Глава 4
Санкт-Петербург, 3-2 дня до Разлома
Алька снова летала во сне. В теплом потоке воздуха, раскинув руки, паря над ночными улочками родного маленького городка. Внизу проплывали пустые дороги, освещенные желтыми фонарями, прячущимися в листве высоких тополей. Вот она повернула на улицу Красную, разглядывая крыши спящих домов. Посередине дороги стояла ее бабка с хворостиной в руке.
“Ах ты ж, подлюка! Сколько раз говорила, ночью надо спать!” — крикнула старуха и помчалась по дороге вслед за Алькой. Страх стал накрывать девушку, она падала вниз, асфальт становился все ближе и ближе, бабка тоже, и вот уже хворостина обожгла пятки. “Кому по жопе?!” — крикнула старая карга и кинулась на Альку.
— Кр-р-ра-а-а-а! — черный огромный ворон клевал Алькину пятку, давая понять, что утро уже наступило, нечего разлеживаться. Пора его, голодного бедного Мунина кормить.
— Муня, отстань! — девушка спрятала ноги под одеяло и повернулась на бок, в надежде еще поспать. Голова трещала после вчерашнего. И кто ее просил так нажираться? В клубе было весело, конечно, но как она вернулась домой, Алька не помнила. Хорошо, хоть не обнаружила опять в своей постели какого-то парня, как в прошлый раз. Парень был очень симпатичный, но имени его она так и не смогла найти даже в самых дальних закоулках памяти. Стыдно было, капец. Хорошо, что парнишка быстро смотался, едва проснувшись.
За дверями ее комнаты в коммуналке цокал когтями и хрипел французский бульдог Пыжик. Пыжикова хозяйка — Изольда Модестовна, в силу очень преклонного возраста и болезни, уже не могла гулять со своим стареньким любимцем по утрам, и Пыжик зассал всю прихожую. Соседи ругались, но беззлобно. Все понимали, что старость ждет каждого и безропотно мыли коридор от собачьих кучек и луж.
Пыжик отирался у Алькиной двери, пыхтел, и явно пристраивался поднять ножку. Опять потечет в комнату… Она громко крикнула, чтобы собака ждала, бульдог заскулил, девушке пришлось все же встать, иначе Пыжика разорвет. Гулять с ним сегодня явно некому. Алька натянула треники, свитер и куртку, и, цепанув на поводок скачущего от плескающейся мочи в ушах Пыжика, вышла во двор. Тот сразу унесся поливать пожелтевшие кусты, а Алька приметила мужчину, вышедшего из соседнего подъезда. Он собирался закурить, и рылся в карманах в поисках зажигалки. Вот он уже идет мимо, собираясь вставить сигарету в рот. Алька напряглась, мужчина на секунду застыл, а сигарета оказалась в Алькиных пальцах. Опять сработало!
Мужик растерянно заозирался, ища пропажу, но, ничего не поняв, пошел дальше. Выйдя на пустую детскую площадку, девушка закурила, глядя на Пыжика, обнюхивающего столбы, присела на качели и, пуская дым колечками, решила, что утро не такое уж и хмурое. Все лучше, чем просыпаться под бабкину ругань.
Алевтина Кумыкина переехала в Питер уже год как, удрав от родной бабушки. Мать Алькина исчезла 19 лет назад, Альке еще и года не было. Отец через время спился, по пьянке убил человека и заехал на 9 лет на нары. Выйдя оттуда, так и остался в городке около зоны, в Архангельской области. За это бабка — мать отца, проклинала почему-то Альку, всю ее небольшую жизнь называя ее обузой и порченой. Мать, мол, была порченая и Алька такая же. Чтобы не злить бабулю, внучка научилась виртуозно врать, быть тихой, и находится вне дома большую часть времени. В периоды, когда бабка совсем озлоблялась и начинала попрекать каждым куском, Алька, не собирающаяся сдохнуть от голода, училась воровать из магазинов. Когда ей было 15, ее чуть не поймали. Тащила она три банки “Хуча” и ее никто не заметил, пока толстая бабища, проходя мимо, не толкнула ее пухлым локтем. Одна банка выпала из-под толстовки и с грохотом покатилась по полу магазина. Дремлющий охранник встрепенулся, кассирши обернулись и уставились на девушку в куртке не по размеру.
