Страшилки
Мне стало лень делать посты,подборки и т.д. и т.п. Пойдут вам страшилки нервы пощекотать?
Требуется уборщица
История эта случилась года четыре назад или даже чуть больше, и вспомнила я о ней совершенно случайно. Сейчас расскажу, почему.
Я тогда работала секретарем в офисе одной известной международной компании. Работа была очень насыщенная, трудная, но интересная. Смена секретаря начиналась в восемь утра, заканчивалась в восемь вечера. Нужно было отвечать на звонки, сортировать почту и посылки, заказывать билеты и такси для сотрудников. Звучит просто, но на деле это постоянные звонки телефонов (более 350 звонков за смену), общение с иностранными коллегами на языке, который они считают английским, много бумажной работы. Проще говоря, посторонними делами там не позанимаешься.
Спокойно было только в районе восьми утра, когда я только приходила на работу. В это время в офисе, кроме меня, находился только охранник, несколько коллег, работающих с Дальним Востоком, и уборщица Галя. Раньше Галя приходила работать вечерами, но в то время многие сотрудники еще работали, ведь в Европе и Америке гораздо позже наступает вечер. Галю попросили приходить утром не потому, что всем было сложно поднять ноги, когда она моет пол, и не потому, что кого-то смущал вид ее рабочего халата, нет. Галя ужасно сквернословила.
Я по утрам часто наблюдала картину, как она перемещается по особняку с пылесосом, дергая его за собой и матеря на все лады. Как-то я пришла раньше и застала ее в прихожей. Галя пылесосила ковролин и не слышала меня.
— Вот паскуда, опять щетку сбрасывает! Да как же ты зае...л меня, урод! — она с ненавистью пнула агрегат, и тот выключился, — Ах ты, с-сука!
— Привет, Галь, — я протиснулась мимо нее к своему рабочему месту, — Что, не слушается он тебя?
— Не поверишь, Надюшка, он как будто издевается надо мной! — Галя села на банкетку и вытерла лоб. — Никогда я такого не встречала! Щетку сбрасывает, мешки рвет, цепляется за все углы, по ровному полу ехать не хочет, а потом вдруг как наедет прямо на ноги! Вот если б не знала, что это просто прибор, решила бы, что собака дурная, ей-богу!
— Наверное, неудачная модель, — посочувствовала я. — Скажи мне, кто в офисе?
— Директор здесь, бухгалтер, Наташа Рябова и Саня Бобров, кажется. Больше я не видела никого.
— Спасибо, — я отметила сотрудников в ежедневном списке и включила телефонные аппараты, один из которых тут же затрезвонил.
Я сняла трубку, а Галя уже проходила внутрь, пиная злосчастный пылесос перед собой; прежде чем скрыться в коридоре, она помахала мне. Было примерно без пяти минут восемь.
День прошел быстро, как и всегда. Беготни по этажам достаточно, и бумаг, и звонков — я обедать-то не всегда успевала. Как-то в очередной раз пробегая мимо курилки, я остановилась от оклика ассистентки директора, Ольги.
— Надя, скажи пожалуйста, Галя сегодня приходила?
— Да, приходила. Я видела ее утром. А что такое?
— Да что-то она у меня мусор не вынесла. Там посылки приходили, полное ведро упаковок.
— Забыла, наверное?
— Да, похоже. Ну ладно, беги.
Около шести часов вечера позвонил муж Гали, Егор. Оказывается, она не вернулась домой со второй работы, и когда Егор туда позвонил, ему сказали, что сегодня Галя не приходила. Он очень волновался. Когда Егор рассказывал это, я все пыталась вспомнить, когда ушла от нас Галя. Обычно уход и приход сотрудников фиксируется в списке, но уборщица, как и курьер и охранник, в число отмечающихся не входили. Могла я не заметить, как она вышла?.. После разговора с Егором я поставила телефоны на паузу и пошла по этажам. Может быть, Гале стало плохо, и она упала где-нибудь в подсобке? Или с ней случилось еще что-то неприятное и нужна помощь?
