Завтра будет, как вчера..
Денис без стука толкнул дверь в комнату брата. Он знал, что тот не любит, когда к нему врываются без предупреждения, но не мог отказать себе в этой маленькой пакости. Из таких пакостей со стороны Дениса, собственно, и состояли их братские отношения. Не сказать, что Денис не жалел Ваньку. Жалел, конечно, и по своему любил, но таких, как Ванька хорошо и благородно жалеть чуть-чуть – час, два, день, ну - неделю… пока не осточертеют эти вечные слюни, кривые ноги, большая голова и пристальный, молчаливый взгляд из под безбрового лба.
Когда Ваньку десять лет назад привезли из роддома, где его почти два месяца вытаскивали с того света, куда он чуть было не отправился следом за своей и Дениса мамой, он первым делом обвёл присутствующих этим своим взглядом и отвернулся со вздохом, от которого всем стало не по себе. Не должен младенец так вздыхать, он должен егозить и хватать себя за пальцы ног, смешно морщить носик в крапинку и отрыгивать на слюнявчик.
По мере взросления последствия аварии всё больше и больше давали о себе знать, врачи, пороги которых обивал отец с Ванькой на руках, несмотря на солидные расценки всё чаще разводили руками и сыпали терминами, из которых Денис запомнил только про нейронные связи и необратимые изменения, из-за которых Ванька доживёт, в лучшем случае, лет до двенадцати.
К пяти годам Ванька практически перестал ходить, спать и разговаривать. Нет, он умел говорить, просто не хотел. Складывалось впечатление, что ему просто не о чем разговаривать с окружающими. Денису казалось, что Ваньке с ними просто было скучно и неинтересно, но все остальные были уверенны, что он умственно отсталый, поспешно делали «козу», говорили «какой чудный бутуз» и быстро-быстро уходили.
Когда ему исполнилось шесть, отец стал договариваться с приходящими учителями, которые после двух-трёх занятий становились учителями уходящими. Все с растерянным видом объясняли отцу, что сидеть два часа под этим абсолютно ничего не выражающим взглядом они не могут, тем более, что никакую информацию ребёнок, к сожалению не усваивает. После года экзекуций от домашнего обучения пришлось отказаться, а никакое другое было невозможно. Ваньке купили ноутбук, подключили интернет и оставили в покое.
Денис знал, что Ванька не так прост, как кажется, и из-за этого неприязнь к нему только усиливалась. Ну и отец добавлял немалую долю к этой неприязни тем, что всячески баловал Ваньку и носился с ним, как с писаной торбой, потому что чувствовал неизгладимую вину за тот вечер, когда он напился пьяным и дрых в спальне на полу, вместо того, что бы везти в аэропорт тётку Веру из Воронежа, из-за чего за руль села мама на последнем месяце беременности. Денис отчётливо помнил, как, стоя у окна, что бы традиционно помахать маме рукой, смотрел, как она втискивала свой живот за руль белой «Мазды», потом обернулась и улыбнулась такой вымученной улыбкой, что Денис хотел даже сбежать вниз, во двор и уговорить их не ехать, но не успел. «Мазда» выбросила из под колёс пару камешков и скрылась за поворотом.
…автоматический шлагбаум почему-то не закрылся, красные фонари не загорелись, а мама слишком поздно заметила поезд. Когда соседи, так и не добудившись отца, зачем-то привезли Дениса на переезд, он вспомнил момент из «Назад в будущее», где поездом в клочья размётывает «делориан». Картина была примерно такая же, только в фильме не было крови. Ту же ею было заляпано всё. Вдоль путей ходила грязная и забинтованная тётка из Воронежа и собирала в кучу содержимое своих баулов. В больницу она ехать отказалась, а врачи и не настаивали, тётку от удара выбросило из машины и она только сильно исцарапалась, да малость, видимо, повредилась умом, потому что три раза подряд в подробностях рассказала семилетнему Денису, как его мама без одной ноги и со свёрнутой назад головой лежала в скорой и рожала ему братика… При этом тётка руками счищала с баулов чёрные сгустки.
