Искусство легких касаний
Новый роман Виктора Пелевина «Искусство легких касаний» выходит в продажу 22 августа. Он состоит из трех частей: в первой друзья-хипстеры бродят по Северному Кавказу, во второй русские хакеры внедряют толерантность на Западе, третья посвящена героям книги «Тайные виды на гору Фудзи».
Первая повесть «Иакинф», пожалуй, самая симпатичная, динамичная и простая. Четверо друзей-хипстеров отправляются в трекинг-тур по Северному Кавказу в сопровождении занятного пожилого проводника. Ежевечерне тот по кусочкам рассказывает героям причудливую и, как им поначалу кажется, целиком выдуманную историю своего духовного преображения. Однако ближе к концу похода друзья начинают подозревать, что и сам маршрут, и рассказанная история, и их собственная судьба связаны между собой самым тесным и довольно зловещим образом.
– Сначала прихожу я. Вежливый. Ласковый. Предупредительный, пахнущий одеколоном и аккуратно одетый. Снимаю размеры, улыбаюсь и беру деньги вперед. Это самое важное. Когда спрашивают, почему все деньги вперед, я отвечаю, что раньше нам делали заказы, а потом не оплачивали. И мы с тех пор работаем только по предоплате… Люди обычно платят, и зря. Потому что через неделю к ним приходят сборщики. Суровые сильные мужчины, которые говорят «пена́» вместо «пена» и пахнут рабочим потом. Они кое-как присобачивают рамы к балкону на этой самой «пене́» и уходят, оставив после себя швы, дыры и криво торчащие из бетона болты. Заказчик в ужасе, но ему объясняют, что скоро придет отделочник – и все приведет в порядок. А еще через три-четыре дня, когда клиент уже начал привыкать к болтам и дырам, приходит отделочник. Уже откровенно уголовный элемент, который начинает клеить на швы и дыры какие-то пластмассовые полоски, сидящие так криво и страшно, что люди думают: «Э, да он просто придуривается, а сам хочет дождаться вечера и всех нас убить…» И когда отделочник наконец уходит, они облегченно вздыхают, сдирают эти пластмассовые заплаты и улыбаются, видя перед собой привычные дыры, щели и болты… «Материк» в нашем названии – это не континент, а мат. Замаскированный «матерок», так сказать. Но никто сначала не догадывается. Вот этим и живем
Он легонько зевнул.
– А почему вы думаете, что в детстве жизнь счастливая? – спросил Валентин.
– Потому что в детстве не знаешь, куда тебя кривая вывезет. Можешь стать героем-летчиком, можешь – серийным убийцей. Можешь – миллионером, реально. Можно уйти в будущее по любой тропинке. А когда перед человеком открыты все дороги, он счастливый и веселый от одного сознания – даже если никуда по ним не пойдет. Все шлагбаумы подняты, из окна видна даль и все такое. Когда взрослеем, шлагбаумы один за другим опускаются, и путей впереди остается все меньше и меньше.
– Да, – согласился Валентин. – Взросление – это утрата возможностей. Только дело не в том, что шлагбаумы закрываются. Они, может, и не закрываются. Просто в жизни каждый день надо делать выбор, находить себе путь. А если прошел под один шлагбаум, уже не сможешь под другой.
– О чем я и говорю. Дорожки ветвятся, ветвятся, а потом из всех мировых маршрутов остается только тропинка на работу, и ты уже полностью взрослый
Акинфий Иванович глубоко вдохнул, прочистил горло, сделал серьезное лицо и зарокотал низким речитативом:
– Во имя сатаны и судьи его демона, почтенного демона Пилата Игемона, встану я, добрый молодец, и пойду я, добрый молодец, ни путем, ни дорогою, заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место, и посмотрю в чистое поле в западную сторону под сыру-матерую землю… Гой еси ты, государь сатана! Пошли ко мне на помощь, рабу своему, часть бесов и дьяволов, Зеследер, Пореастон, Коржан, Ардух, Купалолака – с огнями горящими… Не могла бы она без меня ни жить, ни быть, ни есть, ни пить, как белая рыба без воды, мертвое тело без души, младенец без матери… Мои слова полны и наговорны, как великое океан-море, крепки и лепки, крепчае и лепчае клею карлуку и тверже и плотнее булату и каменю… Положу я ключ и замок самому сатане под золот престол, а когда престол его разрушится, тогда и дело сие объявитца
Я, честно говоря, поразился – потому что ждал чего-то карикатурного, типа Аркадия Райкина в папахе.