Первый этаж — бухгалтерия, кухня, столовая, конференц-зал, кабинет IT, два туалета, кладовка — пусто и убрано. Второй этаж — коридоры, кабинеты сотрудников, самая людная часть офиса — тоже ничего подозрительного. Мансарда — кабинеты наших «неформалов», общающихся с прессой и волонтерами, архитектор сайта, фотографы и прочие. Здесь было много стенных шкафов и кладовок, оставшихся после ремонта чердака, и чаще всего там лежали всякие вещи для презентаций, выездных мероприятий и прочий волшебный хлам. В подсобке с красной лампой, где фотографы проявляли пленки со старых камер, я нашла пылесос. Он стоял прямо посреди комнатушки, словно Галя забыла его убрать. Рядом лежала горка мусора, и когда я осветила ее фонарем, мне стало не по себе. Погнутые очки — очень похожие на те, что носила Галя, — грязный носовой платок, часы, одна сережка и пучок волос. Больше я ничего не нашла, да и милиция, появившись через пару дней, тоже. Нас всех допрашивали, меня особенно, потому что оказалось, что я общалась с Галей последняя. Никто ничего не имел против нее, работала она хорошо, не воровала. Не знаю, как закрывали ее дело, нам уже не сообщали, конечно.
Через пару недель взяли новую уборщицу, пожилую, Раису Сергеевну. Я помню, что вздрогнула, когда застала ее в коридоре с разъемом провода пылесоса в руке.
— Не включается что-то, — растерянно произнесла она. — Что за непослушная машина, все время у него что-то не так! — она укоризненно потыкала агрегат носком туфли.
Спустя пару месяцев я уволилась и про это не вспоминала очень долго, до сегодняшнего дня. А сегодня что-то ностальгия накрыла, зашла на сайт своей бывшей работы, а там в разделе вакансий было объявление: «Требуется уборщица».
"Эти"
Мой знакомый купил с рук компьютер и нашёл в документах текстовый файл со следующим содержанием (публикую в Интернете с его разрешения):
------
В первый раз я встретилась с одним из «этих» сорок две тысячи лет назад. Тогда мы ещё могли следовать каждый за своим человеком, принимая облик животных, теней или бликов от солнца. Да, неандертальцы были слабы, их разум ещё не раскрылся до конца и им было сложно выживать, зато они безоговорочно доверяли нам и оберегать их было легко. Легче, чем нынешних людей.
В тот летний день моя подопечная, как обычно, отправилась за ягодами вместе с остальными женщинами племени. Всю работу можно было выполнять только в группе, разбредаться по одному было опасно — слишком много диких зверей, опасных ям и трясин было вокруг. Но моя девочка слишком увлеклась работой, и заросли ягод увели её вглубь чащи. Наскоро попрощавшись с друзьями, порывом тёплого ветра я устремилась за ней.
Девочка остановилась на тенистой полянке. Я бесшумно заскользила по стволу дерева и уселась на веточке, наблюдая за моей маленькой подопечной. Самое ужасное, что не было никакого чувства опасности. Никаких предчувствий, никаких странных ощущений, никаких знаков вплоть до «его» появления.
«Он» поразительно контрастировал с окружающей средой. Сначала мне даже показалось, что это ещё один новый подвид человека, и я пыталась увидеть его Хранителя. Но когда меня полоснуло ледянящим холодом и я застыла, не в силах пошевелиться, осознание роковой ошибки навалилось на меня всей своей тяжестью.
Мой ребёнок выронил своё примитивное подобие корзинки, рассыпав плоды, и с открытым ртом рассматривал незнакомца. Теперь кардинальные различия между ними бросались в глаза.
Во-первых, кожа. Девочка с рождения проводила жизнь в длительных походах, и её кожа отливала бронзовым оттенком. У пришельца она была цвета мела.
Во-вторых, рост. Незнакомец был выше самого высокого неандертальца в племени раза в два. Ребёнку он, должно быть казался великаном.
В-третьих, волосы. У моей подопечной были грязные и спутанные волосы коричневого цвета. У «него» же волосы были цвета беззвёздной зимней ночи. И они гладкой волной струились по его плечам, словно грива пещерного льва.
Девочка сделала два неуверенных шага по направлению к незнакомцу, завороженно глядя, и на «его» губах появилось подобие улыбки.
— Бог леса? — прошептала она и сделала ещё несколько шагов навстречу.
Он улыбнулся ещё шире. Неестественно широко. Так, что его губы приоткрыли два ряда зубов, заострённых, как медвежьи клыки.
