Буква С
Пф
Постапокалипсический Петербург поражал, подавлял, пугал. Поросль полыни покрывала площади, поднималась поверх парапетов, прятала памятники. Полынь прорастала, преодолевая препятствия: проспекты, поребрики, перроны. Пауки-переплётчики превосходно пряли, перила пролётов подёрнулись переплетением паутины. Подвалы полнились потерявшимися повстанцами. Повстанцы пытались пробиться, передовая по-прежнему полыхала пожаром перестрелок, последние проблески противостояния погасали. ..
Перекати-поле проворно пересекало площадь перед просевшим полувековым памятником позабытому поэту Пушкину. Прелесть Питера померкла.
После полуночи, почерневшие Пешеходы, повинуясь предательскому Полнолунию, перебежками пересекали присыпанные пеплом переулки. Пешеходы – почти полностью перерожденные потомственные петербуржцы, плохо переносящие прячущихся повстанцев. Поймав повстанца, Пешеходы принимались пытать перепуганного, просящего пощады, парня. Пешеходы превосходно понимали психологию. Потомственные Петербуржцы предлагали повстанцу продекламировать произведения Пушкина, Пастернака, Петрарки, покуда повстанец признавал поражение полным незнанием поэтического прошлого Планеты, Пешеходы потихоньку поражали плоть повстанца. «Польза Просвещения!» - приговаривали Пешеходы: «Пусть поймёт прекрасное!». Повстанцы потихоньку помирали.
Пожухли прелестные полотна, потрескался драгоценный паркет, покрылись плесенью пилястры. Полный покой погребал прошлое.
Пепел, пыль, прах…
Постапокалипсический Петербург поражал, подавлял, пугал. Поросль полыни покрывала площади, поднималась поверх парапетов, прятала памятники. Полынь прорастала, преодолевая препятствия: проспекты, поребрики, перроны. Пауки-переплётчики превосходно пряли, перила пролётов подёрнулись переплетением паутины. Подвалы полнились потерявшимися повстанцами. Повстанцы пытались пробиться, передовая по-прежнему полыхала пожаром перестрелок, последние проблески противостояния погасали. ..
Перекати-поле проворно пересекало площадь перед просевшим полувековым памятником позабытому поэту Пушкину. Прелесть Питера померкла.
После полуночи, почерневшие Пешеходы, повинуясь предательскому Полнолунию, перебежками пересекали присыпанные пеплом переулки. Пешеходы – почти полностью перерожденные потомственные петербуржцы, плохо переносящие прячущихся повстанцев. Поймав повстанца, Пешеходы принимались пытать перепуганного, просящего пощады, парня. Пешеходы превосходно понимали психологию. Потомственные Петербуржцы предлагали повстанцу продекламировать произведения Пушкина, Пастернака, Петрарки, покуда повстанец признавал поражение полным незнанием поэтического прошлого Планеты, Пешеходы потихоньку поражали плоть повстанца. «Польза Просвещения!» - приговаривали Пешеходы: «Пусть поймёт прекрасное!». Повстанцы потихоньку помирали.
Пожухли прелестные полотна, потрескался драгоценный паркет, покрылись плесенью пилястры. Полный покой погребал прошлое.
Пепел, пыль, прах…
раскрыть ветку (21)
раскрыть ветку (8)
Жаль нельзя отредактировать, но пусть будет "признавал поражение полной пустотой познаний поэтического прошлого Планеты"
раскрыть ветку (6)
раскрыть ветку (4)
раскрыть ветку (1)
Нет, чуть ниже в ветке есть мой комментарий, что писал это, к сожалению, не я)
Хотя можно было бы попробовать)
Хотя можно было бы попробовать)
раскрыть ветку (1)
"Пусть будет" - это та часть комментария, которая не должна войти в текст) вчитайтесь, фразу, которую нужно заменить, я взял в кавычки
Однажды осенью отец Онуфрий очнулся, опохмелился оставшимися огурчиками, отрезвел, оделся, оставил опочивальню, отслужил обедню, окрестил отрока. Отвинтил, открутил, откупорил, отхлебнул - опьянел опять. Отведал окрошки, откушал орешков, отпробовал осетринки, окорочков, окуньков, оладушек, овощей - объевшийся отец отобедал основательно.
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
Озаренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
- Оля, околдовала, обольстила.. . обласкай одинокого отшельника! - ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
- Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окоянный отросток! - отвечала ошарашенная Ольга.
- Отдайся! Осчастливлю! - околодовывал обуреваемый охальник.
- Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, - обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
- Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! - обманывал Ольгу одержимый.
- Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, - обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил.. . Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась.. . Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
- Облысевший, ожиревший, обнищавший осталоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаюб ославлю! - озверела Ольга.