От дикого ужаса она так зажмурилась, что чуть не треснули глаза. Ей так захотелось стать невидимой, просто до дрожи в коленках, до стиснутых кулаков. Чтобы никто ее не трепал потом за ухо, приговаривая про порченую, чтобы охранник не вцепился в нее как клещ, а люди не стали бы осуждающе смотреть. И, как не странно, это случилось. Охранник зевнул, и уселся обратно на свой стул, кассирши запикали сканером, пробивая товары покупателям. Алька тихонько подобрала злополучную банку, сунула в карман и, держа спину прямо, ровным шагом вышла из магазина к своей кампании, что ждала ее на улице. Те, увидев Алькину добычу, радостно завопили, хлопая девушку по спине.
У Альки было три “фишки”, как она это называла. “ А ну-ка отними”, “Невидимка” и “Стань красивой”. Просто надо было немного напрячься и сильно захотеть. Со временем она даже научилась не зажмуриваться от усилий. Стать невидимой для всех и таскать продукты из магазинов, вещи на рынке - легко. Отнять что-то у человека, держащего предмет в руках - секундное дело. Тот даже не понимал, что произошло, просто хлопал глазами. А вот со “стань красивой” пришлось попыхтеть.
Сначала девушка бессознательно пыталась делать милое лицо, чтобы понравиться парню из их компании, принимать разные позы, казавшиеся ей сексуальными, но Кумыкина не учла одно - тип лица “рязанское простецкое”, жидкие русые волосики, плоская грудь и объемная задница на коротких ногах как-то не очень вяжутся с сексуальными позами, подсмотренными в инстаграме у блогерш. А потом она как-то напилась на дне рождения у подруги и, глядя на девушек, которые там были, таких красивых, модных, высоких, стильных, ей так захотелось стать такой же, что она села на диван и зарыдала. На нее смотрели брезгливо и даже никто не подошел спросить, почему она сопли размазывает.
От дикой обиды Алька сжала кулаки, зажмурила глаза и глубоко вдохнула. В голове нарисовался образ, что она, Алька Кумыкина, танцует посреди комнаты как Дженифер Лопес и выглядит так же потрясающе. И что все парни смотрят на нее восхищенно, а девки злобно и завистливо. Пусть утрутся, дуры. Вот вырасту, заработаю себе на пластическую операцию и вы все увидите!
Но, пластика не потребовалась. Пока она в слезах пробивалась к выходу из квартиры, к ней стали подходить парни и спрашивать, как ее зовут и откуда такая потрясающая девушка тут появилась? Затащили ее на кухню, где сидел ее ненаглядный Витька и играл на гитаре, налили вина. У Витьки аж рот открылся и он застыл, как истукан.
Сначала Алька думала, что все над ней шутят, но потом до ее ума дошло, что видать, опять сработало, как с “невидимкой”. Она мысленно себя похвалила и стала напропалую флиртовать со всеми, кто был на дне рождения из мужского пола. Короче, ретироваться ей пришлось под угрозой выдирания волос от подруги и других девушек. Но она не расстроилась. Это была первая победа Кумыкиной. Самая сладкая месть своим подружкам, таскавшим ее с собой как фон, на котором они очень выигрышно выглядели. С тех пор прошло четыре года. Алька пользовалась “фишкой” во всех ситуациях, где это могло пригодится - устройство на работу официанткой в крупный ресторан, в Питере — чаевые лились ей рекой, в клубах, чтоб была бесплатная выпивка, когда нужен был секс, или просто развлечения, за которые платить она не собиралась. Красивым все легче дается. Одно было плохо. На фото, и в уставшем состоянии, она опять была та же рязанская рожа с толстой и низкой жопой. Да и ладно, в соцсети можно выставить фото тех, на кого она хотела быть похожей.