А потом неуловимо быстрое движение — девочка даже не успела закричать — и вот он уже пожирает моего ребёнка, моё сокровище. Выдирает жилы, разрывает в клочья податливую мякоть живота длинными когтистыми пальцами, жадно глотает фонтанирующую из разодранной сонной артерии кровь. Я извиваюсь в агонии, но не могу издать ни звука. Хранитель всегда делит боль со своим подопечным. Единственное, о чём я жалею — о том, что мы не можем полностью забрать себе все страдания тех, кого бережём.
После нескольких минут неистовой резни «он» успокоился. Ел медленно, наслаждаясь каждым куском. Вылизывал особенно глубокие раны языком, смакуя вкус свежего мяса, высасывал костный мозг из обглоданных костей.
Когда «он», наконец, поднялся, вытирая кровь с губ, «его» взгляд упал на меня. Моя ненависть, боль и страх переросли в истерическую панику. «Он» мог меня видеть. О боги, только не это... Люди и животные чувствуют меня, но не видят. Почему «он» может? «Он» же не божество, такое существо не может быть божеством...
«Его» мысли прервали мои. Подобным мне нет нужды говорить вслух. Подобным «ему», как оказалось, тоже.
«Он» сказал мне, что приведёт свою семью. Говорил, что давно искал ещё одну группу человеческих особей. Говорил, что «они» уничтожат все племена, что люди — лёгкая и вкусная добыча. Говорил, что охота будет славной. Говорил, что если я посмею предупредить, если посмею помешать, он найдёт меня и будет медленно пожирать, так, чтобы я была в сознании до последней секунды. Говорил, чтобы я убиралась прочь, если хочу просуществовать хотя бы ещё немного.
Холод больше не сковываел меня, и я снова могла двигаться. Я повернулась и убежала, мне уже не было важно, в каком я облике. Резкий, издевательский смех подхлёстывал меня сзади, а перед моими глазами продолжало стоять бледное, узкое лицо, чёрные глаза без зрачков и обглоданный скелет ребёнка, внутренности которого разбросаны по поляне вперемешку с ягодами.
*
За тысячелетия я сменила многих подопечных — и мужчин, и женщ
Требуется уборщица
История эта случилась года четыре назад или даже чуть больше, и вспомнила я о ней совершенно случайно. Сейчас расскажу, почему.
Я тогда работала секретарем в офисе одной известной международной компании. Работа была очень насыщенная, трудная, но интересная. Смена секретаря начиналась в восемь утра, заканчивалась в восемь вечера. Нужно было отвечать на звонки, сортировать почту и посылки, заказывать билеты и такси для сотрудников. Звучит просто, но на деле это постоянные звонки телефонов (более 350 звонков за смену), общение с иностранными коллегами на языке, который они считают английским, много бумажной работы. Проще говоря, посторонними делами там не позанимаешься.
Спокойно было только в районе восьми утра, когда я только приходила на работу. В это время в офисе, кроме меня, находился только охранник, несколько коллег, работающих с Дальним Востоком, и уборщица Галя. Раньше Галя приходила работать вечерами, но в то время многие сотрудники еще работали, ведь в Европе и Америке гораздо позже наступает вечер. Галю попросили приходить утром не потому, что всем было сложно поднять ноги, когда она моет пол, и не потому, что кого-то смущал вид ее рабочего халата, нет. Галя ужасно сквернословила.
Я по утрам часто наблюдала картину, как она перемещается по особняку с пылесосом, дергая его за собой и матеря на все лады. Как-то я пришла раньше и застала ее в прихожей. Галя пылесосила ковролин и не слышала меня.
— Вот паскуда, опять щетку сбрасывает! Да как же ты зае...л меня, урод! — она с ненавистью пнула агрегат, и тот выключился, — Ах ты, с-сука!
— Привет, Галь, — я протиснулась мимо нее к своему рабочему месту, — Что, не слушается он тебя?
— Не поверишь, Надюшка, он как будто издевается надо мной! — Галя села на банкетку и вытерла лоб. — Никогда я такого не встречала! Щетку сбрасывает, мешки рвет, цепляется за все углы, по ровному полу ехать не хочет, а потом вдруг как наедет прямо на ноги! Вот если б не знала, что это просто прибор, решила бы, что собака дурная, ей-богу!
