Спички⁠⁠

Эта страшная херня началась с того, что я по пьяни оказался в этом сраном здании! Явно заброшенное, в девять или одиннадцать этажей (не сосчитать, сука, никак!), с пустыми развороченными рамами вместо окон, торчащее посреди самой настоящей задницы — ну нахера, нахера я сюда полез?!

Впрочем, теперь уже без разницы: нахера, почему и как. У меня осталась последняя спичка. Что будет потом? Ох, сука, лучше бы даже и не знать…

А тот вечер, в который я и попал сюда, был самым обычным вечером. Как говорится, ничто не предвещало беды, и ярко солнышко светило. Точнее, догорало на небе. Ну а я сначала принял пива, а после в ход пошла тяжёлая артиллерия — ядрёная самогонка бабы Дуси.

Да-да, самогоночка. Конечно, я думал и над этим вариантом. Ну, что во всём этом виновата она. Вот только прошло уже дня три, не меньше, а значит её эффект сошёл на ноль. А если б не моя упаковка из десяти коробков спичек, которую я по пьяной лавочке спиздил у доброй, но рассеянной самогонщицы, мне бы уже давно пришёл кирдык. И это ещё только в лучшем случае.

Баба Дуся… Может быть, это она виновата? Подмешала какой-нибудь бурды, а я тут теперь охереваю! Да нет, вряд ли. Надёжный, проверенный, свой в доску человек. А спички ей всё равно нахер не нужны — старушка не курит.

Дует ветер. Свистит во всевозможных дырах и щелях этого адского здания. Гремит растерзанными скелетами окон. Где-то на верхних этажах опять что-то пизданулось с привычным уже «у-у-ух!». Ну и похер. Подобная хренотень меня уже ни капельки не пугает. Мне даже холод и голод давно похер, не то что…

Ну а в тот вечер я, уже изрядно окосевший, сел не на тот поезд! И это ещё полбеды. Я, хомут такой, вышел хрен пойми где! Ну а как же. Мне ж, бухому, как в песне поётся, и море по колено и горы по плечо.

И вот стою я, значит, посреди чистого поля. Вокруг — ни души, только вдалеке здание это виднеется. Казалось бы, и что? Или иди в лес до ближайшей деревни, авось не заблудишься, или поезда сиди жди, или вообще вон, пиздуй по шпалам, как тот придурок из песни. Но тут в мою пьяную голову пришла «гениальнейшая» идея: мол, круто будет, наверное, забраться повыше, как раз здание подходящее, и поссать с высоты. Мда. Пожалуй, оставлю эту часть истории без комментариев…

Вблизи здание не выглядело зловещим, и предчувствий у меня не было никаких. Только внизу живота пронёсся лёгкий холодок, когда я открывал дверь и входил внутрь. Дверь эта в отличие от окон была целой. Обычная, ничем ни примечательная, синего цвета.

Поднялся я где-то этажа до третьего, ибо уж очень давило на клапан, да там и сделал своё грязное дело. Спустился вниз, открыл дверь, вышел на улицу и… внезапно понял, что стою примерно на четвёртом этаже. Не беда. Провалы в памяти от синьки — наше всё. Я снова спустился, снова открыл, снова вышел и обнаружил себя на этаж повыше. Я повторял и повторял эти нехитрые действия, с каждым разом трезвея и одновременно охреневая всё больше. В конце концов, я устал, сел прямо на пол и задумался.

А что если…

И в следующие несколько часов я попробовал вот что:

— с разбегу, с разгончику, в прыжке, с растопыренными руками, с поднятыми ногами, ползком, сверчком, бочком, ласточкой, морскою волною, древесной змеёю, зайчиком, мальчиком — хрен;

— на первом этаже не было окон, и я, решившись, выпрыгнул из окна второго, а потом и третьего (выше не рискнул) — тоже хрен.

Раз за разом меня упорно телепортировало на различные этажи этого проклятущего здания.

А потом появился он.

Как бы вам его получше описать. Представьте себе карлика. Вот только руки у этого карлика короче раза в два. Да, примерно, как у тираннозавра или как там его. Вместо ног — тоже руки, только не карликовые, а обычные человеческие, ну вот, как у меня, например. Две головы на одной толстой мясистой шее. Жидкие плешивые волосёнки. И большой, раздутый как барабан живот, в котором что-то постоянно лязгало и звенело, словно он был набит какими-то железками или обрезками металла.

— Дядя, дай спичку! — воскликнула его левая голова, и уродец засеменил ко мне, гремя своим брюхом.

— Дядя, дай спичку! — воскликнула его правая голова. Карлик приближался ко мне, а его брюхо продолжало отвратительно греметь.

Потом обе головы закричали хором:

— Дядя, дай спичку!

Голосок у обеих его голов с одной стороны был детским и звонким; а с другой — каркающим и хриплым, как если бы ворона научилась говорить и имела при этом пропитое и прокуренное горло.

А спичку я дал. А кто б на моём месте не дал?

Ух и пересрал же я тогда! Бегал по этажам, кричал, выл — без толку всё!

Только успокоился — опять он: «Дядя, дай спичку!» И я дал. Конечно, может быть, проще было дать этому карлику пизды, а не спичку. Вот только всё внутри замирало и замирает от одного его вида. А уж когда он подходит и начинает «каркать» — послушно даёшь спичку и ничего другого просто сделать не можешь от страха…

И я давал и давал ему спички.

Просто удивительно, как он своими куцыми ручками выхватывал их из коробка. Но выхватывал он их очень проворно, а потом, сука такая, семенил в один из тёмных углов или же упрыгивал туда на своих ногоруках. А там, скорее всего, исчезал, потому что появлялся каждый раз в новом месте, временами не на моём этаже, и тогда я слышал его спускающиеся или поднимающиеся шаги.

Спички карлик брал, конечно же, не по одной, а сразу несколько. Я пробовал давать ему одну или две, но тогда он очень быстро возвращался и опять просил и просил дать ему спичку. Чем больше я давал карлику этих самых спичек — тем дольше он не приходил ко мне. В последний раз я дал ему почти полкоробка. И у меня осталась последняя спичка.

Что карлик сделает со мной, когда заберёт последнюю спичку и мне больше нечего ему будет дать, — я даже и думать боюсь…

Нахер. Просто нахер. Сейчас допишу эту писульку и пойду на крышу. И сигану вниз…

Сиганул. Бэтман недоделаный, бля. Толку — ноль. Я снова здесь.

Что ж…

ЭЙ, КАРЛИК, БЛЯДЬ! ИДИ СЮДА! ЗНАЕШЬ, КУДА Я ТЕБЕ ЩАС ЭТУ СПИЧКУ ЗАСУНУ?!