Koldyr

У меня никогда не было любимого занятия или, как это называется — хобби. Однако, с детства у меня есть некоторая особенность: я натыкаюсь в газете или телепередаче на какой-нибудь интересный заголовок или необычный термин, начинаю искать по этой теме информацию и растворяюсь в книгах и статьях о новом явлении. Думать ни о чём другом в эти периоды не могу. Так я два месяца расшифровывал рукопись Войнича; целую неделю матерился на воду, чтобы проверить, не отравит ли её моё сквернословие и даже однажды два дня не ел, после того как наткнулся на форум так называемых солнцеедов.

Некоторое время назад я краем уха услышал, как мои одноклассники обсуждали некий пост мортем. Сначала я решил, что они говорят о компьютерной игре, но, прислушавшись, выяснил, что речь идёт о каких-то фотографиях. Тема меня заинтересовала, и, придя домой, я тут же залез в интернет и погрузился в изучение нового для меня явления.

Оказывается, в 19 веке очень широко практиковалось посмертное фотографирование мёртвых людей. Фотографии стоили дорого, а люди умирали часто, поэтому иногда единственной возможностью сохранить память о близких оставалось только запечатлеть их на плёнку перед тем, как проводить в последний путь.

Я с увлечением рассматривал отсканированные фотографии в интернет-статье. На групповых снимках без пояснений было трудно догадаться, кто же из всех этих людей был жив во время вспышки фотоаппарата. На многих из них были изображены дети, и в основном они просто лежали в кроватках или сидели на руках у безутешных родителей. Иногда, однако, судя по подписям автора статьи, уже остывающие тела принадлежали взрослым, причём они стояли во весь рост, приобнимая своих живых отпрысков.

Как выяснилось, при фотографировании мёртвых часто использовались специальные подставки, с помощью которых тела фиксировали в более-менее естественном положении. Фотошопа, конечно, никакого не было, но гримёры старались придать лицам живые выражения. Честно говоря, эти гримёры имели бы огромный успех при создании образов в фильмах ужасов.

Тема эта очень зацепила меня. Иногда я очень живо представлял, как фотограф, чертыхаясь, двигает тяжёлый каркас и, брезгливо морщась, пытается закрепить на нём коченеющее и непослушное туловище отца семьи. Затем он велит маленьким напуганным детям сесть рядом с папой и раздосадованно просит мать перестать суетиться и встать в кадр.

Я был настолько поглощён феноменом посмертной фотографии (подумать только, а ведь раньше это было обыденным делом!), что начал копать глубже и глубже. В свободном доступе было только ограниченное количество отсканированных фотографий и совершенно неограниченное количество фальшивых подделок мастеров графических редакторов. В поисках свежих кадров и новой информации я наткнулся на объявление о продаже настоящей пост-мортем фотографии, которая, как уверял продавец, являлась одним из редких подлинников 19 века.

Не помню, сколько хозяин раритета просил за фотографию, но судя по тому, что я отправился к нему примерно через неделю после того, как нашёл объявление, цена не превышала пяти школьных обедов. Пожилой мужчина встретил меня довольно приветливо, хотя и был удивлён, что столь юное создание может увлекаться такими мрачными вещами. После того, как я отсчитал нужную сумму, он потянулся к ящику стола, вынул оттуда конверт и достал потёртую фотографию, отпечатанную на старинной фотобумаге.

Я впился взглядом в изображение. На фотографии была запечатлена семья, по видимости, отец, мать и двое маленьких девочек. Я присмотрелся к их позам и лицам, но не смог определить, кто же из них уже не видит камеры и не слышит команды фотографа «Замри!». Я начал подозревать, что хитрый хозяин фото подсунул мне какой-то обычный семейный портрет столетней давности, и, чего доброго, вздумал надуть меня, выдав его за пост-мортем раритет.

Видимо, моё разочарованное лицо выдало меня, потому что хозяин моментально выхватил фотографию из моих рук и, тыча пальцами в хрупкий позитив, начал объяснять:

— Вот этот, папаша их, он один живой. Детишки умерли одна за другой. Мать утраты не пережила, и за ними сразу. Ты посмотри, посмотри: у отца глаза в камеру смотрят, а у остальных… Остальные уже никуда не смотрят. Глаза им силой открывали, а у мамы-то, видишь, сзади палка стоит. Не держалась никак, бедняга, всё на бок заваливалась, а отец держать её не хотел, боялся. Это потом уже, на похоронах, рыдал, обнимал её, будто бы она и не мёртвая совсем. А девочки хорошо сидят, как живые. Они и живые-то послушные были, и умерли тихонько…

Тут мужчина осёкся и замолчал. Лицо его стало очень печальным и задумчивым.

— Откуда у вас такие подробности? — весьма резонно поинтересовался я. Мне всё меньше нравился этот тип: он очевидно перегибал палку в своих россказнях, пытаясь выдать фото за подлинное.

— Подробности? Да какие же это подробности? Так у всех было тогда. А вот то, что парнишки тут не хватает — это подробность.

— Какого ещё парнишки?

— У семьи этой сынишка был. Тоже умер. Но нелепо умер, не от хвори, как они. Утонул на реке, а отец ведь говорил ему, не смей ходить, не смей!.. А утопленники, дружок мой, они на портретах не получаются. Распухшие все, синие… Никакой фотограф не соизволит согласиться их одевать, да усаживать, да пудрить.

Я решил, что старикашка совсем спятил.

— А это-то вы откуда знаете? — с усмешкой спросил я. — Неужто они вам всё сами и рассказали?

Мужчина махнул рукой и тоже засмеялся: мол, совсем я заврался, и пригласил меня на кухню выпить чаю. Фотографию я взял с собой, чтобы внимательно рассмотреть её, прежде чем требовать деньги назад.

Чем дольше я вглядывался в фотографию, потягивая горячий сладкий чай, тем явственнее мне казалось, что мужик не врёт. За женщиной в белом платье и правда виднелся знакомый мне по другим фотографиям каркас; я почти увидел, как застывшее, но живое лицо отца бледнеет и застывает от боли, когда вокруг него усаживают для последней фотографии всех его любимых людей, в подсознании у него бьётся смутная мысль об утонувшем сыне, которого теперь он не увидит даже мёртвым. Что-то в этом лице показалось мне знакомым, но сообразить я сходу не умел, да и не очень хотел: разумеется, знать этого человека, теперь уже тоже давно покойного, я не мог.

Внезапно меня очень сильно потянуло в сон. Я хотел встать, поблагодарить хозяина за гостеприимство и выгодную сделку и отправиться хвастаться на форуме своим приобретением, но с ужасом понял, что не могу пошевелиться. Я сидел за столом и был полностью парализован. Я попытался закричать, но и это не вышло: из меня вырвалось только сдавленное мычание. Тут я почувствовал, как чьи-то руки обхватывают меня и несут в комнату.

Спиной я ощущаю, как в меня утыкаются холодные металлические стержни; позвоночник упирается в высокую палку. Перед глазами очень ярко вспыхивает свет; слышится щелчок затвора фотокамеры.

∗ ∗ ∗

— Заходите, заходите, милости просим, пожалуйте. Взгляните, будьте любезны, сюда. Тут матушка, дочки две, красавицы, ангелы, умерли все одна за одной, прости Господи. И сынишка тут же, вот, посмотрите, на подпорке стоит, бедняга. Потонул, бедный, да привели его в порядок, вот и память отцу осталась, какая-никакая.

— А откуда ж вы всё это знаете? Неужто это они вам всё и рассказали?

— Ну что вы, что вы. Это же вещь этакая, что с историей, а истории коли б я не знал — да хранил бы разве ж эту рвань? Тут уж дело такое — прадед деду передал, дед — отцу, а отец уж мне пересказал. Да только тут ещё вот что: с сыном-то, с утопшим, ведь и брат его старший был. Он потом уж погиб, время-то прошло — только вот отец, бедняга, совсем один остался — старшего сына не стало, так и портрета никакого не осталось. Ну да ладно, Бог с вами — вижу, не верите вы старику, ну что ж, так пройдёмте, я вас хоть чаем с дороги напою, а вы и решите пока — будете забирать или дорогой своей пойдёте.

∗ ∗ ∗

В нашем семействе уже более десяти человек. Он настолько помешан на этой фотографии и так хочет, чтобы на ней собрались все родные, что ведёт настоящую охоту. Сначала у нас появился брат, затем — сестра матери. Появилась собака и котёнок, он сидит на руках у одной из сестрёнок и смотрит в камеру застывшим взглядом. Я очень хочу предупредить всех новых охотников за редкостями о том, чтобы бежали, как можно скорее, но сделать ничего не могу. Везёт только тем, кто не подходит ему по хронологии: семейство пополняется строго по датам смерти всех родственников.