— Наверное, неудачная модель, — посочувствовала я. — Скажи мне, кто в офисе?
— Директор здесь, бухгалтер, Наташа Рябова и Саня Бобров, кажется. Больше я не видела никого.
— Спасибо, — я отметила сотрудников в ежедневном списке и включила телефонные аппараты, один из которых тут же затрезвонил.
Я сняла трубку, а Галя уже проходила внутрь, пиная злосчастный пылесос перед собой; прежде чем скрыться в коридоре, она помахала мне. Было примерно без пяти минут восемь.
День прошел быстро, как и всегда. Беготни по этажам достаточно, и бумаг, и звонков — я обедать-то не всегда успевала. Как-то в очередной раз пробегая мимо курилки, я остановилась от оклика ассистентки директора, Ольги.
— Надя, скажи пожалуйста, Галя сегодня приходила?
— Да, приходила. Я видела ее утром. А что такое?
— Да что-то она у меня мусор не вынесла. Там посылки приходили, полное ведро упаковок.
— Забыла, наверное?
— Да, похоже. Ну ладно, беги.
Около шести часов вечера позвонил муж Гали, Егор. Оказывается, она не вернулась домой со второй работы, и когда Егор туда позвонил, ему сказали, что сегодня Галя не приходила. Он очень волновался. Когда Егор рассказывал это, я все пыталась вспомнить, когда ушла от нас Галя. Обычно уход и приход сотрудников фиксируется в списке, но уборщица, как и курьер и охранник, в число отмечающихся не входили. Могла я не заметить, как она вышла?.. После разговора с Егором я поставила телефоны на паузу и пошла по этажам. Может быть, Гале стало плохо, и она упала где-нибудь в подсобке? Или с ней случилось еще что-то неприятное и нужна помощь?
Первый этаж — бухгалтерия, кухня, столовая, конференц-зал, кабинет IT, два туалета, кладовка — пусто и убрано. Второй этаж — коридоры, кабинеты сотрудников, самая людная часть офиса — тоже ничего подозрительного. Мансарда — кабинеты наших «неформалов», общающихся с прессой и волонтерами, архитектор сайта, фотографы и прочие. Здесь было много стенных шкафов и кладовок, оставшихся после ремонта чердака, и чаще всего там лежали всякие вещи для презентаций, выездных мероприятий и прочий волшебный хлам. В подсобке с красной лампой, где фотографы проявляли пленки со старых камер, я нашла пылесос. Он стоял прямо посреди комнатушки, словно Галя забыла его убрать. Рядом лежала горка мусора, и когда я осветила ее фонарем, мне стало не по себе. Погнутые очки — очень похожие на те, что носила Галя, — грязный носовой платок, часы, одна сережка и пучок волос. Больше я ничего не нашла, да и милиция, появившись через пару дней, тоже. Нас всех допрашивали, меня особенно, потому что оказалось, что я общалась с Галей последняя. Никто ничего не имел против нее, работала она хорошо, не воровала. Не знаю, как закрывали ее дело, нам уже не сообщали, конечно.
Через пару недель взяли новую уборщицу, пожилую, Раису Сергеевну. Я помню, что вздрогнула, когда застала ее в коридоре с разъемом провода пылесоса в руке.
— Не включается что-то, — растерянно произнесла она. — Что за непослушная машина, все время у него что-то не так! — она укоризненно потыкала агрегат носком туфли.
Спустя пару месяцев я уволилась и про это не вспоминала очень долго, до сегодняшнего дня. А сегодня что-то ностальгия накрыла, зашла на сайт своей бывшей работы, а там в разделе вакансий было объявление: «Требуется уборщица».
"Эти"
Мой знакомый купил с рук компьютер и нашёл в документах текстовый файл со следующим содержанием (публикую в Интернете с его разрешения):
------
В первый раз я встретилась с одним из «этих» сорок две тысячи лет назад. Тогда мы ещё могли следовать каждый за своим человеком, принимая облик животных, теней или бликов от солнца. Да, неандертальцы были слабы, их разум ещё не раскрылся до конца и им было сложно выживать, зато они безоговорочно доверяли нам и оберегать их было легко. Легче, чем нынешних людей.