А сейчас Алька просто была на расслабоне, качалась на качелях, докуривала сигарету. Кофе бы ей еще, и вообще зашибись.
Пыжик метался по детской площадке как черная пыхтящая молния, пометил все столбики, погонял снулых воробьев и закрутился возле мусорки. По дороге возле дома прошел дворник-узбек, говорящий по скайпу с кем-то на своем языке, Алька затушила окурок и культурно, набросом, кинула его в урну. Из кустов раздался треск ломающихся веток, на площадку вывалился молодой человек, странновато одетый для питерской осени. На нем были короткие шорты, высокие ботинки, из которых выглядывали белые носки, и кожаная потертая косуха на голое тело. Черные волосы, стриженные в каре по ухо свисали на лицо.
— Бомжур, мадам! — парень зачесал рукой волосы назад. — Это я где?
“А ничего такой…” — подумала Алька. А потом внимательней разглядела парня.
— Ааав! — сказал Пыжик.
— В Караганде. — скривилась Кумыкина, поняв, что ей ничего не светит, даже если использовать “фишку”. Подведенные черным глаза и рот, тоже в черной помаде - в сознании недавней жительницы маленького городка такой парень был явно не пригоден для девушек.
— Че, заблудился, от своих отбился? Чеши отсюда.
Бульдог тоже не рад был появлению незнакомца и яростно залаял.
— Пыжик, заткнись! — Алька чуть напряглась, как всегда делала, чтобы собака не нассала на ее дверь и ждала. Пес сел и замолчал.
Странный парень еще немного поразглядывал девушку, сидящую на качелях, собаку, одна бровь его взметнулась вверх, губы в черной помаде презрительно съехали вниз.
— Шваль необученная. — выплюнул он и пошел к дому.
— Че сказал, сученыш? — вскочила Алька.
Молодой человек обернулся, ехидно улыбаясь :
— Пыжик? Чижик- пыжик, где ты был?... — зазвенел хрустальный голос во дворе утренней пятиэтажки, — На Фонтанке водку пил.
Он пел и шагал по детской площадке. Дойдя до железного турника, хлопнул по нему ладонью. И в рамке турника словно открылась дверь в другое место. Там было не утро, а поздний вечер или ночь. Блики от светящихся окон отсвечивали на мокром, после дождя, асфальте, там было лето, шелестящее зеленой листвой в свете фонарей. Пыжик вскочил и рванул в этот проем, тут же скрывшись в темноте. Странный парень все стоял и напевал песенку про чижика-пыжика, издевательски меняя тональность. То тонким детским голоском, то басом, а то как в первый раз, кристально чистым, красивым высоким голосом.
Алька не понимала, что происходит. Может, это она спит еще и все это ей снится? И сейчас выбежит бабка с хворостиной и будет орать, что спать надо по ночам?
— Пыжик, ко мне! Иди сюда, скотина! Ко мне! — она кричала, не решаясь приближаться к парню, который корчил ей рожи, вилял задницей в коротких шортах, дразня.
“Ну, ща я тебе, обдолбыш, покажу ступинских девчонок. И не таких разматывала.” — уже примерившись, что зарядит ему сначала кулаком в живот, а потом в глаз, Алька ринулась к парню, сжав кулаки. Ладони стало жечь огнем, волна ярости словно подняла волосы на голове и загривке, где их отродясь не водилось. Парень, сделав испуганное лицо, прошел в портал, открывшийся в рамке турника, девушка влетела следом, норовя ударить наглого говнюка, но он скользил по теплому воздуху, плавно перемещаясь кругами вокруг Альки, паря над землей так, что между его ботинками и асфальтом можно было просунуть пачку сигарет. И пел детским голоском, кривляясь, как мог :
— Чижик-пыжик, где ты был… На поминках ведьмы пил. Ведьма сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест!