И никто, никто из приходящих не хочет внимательно взглянуть на старика, продающего фото, а затем посмотреть на отца семейства, застывшего на фотографии. Зачем? Ведь он сразу говорит, что отец был живым, а покупателям интересны только мёртвые персонажи. Откуда они могут знать, что настолько больно ему было потерять любимых, что он не может уйти до сих пор? До последней вспышки, когда последний «родственник» не усядется перед своим последним объективом. Я ненавижу его, и не хочу играть роль его сына на этой фотографии. Но мне очень его жаль.

Автор: Snedronningen (Ева Чарская)

Обстановка, при которой Клейтон рассказал свою последнюю историю, очень ярко встает у меня в памяти. Большую часть вечера он сидел в углу возле большого камина, а Сандерсон сидел рядом и покуривал свою брослейскую глиняную трубку, которая так и называлась «трубка Сандерсона». Был тут еще Ивенс, а также Уиш — это чудо среди актеров и в то же время скромный человек. В эту субботу утром мы все собрались в клубе «Сирена», за исключением Клейтона, который провел там ночь, что, в сущности, и послужило началом его истории. Мы играли в гольф, пока не стемнело, обедали и были в настроении молчаливого благодушия, при котором люди терпеливо слушают рассказы. Когда Клейтон начал рассказывать, мы, по обыкновению, подумали, что он врет. Быть может, он и действительно врал, в этом читатель скоро и сам будет в состоянии разобраться настолько же, насколько и я. Правда, начал он свой рассказ в манере весьма прозаической, но мы подумали, что тут сказывается только неискоренимое искусство этого человека.

— Так вот, — начал он после долгого созерцания взвивающегося дождя искр от полена, которое Сандерсон разбивал в камине. — Вы знаете, что я провел здесь ночь в одиночестве.

— Не считая слуг, — заметил Уиш.

— Которые спали в другом флигеле, — возразил Клейтон. — Да! Ну, и… — На несколько секунд он занялся своей сигарой, как будто все еще боясь открыть тайну. А затем произнес совсем тихо: — Я поймал привидение!

— Поймал привидение, говорите вы? — воскликнул Сандерсон. — Где же оно?

А Ивенс, который безмерно восхищался Клейтоном и пробыл две недели в Америке, крикнул:

— Поймали привидение, говорите вы, Клейтон? Как я рад! Расскажите нам сейчас про это.

Клейтон заявил, что сию минуту начнет, только попросил закрыть дверь.

Он взглянул на меня, как бы ища оправдания…

— Здесь, конечно, никто не подслушивает. Только бы нам не напугать здешней прислуги. Ведь если пойдет слух о привидениях в этих местах… Здесь слишком много теней и дубовой обшивки, чтобы шутить с этим. А это, видите ли, было не совсем обыкновенное привидение, и я думаю, что едва ли оно снова явится когда-либо.

— Значит, вы не удержали его? — сказал Сандерсон.

— У меня не хватило духу, — ответил Клейтон.

Тогда Сандерсон заметил, что это его удивляет.

Мы засмеялись, а Клейтон как будто огорчился.

— Я знаю, — продолжал он с некоторым проблеском улыбки, — но факт тот, что это в самом деле было привидение, и я уверен в этом так же, как в том, что я сейчас говорю с вами. Я не шучу. Я знаю, что говорю.

Сандерсон глубоко затянулся трубкой, поглядывая красноватым глазом на Клейтона, и затем выпустил тонкую струйку дыма, более красноречивую, чем иные слова.

Клейтон не обратил на это внимания.

— Это самый странный случай в моей жизни. Вы знаете, что я никогда до этого не верил в привидения и ни во что подобное, а тут, понимаете, загнал его в угол; теперь весь материал у меня в руках.

Он погрузился в еще более глубокое раздумье, достал и начал обрезать вторую сигару своей маленькой, странного вида сигарной гильотинкой.

— Говорили вы с ним? — спросил Уиш.

— Приблизительно около часа.

— Болтливое оказалось? — заметил я, присоединяясь к группе скептиков.

— Очень смущен был, бедняга, — продолжал Клейтон, наклоняя голову к сигаре, и в словах его слышался легкий оттенок порицания.

— Что ж, оно рыдало? — спросил кто-то. Вспомнив все, Клейтон искренно вздохнул.

— Боже мой, — воскликнул он, — конечно! — И прибавил: — Бедняга!.. Конечно.

— Где же вы наткнулись на него? — спросил Ивенс со своим самым лучшим американским акцентом.

— Я никогда и не воображал, — продолжал Клейтон, игнорируя его, — какими жалкими созданиями могут быть эти привидения! — И на некоторое время он отвернулся от нас, пока искал спички в кармане, чтобы чиркнуть и разжечь сигару. — Я имел случай убедиться в этом, — наконец задумчиво произнес он.

Мы не торопили его.

— Характер, — продолжал он, — остается тем же самым, если существо стало и бестелесным. Об этом мы слишком часто забываем. Люди, с известной силой и настойчивостью ставящие себе какую-нибудь цель, могут иметь призраки, с силой и настойчивостью стремящиеся к той же цели; большинство привидений, видите ли, так же может быть предано одной идее, как маниаки, и может так же упрямо, как мулы, постоянно возвращаться все к одному и тому же. Но это бедное создание было не из таких. — Он вдруг как-то странно поглядел вверх и обвел глазами комнату. — Я говорю это, — продолжал он, — с самыми лучшими чувствами, но что же делать, если такова правда. Даже при первом взгляде он поразил меня своею хилостью.

Сигарой своей Клейтон как будто ставил знаки препинания.

— Я, знаете, наткнулся на него там, в длинном коридоре. Он был спиной ко мне, и я первый его увидел. Я сразу признал его за привидение. Он был прозрачен и беловат. Сквозь его грудь я мог ясно видеть тусклый свет оконца в конце коридора. И не только его облик, даже самая его поза говорили о том, что предо мной хилое существо. Он, понимаете, имел такой вид, как будто совершенно не знал, что, собственно, он хочет делать. Одна рука его лежала на дубовой панели, а другая дрожала около рта. Вот так!

— Каков же он был физически? — спросил Сандерсон.

— Тощий. Знаете, такие бывают шеи у юношей — с двумя ямками тут и тут вот! Маленькая низкая голова с жалкими волосами и довольно безобразными ушами. Узкие плечи, уже бедер, смятый воротник, короткий пиджак из магазина готового платья, штаны мешком и с бахромой над каблуками. В таком виде он предстал предо мной. Я спокойно поднимался по лестнице. Света я с собой не прихватил, — свечи и лампа стоят на столике, на площадке лестницы, — и был я в своих мягких туфлях. И вот когда я поднялся наверх, я увидел его… Я остановился сзади очень близко и явно привел его в ужас. А сам я ни крошечки не был испуган. Я думаю, что в таких случаях человек уж вовсе не бывает так испуган или возбужден, как воображают. Я был удивлен и заинтересован. Я думал: «Боже мой! Наконец-то привидение! А я-то еще не верил в призраки ни минуты в течение последних двадцати пяти лет».

— Гм! — произнес Уиш.

— По-моему, когда я поднялся на площадку, он в тот же миг почувствовал меня. Вот почему он тотчас же повернулся: предо мной было лицо какого-то незрелого молодого человека, слабый нос, маленькие, жалкие усики, слабо развитый подбородок. На мгновение мы остановились, — он глядел на меня через плечо, — и смотрели друг на друга. Затем он как будто вспомнил о своем высоком призвании. Повернулся кругом, приосанился, откинул голову, поднял руки, распростер ладони по установленному для привидений образцу и пошел ко мне навстречу. А в то же время жалкая его челюсть отвисла, и он слабо, сдавленно крикнул;

— Бу-у!

Нет, это было ни капли не страшно. Я недавно пообедал и выпил бутылку шампанского, — я чувствовал себя совсем одиноким, — и выпил, может быть, две или три, а может быть, даже четыре или пять рюмок виски. Поэтому я был тверд, как утес, и не более испуган, чем если бы лягушка прыгнула на меня.

— Бу-у! — сказал я. — Пустяки. Вы чужой этому месту. Что вы делаете здесь?

Я заметил, как он нахмурился.

— Бу-у, — произнес он еще раз.

— Бу-у, чорт бы вас взял! Вы член клуба? — продолжал я, и именно, чтобы показать, что мне нет никакого дела до него, я шагнул сквозь него и зажег свечу. — Так вы не член, — повторил я, глядя на него искоса.