Восемнадцать тридцать. Время происшествия так часто было произнесено и записано в различные бумажонки, что Денис во время похорон даже иногда мысленно напевал это словосочетание на какой-то рэпперский мотивчик: восемнад-цать трид-цать, восемнад-цать трид-цать… Были и слёзы и истерики, но семилетний пацанёнок очень уж не хотел надолго впускать горе в своё беззаботное детство, так что через пару дней он уже почти отошёл от всего этого адского ада…
Отец первое время часто пытался с ним заговаривать, и извиняться, и объясняться и пытаться оправдаться, но оба понимали, что это уже ничего не изменит и постепенно отец тоже успокоился, похудел, стал больше работать, пошёл на повышение и вот – дорос до молодой смазливой секретарши, которая, естественно, не преминула поселиться в их доме. С собой она притащила омерзительное существо по имени Мадонна. Эта Мадонна тряслась всем телом, ссала везде и не переставая лаяла так противно и звонко, что Денис удивлялся, откуда в таком тщедушном тельце столько гадостного, визжачего лая. Через какое-то время этот визг стал чем-то вроде фона и уже никому не мешал, но Денис не упускал случая пнуть Мадонну под зад и она улетала, путаясь в кривых лапах и осыпая проклятиями и его, и этот дом и всю свою поганую жизнь…
Денис рос, и чем старше становился, тем больше отдалялся от Ваньки. Да и тот особо не шёл на контакт, редко когда пробормочет что-то еле слышно или посмотрит в упор, что аж мурашки… Лет с пятнадцати Денис начал приводить в дом девчонок, но те как-то не задерживались. Хоть Ваньку и не афишировали особо, но его наличие чувствовалось во всём, в атмосфере, в запахе, поведении. Поэтому постепенно ходить к Денису и девочки и мальчики перестали, что не добавило теплоты в отношения братьев.
Ванька был в курсе того, что ему осталось немного. Нет, ему никто об этом не говорил, но было видно, что он в теме. Денис чувствовал, что под внешностью покалеченного малыша скрывается что-то, и это что-то гораздо выше и глубже и его, Дениса, и отца, и вообще – всех. Какие-то попытки пойти на контакт успеха не имели, Ванька или просто игнорировал или отделывался односложными фразами, тщательно подтверждая репутацию умственно отсталого. В конце концов Денис стал намеренно злить Ваньку и выводить его из себя. Но с таким же успехом можно было пытаться вывести из себя комод. В итоге Денис, хоть и боялся себе в этом признаться, но стал желать и ждать конца, и своим поведением ничуть не пытался этот конец скрасить, в отличие от отца, который чем дальше, тем больше баловал и исполнял любое Ванькино желание, что, впрочем, было нетрудно, ибо таких желаний было за десять лет ровно три. Первое – это тот самый ноутбук с интернетом, второе – большие дорогие настенные часы с календарём и обратным отсчётом и вот-третье.
Накануне его девятилетия отец поинтересовался, что Ванька хотел бы в подарок, и тот ткнул пальцем в монитор, где на каком-то ностальгически советском сайте была выложена фотография умопомрачительного металлического конструктора за двадцать пять тогдашних рублей, с сотней деталей, магнитов, разной длинны пластинок с просверленными дырочками, проводов, релюшек, выключателей и моторчиков и даже в комплекте с маленьким настоящим паяльником со всеми припоями и канифолями. «Это дай» - сказал Ванька, тыча ногтиком.
Отец объехал все барахолки и перелопатил все ебэи, но такой красоты в комплекте, конечно же не нашёл, а собрал Ваньке огромную коробку, всего, что можно было скручивать, паять и подключать к этому всему электричество. Ванька долго осматривал эту гору катушек, схем, деталей в промасленных бумажках, набор для паяния и дорогущий промышленный фен, сказал «хорошо» и отвернулся.
Десятый год своей жизни Ванька паял. Он сидел сутками в облачках дыма, маленькими пальчиками в ожогах складывая одному ему известную последовательность деталей. Со стороны это выглядело затянувшейся блажью дурачка, да наверное так оно и было, так как никакого практического результата это занятие не приносило, да никто и не ждал. Просто всех всё устраивало и слава богу.
