FRI MUR OG G
Мой дом лежит меж трех рек – подземной Волги, земной Волги, небесной Волги. Отец мой говорил, раньше Волгу не звали Волгой, а знали Волгой. Совсем, как живое существо. И обращались к ней, и общались с ней, и делали разные подарки. Вода, говорил отец мой, вода.
Под каждой строкой таился невысказанный оборот речи, практически мертвый стих, которому однажды предстоит стать огромной мертвой поэмой, изучаемой и прославляемой. Протекаемая сквозь века, словно вода через песок – отсеивание шлака.
Мясо, мясо, мясо – говорили раньше люди. Мясо для того, чтобы жить. Превращаться в тех, кто не спотыкается о камни. Кто находит короткие дороги и не поминает имен. Мясо, кричали они, отрезали кусок и прям сырым запихивали в себя. Но под мясом неизбывно подразумевалась вода. Попробуйте, говорил отец мой, поживите-ка без воды. Человек- существо из воды и для воды. Бросьте в него камень, прислушайтесь к нему, понаблюдайте за ним – все тонет в нем: движение, созерцание, образ. Сам человек.
Мой отец не рыбак и у него есть друзья. Рыбаки не любят его, а он не любит их. Говорит, что оставаться живым, когда убиваешь – нужна огромная сила, а он таковой не обладает, потому как слаб. Он редко улыбается, но уж если улыбнется, если захохочет, то держись – сам смеешься так, что падаешь с лавки. Вот как смеется отец мой – папа. Мы живем в самом замечательном месте, которое есть на Земле – дом. Я подаю Отцу моему инструменты, когда он чинит наш колченогий дом – строение на длииии-нн-ыыых столбах, «чтобы мы не уплыли» - объясняет дом.
« Я буду плыть вместе с вами, мы увидим много диковинных зверей и чудес и мест, где чудеса не такие уж и диковинные и совсем не чудесные, - говорит дом. – Они будут порхать перед нами, как листья книг, проносится, подобно гоночным автомобилям, качать головами – полная Луна».
Что такое – гоночный автомобиль?
Это быстрый сухопутный катер: он мчит тебя по твердому песку, а воды вокруг так мало-мало, иногда тебе ее хватает лишь для того, чтобы попить. Он двигается слишком медленно и слабо – твой кадык, проглатывая воду – и для тебя нет ничего мучительнее и дороже, чем то, что ты есть в данный момент. Мир вокруг заполняется памятью, она уже не еле видная тропка, которую нужно высматривать у себя под ногами, но мощная дорога, огромный, широкий путь, созданный твоими предками и потомками, ты – полоса, линующая его на две части. Кроме тебя нет ничего, ты – основа, сын. Ты – препятствие, о которое спотыкается глаз, когда взор пересекает границы дозволенного. Ты – линованная бумага поперек.
По линии отца моего дедушку и бабушку мама сравнивала с землей, а дедушку и бабушку по линии мамы отец мой сравнивал с огнем. Быть может поэтому, их отношения с дочерью – моей мамой – были слегка натянуты. «Ну, натянутые – это мягко сказано», - говорил отец мой и смеялся, а я – еще не научившийся держать его смех – по привычке падал с лавки.
Твоя мама, любил вспоминать отец мой, была, как вода. Я мог смотреть на нее и не уставать, представляешь? Очень трудно смотреть на человека без устали, знаешь ли. Я мог, точнее, она мне это позволяла. Плюс – у нее был хороший голос. Я гладил ее волосы и для меня не было выше блаженства, чем находится с ней рядом.
Однажды прошло время и мама с отцом моим разлюбили друг друга. Мамины волосы больше никто не гладил и она стала жестокой, а отца моего больше ничего не успокаивало под небесной и он стал холодным. Как кирпичная стена зимой. Соседям-рыбакам это не нравилось и они убрались подальше. Потом еще подальше. И еще. А однажды, они исчезли так насовсем, что отец мой, кто видит много дальше, чем кто-либо-нибудь не смог их найти. Он пожал плечами, но выглядело это так, будто он поднимает тяжелый камень.
Мы их найдем. Обязательно найдем. Я не знаю как. Узнаешь, узнаешь. Они не смогут жить без такого прелестного мальчика, как ты, и обязательно позовут тебя, а когда позовут, ты придешь им на помощь и принесешь благодать. Это так же верно, как и то, что я отец твой.