Он немного шевельнулся, чтобы выпутаться из меня, и его облик стал унылым.

— Нет, — произнес он в ответ настойчивому вопросу моих глаз, — я не член клуба, я — призрак.

— Хорошо, но это не дает вам права расхаживать по клубу. Разве тут есть кто-нибудь, кого вы желаете видеть, или что-нибудь в этом роде? — И я зажег свечу, делая это насколько возможно тверже, чтобы он по ошибке не принял некоторую мою неуверенность(причиной ее было виски) за признаки страха. Я повернулся к нему со свечой. — Что вы здесь делаете? — повторил я.

Он опустил руки, перестал повторять свое «бу-у» и стоял смущенный и неуклюжий, дух хилого, глуповатого, болтающегося без цели молодого человека.

— Я преследую, — произнес он.

— Вам совершенно незачем это делать, — заметил я спокойным тоном.

— Я — призрак, — возразил он как бы в оправдание.

— Весьма возможно, но здесь вам совершенно незачем заниматься своими преследованиями. Это почтенный частный клуб, здесь часто останавливаются с няньками и детьми, и при подобного рода бесцельных прогулках, какими вы занимаетесь, какая-нибудь бедная крошка легко может наткнуться на вас и испугаться. Мне кажется, вы об этом не подумали.

— Нет, сэр, — ответил он, — не думал.

— А следовало бы. У вас ведь нет никаких прав на этот дом, не правда ли? Разве вы были здесь убиты, или что-нибудь в этом роде?

— Нет, сударь, но я полагал, что это старое и обшитое дубом…

— Это не оправдание. — Я строго посмотрел на него. — Ваше появление здесь — ошибка, — продолжал я тоном дружеского превосходства. Я сделал вид, будто разыскиваю спички, а потом откровенно поглядел на него. — Будь я на вашем месте, я не ждал бы, пока закричит петух, — сейчас же исчез.

Он, казалось, смутился.

— Дело в том, сэр… — начал он.

— Я бы исчез, — перебил я, направляя его домой.

— Дело в том, сэр, что так или иначе — я не могу.

— Не можете?

— Нет, сэр, я что-то позабыл. Я блуждал здесь со вчерашней полуночи, все прятался в шкафах по пустым спальням и в разных других местах. Я волнуюсь, Я еще никогда до сих пор не преследовал никого, и это, кажется, губит меня.

— Губит?

— Да, сэр. Я пробовал делать это несколько раз, и все не выходит. Я позабыл что-то такое, какой-то пустяк, и вот не могу вернуться.

Ну, уж это, знаете, было слишком для меня. Он посмотрел на меня таким жалким взглядом, что уж потом всю свою жизнь я не смогу вернуться к обычному своему обращению с людьми — довольно-таки высокомерному.

— Странно, — проговорил я, и в то время, как я говорил, мне определенно послышалось, как будто кто-то ходит внизу. — Пойдемте в мою комнату и расскажите мне об этом подробно, — продолжал я, — я, конечно, не могу понять этого.

И тут я попробовал взять его за руку. Хотя, конечно, с таким же успехом вы могли бы попытаться схватить клуб дыма! Кажется, я тогда забыл свой номер; во всяком случае, помню, что я заходил в несколько спален, — к счастью, я был единственной живой душой в этом флигеле, — пока я не нашел своего логовища.

— Вот мы и дома, — сказал я и сел в кресло, — садитесь и расскажите мне все. Мне кажется, старина, что вы поставили себя в довольно неловкое положение.

Ну, и он сказал, что не сядет, что он предпочитает порхать туда и сюда по комнате, если это все равно для меня. Он так и сделал, и скоро мы погрузились в длинный и серьезный разговор. Тут, знаете, часть этого виски с содовой уже испарилась, и я начал понемногу понимать, в какую странную и очаровательную историю я попал. Он стоял предо мной, полупрозрачный, настоящий, по всем правилам, фантом. Он был беззвучен, за исключением его призрачного голоса, он мелькал взад и вперед в этой милой, чистенькой, с ситцевыми занавесями старинной спальне. Можно было видеть сквозь него отблеск медных подсвечников и огни на каминной решетке из желтой меди, углы вставленных в рамы гравюр на стене; и вот здесь-то он мне поведал историю всей своей злополучной маленькой жизни, которую недавно закончил на земле. Нельзя сказать, чтобы у него было особо искреннее лицо, но, конечно, будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды.

— Как? — сказал Уиш, внезапно выпрямляясь в кресле.

— Что? — спросил Клейтон.

— Будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды, я этого не понимаю, — сказал Уиш.

— И я этого не понимаю, — повторил Клейтон с неподражаемой уверенностью. — Но, уверяю вас, это тем не менее так. Я не могу допустить, чтобы он уклонился от святой правды вот хоть настолько. Он рассказал мне, как он был убит: спустился в подвал со свечкой, чтобы осмотреть газовые трубы, — откуда-то шел газ, — и он сказал, что был старшим мастером в одной лондонской частной школе, когда случилось это освобождение от плоти.

— Бедняга! — произнес я.

— Так и я подумал, и чем больше он говорил, тем больше я его жалел. Он был бесцелен в жизни и бесцелен вне ее. Он говорил об отце, о матери, о школьном учителе и обо всех, кто был хотя бы чем-нибудь для него в мире, отзывался дурно. Он был слишком обидчивым, слишком нервным, он говорил, что никто из них не оценил его как следует и никто не понимал его. По-моему, у него никогда в мире не было настоящего друга, у него никогда не было и успеха. Его избегали в играх и проваливали на экзаменах.

— Это бывает с некоторыми людьми, — продолжал он. — Всякий раз как я входил в экзаменационную комнату, мне казалось, что все идет кругом. — Между прочим, был он помолвлен и, конечно, я думаю с такой же, как он, чрезмерно обидчивой особой; только неосторожное обращение с газом кончило это дело.

— А где вы теперь? — спросил я. — Не в..?

Но этого он себе вполне еще не уяснил. Судя по впечатлению, которое он произвел на меня, это было что-то вроде смутно-переходного состояния, специально предназначенного для душ, для которых по-настоящему ничто не существует, — ни одно из таких вполне определенных явлений, как грех или добродетель. Я не понял. Он был слишком самоуверен и ненаблюдателен, чтобы дать мне ясное представление о характере места или страны по Ту Сторону Вещей. Но кто бы он ни был, попал он, кажется, все-таки в среду родственных ему призраков — в среду молодых лондонских ротозеев с христианскими именами, и между ними, конечно, было много разговоров о том, что надо бы «пойти явиться кому-нибудь», и о других подобных вещах. Да, «явиться»! Это казалось им невероятным приключением, и большая часть их все время трусила и уклонялась от этого. Так вот он, понимаете, и «явился».

— Но все-таки! — бросил Уиш в сторону огня.

— По крайней мере, такое впечатление он произвел на меня, — скромно ответил Клейтон. — Возможно, конечно, что я был в состоянии, не очень благоприятствующем критической работе мысли, однако именно так в основном сложилось впечатление после его рассказа. Он продолжал порхать взад и вперед и своим тоненьким голоском болтать, болтать о своем несчастном «я», но ни одного ясного слова, точного с самого начала и до конца. Если бы он был реален и жизнен, тогда он не был бы так тощ, простоват и туп. Только тогда, знаете, он не был бы и здесь, в моей комнате, если бы он был живой. Я бы его выпроводил.

— Да, — сказал Ивенс, — бывают такие жалкие смертные, вроде него.

— И для них как раз столько же случаев стать привидениями, сколько и для всех нас, — добавил я.

— Некоторую остроту ему придавало то, что он уже как будто почти понял свою сущность. Переделка, в которую он попал, пожелав «явиться», подействовала на него чрезвычайно угнетающе. Ему сказали, что это будет только «развлечением», ну, он и явился, не ожидая ничего иного, кроме «развлечения», а вышло, что к его биографии только прибавилась еще одна неудача. Он показал себя бесподобным воплощением неудачника. Он говорил, — и я вполне верю, — что он никогда во всю жизнь не сделал ничего такого, что не кончилось бы полным провалом, и в течение бесконечных веков иного он не сделает. Если бы еще нашелся кто-нибудь, кто отнесся бы к нему сочувственно… Тут он остановился, сосредоточенно поглядел на меня и сказал, как это ни было странно, что ни от кого и никогда не видел он такого сочувствия, как от меня. Я понял, чего недостает ему, и решил поставить его на место. Быть может, это было грубо, но, знаете, быть «единственным настоящим другом» и наперсником одного из этих хилых себялюбцев, человека или призрака, все равно — это свыше моих сил. Я быстро поднялся и сказал:

— Не кажется ли вам, что вы с этим возитесь, как наседка с яйцами? Если вам что и надо сделать, так это поскорей выбраться из всего этого. Соберитесь с силами и попытайтесь.

