Воспоминания моей бабушки, часть VI. начало по ссылке в комментах.
Сильно я отвлеклась от главной темы. Вернусь к ней.
Летом 1938 г. мы объехали все берега многоводной красавицы Луары с ее уникальными королевскими дворцами Chambord, Amboise …
У меня много фотографий этих мест.
Июль, август 1939 года провели особенно хорошо. Сперва я была с Наташенькой у Mimi в Yuan –les-Pins, а потом все вместе поехали в Bretagne.
В Бретонской деревушке, на берегу океана, где мы увидали первый раз настоящий прилив и отлив и настоящую бурю, мы узнали о том, что Гитлер объявил войну Франции и Англии.
Пришлось поспешно возвращаться домой, а путь до Лиона далекий!
По всем деревням и селам стояли плач и стон; уходили мужчины на войну.
Но так как чувство Родины в человеке живет очень сильно, то я как-то не ощущала страха. На СССР ведь не напали, наоборот у нас с Германией был договор о ненападении.
Целый год немцы, заняв исходные позиции, не наступали.
Бесконечное ожидание начала военных действий разлагало армию, и этот период назвали «Странной войной» (Drole de guerre).
Правительство Франции было очень беспомощным, продажным.
Часто я задумывалась над ролью Петэна-маршала, героя Вердена в 1-ой мировой войне. С одной стороны он считался изменником, который продал Францию фашистам. С другой стороны, будучи ультра-правым, он очень боялся Народного фронта, который набирал силу. С третьей – он не мог не видеть безвыходности положения для Франции и решил оградить от полного разрушения Париж и другие прекрасные города и веси.
Не встречая сопротивления, фашистам и разрушать не надо было, они врезались во Францию, как нож в масло. В тех же местах, где им сопротивлялись, они все равняли с землей. В прекрасном городе Орлеане, расположенном на реке Луаре, не осталось ни единого моста, и только каким-то чудом уцелела в центре статуя Жанны Дарк, только кусок от цоколя отскочил при взрыве. И стояла она, олицетворяя бессмертную душу и стойкость своей Родины и вселяя надежду в свой народ.
Она - дочь народа, ее бессмертная слава!
Немцы катились неудержимой лавиной. Сильно укрепленную линию Мажино (Magino) они обошли через многострадальную Бельгию, и защитники этой линии, потеряв связь с внешним миром, все еще ждали в подземных укреплениях, когда наступит их черед выступить. Уже немцы заняли всю Францию, а воины Мажино об этом еще ничего не знали.
Вскоре Петэн договорился разделить Францию на две зоны. Половина с севера была целиком ими оккупирована, а к югу приверженцы Петэна со столицей в г. Виши. Городок этот курортный славится своими минеральными водами.
Г. Лион, где мы жили, всегда был известен своими правыми убеждениями и не трудно было набрать полицаев. Но они все же не были такими зверюгами, как немецкие фашисты, поэтому помимо возникших трудностей с продовольствием, первое время война не чувствовалась. Особенно в нашей русской семье.
Правда французы страшно возмущались заключением пакта о ненападении между СССР и фашисткой Германией, считая это предательством.
Ведь русская задница так хорошо подпирала их в первой мировой войне.
Конечно все коммунисты ушли в подполье, т.к. гонения на них начались с первых дней объявления войны. Много было жертв среди наших товарищей. Многих забрали в фашистский плен.
Вылавливали евреев, коммунистов, но все это делалось не с такой жестокой последовательностью, т.к. многие полицаи Петэна, очевидно сами не понимали, зачем им это делать надо.
Все, конечно, сетовали и переживали, введена была суровая карточная система, всюду очереди. Немцы дочиста ограбили страну.
Помню, как вывозили грузовиком огромные круги швейцарского сыра, бочками вино, оливковое и арахисовое масло.
Но все же в южной зоне до оккупации фашистами всей Франции в 1942 г. осенью жизнь была легче, чем на севере.
Для нас гром грянул 22 июня 1941 г.
