Одиссея купца
Какой мерой оценить такое понятие, как честное купеческое слово? Одни утверждают, что это слово было сродни клятве дворянина и ценилось в торговой среде превыше благополучия, даже превыше самой жизни, по мнению же других, тут обычный литературный миф, за которым не стоит ничего, кроме пустого звука.
И в самом деле: далеко не все российские негоцианты были ангелами. Однако, верно и то, что среди русских купцов было немало достойных, благородных, успешных предпринимателей, для которых звон монет вовсе не являлся высшей жизненной ценностью.
В этом убеждает история, приключившаяся в 80-х годах 19 века с богатым купцом Кривожихиным, обосновавшемся на окраине Российской империи – в городе Казалинске на Сырдарье, в краях, где в ту пору только-только начали появляться русские поселенцы.
БУРЛИВОЕ МОРЕ
К лету 1881 года Кривожихин прослышал, что в Хиве дешев хлеб. В ту пору в Хивинское ханство никаких дорог с севера, кроме караванных троп через пески, не вело. Зато имелся прямой водный путь. Но для этого предстояло пересечь почти всё Аральское море с севера на юг (250 верст), затем войти в устье Амударьи и плыть по этой реке вверх по течению еще 300 верст.
Предприятие, мягко говоря, выглядело рискованным. Арал всё еще оставался малоизученной акваторией. Всего лишь в 1848 году появилось его первое гидрографическое описание, составленное экспедицией под командованием капитан-лейтенанта (будущего контр-адмирала) А.И.Бутакова. Перед этим плаванием Бутаков совершил “кругосветку”, выдержал многодневные жесточайшие шторма в Индийском океане, но даже он был поражен буйством аральской стихии:
«Аральское море принадлежит к числу самых бурливых и беспокойных, - писал он родным в Кронштадт. - Ветер здесь крепчает вдруг, разводит огромное волнение… Налетел страшный шквал с градом. Потом во всю ночь ни ветер, ни волнение не смягчились нисколько; и мы обязаны спасением единственно божьему милосердию».
Подобных записей о неспокойном характере Арала у Бутакова десятки.
«Я обрыскал всё Аральское море, нашел богатейший пласт каменного угля, нашел в середине целую группу островов (состоящую из трех), из которых наибольший занимает пространство около 200 квадратных верст, если не больше – словом, он более многих лилипутов государств Германии».
Этот “наибольший” остров Бутаков назвал именем Николая Первого (ныне остров Возрождения).
«На острове никогда еще не бывала человеческая нога, и он представляет все элементы блаженства киргизов: покрыт лесом и имеет свежую воду в копанях… Тьма непуганых сайгаков, множество диких гусей, уток, бакланов, куликов… Сайгаки с удивлением смотрят на людей, подпускают к себе очень близко и не разбегаются даже после выстрела… На острове этом две чудеснейшие бухты… Рыба здешняя – осетры и сомы… Рыбы этой здесь тьма: она плавала спокойно от сотворения…»
В последующем этот выдающийся офицер-гидрограф провел в Туркестане еще ряд экспедиций – в 1849-м году совершил второе плавание по Аралу, в 55-м изучил низовье Сырдарьи, в 58-59-м исследовал и впервые описал обширную дельту Амударьи.
Именно благодаря плаваниям Бутакова появились первые достоверные карты Аральского моря с точным обозначением береговой линии, островов, с указанием глубин и мелей. Современники заслуженно называли Бутакова «Магелланом Аральского моря».
ХОЖДЕНИЕ В ХИВИНСКОЕ ХАНСТВО
Да, карты появились, но наладить регулярное судоходство по Аралу в тот период так и не удалось. Именно из-за капризного, непредсказуемого характера этого внутреннего моря-озера.
Купец Кривожихин ясно представлял себе те опасности, что подстерегают его в пути. Вдобавок, он рисковал и своими деньгами. Мирный договор с Хивой, по которому ханство получало статус протектората Российской империи, был подписан лишь в 1873 году. Регулярного сообщения между Хивой и низовьями Сырдарьи, где к тому времени уже обосновалось немало русских переселенцев, не было и в помине. Так что плавание, задуманное Кривожихиным, было во всех смыслах походом в неизвестность. Но, похоже, купец по своей натуре являлся первопроходцем.