— Не могу, — промолвил он.

— А вы попытайтесь, — повторил я, и он попробовал,

— Попробовал! — воскликнул Сандерсон. — Каким же образом?

— При помощи пассов, — ответил Клейтон

— Пассов?

— Да. Он проделывал целый ряд сложных движений руками. При помощи этих пассов он явился и при помощи их исчез. Боже! Сколько мне было возни с ним!

— Но как же с помощью каких-то пассов… — начал я.

— Дорогой мой, — прервал меня Клейтон, поворачиваясь ко мне и с особым ударением произнося некоторые слова. — Вы желаете, чтобы все было ясно. Я не знаю как. Все, что я знаю, это то, что вы делаете или, по крайней мере, что он делал, вот и все. Прошло несколько ужасных минут, он продолжал свои пассы и сразу же исчез.

— Следили ли вы за его пассами? — медленно спросил Сандерсон.

— Да, — ответил Клейтон и как будто задумался. — Было чрезвычайно странно, — продолжал он, — нас было двое — я и оно, это неуловимо-прозрачное привидение, в этом молчании комнаты, в этой тишине пустой гостиницы, в маленьком городишке в ночь на пятницу. Ни единого звука, если не считать наших голосов и слабого шороха, который слышался, когда призрак парил в воздухе. Были две зажженные свечи на туалетном столике, вот и все. Порою то одна, то другая вытягивалась длинным, тонким пламенем. И вот тут случилось нечто странное.

— Я не могу, — сказал призрак, — я никогда… — И, вижу я, садится он в маленькое кресло в ногах постели и начинает рыдать и рыдать. Боже! Какое это было жалкое, всхлипывающее существо!

— Ну возьмите себя в руки, вы! — сказал я и хотел слегка похлопать его по спине, но… моя рука прошла сквозь него! А к этому времени, надо заметить, я уже был не тот, каким вошел на площадку лестницы. Я уже освоился со странностью происходящего. Помню, я с легким содроганием отдернул руку и отошел к туалетному столику. — Возьмите же себя в руки, — повторил я, — попробуйте. — И чтобы придать ему духу и помочь ему, я начал и сам проделывать это.

— Что! — воскликнул Сандерсон. — Пассы?

— Да, пассы.

— Но ведь… — сказал я, почувствовав, что мне пришла в голову одна идея.

— Это интересно, — перебил Сандерсон, сунув палец в свою трубку. — Вы хотите сказать, что это ваше привидение…

— Сделало все, что могло, чтобы переступить назначенный ему предел бытия? Да?

— Нет, — сказал Уиш, — он был не в состоянии, он не мог. Или и вы тоже отправились бы туда вместе с ним.

— Именно так, — сказал я. Теперь найдены были слова для той мелькнувшей на миг идеи.

— Именно так, — повторил Клейтон, сосредоточенно глядя на огонь.

На короткое время наступило молчание.

— И все же в конце концов он сделал это? — спросил Сандерсон.

— В конце концов да, сделал. Мне пришлось помогать ему, и в конце концов он это сделал — это вышло как-то внезапно. Он уже совсем был в отчаянии. У нас была сцена с ним. А потом он вдруг поднялся и попросил меня медленно повторить перед ним все его пассы.

— Мне кажется, — сказал он, — если я увижу, то сразу пойму, в чем была в моих пассах ошибка.

Так я и сделал.

— Я знаю, — вдруг говорит он.

— Что вы знаете? — спрашиваю я.

— Я знаю, — повторил он и с раздражением продолжал: — я не могу этого сделать, когда вы глядите на меня, уверяю вас, не могу: отчасти это и было причиной всей неудачи. Я человек настолько нервный, что вы можете мне помешать.

Ну, у нас вышел тут спор. Вполне естественно, что я хотел посмотреть, а он был упрям, как мул, но тут я вдруг чувствую, что устал, как собака; он надоел мне.

— Ладно, — говорю я, — не буду смотреть на вас. — И отвернулся к зеркалу на платяном шкафу у кровати.

И он быстро принялся за дело. Я пробовал следить за ним в зеркале, чтобы увидеть, в чем именно секрет. Его руки и кисти рук вертелись вот так, и так, и так, и затем быстро последний из пассов — когда вы стоите выпрямившись, широко распростерши руки. И вот когда дело дошло до этого решительного момента, он вдруг исчез. Исчез! Его не было! Я повернулся к тому месту, где он стоял, — там ничего не было. Я был один, потрясенный, на столике мигали свечи. Что произошло? Да и было ли вообще что-нибудь? Может быть, это был сон?.. И вот в виде финала в это мгновение раздался нелепый звон — это часы над площадкой нашли момент как раз подходящим для того, чтобы ударить: раз. Дзинь! А я был серьезен и хладнокровен, как судья, несмотря на все выпитое шампанское и виски. Странное это, знаете, чувство, чертовски странное! Господи, до чего странно!

Он взглянул на сигарный пепел и сказал:

— Вот и все, что случилось.

— А потом вы отправились спать? — спросил Ивенс.

— А что же мне еще оставалось!

Я взглянул в глаза Уишу. И мне и ему хотелось позубоскалить немного, но было что-то, может быть, в голосе и в облике Клейтона, что сковало это наше желание.

— А как же насчет этих пассов? — спросил Сандерсон.

— Я думаю, что я мог бы показать вам их сейчас.

— О! — воскликнул Сандерсон и, вынув перочинный ножик, принялся вычищать свою глиняную трубку.

— Ну, чего же вы не показываете? — спросил Сандерсон, закрывая с треском перочинный ножик.

— Это я сейчас сделаю, — ответил Клейтон.

— Они не подействуют, — заметил Ивенс.

— Если они подействуют… — намекнул я предостерегающе.

— А знаете, лучше бы вы этого не делали, — заметил Уиш, вытягивая ноги.

— Почему? — спросил Ивенс.

— Лучше не делать, — повторил Уиш.

— Но ведь все равно он делает их неправильно, — сказал Сандерсон, набивая в трубку слишком много табаку.

— Тем не менее я считаю, что лучше, если бы он не делал, — настаивал Уиш.

Мы стали разубеждать Уиша. Он говорил, что для Клейтона пройти вновь через эти жесты значило бы издеваться над серьезными вещами.

— Но ведь вы-то сами не верите?.. — возразил я. Уиш взглянул на Клейтона, который пристально смотрел на огонь, что-то обдумывая.

— Я верю, во всяком случае больше чем на половину верю, — сказал Уиш.

— Клейтон, — сказал я, — мы хорошо знаем, как вы умеете приврать. Большая часть вашего рассказа правдоподобна. Но вот это исчезновение… это требует доказательства. Сознайтесь, что все это сказка.

Он поднялся с кресла, оставив без ответа мои слова, стал посередине коврика перед камином и посмотрел мне в лицо. Потом взглянул задумчиво на свои ноги, а дальше все время глаза его оставались прикованными к стене напротив. Он медленно поднял обе руки на уровне своих глаз и начал…

А надо заметить, Сандерсон — член масонской ложи Четырех Королей, которая посвятила себя изучению и истолкованию всех тайн масонства в его прошлом и настоящем, и среди последователей этой ложи Сандерсон, во всяком случае, не из последних. Он следил за движениями Клейтона с особенным интересом.

— Неплохо, — заметил он, когда все было сделано. — Вы, знаете, все это проделали, Клейтон, прямо с удивительным искусством. Однако упущена одна маленькая подробность.

— Я знаю, — возразил Клейтон, — и могу даже сказать вам какая.

— А именно?

— Вот это, — сказал Клейтон и сделал едва заметное странное движение руками, сгибая их и выбрасывая вперед.

— Да.

— Это, видите ли, именно то, что ему никак не удавалось, — заметил Клейтон. — Но каким же образом вы?..

(продолжение в комментариях)

Помню в году 2012 учился в универе и жил с родителями, в начале ноября как обычно собрался в универ, время было примерно 7 утра, на улице темнота, а планировка у нас расположена в квартире таким образом, что из прихожки вытянуты 2 коридора( 1 на кухню и туалет с ванной, второй в зал и вторую комнату), ну вот стою перед выходом из квартиры укутываюсь в шарф и мельком заметил через черкало в прихожей -белый силуэт на кухне, сразу не обратил на это внимания, так как думал что это мама была там, но когда открыл входную дверь -мама вышла из зала, стало как то не по себе, но я поехал в универ, и весь день прошел как обычно.