-Очумела, озорница? Отвали отсюда, - отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием - огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох.. . Оплетенные осоками онежские омуты.. . Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия...
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
Озаренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
- Оля, околдовала, обольстила.. . обласкай одинокого отшельника! - ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
- Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окоянный отросток! - отвечала ошарашенная Ольга.
- Отдайся! Осчастливлю! - околодовывал обуреваемый охальник.
- Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, - обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
- Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! - обманывал Ольгу одержимый.
- Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, - обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил.. . Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась.. . Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
- Облысевший, ожиревший, обнищавший осталоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаюб ославлю! - озверела Ольга.
-Очумела, озорница? Отвали отсюда, - отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием - огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох.. . Оплетенные осоками онежские омуты.. . Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия...
раскрыть ветку (4)
Чуть чуть дополню=)
Отец Онуфрий отдыхал около озера. Отца Онуфрия обильно окружали оводы. Отец Онуфрий окончательно отчаялся, отмахиваясь от оводов опахалом.
— Одумайтесь, окаянные отродья, огрею — околеете! — орал отец Онуфрий, остервенело орудуя опахалом. Оводы отлетали, однако описывали около отца Онуфрия окружности. Обкусанный оводами отец Онуфрий озверел. Отдохновение отменилось, осталось одно — отгонять окаянное отребье. Объясняем — отбиваться.
— Отче, одари отрядом омоновцев!!! — озаботился отец Онуфрий.
Отче отвечать отказался, омоновцы обломались. Оглядевшись, отец Онуфрий обнаружил огромную осиновую оглоблю. Оглашая окрестности ором, обезумевший отец Онуфрий обхватил оконечность оглобли, ожесточенно отмахиваясь от оводов. Ошарашенные оводы отлетели окончательно.
— Одумались, отродья! — облегченно охнул обессиленный отец Онуфрий, отдышавшись. — Однако, оглобля — отличное оружие, опаснее огнемета.
Окунувшись, обтеревшись, отец Онуфрий оделся. Освятив окрестности озера, отправился отужинать отварным осетром, омлетом, окуньками. Обожравшись, отец Онуфрий опоносился.
——
Огромная Олена отжимала онучи. Отец Онуфрий ошивался около, оглядывая Оленины окорока. «Обширно!» — обдумывал отец Онуфрий. — «Однако, облапаю — огреет!..»
Отложив отжатые онучи, Олена оглянулась.
— Обгадили онучи, однако, отстирала! — отчиталась она.
Обуреваемый охотой обнять Олену, отец Онуфрий открыл объятья.
— О Олена! Отдайся — отымею! (обходительный отец Онуфрий...)
— Овцу отымей, охальник! — отмахнулась Олена. Отец Онуфрий обиделся.
— Окучиваю-окучиваю — отсылают! — объявил он, обхватывая Оленины окорока.
— Опротивел, оглоед озабоченный! Отстань — онучей огрею! — орала Олена.
Оробев, отец Онуфрий отскочил.
— Отвергли! Одумайся, Олена: оскверню обеты — овцу отымею!!!
— Отымей-отымей — остепенишься, обезьяна омерзительная!
Огорченный отказом, отец Онуфрий, озабоченно оглядываясь, отправился отыскивать овцу. Овца обреталась около овина. Отец Онуфрий оседлал овцу. Овца орала, отбрыкиваясь.
— Ори-ори, одно — отымею, — обещал отец Онуфрий.
Обуздав овцу, отец Онуфрий обещание осуществил (объясняем — отымел).
— Озорник! — окликнула Олена, охорашиваясь около окна. — Объявись откушать: окрошка, оладушки. Однако облапишь — огребешь оплеуху!
Облагодетельствованный отец Онуфрий объявился откушать. Опосля обеда отца Онуфрия одолела отрыжка. Олена отварила отцветшие одуванчики. Отпоенный отвратительным отваром, отец Онуфрий опух, однако отрыгиваться окончил.
——
Обольстительная Оксана окучивала огурцы. Отец Онуфрий, обойдя околицей, остановился около ограды, обозревая Оксану.
— Оксана, обнажись! Обожествлю!
— Обожествишь?! Общеизвестно — отымеешь!
— Овладею... — осторожно объяснил отец Онуфрий.
— Огурцом огребешь!
«Огурцы, онучи — одно: огребу» — осознал отец Онуфрий. — «Однако, охота! Остается отыметь отару овец... Однозначно!»
Отец Онуфрий обреченно отправился отыскивать отару овец. Отара отъедалась около оврага. Обнаружив отца Онуфрия, овцы опасливо отбежали. Однако Оксана, отметив отход отца Онуфрия, обеспокоилась:
— Отходишь? Остановись, останься — обласкаю!
