Руки кроме твоих. Часть 1.
Поделюсь с вами фанфиком по мотивам игры Ragnarok Online, написанным замечательными людьми в 2008 году на форуме одного из пиратских серверов игры.. Ники авторов: Вереск и Рыжий.
Заранее прошу прощения, что публикую без спроса, но ранее уже публиковалось в открытом доступе. А поскольку это одна из моих любимейших работ, то я рискну. Если будут претензии со стороны правообладателей, то увы. :)
Ссылку на источник публиковать не буду, чтобы не сочли за рекламу игрового сервера.
art by EskaFlow. Взято с девианта для полноты картины.
*Это будет длинная история, так что запасайтесь терпением, попкорном и прочими необходимыми вещами * (прим. автора)
- ...Племяша, - сталкер присел на корточки перед девчушкой, заглядывая ей в глаза, - слушай меня. Я знаю, твой отец всегда говорил, что воровство - грех. Только его больше нет, а я тебя могу научить только воровать. Уж извини.
Девочка молча уткнулась в волчий мех его воротника и тихо, но горько расплакалась.
- Бог ведь накажет их? Правда накажет? - в глазах мальчишки не было слез, но не было и завораживающей пустоты горя. Они были, как две поблескивающие стекляшки. Священник заглянул в них, безнадежно стараясь хоть что-то там разглядеть.
- У Господа, - сказал он, - нет рук, кроме твоих.
Ребенок замер. Помолчал, потом кивнул:
- Я понял, отче. Спасибо.
***
Пронтера, апрель.
- Больше никто заявлений на поиск напарника не оставлял, - святой отец устало взирал на воровку взглядом поверх очков, - Вы можете договориться с кем-то лично.
Та даже не кивнула - молча отошла от кафедры и в задумчивости присела на край скамьи: в столицу девушка прибыла с неделю назад и каждый день, словно на работу ходила в Пронтерский храм. Священники уже узнавали молчаливую девчонку, которая всегда задавала им один и тот же вопрос: есть ли свободные послушники, ищущие напарника?
И день за днем воровке не везло: если такие и были, то все они предпочитали отправиться в путешествие с куда более надежными товарищами - конечно, студенты Геффенской академии или ученики Гильдии Мечников выглядели солиднее, чем какая-то моррокская воровка. Святые отцы про себя усмехались, не понимая, на что надеется упрямая девчонка... и какой наглостью должна обладать эта закоренелая грешница, чтобы вообще показываться в обители святости и добродетели. Ничего удивительного в том, что Господь отказывает ей в милости.
Отказал Господь ей в милости и сегодня. Сердобольная послушница благословила украдкой - но и та ушла вслед за каким-то красавцем-мечником, что наградил девчонку в обтрепанной курточке взглядом, в котором жалость мешалась с легким презрением. Воровка усмехнулась вслед парочке; потолкалась еще какое-то время в церкви - скорее для того, чтобы позлить своим присутствием святых отцов, не сильно жаловавших гостей из Моррока, чем действительно в надежде дождаться послушника, а потом все же вынуждена была уйти ни с чем.
Сидя на земле, она вычерчивала в пыли кончиком ножа непонятные фигуры и лениво прикидывала в уме, на сколько еще хватит денег (житье в столице влетало в копеечку, хоть девушка и снимала комнату в самой дешевой гостинице) и когда придется возвращатья к своей непосредственной профессиональной деятельности. Воровать в Пронтере не хотелось бы: суровый нрав местного начальника стражи знал весь Рун-Мидгард, и воровка могла быть уверена, что простым арестом она не отделается... но зени подходили к концу и взять их больше было неоткуда.
Девчонка вывела кончиком ножа жирный крест.
Не то, чтобы она отчаялась найти себе спутника, но вот уже второй день ее не покидало желание просто бросить все, вернуться в Моррок и продолжить срезать кошельки с пояса зазевавшихся гостей Моррокского рынка. Собственное решение податься в путешественники начинало казаться воровке не авантюрой, но большой глупостью, а время проведенное в Пронтере - пустой тратой времени и денег... однако некое упрямство, которое сама девушка предпочитала величать упорством, держало ее в столице и заставляло день за днем подниматься ни свет ни заря и плестись к Пронтерскому храму в надежде на то, что сегодня найдется сумасшедший, который отважится отправиться в путешествие со столь сомнительным компаньоном, каковым являлась воровка.