Ночью того же дня я проснулся с температурой 39, на утро навалились все симптомы, горло першило, сопли и тд, вызвал врача, назначил таблетки и полоскания горла, температура 39 несходила 2 недели, после второго рентгена обнаружили воспаление легких, в итоге болел я почти 2 месяца, есть какая то связь тут или нет до сих пор понять не могу, но чем больше времени проходит, тем меньше верю в то что видел этот силуэт, как то так...

@oleg1910

***

Расскажу и я свою историю. В 2003 у меня умер папа. Очень любимый и близкий. На похоронах и какое-то время после была, как прибитая, осознания что ли не было. Удивлялась, что не снится даже. Сестре вот снится, а мне, при том, что сны я вижу часто- нет. И вот, спустя достаточно долгое время приснился, и не как воспоминание, так он мне снится сейчас, а будто проведать пришел. Гуляем мы с ним словно по бесконечно огромному и красивому полю с цветами, и он рассказывает, как ему тут хорошо и спокойно. Вобщем, долгий разговор был, но главное умиротворяющий такой... А в конце сказал, что живет он "там", показав на что-то типа замка в дымке на горизонте, повторив, что ему там хорошо, но мне туда нельзя. Даже близко. И ушел.

Возможно, сны- проекции наших чувств. Я сама человек в загробную жизнь не верующий, но видимо очень хотелось верить, что папе хорошо и получить даже этому подтверждение.

Из этой же серии, думаю, часто снятся одинаковые сны, где папа садится в машину и уезжает, без обьяснения причин, оставив меня одну. Дальше по разному, когда бегу следом, когда стою и смотрю вслед, но всегда остаюсь одна, наполненная до краев одиночеством.

Ну и под конец, случай более подходящий к creepy теме. Когда не прошло еще пресловутых 40 дней, мы с мамой явственно слышали, как кто-то поднимался по ступенькам к нам в дом, шел на кухню и хлопал там дверками от гарнитура и холодильника. Повторяя в точности алгоритм папиных обычных действий. Но пришел ровно 1 раз. Больше я его присутствия не ощущала. Заблудился...

@Medusenok

Привет, особо писать не умею, но расскажу тебе свою историю.

Автор: @cf1313

12 лет назад ездил с сестрой,ее подругой и племянницей в деревню, Архангелькая обл., Каргопольский район, там у родителей дом.

И мучала меня все лето бессонница, до 3-4 ночи не спал.

Как-то раз лежал ночью и когда переворачивался на другой бок заметил на печи какой-то силует, начал всматриваться...

Кароче, увидел я какого-то мужчину, он сидел и смотрел на меня, был он в шляпе как у Боярского.

Я сначала тоже смотрел на него, долго-долго, а потом как-то резко стало страшно и я отвернулся и уснул.

Утром сестре рассказал все, а она удивилась, потому что племянница ей рассказывала тоже самое немного ранее. Детали совпали.

Подруга сестры спала в комнате родителей и видела там женщину и белом сарафане, она у ее кровати стояла.

Как потом оказалось мои родители тоже видели эту женщину.

Но самое страшное случилось через год.

Отдыхали мы той же компанией, только я еще прихватил своего друга с собой.

И как-то я поругался, не помню уже с кем и сказал что я как бы тут хозяин и если что-то не нравится идите нахер.

Через несколько дней меня сильно покусали овода или слепни, на ногах места укусов опухли, гноились и сильно болели, по этому в "хлебный день" я остался лежать дома когда все пошли в магазин.

И вот лежу я значит, читаю книжку, как в дверь кто-то постучал, не в входную, а в ту которая из коридора в комнату, она была закрыта на крючок.

Я конечно же офигел, так как входную дверь я тоже закрывал.И стало страшно, жутко как-то.

Затем опять стук в дверь, через какое-то время дверь начали дергать, сильно притом, очень я тогда очканул, дверь была тяжелая, закрывалась то с трудом, очень плотно, но тогда она ходила ходуном.

Потом все как-то резко прекратилось, а я так и сидел глядя на дверь, минут через 20 услышал что мои идут по мосткам и их смех.

Сразу похрамал к двери, им открывать, входная дверь была закрыта.

Вот и кто дергал дверь в комнату?

В том году еще из тюрьмы сбежали зэки, дак меня заставляли пару раз проверять чердак ночью, типо кто-то там ходит. Кароче, классно отдохнул.

Больше один дома я не оставался и не ездил туда больше.

Пишу и аж муражки.

Вот такая история.

А вот моя история.

Автор: @ShadowMaster

Была у меня бабушка. Всю жизнь строителе отработала. Характер... мужской. Гостей не любила. Совсем. Да и со мной не ладила.

Когда она умерла мне лет 18 было. Мать быстренько съехала в новую квартиру, оставив старую мне. У меня институт-сессия-любовь-отношения-муж первый. В общем бабушкиной комнатой мы и не занимались почти. Навели порядок, бельё сменили да оставили на резервный случай как гостевую.

Ну и гости. Приехал друг мужа из другого города. Остался ночевать в этой комнате, а утром рассказал. Всю ночь, говорит, какая то бабка снилась, прогоняла и крыла матерно. Показываю фотку - узнал :)

Человек из другого города, ни разу в жизни не видевшей мою бабушку (и фоток её на стенах не висело!) увидел её во сне.

В 1870 году один из чинов Нижне-Кодымского казачьего отряда с ужасом докладывал местному врачу о том, что у них в части странными припадками больны до 70 человек. Болезнь проявляет себя ближе к ночи, когда люди начинают петь не своими голосами на разных неизвестных языках...

Арктическая истерия

Меряченье — интереснейший феномен, всегда ассоциировавшийся с шаманами и северной магией. Он представляет собой своеобразное психопатологическое состояние, в котором человек, независимо от собственного желания, копирует действия и слова окружающих. Или подчиняется любым приказам извне, исходящим от другого человека или, как считают некоторые северные народы, от духов Полярной звезды. Название этой загадочной болезни происходит от якутского мэнэрик — «делать странности».

Меряченье еще называют арктической истерией. Известны случаи, когда она принимала массовый характер. Меряченье поражает не только аборигенов Кольского полуострова, но и тех, кто оказывается в этих местах в период вспышки заболевания. Надо сказать, что толпа, охваченная арктической истерией, выглядит страшно. Люди становятся похожими на зомби, есть мнение, что они в этот момент совершенно нечувствительны к боли. Кроме того, после приступа у человека наступает амнезия: он совсем не помнит, что с ним происходило.

Прямо на север

Приступ арктической истерии начинается с того, что человек полностью отключается от внешнего мира, то есть входит в транс. Заболевший совершает ритмические движения, издает непонятные звуки. Но чаще всего, будто попадая под воздействие некоей силы, указывающей ему направление, устремляется по льдам точно на север — к Полярной звезде.

При попытках окружающих задержать его на этом гибельном пути, проявляет нечеловеческую силу сопротивления и впадает в буйство. Особенно подвержены меряченью больные и ослабленные люди.

Существует красивая легенда, по-своему объясняющая это страшное явление: душа умершего человека улетает в небесный дворец, над которым светит Полярная звезда. Живые люди не могут видеть этот дворец, и только когда его обитатели открывают окна, свет из них становится видимым (полярные сияния). Открытые окна означают, что боги призывают души еще живых людей, и тот, кто слышит этот зов, идет в свой последний путь к Полярной звезде.

Возможно, в легенде кроется небольшая часть истины. Это подтверждают различные истории, произошедшие с мореходами в тех местах.

В 1792 году на промысловой шхуне купца Рыбина слег с цингой его сын Алексей. Но когда в небе появилось пульсирующее полярное сияние, он ощутил такой прилив сил, что смог выбраться на палубу, броситься за борт и поплыть на север. К сожалению, спасти его не удалось.

Meryatchenie 3.jpg

В 1898 году норвежское судно осталось зимовать у берегов Антарктиды. С наступлением полярной ночи и появлением сияния один из членов команды покинул судно и убежал по льду в сторону полюса. За ним последовал другой, а при попытке команды его остановить, он чуть не зарубил топором штурмана и сумел вырваться.

Все эти истории настолько впечатлили последующих полярных исследователей, что они стали включать в имущество экспедиций смирительные рубашки, чтобы удержать тех, кто откликнется на зов Полярной звезды.

Природа или колдовство?