В его распоряжении имелся парусник водоизмещением 30 тонн – кусовая (так звались эти суда на Арале). И купец решил рискнуть.
13 июня с командой из пяти человек - трое работников купца и двое проводников - Кривожихин вышел в море. На борту находились также три ишака, большой запас пороха, провианта, одежды.
Через полмесяца плавания путешественники благополучно достигли цели, но цены на зерно на местных базарах оказались неожиданно высокими. Так и не заключив ни одной сделки, купец отплыл обратно. На случай торговой неудачи в Хиве у него имелся запасной вариант: зайти на остров Николая. Там, по его сведениям, были большие природные залежи извести, которую он рассчитывал выгодно продать в Казалинске.
26-го июля в условиях безветренной, ясной погоды экипаж бросил якорь в удобной бухте этого острова. Белые глыбы известняка, буквально усеянные гнездами птиц, заметили еще издали. На ишаках перевезли к берегу, затем погрузили на судно две тысячи пудов этой горной породы. Погода по-прежнему стояла тихая и солнечная. Давно бы уж тронулись домой, да ждали попутного ветра.
КЛЯТВА КУПЦА
Легкий ветерок подул в полночь 2-го августа. Стремительно крепчая, он вскоре превратился в бурю.
Море, еще вечером казавшееся безмятежным, разбушевалось не на шутку. Лопнул якорный канат, и кусовая стал игрушкой крутых волн. С палубы было смыто решительно всё. В одну минуту погибли несчастные ишаки. Затонула и кусовая, погрузившись на дно вблизи берега. Людям, по счастью, удалось спастись. Уцелела и небольшая «подъездная» лодка, на которой перевозили известь.
Шторм свирепствовал целую неделю. Когда ветер, наконец, утих, люди первым делом осмотрели лежавший на боку парусник. Увы! Судно получило множество пробоин, заделать которые своими силами было невозможно.
Попавшие в беду путешественники понимали, что помощи ждать неоткуда. Рассчитывать они могли только на себя.
Но как быть, если вся провизия стала добычей волн? На острове было много дичи, но ведь пропал и порох. Немного выручала рыба, которую волны иногда выбрасывали на берег. Но, пожалуй, самой ценной находкой оказался илян, который в изобилии рос в глубине острова. Корни этого растения съедобны и напоминают в печеном виде картофель, правда, с горьковатым привкусом.
Всё это время Кривожихин настойчиво уговаривал своих спутников пуститься в плавание к берегу на уцелевшей после крушения пятиметровой лодке. Трое согласились на это рискованное предприятие – уральский казак Федор Пузаткин и проводники из казахов Абдыкул и Басурман. Двое же других – отставной солдат Ермолай Кротов и уральский казак Артамон Егоров – садиться в утлое суденышко отказались наотрез, напуганные недавним разгулом стихии.
Наконец, так и не придя к согласию, решили разделиться. Кривожихин дал Кротову и Егорову честное купеческое слово, что при первой же возможности пришлет за ними помощь.
К лодке приделали парус, скроенный из мешков, из мешков же настлали подобие палубы, запаслись печеным иляном. В распоряжении путников имелись морской бинокль, подзорная труба и карта.
БЕЗ РУЛЯ И БЕЗ ВЕТРИЛ
27-го сентября маленький экипаж отчалил от берега, воспользовавшись западным ветром. Первые сутки плавания прошли спокойно. Но на рассвете следующего дня ветер переменился на юго-восточный. Прошло совсем немного времени, и он превратился в бурю, которая не стихала двое суток. Парус был сорван, руль отбит. Но лодка всё же держалась на плаву. Вместо пропавшего руля приладили большой плоский камень, который Кривожихин предусмотрительно прихватил с острова.