В тот летний день моя подопечная, как обычно, отправилась за ягодами вместе с остальными женщинами племени. Всю работу можно было выполнять только в группе, разбредаться по одному было опасно — слишком много диких зверей, опасных ям и трясин было вокруг. Но моя девочка слишком увлеклась работой, и заросли ягод увели её вглубь чащи. Наскоро попрощавшись с друзьями, порывом тёплого ветра я устремилась за ней.
Девочка остановилась на тенистой полянке. Я бесшумно заскользила по стволу дерева и уселась на веточке, наблюдая за моей маленькой подопечной. Самое ужасное, что не было никакого чувства опасности. Никаких предчувствий, никаких странных ощущений, никаких знаков вплоть до «его» появления.
«Он» поразительно контрастировал с окружающей средой. Сначала мне даже показалось, что это ещё один новый подвид человека, и я пыталась увидеть его Хранителя. Но когда меня полоснуло ледянящим холодом и я застыла, не в силах пошевелиться, осознание роковой ошибки навалилось на меня всей своей тяжестью.
Мой ребёнок выронил своё примитивное подобие корзинки, рассыпав плоды, и с открытым ртом рассматривал незнакомца. Теперь кардинальные различия между ними бросались в глаза.
Во-первых, кожа. Девочка с рождения проводила жизнь в длительных походах, и её кожа отливала бронзовым оттенком. У пришельца она была цвета мела.
Во-вторых, рост. Незнакомец был выше самого высокого неандертальца в племени раза в два. Ребёнку он, должно быть казался великаном.
В-третьих, волосы. У моей подопечной были грязные и спутанные волосы коричневого цвета. У «него» же волосы были цвета беззвёздной зимней ночи. И они гладкой волной струились по его плечам, словно грива пещерного льва.
Девочка сделала два неуверенных шага по направлению к незнакомцу, завороженно глядя, и на «его» губах появилось подобие улыбки.
— Бог леса? — прошептала она и сделала ещё несколько шагов навстречу.
Он улыбнулся ещё шире. Неестественно широко. Так, что его губы приоткрыли два ряда зубов, заострённых, как медвежьи клыки.
А потом неуловимо быстрое движение — девочка даже не успела закричать — и вот он уже пожирает моего ребёнка, моё сокровище. Выдирает жилы, разрывает в клочья податливую мякоть живота длинными когтистыми пальцами, жадно глотает фонтанирующую из разодранной сонной артерии кровь. Я извиваюсь в агонии, но не могу издать ни звука. Хранитель всегда делит боль со своим подопечным. Единственное, о чём я жалею — о том, что мы не можем полностью забрать себе все страдания тех, кого бережём.
После нескольких минут неистовой резни «он» успокоился. Ел медленно, наслаждаясь каждым куском. Вылизывал особенно глубокие раны языком, смакуя вкус свежего мяса, высасывал костный мозг из обглоданных костей.
Когда «он», наконец, поднялся, вытирая кровь с губ, «его» взгляд упал на меня. Моя ненависть, боль и страх переросли в истерическую панику. «Он» мог меня видеть. О боги, только не это... Люди и животные чувствуют меня, но не видят. Почему «он» может? «Он» же не божество, такое существо не может быть божеством...
«Его» мысли прервали мои. Подобным мне нет нужды говорить вслух. Подобным «ему», как оказалось, тоже.
«Он» сказал мне, что приведёт свою семью. Говорил, что давно искал ещё одну группу человеческих особей. Говорил, что «они» уничтожат все племена, что люди — лёгкая и вкусная добыча. Говорил, что охота будет славной. Говорил, что если я посмею предупредить, если посмею помешать, он найдёт меня и будет медленно пожирать, так, чтобы я была в сознании до последней секунды. Говорил, чтобы я убиралась прочь, если хочу просуществовать хотя бы ещё немного.
Холод больше не сковываел меня, и я снова могла двигаться. Я повернулась и убежала, мне уже не было важно, в каком я облике. Резкий, издевательский смех подхлёстывал меня сзади, а перед моими глазами продолжало стоять бледное, узкое лицо, чёрные глаза без зрачков и обглоданный скелет ребёнка, внутренности которого разбросаны по поляне вперемешку с ягодами.
*
За тысячелетия я сменила многих подопечных — и мужчин, и женщ