- Послушника ищешь?
Воровка не подняла головы - она в высшей степени сосредоточенно выводила на песке неприличное слово.
- И чего? - беззлобно откликнулась она.
- Ну подними голову, может, тогда поймешь чего.
Рука с ножом замерла - девушка поразмыслила с минуту, а потом медленно и лениво подняла глаза, явно демонстрируя, что делает одолжение нежданному собеседнику.
- Ну подняла. - равнодушно произнесла воровка. - И чего?
Она подозревала издевку, и при взгляде на лицо послушника, что склонился над ней, становилось ясно, что подозрения девушки не были беспочвенными, достаточно было отметить надменный излом губ и недовольно вскинутые брови ее собеседника. Кстати, брови были белыми. И вообще послушник был то ли совсем ярким блондином, а то ли абсолютно седым - хотя последнее представлялось маловероятным хотя бы потому, что юноша выглядел едва ли старше воровки.
- Ты куда собралась?
- А тебе какое дело?
- Вот скажешь куда - может, и будет какое. Или мне тут послушник нужен?
Девчушка хотела было язвительно заметить, что такой послушник даже ей, впавшей в отчаяние, не нужен, но вспомнив о кончающихся деньгах и перспективе возвращения в Моррок, вовремя прикусила язык и нехотя бросила:
- В Пайон, за волчьими шкурами.
Седой незнакомец поразмыслил пару мгновений.
- В Пайон - это хорошо. - наконец постановил он.
И добавил непонятное:
- Там воздух хороший. Тогда, пожалуй, пойду с тобой.
Последняя фраза звучала непростительно надменно, будто белобрысый делал девушке большое одолжение - и воровка хотела было ответить злобно и обидно, чтобы катился он со свой снисходительностью на все четыре стороны... но по здравом размышлении, девушка вынуждена была признать, что, памятуя об отношении святых отцов к гостям из Моррока, послушник и правда делает ей одолжение. Да к тому же - она в сотый раз напомнила себе об этом - воровка не могла позволить себе остатваться в Пронтере еще на неделю.
Предложение приходилось принять - хотя какое предложение, юноша не предлагал, но утверждал.
- Тебя как звать хоть?
- Кшистоф, - небрежно обронил послушник и протянул руку воровке, что пыталась подняться с земли.
Та зыркнула мрачно, но помощь нехотя приняла.
- Странное имя. - сообщила она, вставая. - А я Хьордис.
- Странное имя. - Кшистоф пристально наблюдал за тем, как девушка пытается привести себя в порядок. - Ты знаешь, по-моему, эту куртку отряхивать уже бессмысленно, проще ее выбросить.
- А новую ты мне купишь? - воровка мрачно уставилась на послушника, и тот спокойно встретил ее раздраженный взгляд.
Глаза у нового знакомого были красные.
- Может быть, - хмыкнул он, - если будет смысл. Покайся для начала, грешница.
И поднял руки в благословляющем жесте.
Картинка унесена с корейского сайта, автора указать не представляется возможным.
Пайон, май.
Кшистоф орал по ночам, что выбешивало Хьордис, из соображений экономии спящую с ним в одной комнате. Кроме того, он кашлял кровью, до волдырей обгорал на весеннем солнышке, но и это было не более, чем безобидными недостатками на фоне его феерического характера. Послушник святой матери-церкви был - что греха таить - надменным хладнокровным снобом, склонным к ворчанию и злому сарказму. О смирении, милосердии и всепрощении он, похоже, только читал в священных книгах, да и то неточно понял значение этих слов.
Но послушник должен был творить добро, и альбинос творил его. В своеобразной манере, так что по мнению Хьордис не было в мире монстра страшнее напарника, который собирался сделать немного хорошего людям.
Воровка ворвалась в таверну налегке, размахивая туго набитым кошельком с зени: волчьи шкуры приносили не такую большую, но стабильную прибыль, а если завести знакомство с торговцем, то прибыль еще и возрастала. Впрочем, знакомство заводил Кшистоф, он же следил за расходами - сама девушка быстро обнаружила в себе талант записной транжиры, но послушник быстро и умело пресек все его проявления.
