О девочках
Вообще-то я взрослая тетя на пятом десятке с полуобритой головой и в татуировках. Представьте себе женскую версию Тилля Линдеманна и вот он – мой портрет. Мое кредо: «Хочешь сделать хорошо – делай сам», мои предпочтения: минимум вот этой вот прекрасной женскости: каблучки, платишки, макияж, маникюры с педикюрами и щебетание, но.
Временами, откуда ни возьмись, из меня выскакивает она – Девочка, часть моей личности, убитая и похороненная в незапамятные времена, когда мне популярно объяснили, что в этой жизни следует надеяться исключительно на себя.
У Девочки большие голубые глаза и лапки. Она способна исключительно на трогательное хлопанье ресничками, надувание губ и слезки. Мой внутренний Тилль в такие моменты уходит за пределы тела покурить ивозвращается через неделю, окрепший и загоревший.
Девочка, в отличие от Тилля, в состоянии обратиться к проходящему мимо человеку и, похлопав ресничками, сказать: «А помогите мне пожалуйста». Я подозреваю, что Тилль в такие моменты уходит для того, чтобы не пробить себе свой воображаемый лоб фейспалмом.
Но блин! У этой дуры все получается. Мне помогают совершенно незнакомые люди, что в целом не укладывается в мою картину мира. Никто никому не помогает просто потому что попросили. Никто не сделает за тебя твою работу. И вообще «Никто, кроме нас».
И вот не знаю, что делать с этой девочкой, не то добить, похоронить и привалить сверху бетонной плитой, чтоб больше не вставала, не то любить, холить, лелеять и вытаскивать на свет, когда припрет. Когда лапки. Когда пиздушный мир снаружи становится совсем пиздушным.
Так неприятно чувствовать себя беспомощной незабудкой. Так приятно чувствовать себя беспомощной незабудкой. Нужное подчеркнуть.