Моей дочери Леночке было всего 12 дней!
Ожидала я свою дочечку главным образом по очередям. Благо, что были введены приоритетные карточки – документы с фотографией и круглой печатью мэрии всем беременным женщинам, кормящим, матерям имеющим ребенка до 3 –х лет и многодетным, а также старикам. В каждой торговой точке должно было быть не менее 2-х продавцов для обслуживания общей и приоритетной очереди.
Наша вилла находилась вдали от проезжих дорог, на горе, в тихом районе, и к нам присылали товарищей прятаться на разные сроки. Где-то в сентябре 1942 г. появился в Лионе первый советский военнопленный Сергей Логинов.
О нем особая глава.
Он попал в плен с первых же дней нападения фашистов в июне 1941 г., т.к. находился в Белоруссии.
В Германию его отправили работать на немецкую ферму. Был он сибиряком, охотником за пушниной. Несомненно, был рядовым, хоть и выдавал себя за лейтенанта. У фермера ему, привыкшему к тяжелому таежному быту, работать было сносно, кормили хорошо, давали выспаться. Вроде бы ничего, но во-первых мысль о том, что работает он на фашистов, не давала ему покоя, во-вторых, его страшно возмущало и унижало то, что хозяйка каждый день проверяла чистые ли у него уши.
За это он ее возненавидел и вскоре сбежал. Но как долго скрываться человеку без языка?
Вскоре его поймали и на этот раз поместили в лагерь штрафной на голодуху, каторжную работу, на уничтожение.
И вот четыре наших решили бежать из этого ада.
Долго готовились, украли в сапожной мастерской кусачки и в ясную летнюю ночь, под шум проезжавших мимо поездов, перерезали проволоку и подались в лес. На день залегали в лесной чащобе, а ночью шли неуклонно на запад. Питались иногда с огородов, а чаще лесными дарами и кореньями.
И представьте себе, что вышли в Бельгию. Правда, вскоре они разделились по двое, т.к. вчетвером очень много шума производили.
Логинов прошел сквозь Бельгию во Францию благополучно, а товарища его схватили бельгийские полицаи, и судьба его неизвестна.
Попав на север Франции, Логинов направился на юг. Уж как он там с крестьянами объяснялся, сказать трудно, т.к. единственным пропуском ему служило слово русский, т.е. рюсс по-французски. Франция еще была разделена на две зоны, и наш герой спешил в южную петэновскую зону. Никто его не выдал, на фермах его кормили, давали выспаться и переправляли дальше на юг.
Темной ненастной ночью он переплыл пограничную реку в департаменте Юра и в таком печальном виде постучался в в дом булочника. У того горел свет, т.к. выпекали хлеб.
А этот пекарь был коммунистом. Имел свою булочную и управлялся сам со своим хозяйством. Т.к. поселок этот был густо населен, то до рассвета месье Шурлен на велосипеде переправил его к одному фермеру – коммунисту месье Пети на отдаленную ферму.
Там приняли его с той душевной солидарностью, на которую способен француз –коммунист.
Вскоре решили Логинова переправить в Лион, где было американское посольство, в надежде, что пленного укроют там. Везли его в Лион на тендере паровоза, т.к. все почти железнодорожники были сочувствующими или коммунистами.
Но в посольстве не стали обременять себя таким неудобным «немым» и передали его в русскую церковь.
Там тоже испугались и передали его французским военным властям.
Там голубчика нашего посадили в одну из комнат казармы Part-Dien на замок. Не знали, что с ним делать. Кормили хорошо, нашли переводчицу, нашу знакомую Гусеву, которая его навещала.
Жили они рядом в рабочем квартале, где часто происходили облавы. Но все-таки она нарисовала ему план своего дома и квартиры. А события назревали. Проникли прежде всего слухи о полной оккупации всей Франции фашистами, поднялась паника и в казарме все начали разбегаться кто куда, чтобы не попасть в плен к фашистам.