Ещё Ванька писал стихи. Иногда он молча протягивал Денису очередную бумажку с каракулями, расположенными по мере возможности в столбики. Денис читал эти детские, дурацкие стишочки и, в зависимости от настроения – хвалил Ваньку, или просто не говорил ничего. Ванька же не обращал на реакцию Дениса вообще никакого внимания. Просто иногда протягивал очередную бумажку и говорил «На». Стихи были обычными стихами ребёнка про маму и папу, про речку, солнышко и птичку. Если читать эти стихи и одновременно поглядывать на их автора, скрюченного девятилетнего уродца, бесцельно паяющего очередную бессмысленную схему, то потом трудно было уснуть, поэтому Денис читал или не читал их у себя в комнате. Больше, впрочем – не читал… Не хотел лишний раз жалеть брата и тем самым переставать ждать того, чего он ждал…
То, чего он ждал, случилось сегодня...
…Денис без стука толкнул дверь в комнату брата. Он знал, что тот не любит, когда к нему врываются без предупреждения, но не мог отказать себе в этой маленькой пакости. Ванька даже не взглянул в его сторону, продолжая наматывать на подкову магнита медную проволоку и с каждым витком что-то бормоча.
Денис был в плохом настроении, в школе проблемы, и в компании от него уже отворачиваются, не таясь. А всё из-за этого маленького убл… ..нет, это слово он ещё не произнесёт, даже про себя. Нет. Рано ещё. Или поздно уже.
Денис подошёл и прислушался. Ванька старательно, насколько позволяли скрюченные пальчики, мотал проволоку виток за витком, монотонно приговаривая: «Чем больше проволоки, тем больше времени в запасе…» Глаза его были где-то внутри лба, и вообще это всё походило на какую-то идиотскую медитацию. Денис забыл, зачем пришёл и повернулся, что бы уйти. Монотонное Ванькино бормотание прекратилось, и он явственно и чётко сказал: «На». Денис протянул руку и взял очередной исписанный клочок бумаги. Ванька опять стал пережёвывать свою мантру про проволоку, Денис машинально сунул бумажку в карман и вышел.
Ночью Ванька умер. Утром он лежал в постели уже окоченевший, по
Когда Ваньку десять лет назад привезли из роддома, где его почти два месяца вытаскивали с того света, куда он чуть было не отправился следом за своей и Дениса мамой, он первым делом обвёл присутствующих этим своим взглядом и отвернулся со вздохом, от которого всем стало не по себе. Не должен младенец так вздыхать, он должен егозить и хватать себя за пальцы ног, смешно морщить носик в крапинку и отрыгивать на слюнявчик.
По мере взросления последствия аварии всё больше и больше давали о себе знать, врачи, пороги которых обивал отец с Ванькой на руках, несмотря на солидные расценки всё чаще разводили руками и сыпали терминами, из которых Денис запомнил только про нейронные связи и необратимые изменения, из-за которых Ванька доживёт, в лучшем случае, лет до двенадцати.
К пяти годам Ванька практически перестал ходить, спать и разговаривать. Нет, он умел говорить, просто не хотел. Складывалось впечатление, что ему просто не о чем разговаривать с окружающими. Денису казалось, что Ваньке с ними просто было скучно и неинтересно, но все остальные были уверенны, что он умственно отсталый, поспешно делали «козу», говорили «какой чудный бутуз» и быстро-быстро уходили.
Когда ему исполнилось шесть, отец стал договариваться с приходящими учителями, которые после двух-трёх занятий становились учителями уходящими. Все с растерянным видом объясняли отцу, что сидеть два часа под этим абсолютно ничего не выражающим взглядом они не могут, тем более, что никакую информацию ребёнок, к сожалению не усваивает. После года экзекуций от домашнего обучения пришлось отказаться, а никакое другое было невозможно. Ваньке купили ноутбук, подключили интернет и оставили в покое.