И тут Альке стало страшно. Почему она не может проснуться? Ведь люди летают только во сне, пусть даже так низко над землей. Она тоже так иногда летала, когда бабка особенно мозг выжирала или день плохой. И Пыжик пропал. Что она скажет Изольде Модестовне? Она перестала махать кулаками, прыгая в попытках достать красавчика в косухе.
— Это мы где? — рассматривая ночное лето во дворе дома, Алька даже не надеялась получить ответ. Сон же.
— В кабзде. Ты. А я - у себя дома, дура.
Парень протяжно свистнул, словно подзывал такси в Нью-Йорке. Девушка все вертела головой, пытаясь понять, как ее из осени перенесло в летний Питер, и где этот чертов Пыжик, ведь если он убежал, и не вернется, Изольда будет переживать, а сердце у нее совсем плохонькое.
Из-за угла пятиэтажки выбежала свора собак. Просто куча черных, остроухих, похожих на доберманов, но гораздо крупнее. Собаки лаяли и хрипели, слюна, поблескивая в свете фонарей, капала на асфальт.
— Пыжик, Пыжик, ко мне! — истерично заорала Алька.
Стая собак могла разорвать маленького толстенького бульдога, тем более тут, в этом непонятном месте
.
— Не ори, малахольная. Это моя лягушонка в коробчонке едет. — парень опять скривился и цыкнул зубом. — Откуда вы все лезете, а? Найди себе учителя, убогая.
“Какого учителя?” — Альке вспомнился единственный учитель в ее жизни. В школе преподавали женщины в основном. Физрук Владимир Иванович. Зачем его искать? Он и так ей с трудом тройку натянул в аттестате. Через “козла” Кумыкина прыгала плохо.
Тем временем, стая собак подтянула за собой на вожжах что-то типа больших саней. В санях сидел еще один парень, он махнул рукой в атласной красной перчатке Алькиному врагу, а тот радостно поскакал к поданному транспортному средству.
— Иди обратно, — крикнул он, — ворота открыты. Скажи: “Хочу в Явь”, и стукни по железу.
Упряжка черных доберманов тронулась, как только парень в шортах сел в повозку. Вихрем их вынесло в арку между домами, и стало тихо. Только шепот листьев да нервное жужжание фонаря над детской площадкой.
Откуда-то, пыхтя и хрипя, прибежал Пыжик. Завертелся у Алькиных ног.
— Что, зассыка, как мы домой пойдем, а? — скорее всего у самой себя спросила Алька.
Здесь вроде все было, как дома. За исключением летней погоды, какого-то легкого воздуха, который пах перетертой зеленой травой и цветущим жасмином. Теплый свет ночных фонарей покрывал золотистыми бликами мокрый асфальт, в знакомой пятиэтажке горели окна, демонстрируя вечерний театр теней на задернутых шторах.
Да ладно, Алька же не может не узнать свой дом. Она живет в нем уже почти год. Вот второй подъезд, вот окна бабы Любы на первом этаже, занавески в красную клеточку. Вот лавка перед подъездом. А вот двери в него, крашеные в серый. На подъездной лавочке сидят… сидят… На подъездной лавочке сидели два плоских старичка. В полосатых черно-белых пижамах, Алька такие только в фильмах 30-х годов видела. Там, где поет эта дама в белых воротничках. Любовь Орлова. Бабка ее очень уважала.
Очень худые, высохшие до костей, с поблескивающими искорками в провалах глазниц, два сухоньких старичка, опирающихся на трости, сидели перед ее, Алькиным, подъездом. Никогда она там таких пенсионеров не видела. Но, может, они только ночью выходят? Подышать воздухом, и все такое.
Пока девушка тыкала кнопки домофона, то и дело дергая наконец-то прицепленного на поводок бульдога, парочка на лавочке заливалась скрипучим смехом, разговаривая между собой закрученными по кругу фразами.