– Это кто? – спросил Иван.
– Советский актер, – ответил Валентин. – Комик, очень популярный был. И смешной. Еврей такой типа пожилого Бората. Он в папахе часто юморил
И тут я ему начинаю втирать как по писаному, сам не знаю, откуда слова берутся: вот представьте, уважаемый Жорес, дверь на петлях. Чтобы она открылась, надо, чтобы к ней приложили усилие. Или изнутри потянули, или снаружи толкнули. Сквозняк или рука. Медиум вроде меня – это такая же дверь. Личного желания что-то сквозь себя пропускать у нее нет. Двери как-то деревянно, понимаете ли. Но если возникнет давление изнутри или снаружи, она по закону физики
откроется.
– А что это за давление? – спросил Иван.
– Вот и он тот же вопрос задал. А у меня к этому моменту такое вдохновение наступило, словно Пушкин вселился. Это, говорю, то же самое, что необходимость. Если у вас есть серьезная необходимость с каким-то духом пообщаться, то вы становитесь по отношению к нему как бы областью низкого давления. И от духа в вашу сторону подует сквозняк, который дверку сам и откроет. От меня тут мало что зависит. Он улыбнулся так еле заметно и отвечает – правильно излагаешь. И сколько стоит тебе петли смазать?
– А вы много брали за сеанс? – спросил Иван.
– Обычно около ста зеленых, – ответил Акинфий Иванович. – По тем временам хорошие деньги были. Но тут я почувствовал, что дело серьезное – и объявил внаглую пять тысяч. Долларов. Чтобы вы понимали, в то время за похожую сумму квартиру в Москве можно было купить. Я уверен был, что он меня пошлет. Но он даже торговаться не стал
Третья повесть сборника — «Бой после победы» — тоже вещь по-хорошему незамысловатая. Она адресована читателям, озабоченным вопросом, как там дела у героев «Тайных видов на гору Фудзи». Счастливо избегнув нирваны, персонажи прошлогоднего пелевинского романа вновь начинают маяться удушающей скукой и находят лекарство от нее в, деликатно выражаясь, ярких психологических контрастах. Верхнюю точку эмоциональных качелей Федору и Ренату обеспечивает пребывание в привычном уже комфорте и сытости. Нижнюю — поездки в бутафорском, но от этого не менее замызганном и зловонном столыпинском вагоне в обществе самых настоящих зэков.
Самая важная и, увы, самая перегруженная и хаотичная вторая по порядку повесть — собственно «Искусство легких касаний» — занимает больше половины сборника. Она стилизована под дайджест вымышленного интеллектуально-остросюжетного романа, принадлежащего перу некого Константина Голгофского
Герой-рассказчик берется расследовать загадочное отравление своего соседа по даче генерала ГРУ Изюмова. В поисках отравителей, через научные конференции, французские бордели и подземную усыпальницу египтолога Солкинда (очевидная карикатура на Виктора Солкина — российского ученого с неоднозначной репутацией) Голгофский выходит на след пресловутых «русских хакеров». Как обычно у Пелевина, деятельность последних получает метафизическое объяснение: по версии писателя (или, вернее, его героя Голгофского) цель отечественных кибервойск, активно взаимодействующих с мировым масонством — максимальное распространение в американском обществе тлетворной и абсурдной толерантности, а вместе с ней — неизбежных серости, единообразия и скуки.