Забыли про нашего Логинова, но он понял, что происходит.
Что делать?
Приладил он доски со своей койки повыше и металлической спинкой кровати пробил дыру в потолке. Вылез через чердак, а там все окна решетками забраны.
Тогда он пробил дыру в соседнее помещение, в которое дверь на его счастье была открыта во двор.
Подставил он толь к высокой стене и прыгнул на улицу. А тут прямо на него идет французский полицейский в своей пелерине.
Сердце у Сергея замерло! Но полицейский его и не остановил, т.к. все разбежались из казармы. Пользуясь планом Сергей добрался до Гусевых.
В подобной ситуации они не могли оставить его у себя, и утром в 6 часов мы услышали стук в дверь.
Перепугались мы сперва страшно, т.к. у нас уже был один «постоялец» французский товарищ Jaque Morel.
Думали, что пришли по наши души.
Стал Сергей жить у нас. Но как его кормить?
Отощал он ужасно, а система –то карточная уже с 1940 г.
Стали думать да гадать, как Сергея прокормить.
К счастью, он запомнил название поселка городского типа, где его спасли Chourlins и коммунисты.
И я придумала: сфотографировали его с моей Леночкой на руках в кругу нашей семьи. Он хорошо описал мне внешность пекаря, его жены и сына, их дом и магазин.
И вот я погрузив велосипед на поезд, отправилась в неблизкий путь, где поездом, где автобусом, а где на своем велосипеде.
Ведь очень удобно в этом отношении во Франции: велосипеды грузили в багажное отделение или крыше автобуса.
Добралась я до Chourlins. Но оказалось, что там 2 пекаря. Который из них?
Сперва я попала к другому, но вижу не тот! Он оказался петэновцем!
Зато нужного узнала сразу. Вынула я свой паспорт, оставила им фотографию нашу семейную с Сергеем и сказала, зайду через час.
Приняли меня уже как своего товарища –коммуниста, познакомили со всеми товарищами, и я была как в своей родной семье. Нагрузили меня, чем могли, и до поезда довезли вместе с велосипедом.
Летом 1938 г. мы объехали все берега многоводной красавицы Луары с ее уникальными королевскими дворцами Chambord, Amboise …
У меня много фотографий этих мест.
Июль, август 1939 года провели особенно хорошо. Сперва я была с Наташенькой у Mimi в Yuan –les-Pins, а потом все вместе поехали в Bretagne.
В Бретонской деревушке, на берегу океана, где мы увидали первый раз настоящий прилив и отлив и настоящую бурю, мы узнали о том, что Гитлер объявил войну Франции и Англии.
Пришлось поспешно возвращаться домой, а путь до Лиона далекий!
По всем деревням и селам стояли плач и стон; уходили мужчины на войну.
Но так как чувство Родины в человеке живет очень сильно, то я как-то не ощущала страха. На СССР ведь не напали, наоборот у нас с Германией был договор о ненападении.
Целый год немцы, заняв исходные позиции, не наступали.
Бесконечное ожидание начала военных действий разлагало армию, и этот период назвали «Странной войной» (Drole de guerre).
Правительство Франции было очень беспомощным, продажным.
Часто я задумывалась над ролью Петэна-маршала, героя Вердена в 1-ой мировой войне. С одной стороны он считался изменником, который продал Францию фашистам. С другой стороны, будучи ультра-правым, он очень боялся Народного фронта, который набирал силу. С третьей – он не мог не видеть безвыходности положения для Франции и решил оградить от полного разрушения Париж и другие прекрасные города и веси.
Не встречая сопротивления, фашистам и разрушать не надо было, они врезались во Францию, как нож в масло. В тех же местах, где им сопротивлялись, они все равняли с землей. В прекрасном городе Орлеане, расположенном на реке Луаре, не осталось ни единого моста, и только каким-то чудом уцелела в центре статуя Жанны Дарк, только кусок от цоколя отскочил при взрыве. И стояла она, олицетворяя бессмертную душу и стойкость своей Родины и вселяя надежду в свой народ.