— Видал, в 47-ой сегодня? Видал, ел? Видал? А я съел. Ахахахах…
— Видал, в пятой сегодня? Ух, она аж стакан разбила! Видал, ел?
— Ты в 28 видал? Я там ел. Ахахах… Он так дверь - хлоп! Она орет: “Тварь!”, а он ей - на! Ух, хорошо. Я поел.
Старички противно хихикали, крутя плоскими лицами. Больше они походили на героев советских мультиков, типа первого “Кота Леопольда”, плоские картинки, только что ветром их не сдувало. Кнопки домофона проскальзывали, не нажимались, как будто намазанные жиром.
— Смотри, смотри, — заскрипело у Альки за спиной, — она кнопки жмет. Аххаххахи! Она с той стороны. Как пришла? Как пришла?
— Стригой привел, привел. Ты видел? — ответил другой плоский старик, — На собаках уехал. Собаки, помнишь? Э-э-э, да ты, старый , ничего не помнишь.
— Чей-та? — возмутился тот, что сидел ближе к Альке, и вперился в ее спину провалами глаз, — Помню, помню. Ел ее. У нее ворона. Не знает, не знает. Что делать - не знает. Дурочка с деревни.
Старички засмеялись, у подъезда словно зашелестела бумага, заскрипели несмазанные петли всех дверей в доме, защелкали замки, отмыкая для потусторонних гостей проходы во все квартиры. Чтобы они ели. Жрали эмоции тех, кто там живет.
От отчаяния, от этих кнопок, которые не хотели складываться в привычный код, открывающий дверь, от мерзких хихикающих ехидных голосов, доносящихся от лавки, Алька хлопнула по железной двери подъезда ладонью,так, что пальцы онемели. В мозгу четко пронеслось: “ Хочу в Явь!”. Пыжик захрипел, подъездная дверь стала светлее, на Альку брызнул освежающий осенний дождик, промозглый ветер напомнил, что здесь его владения. А мутное, негреющее солнце может катиться себе за серые тучи, где ему в Питере самое место.
В комнате было тепло и тихо. Только Муня неспешно ковырял свой клюв когтем, шурша крыльями. Кофе остывал на дне чашки. Алька все так же не могла понять, где это она была утром в вечернем городе? И этот парень мерзкий, что на собачьей упряжке уехал, и старики картонные у подъезда на лавке… Что это? Кто это был?
Крыша у тебя уехала, Кумыкина, думала Алька, собираясь на работу. Пить надо меньше. Вона как тебя белка-то пришпилила. Мультики со старичками плоскими. А вот реально, если у подъезда будут сидеть Губка Боб и Патрик? Ты чего будешь делать? Пыжика на них натравишь? Пыжик, кстати, после прогулки стал какой-то очень резвый и, как щенок, носился по коммуналке, даже Изольда Модестовна выползла из своей комнаты на кухню, и рассказала Альке что как она Пыжика погладила, так стало ей легче, очень благодарила , что не бросает ее соседка на произвол судьбы, ну и песика ее тоже.
— Любишь пёськов?
— Что? — Алька не расслышала.
— Пёськов любишь? — старушка улыбалась, аж видно было где заканчиваются ее вставные челюсти. — Пёськи. Пыжик. Гуляешь с ним. Он хороший.
Алька пролила кофе из турки на клеенку стола. Что у бабки с головой? Бредит уже.
По дороге на работу девушку знобило. Все время не давала покоя мысль, что в ее жизни что-то не так. Вчера ей показали запретное. Запретное лето, в том городе, где она живет, на той же улице и у того же дома. Но она там была как потерянный щенок, ничего не понимала, и еще тот, кто ее туда завел - отвратительный тип, над ней смеялся, но и дал совет, как вернуться обратно. И у нее получилось. Альку раздирало.
Ей хотелось и еще раз пройти через турник, в лето на ее улице, хотелось еще раз вернуться. Она догадывалась, что она может, вроде. А если нет? А если не получится в этот раз? Мысли стучали в мозгу, путались, сталкивались друг с другом, вызывая Альку на ДТП, как ту, кто сможет их растащить. Получалось плохо. Сумбур царил в голове Кумыкиной. И курить хотелось.