Наконец, впереди обрисовалась полоска земли. Это был остров Толмачева, расположенный неподалеку от юго-восточного берега моря. Проведя здесь ночь, путники продолжили свой путь на рассвете 1-го октября. Днем на горизонте показался пустынный берег. В подзорную трубу купец сумел разглядеть фигурки трех пасущихся лошадей. На них и взяли курс.
И вот лодка уткнулась в песок. Течением ее всё же далеко отнесло от лошадей, рядом с которыми предположительно должны были находиться люди. Но купец ослабел настолько, что не мог уже и шагу ступить. Так и остался лежать в лодке.
За подмогой отправились остальные. Через какое-то время силы оставили и проводников.
Лишь казак Пузаткин с трудом преодолел невысокий подъем, с гребня которого заметил в отдалении кочевника на верблюде. Закричал, замахал руками. Всадник, наконец-то, двинулся навстречу.
Это был казах Маркабай Дарьябаев, оказавшийся добросердечным, отзывчивым человеком. Он тут же подогнал еще нескольких верблюдов и на них доставил полумертвых путешественников в стойбище. Здесь обессиленных мореплавателей напоили айраном, накормили вареной кониной и свежими лепешками, дали отдохнуть. Когда спасенные немного собрались с силами, Дарьябаев с сыновьями доставили их на своих верблюдах в Казалинск, не взяв за это никакой платы.
СПАСАТЕЛЬНЫЙ РЕЙС
Кривожихин Без промедления обратился к местной русской администрации с настоятельной просьбой незамедлительно организовать спасение двух рабочих, оставшихся на острове. Он ожидал чего угодно, но только не категорического отказа.
Но не в характере честного купца было перекладывать ответственность на других. Видя полное равнодушие властей, он решил вызволить своих людей на собственные средства. Кривожихин снарядил небольшое двухпарусное судно, закупил съестные припасы на 8 месяцев, порох и оружие, а в качестве тягловой силы - двух выносливых ишаков.
Пузаткин и Абдыкул по доброй воле вызвались сопровождать купца. Кроме того, Кривожихин нанял еще одного рабочего из переселенцев – Попова.
29-го октября того же 1881-го года парусник со спасательной командой на борту вышел из Казалинска в открытое море и при хорошем попутном ветре уже на следующий день подошел к острову Барсакельмес, встав здесь на якорь.
И тут Арал снова проявил свой капризный норов.
Ночью пошел снег, разыгралась вьюга, стало резко холодать, а там и мороз ударил. На якоре судно стояло до 18-го ноября. Кривожихин надеялся на оттепель, как не раз случалось в это время года на Арале. Но море покрылось толстым панцирем льда, и мороз только крепчал.
Поневоле пришлось обустраиваться на зимовку.
“ПОЙДЕШЬ - НЕ ВЕРНЕШЬСЯ”
От своих работников-казахов Кривожихин знал, что название острова переводится как “Пойдешь – не вернешься”. Они же посвятили его в истинный смысл жутковато-предостерегающего названия.
Оказалось, что весь остров покрывали густые заросли астрагала, который казахи называли терскеном. С наступлением жары растение сбрасывало листья. Верблюды охотно поедали его голые стебли, покрытые слоем зеленоватого воскового налета. Важно, что терскен кормил травоядных животных и летом, и зимой.
В бескрайней степи в суровые зимы кормов было недостаточно. Но на Барсакельмесе терскен рос в изобилии всегда. Поэтому самые отчаянные из кочевников решались на то, чтобы перегнать голодающее стадо на остров по льду. В ту пору от устья Сырдарьи до Барсакельмеса было 85 верст.
Терскен хорошо кормил верблюдов всю зиму, но от людей требовалось внимательно следить за погодой, ибо случались непривычно ранние ледоходы. Тогда возвращение в родную степь становилось невозможным. Поневоле людям и верблюдам приходилось “летовать” на острове вплоть до наступления следующих морозов.
Поэтому тех, кто собирался перегонять скот на остров, более осторожные сородичи предупреждали: “Смотри! Барсакельмес! Пойдешь – не вернешься…” (То есть, не вернешься к весне, когда буйно зацветет вся привольная степь.)