Она - дочь народа, ее бессмертная слава!
Немцы катились неудержимой лавиной. Сильно укрепленную линию Мажино (Magino) они обошли через многострадальную Бельгию, и защитники этой линии, потеряв связь с внешним миром, все еще ждали в подземных укреплениях, когда наступит их черед выступить. Уже немцы заняли всю Францию, а воины Мажино об этом еще ничего не знали.
Вскоре Петэн договорился разделить Францию на две зоны. Половина с севера была целиком ими оккупирована, а к югу приверженцы Петэна со столицей в г. Виши. Городок этот курортный славится своими минеральными водами.
Г. Лион, где мы жили, всегда был известен своими правыми убеждениями и не трудно было набрать полицаев. Но они все же не были такими зверюгами, как немецкие фашисты, поэтому помимо возникших трудностей с продовольствием, первое время война не чувствовалась. Особенно в нашей русской семье.
Правда французы страшно возмущались заключением пакта о ненападении между СССР и фашисткой Германией, считая это предательством.
Ведь русская задница так хорошо подпирала их в первой мировой войне.
Конечно все коммунисты ушли в подполье, т.к. гонения на них начались с первых дней объявления войны. Много было жертв среди наших товарищей. Многих забрали в фашистский плен.
Вылавливали евреев, коммунистов, но все это делалось не с такой жестокой последовательностью, т.к. многие полицаи Петэна, очевидно сами не понимали, зачем им это делать надо.
Все, конечно, сетовали и переживали, введена была суровая карточная система, всюду очереди. Немцы дочиста ограбили страну.
Помню, как вывозили грузовиком огромные круги швейцарского сыра, бочками вино, оливковое и арахисовое масло.
Но все же в южной зоне до оккупации фашистами всей Франции в 1942 г. осенью жизнь была легче, чем на севере.
Для нас гром грянул 22 июня 1941 г.
Моей дочери Леночке было всего 12 дней!
Ожидала я свою дочечку главным образом по очередям. Благо, что были введены приоритетные карточки – документы с фотографией и круглой печатью мэрии всем беременным женщинам, кормящим, матерям имеющим ребенка до 3 –х лет и многодетным, а также старикам. В каждой торговой точке должно было быть не менее 2-х продавцов для обслуживания общей и приоритетной очереди.
Наша вилла находилась вдали от проезжих дорог, на горе, в тихом районе, и к нам присылали товарищей прятаться на разные сроки. Где-то в сентябре 1942 г. появился в Лионе первый советский военнопленный Сергей Логинов.
О нем особая глава.
Он попал в плен с первых же дней нападения фашистов в июне 1941 г., т.к. находился в Белоруссии.
В Германию его отправили работать на немецкую ферму. Был он сибиряком, охотником за пушниной. Несомненно, был рядовым, хоть и выдавал себя за лейтенанта. У фермера ему, привыкшему к тяжелому таежному быту, работать было сносно, кормили хорошо, давали выспаться. Вроде бы ничего, но во-первых мысль о том, что работает он на фашистов, не давала ему покоя, во-вторых, его страшно возмущало и унижало то, что хозяйка каждый день проверяла чистые ли у него уши.
За это он ее возненавидел и вскоре сбежал. Но как долго скрываться человеку без языка?
Вскоре его поймали и на этот раз поместили в лагерь штрафной на голодуху, каторжную работу, на уничтожение.
И вот четыре наших решили бежать из этого ада.
Долго готовились, украли в сапожной мастерской кусачки и в ясную летнюю ночь, под шум проезжавших мимо поездов, перерезали проволоку и подались в лес. На день залегали в лесной чащобе, а ночью шли неуклонно на запад. Питались иногда с огородов, а чаще лесными дарами и кореньями.
И представьте себе, что вышли в Бельгию. Правда, вскоре они разделились по двое, т.к. вчетвером очень много шума производили.