В начале 20-х годов прошлого века загадочным явлением заинтересовался академик В. М. Бехтерев, в то время возглавлявший Институт мозга в Петрограде. Предполагая, что причина заболевания кроется в каких-то внешних факторах, он организовал экспедицию на Кольский полуостров, которую возглавил писатель и исследователь А. В. Барченко.

Прибыв в августе 1921 года в поселок Ловозерово, Барченко попробовал договориться с шаманами о посещении острова Роговый — ритуального места, но получил категорический отказ. Сын местного священника вызвался помочь экспедиции и переправить людей на остров на своем паруснике. Но попытки нарушить запрет шаманов едва не закончились плачевно — люди чуть не погибли в озере. Было принято решение идти по берегу. Через некоторое время путешественники увидели вымощенную камнем дорогу около полутора километров, идущую среди болот, неизвестно кем построенную.

Кроме того, была обнаружена огромная каменная колонна желтоватого цвета, вблизи которой людьми овладевал безотчетный ужас, и участники экспедиции один за другим стали впадать в состояние меряченья: отзеркаливать слова и жесты, выполнять команды, приходящие извне. По словам проводников из местного населения, колонна была построена исчезнувшим тысячи лет назад народом чудь, по поверьям, ушедшим в подземные лабиринты.

Барченко удалось выяснить только то, что меряченье является направленным массовым психозом неизвестного происхождения, но феномену так называемой неуязвимости во время меряченья он объяснения не нашел.

К сожалению, тогда тайну меряченья разгадать не удалось. Лишь после глобальных экспериментов в 1957 году было обнаружено, что некоторые формы полярных сияний пульсируют с частотами, близкими к основным ритмам головного мозга человека.

Но прежде, в середине 1930-х годов, немецкому медику-психиатру А. Шварцу удалось выяснить, что именно вспышки красного цвета определенной частоты стимулируют возникновение эпилептических припадков. Он предложил нацистскому руководству использовать этот эффект для выявления людей, предрасположенных к психическим заболеваниям.

Охота на шаманов

Есть еще одна версия, касающаяся того воздействия, что вызывает меряченье. Именно ею больше всего заинтересовались в гитлеровской Германии. Накануне войны, под видом немецких геологов, Кольский полуостров посетили специалисты оккультной организации Третьего рейха «Аненербе».

Целью были местные шаманы, которые, по мнению исследователей, имели способность с помощью короткого крика-заклинания ввести в состояние меряченья одновременно большое количество людей. Человек превращался в послушного робота и готов был выполнить любой приказ. С помощью северных шаманов нацисты рассчитывали разработать мощное психотропное оружие.

Они знали, что арктический психоз может возникнуть в результате резкого оклика, вызывающего испуг. Шаманы активно использовали это в практике, у них существовала целая наука по технологии испуга, им было известно, в какое время суток испугать, и какое заклинание должен содержать пугающий окрик.

С помощью такого зомбирования шаманы заставляли людей работать, мирили врагов и наказывали преступников, превращая их в безвольных роботов пожизненно. Эта практика применялась и для воспитания бесстрашных и агрессивных воинов. Шаманы утверждали, что эту науку меряченья они освоили благодаря человекоподобным существам, пришедшим из подземного мира.

Ядовитые травы

Северяне знают, что во время приступа арктической истерии можно облегчить участь заболевшего, расстегнув ему ворот, сняв ремень. Кроме того, постараться предотвратить травмы и другие последствия. Но основной метод борьбы с недугом — обращение к шаману. Причем шаман должен обладать большой силой, а таких осталось немного. Но шаман может помочь только в том случае, если приступ был спровоцирован действиями другого шамана, а вот с зовом Полярной звезды ему не справиться.

Одному из исследователей этого феномена, Анучину, удалось раздобыть рецепт средства у колдуна-знахаря, которое якобы помогает человеку избежать «посещения духом/ чертом». Колдун советовал принимать травяной отвар, состоящий из трех трав: телетейки, чертополоха и стародубки. Каждая из трав сама по себе очень интересна. Так, например, телетейка имеет ядовитые листья, содержащие нейротоксин, но считается, что она помогает от всех (!) болезней.

Чертополох — само название чего стоит: состоит из двух слов «черт» и «полох» (страх), то есть «пугающий черта», что вполне соответствует назначению. Растение используется в медицине при нервных и психических проблемах, при заторможенности коры головного мозга. Стародубка — снова ядовитое растение, применяется в определенных дозах для снижения частоты припадков при эпилепсии.

Причины возникновения меряченья неизвестны до сих пор. Неоднократно предпринимаемые попытки изучить это явление, в том числе и ОГПУ в 20-х годах прошлого столетия, по официальным данным, ни к чему не привели, результаты экспедиций были засекречены, а участники репрессированы и уничтожены. Гриф секретности с архивов по этому делу не снят до сих пор.

Автор: Галина Орлова

Кладбище располагалось в центре городка. С четырех сторон его объезжали неутомимые трамваи, которые скользили по блестящим сизым рельсам, и автомобили, от которых были только выхлопы да шум. Но внутри кладбищенских стен этого мира не существовало. Вдоль каждой стороны, протянувшейся на полмили, кладбище выталкивало на поверхность полночные деревья и каменные надгробья - эти тоже росли из земли, влажные и холодные, как бледные грибы. Вглубь территории вела посыпанная гравием дорожка, а за оградой стоял увенчанный куполом викторианский домик с шестью фронтонами. На крыльце, при свете фонаря, в одиночестве сидел старик: он не курил, не читал, не двигался, не издавал ни звука. От него - если втянуть носом воздух - попахивало морской солью, мочой, папирусом, лучиной, слоновой костью и тиковым деревом. Прежде чем с его губ слететь хотя бы одному слову, весь рот приходил в движение, чмокая вставными челюстями. Когда по гравию заскрежетали незнакомые шаги и на нижнюю ступеньку крыльца опустился чей-то сапог, старческие веки дрогнули над желтоватыми зернышками глаз.

- Вечер добрый! - Посетителю было лет двадцать.

Смотритель кивнул, но не протянул руки.

- Я по объявлению,- сказал незнакомец.- Там у вас написано: "Земля на вывоз. Бесплатно".

Хозяин еле заметно кивнул. Незнакомец попробовал улыбнуться:

- Глупость, конечно, сам не знаю, почему решил сюда завернуть.

Над входной дверью светилось полукруглое окошко с цветными стеклами: от этого лицо старика раскрашивалось синим, красным и янтарным. Но он, по всей видимости, был к этому безразличен.

- Прочитал и думаю: земля - бесплатно? Раньше как-то в голову не приходило, что у вас образуются излишки. Ну, выкопали яму, опустили гроб, сверху засыпали - много ли осталось? Казалось бы...

Старик подался вперед. От неожиданности парень поспешно убрал ногу со ступеньки.

- Будешь брать или нет?

- А? Да я просто так, из любопытства. Такие объявления не каждый день встречаются.

- Присядь,- сказал старик.

- Благодарю.- Парень с опаской устроился на ступенях.- Знаете, как бывает: живешь себе и ни о чем не задумываешься, а ведь у каждого кладбища есть хозяин.

- Ну? - спросил старик.

- Ну, например, сколько нужно времени, что бы вырыть могилу?

Старик вернулся в прежнее положение.

- На прохладе - два часа. По жаре - четыре. В самое пекло - все шесть. Когда холодает, но земля еще не схватилась, землекоп и за час управится, если посулить ему горячего шоколаду и кой-чего покрепче. Я так скажу: хороший работник по жаре дольше провозится, чем ленивый - в стужу. Может статься, и восьми часов не хватит; правда, земля у нас легкая. Суглинок, без каменьев.

- А как же зимой?

- На случай сильных заносов ледяной склеп имеется. Там покойники в целости и сохранности. В пургу даже письма на почте - и те своего часа ждут. Зато уж по весне целый месяц лопаты из рук не выпускаем.

- Что посеешь, то и пожнешь! - хохотнул незнакомец.

- Как бы так.

- Неужели зимой вообще не копают могилы? Ведь бывают же особые случаи? Особо важные покойники?

- На несколько ярдов можно пробиться: есть такая хитрая штуковина - заступ со шлангом. Нагнетаешь в шланг горячую воду, она через лезвие проходит, и тогда поспешай, как на чужом прииске, даже если земля насквозь промерзла. Только это на крайний случай. Лом да лопата - оно привычнее.

Парень помедлил.

- А вам бывает не по себе?

- Это как? Страшно?

- В общем... да.

Только теперь старик вытащил из кармана трубку, набил ее табаком, утрамбовал большим пальцем, раскурил и выпустил тонкую струйку дыма.