Мелкий моросящий дождь молотил в клетчатый зонтик, запахи из кофеен на Невском отзывались спазмами в животе девушки. Витрины, светящиеся рекламы, стеклянные двери, из которых выходили довольные люди со стаканчиками в руке - все это Альку дико раздражало. И вот, здравствуйте, посреди тротуара стоит он. Лошара, разглядывающий что-то в небе. В одной руке - высокий стакан с кофе, в другой - только что прикуренная длинная сигарета. Алька даже ни секунды не думала. А ну-ка, отними! Чуть напряжения, и вот уже вожделенный стаканчик и сигаретка в Алькиных руках, а лох так и остался озираться у двери очередной кофейни.
Обжигающий глоток, горький обволакивающий вкус, первая затяжка никотином - это такой ка-а-айф…
В спину толкнуло, как будто по хребту заехали доской, откуда-то окатило холодной грязной водой, намочив Кумыкину с ног до “крысиного” хвостика на голове. Резко развернувшись, девушка успела заметить, как тот “лошара”, у которого она только что отняла кофе и сигарету, стоит, выставив перед собой ладонь, а все лужи на тротуаре собираются в один поток. Прямо в лицо жестко хлестнуло грязью, вперемешку с мусором и окурками.
— Получила? Обтекай! — мужчина отряхнул ладонь и презрительно скривил губы. — Ты с кем тут такие шутки шутить собралась, девочка?
По лицу девушки медленно стекала питерская грязь, чужая сигарета намокла и висела унылым концом, стаканчик с кофе был уже смешан асфальтовой пылью, нервной дрожью пальцев и страхом.
Глава 5
Санкт-Петербург, 48-24 часа до Разлома
Чуйка не подвела Разова. За ними следят. Спросив у Сёмы, где пистолет, который накануне был обрызган святой водой, киллер крепко сжал его в руке и оглядел двор. “Леший, значит. Ты же тут, я это понимаю, но где?”. Наугад сделав несколько выстрелов, мужчина прислушался. Семён же пока удерживал на лавочке их перепуганного товарища.
“Кошку случайно убил. Жаль. Ладно, поиграем в морской бой, гаденыш.” — подумал киллер и снова выстрелил несколько раз.
В считанных метрах от них послышался звук падающего тела. “Вот и ты, дружок!” — Разов сделал два контрольных в ту сторону и закурил. “Леший, невидимый мудак, просто так хер распознаешь его!”. Чуйка подсказывала, что теперь нечисти поблизости нет. Павлуша выглядел слишком удивленным и растерянным, не похоже, что он сам договорился с той тварью. Значит, его пасли от дома бабы Нюры или Смоленска, следовательно — дело плохо.
— Тащи его до себя, я в магазин и подойду позже, — соврал киллер и направился во дворы.
Бывший военный, приставив к коммерсу ствол, повёл того в сторону безлюдной тропы.
Разов, оказавшись вдалеке от посторонних глаз, вошёл в транс. Питер поплыл, вместо него начали проступать очертания леса. У знакомого поваленного дерева киллер увидел сестру Гамаюн. Чудо-птица с сочувствием смотрела на него и теребила когтистыми лапами ствол.
— Я дала тебе шанс на грани моих сил. Нарушила Договор. А ты ведёшь себя как ребёнок! Очнись!
От её крика повалились деревья, а тучи, застилавшие небо, разошлись в стороны.
— Да что я, мать, сделал не так?!
— Оля сама не ведает, что привезла в город. Теперь я это вижу, а ты — чувствуешь. Просто пользуешься методами, к которым привык. Павлушу шибко не трожь, он из своих, на Нюры у него свои планы.
— И что мне теперь делать? — удивился мужчина.
— Объединиться с Ольгой и нашими, что в подполье. Не вся нечисть готова к восстанию.