В нижнем зале было непривычно шумно: это был не гомон местных пьяниц, не хвастливые рассказы путешественников и не очередная веселая свадьба. Очередь, которая выстраивалась здесь по вторникам, на разные голоса охала, стонала и хныкала.
Еще в начале их совместной работы Хьордис обнаружила, что ее новый напарник, кроме всего прочего, еще и неплохой лекарь. Чуть позже это обнаружили жители Пайона, и терроризировали бы беловолосого каждый день, если бы тот, со свойственной ему страстью к организации, не сообщил им, что всегда готов им помочь, но только по вторникам. В другие дни он занят молитвами и постом.
Молился он обычно за спиной влетающей с дамаском в волчью стаю воровки, отчего та и имела возможность тут же забывать об их укусах, а поедая мясо заявлял, что лучший пост - хорошая работа.
Медицина в исполнении Кшистофа была так же жестока, как и вера.
- Пустите, пустите... пустите, кому говорю! - девушка яростно работала локтями, пробивая себе дорогу к напарнику.
- Ишь, без очереди! - вызверилась какая-то благообразная с виду старушка, - наглая молодежь пошла...
- Заткнись, бабуся, - нежно посоветовала Хьордис, прочищая мизинцем ухо. Причина ее внезапной глухоты была проста: прямо над ухом воровки оглушительно ревел больной ребенок. Молодая, но до крайности измученная мать время от времени встряхивала его с таким безнадежным видом, что это даже уже не походило на укачивание.
- Что за вопли? - послышался недовольный голос напарника, - я не могу работать в таких условиях, мало того, что тут темно, как у Шайтана в... под мышкой! Кто орет?
Молодая женщина съежилась, пытаясь укрыть ребенка шалью. На нее тут же зашикали со всех сторон, а пара особенно ретивых бабулек даже попыталась бы вытолкать, если бы не внимательный прищур Хьордис. Воровку слегка мутило от духоты и запаха вчерашнего тушеного мяса, оттого она была не в духе, хоть и с деньгами.
- Правильно, пусть уходит, один крик от нее, - "поддержал" краснорожий лесоруб в углу. Воровка придержала молодую мать за плечо, и уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать радетелям тишины все, что о них думает, как раздался голос Кшистофа.
- Тебя забыл спросить, - огрызнулся он в ответ на выступление лесоруба. Со всеми своими пациентами он был на бесцеремонное "ты", и только для старушек снисходил до "ты, мать". И, главное, никто даже не решался возразить.
- Я спрашивал, кто орет, - слегка повысил голос послушник.
- Это я... то есть, мой... - забормотала женщина, судорожно прижимая к себе никак не желающего успокоиться сына. Воровка чуть разжала пальцы и толкнула ее вперед.
- Дай сюда.
Альбинос закончил бинтовать пораненную руку гостиничному повару, коротко помолился и поманил пальцем ребенка.
Тот продолжал вопить. Хьордис прямо чувствовала, как эти пронзительные звуки ввинчиваются ей в виски. Как только в маленьком, да еще и больном тельце помещалось столько звука? Мальчонка, худющий и слегка похожий на паучка, умудрялся при этом еще и отчаянно сучить ножками. Кшистоф с пару секунд понаблюдал за этим, потом наклонился и приблизил свое лицо к заплаканному личику пациента. Тот от неожиданности замолк, глядя в красные глаза послушника.
- Еще один звук, - со значением сказал посланец господня милосердия, - и я тебе голову оторву, понял?
Хьордис вздрогнула.
Беловолосый осмотрел ребенка, долго скучным голосом наставлял мать, что ей нужно делать, отварами каких трав и сколько раз в день поить малыша, что не давать ему есть ни в коем случае, а вокруг царила испуганная тишина.
Если к этому моменту воровка еще не начала считать напарника квинтэссенцией мирового зла, то вечером он развеял все ее сомнения, когда неосторожный местный сапожник рискнул высказаться при альбиносе на тему "нищенство - занятие богоугодное", приводя в пример широко известного в Пайоне юродивого. Послушник вскинул белые брови, докашлял в платок и заявил (дословно): "Скажи этому лентяю, чтобы шел работать, иначе здесь он кончит тюрьмой, а на том свете ему Шайтан засунет в задницу во-от прямо такие раскаленные вилы." И добавил, что у всех, считающих безделье - добродетелью, готов принять исповедь прямо сейчас.