неожиданности.
– Заждалис-я мы тебя, простоволосая, – из распахнутой двери на гостью с прищуром пялилась сгорбившаяся старуха.
– Ну, чавой на пороге стоишь, захоть в дом, там и покумекаем, как теперь нам быть, да помирать.
Не смея перечить хозяйке, но рьяно желая сбежать из этого дома, она неуверенно поднялась по ступеням и шагнула в горницу, получив по заду удар захлопнувшейся двери.
Старуха без обиняков протянула к ней руку, пристально изучая гостью. Девушка вздрогнула, недоумённо воззрившись на сухопарую морщинистую ладонь. Мысли её тут же метнулись к выпирающему заднему карману, в котором лежал найденный гребень – и как ещё умудрилась не обронить его, плутая по лесным буреломам? Гостья потянулась рукой к находке, но вздорный характер, помноженный на пережитое, взял своё.
– Знамо о чём, – хозяйка избы пожевала беззубым ртом, мигнула и, хмыкнув, убрала ладонь, бросив с насмешкой: – Не хочешь и не отдавай. Твой выбор.
При этих словах сердце беглянки пронзила острая игла тревоги, но заёрзавшая на месте девица не смогла понять, от чего предостерегает её подсознание. Быть может, стоило отдать старухе то, что та желала? С другой стороны, хорошо бы сперва узнать, чего хотела от неё хозяйка избы.
– Поздно, куропаточка наша, поздно, – пробубнила старуха, словно в ответ на непроизнесённые мысли гостьи, и зашаркала ногами к усеянному яствами столу.
У девушки перехватило дыхание. Рот наполнился слюной. Сердце пустилось в галоп, а руки вспотели. Слипшийся живот требовал немедля наполнить его, но изнывающая от голода и жажды гостья не спешила сходить с места, продолжала стоять у порога.
– Ну, чавой как сивка-бурка встала у двери, али сбежать норовишь?
Прищур бабки заставил мурашки забегать по изжаренной на солнце коже.
– А-а-а, – старуха погрозила ей поднятой со стола плохо обглоданной куриной костью, после чего вцепилась в остатки мяса беззубым ртом, жадно зачавкав. Когда ей надоело мусолить мослы, она вновь обратила свой взор на застывшую на пороге гостью, продолжив как ни в чём не бывало: – Знаю-знаю, всё про тебя ведаю…
После этих слов бабка вновь вцепилась в кость, изучающе глядя на изнывающую от голода девицу. Старуха прервалась через некоторое время и недовольно бросила:
– Чего маячишь тут, урчанием утробы лешего в лесу пугаешь? А ну… – при этих словах старухи девушка попятилась, с обидой насупив нос и прикусив губу, чтобы не разрыдаться от обиды. – Иди к столу, да отведай угощеница.
Звать её дважды не пришлось. Рванув с места, девушка попыталась удержать порыв ног, но усмешка старухи окончательно сорвала все оковы, и гостья накинулась на снедь, с жадностью запихивая в рот большие жирные куски всякой всячины, одновременно затыкая орущее естество, требующее есть мало и мелкими порциями.
Когда она немного насытилась, бабка буркнула:
– Ну, как тебе мой вдовий стол? Мой муженёк вот так же ушёл в полдень в поле и пропал…
Девушка охнула, едва не поперхнувшись очередным куском.
– Вдовий? – она подняла испуганный взгляд на старуху. – Муж пропал?
– А ты что думала, яхонтовая моя? – хозяйка избы погрозила ей тщательно обглоданной костью. – Решила и сама выбраться, и что мужа с дитём вытащить удастся?
– Ах ты… – девушка задохнулась от нахлынувшего гнева и обиды на свою доверчивость. Выходит, они тут все в сговоре. Кто именно они, девушка ещё не знала, но пообещала себе обязательно выяснить.
– Я? – бабка удивлённо подняла брови. – Это я, что ли, желала его смерти?
– Дура! – выплюнув кусок пирога, гостья кинулась на хозяйку, но тут же замерла, едва не налетев на кривой ятаган, остриё которого смотрело на её горло.
Бабка продолжила как ни в чём не бывало:
– А что ты муженька своего не пилила? В сердцах не корила за украденную молодость? Не думала, как бы жила без этой обузы? Не было бы сынишки – за моря бы летала? Ась?!
– А тебе чего с этого, старая ведьма?!
При этих словах гостья краем глаз заметила, что в выплюнутом из её уст пироге вовсюкопошатся жирные черви. Она невольно взглянула на усеянный яствами стол и обомлела: на столе лежали огрызки, корки, кости, куски надкусанного сала, а меж всем этим сновали желтоглазые крысы, черви и пауки.
– Ведьма? – бабка заохала, замахала руками. – Ох ты ж Егоркино взгорье! Проглядела дитё, а меня дурой кличет. Вы видали? Вы слыхали?
При этих словах гостью забил озноб, ей словно открыли глаза – со всех сторон на неё пялились невидимые соглядатаи, перешептывающиеся меж собой уханьем филина, писком мыши, трелью сверчка-лоботряса, жужжанием гибнущей под потолком мухи, угодившей в паутину.
– Кто… кто здесь? – она прекратила шарить испуганным взглядом по стенам и уставилась на хозяйку избы.
– Тут те, милочка, кто посмел переступить порог моего дома и не нашёл пути обратно. А если и нашёл, то захотел с собой вывести тех, кого сам сюда же и загнал своим словом, мыслью и поступком дурным. Дурным, да не обдуманным, но в сердцах совершённым.
– Я, пожалуй… – она начала пятиться.
– Далече дойдёшь во тьмах?
Девушка рванула к двери, но успела сделать всего два шага, прежде чем поняла, что двери не было. В том месте, откуда она вошла в избу, её взгляд нашёл лишь бревенчатую стену с торчащим меж брёвен мхом.
– Выпусти! Умоляю: выпусти!
– Ах! Уже умоляешь? – старуха усмехнулась. – Оставайся у меня до утра, а там и поглядим, что ты за птица. За постой отдай мне… – она задумалась. Гостью кольнуло неприятное предчувствие. Девушка решила, что старая карга вновь попытается выманить у нее гребень, но старуха попросила иное: – Коли не желаешь добровольно отдать безделушку, отдай от твоего мужа и сына по одной вещице.
Девушка поморщилась, но не посмела перечить, тем более речь шла о столь незначительной безделице. Заглянула в рюкзак, нашла купленный на очередной ярмарке брелок с золотой рыбкой, который подарил ей Славка, и синий бумажный браслет, оставшийся с какого-то концерта. Старуха с расплывшейся по лицу улыбкой подхватила протянутые к ней вещи и зашаркала к чулану. Через плохо задвинутую штору девица видела, что старуха повесила вещи на один из множества крючков, усеявших стену и держащих множество иных мелких безделушек, да не заметила, что надорванный браслет с рыбкой вот-вот слетят на пол.
– Пущай там повисят, подождут своего часу.
Нестерпимая тоска охватила девушку, будто она рассталась с кем-то из родичей. Пытаясь отогнать дурные мысли, гостя шагнула к чулану, намереваясь вернуть отданное, но тут же ощутила рядом с собой зловоние старухи, которая недовольно выдавила из себя:
– Ты сделала свой выбор, куропаточка моя, теперь живи с этим, пусть и недолго тебе осталось.
Гостья хотела возразить, но навалившаяся тьма не позволила вступить в перепалку со смеющейся в голос старухой.