- Не бывает,- ответил он после долгого молчания.

Парень втянул голову в плечи.

- Чего другого ожидал?

- Вообще никогда?

- Разве что по молодости... было дело...

- Значит, все-таки было! - парень перебрался на ступеньку повыше.

Старик бросил на него испытующий взгляд и снова взялся за трубку.

- Раз всего и было.- Он обвел глазами мраморные плиты и темные деревья.- Тогда этим кладбищем дед мой заправлял. Я ведь тут и родился. А сына могильщика так просто на испуг не возьмешь. Сделав несколько глубоких затяжек, он продолжил:

- Как стукнуло мне восемнадцать, семья на море поехала, а я остался один: траву подстричь, могилу выкопать - без дела не сидел. В октябре аж четыре могилы понадобились, да с озера уже холодом потянуло, надгробья инеем подернулись, земля промерзла. Выхожу я как-то ночью. Темно - хоть глаз выколи. Под ногами трава хрустит, будто по осколкам ступаешь, изо рта пар клубится. Засунул руки в карманы, иду, прислушиваюсь.

Из тонких стариковских ноздрей вырвались призрачные облачка.

- Вдруг слышу: голос из-под земли. Я так и обомлел. А голос кричит, надрывается. Покойники, видно, проснулись, услышали мои шаги и стали звать. Я стою - ни жив, ни мертв. А тать не унимается. Колотит снизу почем зря. В морозные ночи земля-то звонкая, как фарфор, соображаешь? Так вот...

Прикрыв глаза, старик вспоминал дальше.

- Стою, значит, на ветру, кровь в жилах стынет. Может, кто подшутил? Огляделся вокруг и думаю: померещилось. Ан нет, голос все зовет, да такой звонкий, чистый. Женский голос. Ну, я-то все надгробья знал наперечет.- У него опять дрогнули веки.- Мог уже тогда назвать в любом порядке, хоть по алфавиту, хоть по годам, хоть по месяцам. Спроси меня, кто в такой-то год помер,- я тебе отвечу. Взять, к примеру, тысяча восемьсот девяносто девятый год. Джек Смит скончался, вот кто. А в тысяча девятьсот двадцать третьем? Бетти Дэллман в землю легла. А в тридцать третьем? П. Г. Моран! Или месяц назови. Август? Прошлый год в августе Генриетту Уэллс Господь прибрал. Август восемнадцатого? Бабушка Хэнлон преставилась, а за нею и все семейство! От инфлюэнцы! Хочешь, день назови. Четвертое августа? Смит, Бэрк, Шелби упокоились. А Уильямсон где лежит? Да на пригорке, плита из розового мрамора. А Дуглас? Этот у ручья...

- И что дальше? - не вытерпел гость.

- Ты о чем?

- Вы начали рассказывать про тот случай.

- А, про голос-то из-под земли? Я о том и речь веду: надгробья, говорю тебе, все до единого знал, как свои пять пальцев. Потому и догадался, что звала меня Генриетта Фрэмвелл, славная девушка, в двадцать четыре года скончалась, а служила она тапершей в театре "Элит". Высокая, тоненькая была, волосы золотистые. Спрашиваешь, как я голос ее опознал? Да на том участке только мужские могилы были, эта одна - женская. Бросился я на землю, приложил ухо к могильной плите. Так и есть! Ее голос, глубоко-глубоко - и не умолкает! "Мисс Фрэмвелл!" - кричу. Потом опять: "Мисс Фрэм велл!" Тут она заплакала. Уж не знаю, докричался до нее или нет. А она плачет и плачет. Пустился я с горки бежать, да споткнулся о плиту и лоб разбил.

Встаю - и сам ору благим матом! Добежал кое-как до сарая, весь в крови, вытащил инструмент, а много ли сделаешь ночью, в одиночку? Грунт мерзлый, твердый, как камень. Прислонился я к дереву. До той могилы три минуты ходу, а до гроба докопаться - восемь часов, никак не меньше. Земля звенит, что стекло. А гроб - он и есть гроб; воздуху в нем - кот наплакал. Генриетту Фремвелл схоронили за двое суток до заморозков. Она спала себе и спала, дышала этим воздухом, а перед тем как настоящие морозы грянули, у нас дожди прошли: земля сперва промокла, потом промерзла. Тут и за восемь часов не управиться. А уж как она кричала - ясно было, что и часу не протянет. Трубка погасла. Старик умолк и начал раскачиваться в кресле.

- Как же вы поступили? - спросил посетитель.

- Да никак.

- Что значит "никак"?

- А что я мог поделать? Земля мерзлая. С такой работой и вшестером не совладать. Горячей воды нет. А бедняжка кричала, поди, не один час, покуда я не услыхал, вот и прикинь...

- И вы ничего не предприняли?

- Так уж и ничего! Лопату и ломик в сарай от нес, дверь запер, вернулся в дом, сварил себе шоколаду погорячее, но все равно дрожал как осиновый лист. А ты бы что сделал?

- Да я...

- Долбил бы землю восемь часов, удостоверился, что в гробу - покойница: надорвалась от крика, задохнулась, остыла уже, а тебе еще могилу закапывать и с родственниками объясняться. Так, что ли?

Заезжий паренек не сразу нашелся, что ответить. Вокруг голой лампочки, подвешенной на крыльце, пищал комариный рой.

- Теперь ясно,- только и сказал он. Старик пососал трубку.

- У меня всю ночь слезы текли - от бессилия.- Он открыл глаза и с удивленным видом поглядел перед собой, как будто все это время слушал чужой рассказ.

- Прямо легенда,- протянул парень.

- Богом клянусь,- сказал старик,- чистая правда. Хочешь еще послушать? Видишь большой памятник, с кривым ангелом? Под ним лежит Адам Криспин. Его наследники переругались, получили в суде разрешение да и раскопали могилу - думали, покойный был отравлен. Но ничего такого не определили. Положили его на старое место, да только к тому времени земля с его холмика уже смешалась с другой. Засыпали-то второпях, сгребали землю с близлежащих могил. Теперь на соседний участок взгляни. Видишь, ангел со сломанными крылами? Там лежала Мэри-Лу Фиппс. Выкопали ее - опять же по настоянию родственников - и перезахорони ли в Иллинойсе. Есть там городок Элгин. А могила так и стояла разверстой - чтоб не соврать - недели три. Никого в нее так и не положили. Земля тем временем смешалась с прочей. Теперь отсчитай от туда шесть памятников и один к северу: там был Генри-Дуглас Джонс. Шестьдесят лет никто о нем не вспоминал, а потом вдруг спохватились. Перенесли его останки к памятнику павшим в Гражданской войне. Могила пустовала аж два месяца - кому охота ложиться в землю после южанина? Наши-то все за северян были, за генерала Гранта. Так вот, его земля тоже кругом раскидана. Понимаешь теперь, откуда берется эта земля на вывоз?

Парень окинул взглядом кладбищенские пределы:

- Ну, ладно, а где все-таки у вас этот бесплатный грунт?

Старик ткнул куда-то черенком трубки; действительно, в той стороне была насыпана куча земли, метра три в поперечнике на метр в высоту: сплошной суглинок и куски дерна - где совсем светлые, где бурые, где охристые

- Сходи, глянь,- предложил старик. Приезжий медленно подошел к земляному холмику и остановился.

- Да ты ногой пни,- подсказал смотритель.- Проверь.

Парень ткнул землю носком сапога - и побледнел.

- Слышали? - спросил он.

- Чего? - Старик смотрел в другую сторону. Незнакомец прислушался и покачал головой:

- Нет, ничего.

- Ты не тяни,- поторопил сторож, вытряхивая пепел из трубки.- Сколько будешь брать?

- Еще не решил.

- Лукавишь. Все ты решил,- сказал старик.- Иначе зачем было грузовик подгонять? У меня слух - что у кошки. Ты только тормознул у ворот - я уж все понял. Говори, сколько берешь?

- Даже не знаю,- замялся парень.- У меня задний двор - восемьдесят на сорок футов. Мне бы насыпать пальца на два жирной мульчи. Это сколь ко?..

- Половина горки, что ли,- прикинул старик.- Да забирай всю, чего уж там. Охотников на нее немного.

- Хотите сказать...