Жизнь оставшихся летовать на острове не подвергалась опасности, поскольку здесь имелись источники пресной воды, было вдоволь зверья, птицы и рыбы. Одна лишь разлука с родными и близкими тяготила неосторожных пленников острова, которые имели достаточно времени, чтобы поразмыслить над скрытым смыслом предупреждения – “Барсакельмес”!
Впрочем, случалось и так, что резкая оттепель настигала кочевников при переходе через застывший Арал. Люди и верблюды навсегда исчезали под растрескавшимся льдом.
Очевидно, в ту зиму кормов в степи было достаточно. Никто не пригонял сюда верблюдов. Путники были совершенно одни на безлюдном острове, который своими размерами ненамного уступал острову Николая.
Выкопали землянку, сложили печь, запаслись сухим саксаулом для растопки, благо, этих деревьев росло здесь вдоволь. Охотились на сайгаков и птиц.
В землянке, которую Кривожихин впоследствии не без юмора называл в официальной переписке «недвижимостью», прожили около пяти месяцев.
КАПРИЗЫ СТИХИИ
Море очистилось ото льда только 10-го апреля 1882-го года.
Через неделю команда Кривожихина снова отправилась в путь, держа курс на остров Николая. Дул попутный ветер. Но уже в полночь направление ветра резко изменилось. Его порывы становились всё свирепее. Волны захлестывали парусник с такой яростью, что тот не мог устоять на якоре. Пришлось плыть по воле стихии. А волны неудержимо несли лодку к западному берегу Арала, образованному отвесными скалами Устюрта. На многие десятки километров вдоль этой части побережья не было ни одной бухты, мало-мальски пригодной для стоянки. Люди пытались бросить якорь, но тот не достигал дна, ибо именно здесь располагалась зона наибольших глубин. Парусник несло навстречу гибели.
Но всё же им повезло. Каким-то чудом судно выбросило на песчаную отмель, сразу же за которой над бушующим морем нависали неприступные скалы. «Бог миловал!» - всегда повторял Кривожихин, вспоминая этот случай.
Велик был соблазн после всего пережитого добраться до жилья в устье Амударьи, а затем посуху вернуться домой. Но это бы значило нарушить честное купеческое слово. Для Кривожихина тут не было дилеммы. Он знал, что должен выполнить свою клятву. Спутники купца поддержали его намерение продолжить путь.
ИЗГРЫЗЕННАЯ ЧАШКА
Лишь на рассвете 25-го апреля, заделав пробоину, спасатели снова пустились в плавание и через двое суток, 27-го апреля в 6 часов утра, достигли, наконец, острова Николая, но со стороны, противоположной той, где остались зимовщики.
Кривожихин послал в разведку Абдыкула, дав проводнику ишака и запас провизии.
Посланец вернулся с печальным известием: помощь запоздала.
Кривожихин распорядился обогнуть на паруснике остров и встать на якорь в бухте, рядом с которой находилась землянка. Абдыкул показал им могилу, в которой покоился отставной солдат Кротов. А Егоров, который, очевидно, и похоронил Кротова, лежал бездыханный в землянке на постели. На полу валялась деревянная чашка, наполовину изгрызенная. Похоронили и его по православному обряду. И хоть не было в смерти этих двух людей прямой вины купца, он долго еще просил прощения у Бога за то, что не сумел спасти своих работников.
К удивлению Кривожихина, кусовую не унесло в море, и она не затонула. Парусник по-прежнему лежал на боку недалеко от берега. Но снять с мели довольно крупное судно четверым мужчинам оказалось не под силу.
10-го мая отплыли в обратный путь и через 12 дней без каких-либо приключений прибыли в Казалинск.
В ПОИСКАХ ПОМОЩИ
Кривожихин сразу же отправился в полицейское управление, где написал отчет о случившемся. Был составлен полицейский акт, засвидетельствовавший смерть Кротова и Егорова.