Денис знал, что Ванька не так прост, как кажется, и из-за этого неприязнь к нему только усиливалась. Ну и отец добавлял немалую долю к этой неприязни тем, что всячески баловал Ваньку и носился с ним, как с писаной торбой, потому что чувствовал неизгладимую вину за тот вечер, когда он напился пьяным и дрых в спальне на полу, вместо того, что бы везти в аэропорт тётку Веру из Воронежа, из-за чего за руль села мама на последнем месяце беременности. Денис отчётливо помнил, как, стоя у окна, что бы традиционно помахать маме рукой, смотрел, как она втискивала свой живот за руль белой «Мазды», потом обернулась и улыбнулась такой вымученной улыбкой, что Денис хотел даже сбежать вниз, во двор и уговорить их не ехать, но не успел. «Мазда» выбросила из под колёс пару камешков и скрылась за поворотом.
…автоматический шлагбаум почему-то не закрылся, красные фонари не загорелись, а мама слишком поздно заметила поезд. Когда соседи, так и не добудившись отца, зачем-то привезли Дениса на переезд, он вспомнил момент из «Назад в будущее», где поездом в клочья размётывает «делориан». Картина была примерно такая же, только в фильме не было крови. Ту же ею было заляпано всё. Вдоль путей ходила грязная и забинтованная тётка из Воронежа и собирала в кучу содержимое своих баулов. В больницу она ехать отказалась, а врачи и не настаивали, тётку от удара выбросило из машины и она только сильно исцарапалась, да малость, видимо, повредилась умом, потому что три раза подряд в подробностях рассказала семилетнему Денису, как его мама без одной ноги и со свёрнутой назад головой лежала в скорой и рожала ему братика… При этом тётка руками счищала с баулов чёрные сгустки.
Восемнадцать тридцать. Время происшествия так часто было произнесено и записано в различные бумажонки, что Денис во время похорон даже иногда мысленно напевал это словосочетание на какой-то рэпперский мотивчик: восемнад-цать трид-цать, восемнад-цать трид-цать… Были и слёзы и истерики, но семилетний пацанёнок очень уж не хотел надолго впускать горе в своё беззаботное детство, так что через пару дней он уже почти отошёл от всего этого адского ада…
Отец первое время часто пытался с ним заговаривать, и извиняться, и объясняться и пытаться оправдаться, но оба понимали, что это уже ничего не изменит и постепенно отец тоже успокоился, похудел, стал больше работать, пошёл на повышение и вот – дорос до молодой смазливой секретарши, которая, естественно, не преминула поселиться в их доме. С собой она притащила омерзительное существо по имени Мадонна. Эта Мадонна тряслась всем телом, ссала везде и не переставая лаяла так противно и звонко, что Денис удивлялся, откуда в таком тщедушном тельце столько гадостного, визжачего лая. Через какое-то время этот визг стал чем-то вроде фона и уже никому не мешал, но Денис не упускал случая пнуть Мадонну под зад и она улетала, путаясь в кривых лапах и осыпая проклятиями и его, и этот дом и всю свою поганую жизнь…
Денис рос, и чем старше становился, тем больше отдалялся от Ваньки. Да и тот особо не шёл на контакт, редко когда пробормочет что-то еле слышно или посмотрит в упор, что аж мурашки… Лет с пятнадцати Денис начал приводить в дом девчонок, но те как-то не задерживались. Хоть Ваньку и не афишировали особо, но его наличие чувствовалось во всём, в атмосфере, в запахе, поведении. Поэтому постепенно ходить к Денису и девочки и мальчики перестали, что не добавило теплоты в отношения братьев.