Логинов прошел сквозь Бельгию во Францию благополучно, а товарища его схватили бельгийские полицаи, и судьба его неизвестна.
Попав на север Франции, Логинов направился на юг. Уж как он там с крестьянами объяснялся, сказать трудно, т.к. единственным пропуском ему служило слово русский, т.е. рюсс по-французски. Франция еще была разделена на две зоны, и наш герой спешил в южную петэновскую зону. Никто его не выдал, на фермах его кормили, давали выспаться и переправляли дальше на юг.
Темной ненастной ночью он переплыл пограничную реку в департаменте Юра и в таком печальном виде постучался в в дом булочника. У того горел свет, т.к. выпекали хлеб.
А этот пекарь был коммунистом. Имел свою булочную и управлялся сам со своим хозяйством. Т.к. поселок этот был густо населен, то до рассвета месье Шурлен на велосипеде переправил его к одному фермеру – коммунисту месье Пети на отдаленную ферму.
Там приняли его с той душевной солидарностью, на которую способен француз –коммунист.
Вскоре решили Логинова переправить в Лион, где было американское посольство, в надежде, что пленного укроют там. Везли его в Лион на тендере паровоза, т.к. все почти железнодорожники были сочувствующими или коммунистами.
Но в посольстве не стали обременять себя таким неудобным «немым» и передали его в русскую церковь.
Там тоже испугались и передали его французским военным властям.
Там голубчика нашего посадили в одну из комнат казармы Part-Dien на замок. Не знали, что с ним делать. Кормили хорошо, нашли переводчицу, нашу знакомую Гусеву, которая его навещала.
Жили они рядом в рабочем квартале, где часто происходили облавы. Но все-таки она нарисовала ему план своего дома и квартиры. А события назревали. Проникли прежде всего слухи о полной оккупации всей Франции фашистами, поднялась паника и в казарме все начали разбегаться кто куда, чтобы не попасть в плен к фашистам.
Забыли про нашего Логинова, но он понял, что происходит.
Что делать?
Приладил он доски со своей койки повыше и металлической спинкой кровати пробил дыру в потолке. Вылез через чердак, а там все окна решетками забраны.
Тогда он пробил дыру в соседнее помещение, в которое дверь на его счастье была открыта во двор.
Подставил он толь к высокой стене и прыгнул на улицу. А тут прямо на него идет французский полицейский в своей пелерине.
Сердце у Сергея замерло! Но полицейский его и не остановил, т.к. все разбежались из казармы. Пользуясь планом Сергей добрался до Гусевых.
В подобной ситуации они не могли оставить его у себя, и утром в 6 часов мы услышали стук в дверь.
Перепугались мы сперва страшно, т.к. у нас уже был один «постоялец» французский товарищ Jaque Morel.
Думали, что пришли по наши души.
Стал Сергей жить у нас. Но как его кормить?
Отощал он ужасно, а система –то карточная уже с 1940 г.
Стали думать да гадать, как Сергея прокормить.
К счастью, он запомнил название поселка городского типа, где его спасли Chourlins и коммунисты.
И я придумала: сфотографировали его с моей Леночкой на руках в кругу нашей семьи. Он хорошо описал мне внешность пекаря, его жены и сына, их дом и магазин.
И вот я погрузив велосипед на поезд, отправилась в неблизкий путь, где поездом, где автобусом, а где на своем велосипеде.
Ведь очень удобно в этом отношении во Франции: велосипеды грузили в багажное отделение или крыше автобуса.
Добралась я до Chourlins. Но оказалось, что там 2 пекаря. Который из них?
Сперва я попала к другому, но вижу не тот! Он оказался петэновцем!
Зато нужного узнала сразу. Вынула я свой паспорт, оставила им фотографию нашу семейную с Сергеем и сказала, зайду через час.
Приняли меня уже как своего товарища –коммуниста, познакомили со всеми товарищами, и я была как в своей родной семье. Нагрузили меня, чем могли, и до поезда довезли вместе с велосипедом.