Однако пора было налаживать свои торговые дела. Кривожихин решил всё же поднять кусовую и починить ее. Для снаряжения новой экспедиции у него уже не было средств. Купец обратился за помощью к генерал-губернатору края, а также другим высшим должностным лицам. Всё, о чем просил Кривожихин, это выдать ему на время со складов упраздненной аральской флотилии канат, завоз, домкрат и якорь для выручки затонувшего парусника. Как это ни странно, но ему было отказано даже в такой малости.
Тогда доведенный до отчаяния купец решил обратиться за содействием к прессе. Наряду со своими злоключениями, он подробно описал факты бездеятельности местных чиновников, противопоставив им бескорыстную отзывчивость кочевого казаха Дарьябаева, и снова попросил помочь ему выручить судно, без которого он не в состоянии вести торговые дела. Вместе с тем, в своем письме Кривожихин сообщил немало полезных сведений об условиях плавания по Аралу и о природе островов, приведя промеры глубин, направления ветров, время ледостава и вскрытия льда…
Этот крик души он направил в Ташкент, в редакцию «Туркестанских ведомостей» - наиболее влиятельной газеты края.
Письмо увидело свет. Но… через 23 года!
Почти четверть века пролежало оно «под сукном» и было опубликовано лишь в ноябре 1905-го года под заглавием «Аральская одиссея».
Характерно, что редакция «Туркестанских ведомостей» мотивировала публикацию залежавшейся рукописи «тем интересом, который проявился за последние годы среди местного общества по отношению к Аральскому морю под влиянием снаряжавшихся туда Туркестанским отделом Императорского Русского географического общества научных экспедиций Л.С.Берга».
Но еще раньше – около 1887-го года – Кривожихин всё же сумел поднять кусовую и привести ее в Казалинск. Просто залез в долги, уже не уповая на помощь властей. Первое, что он сделал, оказавшись на острове, это позаботился о могилах былых своих спутников: поставил привезенные из Казалинска кресты, установил оградку…
ГОЛЫЙ ОСТРОВ
Грустно сложилась и дальнейшая судьба острова Николая Первого.
С начала 90-х годов 19-го века сюда повадились ездить на охоту за сайгаками ссыльные уральские казаки, поселенные на Сырдарье. Причем, охотились не столько ради мяса, сколько из-за рогов, на которые был спрос. Фактически уничтожение сайгаков было поставлено на промышленную основу. Известно, например, что только в 1897-м году и только одним из заготовителей добыто здесь полторы тысячи пар рогов.
К этому же периоду относится первая попытка заселения острова.
Осенью 1897-го года сюда вместе с охотниками отправились раскольники-уральцы, решившие основать здесь поселение. Плыли на двух парусниках. В пути поднялась буря и разметала суда в разные стороны. Одно из них отнесло к Барсакельмесу и разбило о скалы. Люди, однако, успели спастись и остались там на зимовку. Другой парусник, на котором с охотниками плыли старик-уралец 60-ти лет и молодой парень, благополучно прибыл в бухту острова Николая. Старообрядцы выкопали землянку и обустроились в ней. После отъезда охотников они остались на острове вдвоем.
Весной 1898-го года их единоверцы послали тем из Казалинска провиант с уральцем Гореловым. Добравшись до острова, тот нашел землянку. Неподалеку от нее желтел свежий могильный холмик. Землянка была заперта изнутри. На стук никто не открывал. Горелов выломал дверь. На постели он увидел мертвого молодого уральца. На столе лежал зачерствевший каравай, вдоволь было и другого провианта. Отчего умер парень – так и осталось загадкой.
Впрочем, ответ может быть самым простым: на острове в изобилии водились змеи, фаланги и устрашающей величины скорпионы.
Вскоре после начала 20-го столетия на остров перестали ездить и охотники. Причина самая банальная: неисчислимые сайгачьи стада были окончательно выбиты. Ничего не осталось и от неоглядных зарослей саксаула, который был вырублен охотниками для растопки.
К этому времени остров Николая Первого меньше всего напоминал тот богатейший заповедник, каким он предстал глазам его первооткрывателей.