- Куча то растет, то уменьшается, то растет, то уменьшается - с тех пор как Грант взял Ричмонд, а Шерман дошел до моря. Здесь земля еще с Гражданской войны, щепки от гробов, обрывки шелка - еще с той поры, когда Лафайет увидел Эдгара Аллана По в почетном карауле. Здесь остались траурные венки, цветы от десятка тысяч погребений. Клочки писем с соболезнованиями на смерть немецких наемников и парижских канониров, которых никто не стал отправлять морем на родину. В этой земле столько костной муки и перегноя от похоронных причиндалов, что за нее и деньги не грех с тебя запросить. Бери лопату и забирай товар, покуда я тебя самого лопатой не отоварил.

- Не двигайтесь! - Парень предостерегающе поднял руку.

- Мне двигаться некуда,- ответил старик.- А больше тут никого не видать. Маленький грузовичок подкатил прямо к земляной куче, и водитель уже потянулся в кузов за лопатой, но сторож его остановил:

- Нет, погоди. И тут же пояснил:

- Кладбищенская лопата получше будет. Она к этой земле привычна. Можно сказать, сама копать будет. Возьми-ка вот там. Морщинистая рука указала на лопату, вогнанную по середину лезвия в темный земляной холмик. Парень пожал плечами, но спорить не стал. Кладбищенская лопата вынулась из земли с тихим шорохом. С такими же шепотками с нее осыпались комки старого грунта. Приезжий взялся за дело, и кузов стал быстро наполняться. Старик наблюдал краем глаза.

- Вот я и говорю: это грунт не простой. Война тысяча восемьсот двенадцатого года, Сан-Хуан Хилл, Манассас, Геттисберг, октябрьская эпидемия инфлюэнцы в тысяча девятьсот восемнадцатом - все оставило здесь могилы: свежие, вскрытые, повторные. Кто только не ложился в эту землю, чтобы обратиться в прах, какие только доблести не смешивались в кучу, чего тут только не скопилось: ржавчина от цинковых гробов и от бронзовых ручек, шнурки без башмаков, волосы длинные, волосы короткие. Видел когда-нибудь, как делают венчик из волос, а потом приклеивают к посмертному портрету? Увековечивают женскую улыбку или этакий потусторонний взгляд, будто покойница заранее знала, что ей больше не жить. Волосы, эполеты - не целые, конечно, а так, крученые нити,- все там лежит, в перегнившей крови. Приезжий, хоть и взмок, управился довольно споро и уже собирался воткнуть лопату в землю, когда смотритель предложил:

- Забирай с собой. Говорю же, кладбищенская лопата к этой земле привычна. Сама копать будет.

- На днях верну.- Парень забросил лопату в кузов, поверх кучи грунта.

- Оставь себе. Где земля, там и лопата. Ты, главное, землю назад не привози.

- С какой стати?

- Не привози - и все тут,- отрезал сторож, но не двинулся с места, когда парень запрыгнул в кабину и включил двигатель.

Грузовичок отъехал не сразу: водитель слушал, как дрожит и шепчет в кузове горка земли.

- Чего ждешь? - поторопил старик.

Видавший виды грузовичок устремился туда, где догорали сумерки; сзади, крадучись, подступала темнота. Над головой взапуски бежали тучи, растревоженные невидимой опасностью. Вдали, где-то у горизонта, рокотал гром. На ветровое стекло упало несколько дождевых капель, но водитель, поддав газу, успел как раз вовремя свернуть в свой переулок, потому что солнце покинуло небосвод и налетел ветер, под которым придорожные деревья стали клонить ветви и звать на помощь. Спрыгнув с подножки, он посмотрел на небо, обвел глазами дом и невозделанный участок. Решение пришло само собой, когда две-три холодные капли дождя кольнули его в щеку: он загнал дребезжащий грузовичок прямо в пустой сад, отомкнул задний борт, приоткрыл его ровно на палец, чтобы перегной высыпался равномерно, и начал колесить туда-обратно. Темные комки с шепотом летели вниз, чужая земля с тихим ропотом просеивалась сквозь щель, и наконец кузов опустел. Тогда парень выбрался в предгрозовую ночь и стал смотреть, как ветер треплет черную мульчу.

Поставив грузовик в гараж, он укрылся на заднем крыльце и размышлял: землю дождем промочит - поливать не придется.

Так он стоял довольно долго: оценивал кладбищенский грунт, ждал, когда ливень хлынет по-настоящему, но потом опомнился - чего ждать-то? Эка невидаль. И ушел в дом. В десять часов легкая морось постучала в окна и просыпалась на темный сад. В одиннадцать дождик осмелел, и вода зажурчала в отводных канавках. В двенадцать полило как из ведра. Молодой хозяин выглянул в окно, чтобы проверить, хорошо ли впитывает влагу новая земля, но под далекими вспышками молний увидел только грязь, которая гигантской губкой вбирала в себя потоки ливня.

А уж в час ночи на дом обрушилась целая Ниагара, окна ослепли, абажур задрожал.

Буйная Ниагара утихла внезапно, ее проводил необычайной силы разряд молнии, который прочертил, пригвоздил к месту темный земляной покров и полыхнул где-то поблизости, совсем рядом, у стен, десятками тысяч взорвавшихся лампочек. После этого зубодробительный гром с треском бросил вниз непроглядную тьму.

Молодой хозяин, лежа в постели, сокрушался, что рядом нет даже приблудной собачонки, не то что человеческого тепла; он зарылся лицом в подушку, сгреб в охапку простыни, но не выдержал и вскочил, вытянулся во весь рост, разведя темную тишину, а гроза ушла, ливень иссяк, и только последние капли с шепотом просачивались в зыбкую почву.

Его передернуло, потом зазнобило; он обхватил руками холодные плечи, чтобы унять дрожь, и почувствовал сухость в горле, но не нашел в себе сил ощупью двинуться в кухню, чтобы налить воды, или молока, или недопитого вина - сгодилось бы что угодно. Пришлось снова лечь; губы совсем пересохли, зато на глаза навернулись беспричинные слезы. Земля на вывоз, бесплатно,- припомнил он. Ну и затея, придет же такое в голову. Земля на вывоз!

В два часа ночи он услышал, как тикают его наручные часы.

В половине третьего проверил у себя пульс: на запястье, на лодыжке, на шее, потом на висках, потом в голове.

Дом потянулся навстречу ветру и прислушался.

Но в недвижной ночи ветер оказался бессилен; промокший сад замер в ожидании.

Наконец... вот оно. Открыв глаза, парень повернул голову в сторону темного окна.

Он затаил дыхание. Что? Да? Да? Что?

Под окном, под стеной, под домом, где-то снаружи раздавался шорох, невнятный ропот, который звучал все громче и громче. Может, это росли травы? Раскрывались цветы? Или шевелилась, скукоживалась земля?

Оглушительный шепот пронизывал тень и темень. Что-то восставало. Что-то двигалось.

Его обдало ледяным холодом. Сердце замерло.

Во мраке, за окном.

Наступила осень.

Пришел октябрь.

Сад звал...

Пожинать плоды.

Автор: Рей Бредбери

Источник: сборник "В мгновение ока", 1996 г.

Автор: @XponNK

Читаю крипоту и мнится мне, нет дыма без огня. Но где она, истина. Хотя в своей жизни крипоты хватает.

Много-много-много лет назад :)

В подростковом возрасте была у меня клиничка. В этот момент видел себя сверху, "качающих" меня врачей, бегающих медсестёр и т.п. Как таковой туннель не видел, но слышал зовущий голос. Отказался. Через мгновение очнулся в теле, всего пронзила боль, после чего потерял сознание. Однажды после этого рассказал о произошедшем врачу, та поржала, не поверила, рассказал что происходило в других помещениях, куда бегала медсестра, что брала, что делала, как уколась иглой... После этого две недели общения с психиатрами, море тестов по нарастающей... Удивляются. Нормальный, даже шизофрении нет, а такие вещи расскказывает. Признали нормальным, дали смутное объяснение, якобы увидел след укола на пальце медсестры, остальное додумал умирающий (на тот момент) мозг.

Один из случаев:

Прошли годы. Готовился к сессии, ложусь спать, снится товарищ, учившийся в параллельной группе. Накануне видел его во дворе универа, он поехал кататься на горных лыжах с друзьями... Во сне товарищ рассказывает как ему там весело, зовёт с собой, объясняю ему про сессию, экзамены... Просыпаюсь утром по будильнику. Приезжаю в универ, прохожу у общаги, кто-то из проходящих студентов - ты же знал ФИО товарища? На утвердительный кивок - он вчера ночью разбился...

ЗЫ Когда шёл учиться выбирал серьёзную научную специальность, чтобы больше знать об окружающем мире, разобраться в его устройстве, найти ответы...

ЗЗЫ Материалист. Атеист. Но ответов на некоторые вопросы мы ещё не знаем.