— А как?
— Да что ты заладил свои вопросы? Ответы сам знаешь, найди их в себе наконец!
Птица, взмахнув крыльями, устремилась ввысь. Порыв ветра обдал киллера жаром и заставил очнуться.
***
Когда Разов вернулся в квартиру, Семен готовил набор. Плоскогубцы, паяльник, длинные иглы, несколько скальпелей и утюг подтверждали серьезность намерений. Коммерс сидел, привязанный к стулу, и плакал.
— Дурак? Приказ был?! Отвязывай живо! — скомандовал киллер.
— Наконец-то дошло, мракобес, — внезапно раздался изо рта Павлуши голос баб Нюры.
Мужчины ошарашенно уставились на бизнесмена. Вроде он, как и был: потрепанный с дороги, испуганный и бледный, как смерть. Но откуда взялся голос той бабки?
— Вижу, дураки, удивляетесь. Не опустила я его просто так к вам. Я в его теле сейчас, не поняли, придурки? Отвязывайте уже, пощадите старуху, вашу мать!
Разов освободил ведьму и протянул ей несколько сигарет, после чего сам закурил. Семён непонимающе хлопал глазами.
— Виделся с сестрой Гамаюн. Она говорит, Оля сама не знает, что сюда привезла и надо собирать местную оппозиционную нечисть.
— Надо, внучек. К нам целая орда идёт. Э, мракобесы, слышьте сюда, это нормально, что у меня от страха хуёк чуть привстал?..
***
В логове Оли творился цирк. Прыткая девица убегала от Дылды, который пробовал её успокоить. Заклинания не действовали, Алька интуитивно их отбивала. Поняв, что колдовством ничего не решить, ведьма полезла в кладовку, откуда достала бейсбольную биту.
Когда визжащая девица в очередной раз пронеслась мимо неё, Ольга ударила. Гопник участливо подставил стул и попросил найти верёвки или тряпки, которыми можно связать “эту сумасшедшую девку”, пока она без сознания.
Им и так стоило великих усилий затащить молодую колдунью домой, застав её врасплох. Да и сами Дылда с Олей не ожидали внезапного пополнения. Ведьма, мать её, ведьма! Неопытная, работающая интуитивно, нежели профессионально, но сильная, даже Оля меркла на её фоне.
— Алька, отпей, — Оля протянула ей магический энергетик, разбавленный феназепамом.
— Ворон и псина… Модестовна меня убьёт…— бредила Алевтина, пока ей насильно вливали в рот зелье. Часть его пролилась на ковёр, но результат был достигнут.
— Смотри на меня. Создай мыслеобразы последнего, что видела за эти несколько дней. Не уходи, слышишь меня? — колдунья потрепала девушку за щёки.
Перед Олей предстали эпизоды мелкого колдовства и прогулки с собакой. Затем колдунья от удивления закусила губу. Водяной увёл Алю в мир нечисти. Ненадолго, но этого было достаточно, чтобы юная ведьмочка чуть не тронулась разумом. Силы нечисти крепли с каждым днём, будто у них появился новый повелитель. Но тот мальчишка...нет, он был явно против надвигающейся угрозы. Было в нём что-то...родное? Понятное всем? И он боялся. Ужасно боялся, это Ольга прочла в его взгляде. За шалостями скрывался страх. Нечистый искал поддержки.
— Как девка оправится, поедем в тот двор.
Дылда кивнул. Ему уже не впервой теряться в догадках и плыть по течению. Компания двух симпатичных, пусть и поехавших девушек, отчего-то внушала доверие. Во всяком случае, всё лучше, чем сидеть в комнате под суровым взглядом деревянной фигурки черта.
Продолжение следует
Кстати, Пикабу разрешил мне оставлять реквизиты для донатов:
Яндекс (уже Ю-мани) 410019082077008
Сбербанк: 4274 3200 7677 7633
Думаю, и мой соавтор будет только "за" .
