Экстремальные ситуации
В пустыне Сахаре, на стройке плотины, было много интересного, как в работе, так и в природе. Но самое впечатляющее и, пожалуй, самое страшное – хамасин. Хамасин – это песчаный туман, когда никакого движения воздуха, температура – градусов тридцать пять-сорок и видимость – метра два. Воздух – это не воздух, а сплошной, мелкий, как пудра, желтый песок, которым приходится дышать. Смена была ночная, фонари еле просматриваются. Рабочие-арабы поднимают свои халаты на голову, закутываются в них, иначе задохнешься. Мы мочим платки, рубашки, делаем маски на лицо. Но работаем, так как укрыться от хамасина некуда – он везде. Ночь прошла, с рассветом весь этот ужас ушел в пустыню. Из наших никто не пострадал, а умерших нубийцев насчитали около тридцати человек, так как их организм наиболее слабый и поэтому так уязвим. Недоедание, постоянное пребывание на жаре без малейшего отдыха от нее – в этом главная причина таких трагических последствий.
В Багдаде стрессовым событием для нас оказалась арабо-израильская война в октябре 1972-го года. Саму войну мы не видели, но мимо дома, где жила наша группа, бесконечно грохотали проходящие на фронт танки – наши Т-34-ки и Т-60. и у нас впечатление такое, что весь мир воюет и мы вот-вот каким-то образом примем в этом участие. Правда, длилось это всего несколько дней – через неделю израильтяне захватили все, что хотели, и арабы успокоились. Но эту неделю пришлось жить в блокаде, ожидали всего, что угодно.
Пережитое мной в Индии можно назвать стрессом производственного характера. В одном из штатов на буровой случилась авария в скважине. Оборвался трос желонки, которой проходят, то есть бурят скважину. Диаметр скважины - четыреста миллиметров, ее ждет население и руководство штата. Простаивают уже полмесяца. Отчаявшись ликвидировать аварию, собираются закрыть скважину и начать новую. Но кто-то вспоминает, что в ЮНИСЕФ есть буровик, о котором положительно отзываются в других штатах, где он работал. Решают просить ЮИСЕФ прислать его для ликвидации аварии, хотя понимают, что надежды на успех мало. Меня посылают самолетом до столицы штата, оттуда машиной до буровой.
Приезжаем, я походил по рабочей площадке, понял, что ликвидировать эту аварию – что поднять и оживить покойника из могилы, тем более, что противоаварийного инструмента – никакого!
Прошу дать время подумать до утра и отправляюсь в город в гостиницу. Утром приезжаю, а тут уже ждут люди из руководства. Прибыли посмотреть, что может предпринять этот профи в данной ситуации.
Цепляю лебедкой запасную желонку такого же диаметра (ничего другого на площадке нет), опускаю ее в скважину медленно и осторожно, встречаюсь с оставленной в скважине желонкой, подымаю свою желонку на полметра и бросаю груз. Победа! Счастливая случайность. Надежды на успех не было и одного процента, а получилось: две желонки расклинились ,т.е. соединились намертво.
Естественно, зрители все списали на высокий профессионализм инструктора, а я, инструктор, мысленно перекрестился – ни малейшего профессионализма тут нет, стопроцентное чудо – ведь я опускал в скважину свой инструмент чисто наугад.
Руководство штата послали в ЮНИСЕФ в Дели специальное похвальное письмо по этому случаю. Мой авторитет резко подскочил. Жаль только, что вскоре я уехал – кончились пять лет, на которые нас в то время выпускала за границу Родина.
И, если о счастливых случайностях, то был еще один эпизод, уже здесь, дома.
Февраль. Мороз минус двадцать четыре градуса. Я мобилизовал сына и зятя для спасения системы отопления в строящемся доме. Сугробы не дали доехать до дома метров триста. Решаем дойти пешком. Доходим, оказывается ключи от дома в машине. Возвращаемся, машина заперта (захлопнута). Видим ключи в замке зажигания. Становится страшно, одеты легко, можем замерзнуть. Не паникуем, но мечемся – как быть? Сам шарю по карманам и ребят прошу искать хоть что-нибудь, похожее на ключ от двери. Проходит несколько минут, наконец, ура, зять находит в своем бушлате старый, неизвестно от чего ключик. Машину открыли, дальше все пошло нормально. Все сделали, все спасли. Отогрелись и благополучно вернулись домой. А откуда взялся ключ – не знаю.