Восточная фантазия
Скромно выставляю свое творение на ваш суд
Полон закат переплавленным золотом,
С запада веет пустыней и холодом.
В горле часов, что надвое расколоты - черный песок.
Вечер печальный - далекие проводы.
Воют шакалы, заходятся хохотом,
Будто не верят посулам и поводам тщетных тревог.
Ночь словно птица, и крылья холёные
Лягут над городом, иссиня-чёрные.
Мягко целую от слез я солёные губы твои.
Нежные, горькие и обречённые,
Шепчут они все молитвы знакомые,
Чтоб уберечь от напасти ли, злобы ли в царствии тьмы.
Знаю, любимая, будешь ты сниться мне,
Чёрную синь прорывая зарницами...
Только тоска раскаленными спицами метит под дых.
Ночи проносятся темными птицами;
Дни же мои без тебя словно выцвели.
Путь расцветает в журнале страницами бейтов моих.
Знает пустыня, в чем мера жестокости;
Учит пустыня аскезе и стойкости,
Но даже кактус при всей его колкости может цвести.
Нет полпути - но не чувствуешь гордости,
Тонешь и вязнешь в своей безысходности:
«Как далеко еще, Господи, Господи, сколько идти?»
Так от оазиса и до оазиса.
Воют шакалы, как будто бы дразнятся.
Снись же мне, снись же, родная, красавица, сколько мне звать?
Стонет душа, а шайтан насмехается -
Снится пустая опять несуразица,
Мне остается молиться и каяться, милости ждать.
Где ты, любимая, где ты, желанная?
Ночи тоскою и горечью пьяные,
Грезится снова, что падаю, падаю - и не спастись.
Гложет и точит тоска несказанная,
В сердце гноясь кровоточащей раною...
Льется мольба твоя вечной прохладою сквозь мою жизнь.
Вечной рекою молитва сплетается,
Всё, чем душа моя тлеет и мается -
Всё отступает и всё растворяется в водах её.
Сердце мое, что тоскует и кается,
Вечной любовью твоей утешается,
Ведь там где ты, там навеки останется мой милый дом.
Полон закат переплавленным золотом,
С запада веет пустыней и холодом.
В горле часов, что надвое расколоты - черный песок.
Вечер печальный - далекие проводы.
Воют шакалы, заходятся хохотом,
Будто не верят посулам и поводам тщетных тревог.
Ночь словно птица, и крылья холёные
Лягут над городом, иссиня-чёрные.
Мягко целую от слез я солёные губы твои.
Нежные, горькие и обречённые,
Шепчут они все молитвы знакомые,
Чтоб уберечь от напасти ли, злобы ли в царствии тьмы.
Знаю, любимая, будешь ты сниться мне,
Чёрную синь прорывая зарницами...
Только тоска раскаленными спицами метит под дых.
Ночи проносятся темными птицами;
Дни же мои без тебя словно выцвели.
Путь расцветает в журнале страницами бейтов моих.
Знает пустыня, в чем мера жестокости;
Учит пустыня аскезе и стойкости,
Но даже кактус при всей его колкости может цвести.
Нет полпути - но не чувствуешь гордости,
Тонешь и вязнешь в своей безысходности:
«Как далеко еще, Господи, Господи, сколько идти?»
Так от оазиса и до оазиса.
Воют шакалы, как будто бы дразнятся.
Снись же мне, снись же, родная, красавица, сколько мне звать?
Стонет душа, а шайтан насмехается -
Снится пустая опять несуразица,
Мне остается молиться и каяться, милости ждать.
Где ты, любимая, где ты, желанная?
Ночи тоскою и горечью пьяные,
Грезится снова, что падаю, падаю - и не спастись.
Гложет и точит тоска несказанная,
В сердце гноясь кровоточащей раною...
Льется мольба твоя вечной прохладою сквозь мою жизнь.
Вечной рекою молитва сплетается,
Всё, чем душа моя тлеет и мается -
Всё отступает и всё растворяется в водах её.
Сердце мое, что тоскует и кается,
Вечной любовью твоей утешается,
Ведь там где ты, там навеки останется мой милый дом.