Ванька был в курсе того, что ему осталось немного. Нет, ему никто об этом не говорил, но было видно, что он в теме. Денис чувствовал, что под внешностью покалеченного малыша скрывается что-то, и это что-то гораздо выше и глубже и его, Дениса, и отца, и вообще – всех. Какие-то попытки пойти на контакт успеха не имели, Ванька или просто игнорировал или отделывался односложными фразами, тщательно подтверждая репутацию умственно отсталого. В конце концов Денис стал намеренно злить Ваньку и выводить его из себя. Но с таким же успехом можно было пытаться вывести из себя комод. В итоге Денис, хоть и боялся себе в этом признаться, но стал желать и ждать конца, и своим поведением ничуть не пытался этот конец скрасить, в отличие от отца, который чем дальше, тем больше баловал и исполнял любое Ванькино желание, что, впрочем, было нетрудно, ибо таких желаний было за десять лет ровно три. Первое – это тот самый ноутбук с интернетом, второе – большие дорогие настенные часы с календарём и обратным отсчётом и вот-третье.
Накануне его девятилетия отец поинтересовался, что Ванька хотел бы в подарок, и тот ткнул пальцем в монитор, где на каком-то ностальгически советском сайте была выложена фотография умопомрачительного металлического конструктора за двадцать пять тогдашних рублей, с сотней деталей, магнитов, разной длинны пластинок с просверленными дырочками, проводов, релюшек, выключателей и моторчиков и даже в комплекте с маленьким настоящим паяльником со всеми припоями и канифолями. «Это дай» - сказал Ванька, тыча ногтиком.
Отец объехал все барахолки и перелопатил все ебэи, но такой красоты в комплекте, конечно же не нашёл, а собрал Ваньке огромную коробку, всего, что можно было скручивать, паять и подключать к этому всему электричество. Ванька долго осматривал эту гору катушек, схем, деталей в промасленных бумажках, набор для паяния и дорогущий промышленный фен, сказал «хорошо» и отвернулся.
Десятый год своей жизни Ванька паял. Он сидел сутками в облачках дыма, маленькими пальчиками в ожогах складывая одному ему известную последовательность деталей. Со стороны это выглядело затянувшейся блажью дурачка, да наверное так оно и было, так как никакого практического результата это занятие не приносило, да никто и не ждал. Просто всех всё устраивало и слава богу.
Ещё Ванька писал стихи. Иногда он молча протягивал Денису очередную бумажку с каракулями, расположенными по мере возможности в столбики. Денис читал эти детские, дурацкие стишочки и, в зависимости от настроения – хвалил Ваньку, или просто не говорил ничего. Ванька же не обращал на реакцию Дениса вообще никакого внимания. Просто иногда протягивал очередную бумажку и говорил «На». Стихи были обычными стихами ребёнка про маму и папу, про речку, солнышко и птичку. Если читать эти стихи и одновременно поглядывать на их автора, скрюченного девятилетнего уродца, бесцельно паяющего очередную бессмысленную схему, то потом трудно было уснуть, поэтому Денис читал или не читал их у себя в комнате. Больше, впрочем – не читал… Не хотел лишний раз жалеть брата и тем самым переставать ждать того, чего он ждал…
То, чего он ждал, случилось сегодня...
…Денис без стука толкнул дверь в комнату брата. Он знал, что тот не любит, когда к нему врываются без предупреждения, но не мог отказать себе в этой маленькой пакости. Ванька даже не взглянул в его сторону, продолжая наматывать на подкову магнита медную проволоку и с каждым витком что-то бормоча.
Денис был в плохом настроении, в школе проблемы, и в компании от него уже отворачиваются, не таясь. А всё из-за этого маленького убл… ..нет, это слово он ещё не произнесёт, даже про себя. Нет. Рано ещё. Или поздно уже.
Денис подошёл и прислушался. Ванька старательно, насколько позволяли скрюченные пальчики, мотал проволоку виток за витком, монотонно приговаривая: «Чем больше проволоки, тем больше времени в запасе…» Глаза его были где-то внутри лба, и вообще это всё походило на какую-то идиотскую медитацию. Денис забыл, зачем пришёл и повернулся, что бы уйти. Монотонное Ванькино бормотание прекратилось, и он явственно и чётко сказал: «На». Денис протянул руку и взял очередной исписанный клочок бумаги. Ванька опять стал пережёвывать свою мантру про проволоку, Денис машинально сунул бумажку в карман и вышел.
Ночью Ванька умер. Утром он лежал в постели уже окоченевший, по