Отец Онуфрий отряхнул одежды, отрекся от овец, отправился облагодетельствовать Оксану.
— Отходим огородами! — объявила Оксана, обняв отца Онуфрия. — Около оврага...
Отец Онуфрий, очарованный объятиями Оксаны, обрадовался.
— Отправляемся! — охнула Оксана, оправляя оранжевый очипок.
Отец Онуфрий осклабился, охваченный ознобом.
Обходя ольшаник, около окраины оврага отца Онуфрия одолела одышка. Он откинул одежды, опрокидывая Оксану. Оксана ойкнула, обколотая острой осокой. Огневалась, оправила оборки одеяния.
— Отец Онуфрий, — обозлилась она, оглядывая обнаженного охальника — отвратительно! Омерзительно! Оденься обратно, обезьяна одночленистая! Ожиревший ортодокс! Осьминог обрюзгший!!! Отвали!!!
Озверевшая Оксана, отменно отпинав отца Онуфрия, оттащила от него одежду. Отец Онуфрий, обнаружив около оврага одеяло, обвернулся оным, озабоченный отсутствием одежды.
— Однако, оказия! — охнул отец Онуфрий, отправляясь отслужить обедню.
Обольстительная Оксана отшвырнула охабень отца Онуфрия. Отплевываясь, она озлобленно орала:
— Отстирай одежду, олигофрен!!! Омойся!!! Объявишься около — орган оторву!!! Обхаживай овец, обжора!!!
Обернутого одеялом отца Онуфрия обсмеяли. Отец Онуфрий очень обиделся, обедню отслуживать отказался.
——
Однажды осенью отец Онуфрий очнулся, опохмелился оставшимися огурчиками, отрезвел, оделся, оставил опочивальню, отслужил обедню, окрестил отрока. Отвинтил, открутил, откупорил, отхлебнул — опьянел опять. Отведал окрошки, откушал орешков, отпробовал осетринки, окорочков, окуньков , оладушек, овощей — объевшийся отец отобедал основательно.
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
О, заренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
-Оля, околдовала, обольстила... обласкай одинокого отшельника! — ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
— Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окоянный отросток! — отвечала ошарашенная Ольга.
— Отдайся! Осчастливлю! — околодовывал обуреваемый охальник.
-Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, — обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
-Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! — обманывал Ольгу одержимый.
-Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, — обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил... Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась... Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
-Облысевший, ожиревший, обнищавший осталоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаюб ославлю! — озверела Ольга.
-Очумела, озорница? Отвали отсюда, — отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием — огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох... Оплетенные осоками онежские омуты... Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия... Оминь.
——
Однажды отец Онуфрий обедал. Отпив «Оболони», он обмолвился: «Отлично, охальники!».
Он обозревал окрестности Онежского озера. Отара овец обходила околицу. Отец Онуфрий обомлел: «Откуда овцы?». Одна овца остановилась, обернувшись отроковицей Ольгой. Отроковица оправила одежду, оголила окорока. Откуда-то объявились орки. Отверзив очи, Ольга оголтело отоваривала орков оглоблею. Орки одаривали отроковицу осатанелым оскалом. Обнимали, обхаживали, отпрыгивали от оглобли.
Оное окончательно обидело отца Онуфрия.
«Оборотни! Оборотни! — орал отец Онуфрий. — Обмороки! Отравился „Оболонью“!»
— Ох, отец, — осторожно отозвалась охлаждённая Оболонь, — «Оболонь» — откровение! Она открывает определённое око. Она — оружие оккультных операций, онтологическая основа!
— Окстись! — отец осенил «Оболонь» обожествлённым орудием.
— Охолонись, отче! — Оболонь опенилась, облако овальных орнаментов окружило отца Онуфрия, он обернулся Ольгой.
— О-о-о! — огляделся отец Онуфрий, оглаживая округлости.
— Оргазм? — озаботилась «Оболонь».
— Отлично!
— О’кей! Остановимся?
— Отдай обратно отца Онуфрия! — огорчилась «Ольга».
Опаньки! Отец Онуфрий опять отец Онуфрий!
— Окосеть! — обрадовался оный. — Однако опохмелиться отрадно!
— Отведай, — ответствовала «Оболонь». Отец основательно отхлебнул, откусил огурчик.
— Охохонюшки-хо-хо! Отоспаться охота!
Отец Онуфрий отошёл опочивать.
«Отсталый он, — опечалилась «Оболонь». — Отоспится, отрыгнёт, окажется обычным олухом. Окрыление — оно о
Отец Онуфрий отдыхал около озера. Отца Онуфрия обильно окружали оводы. Отец Онуфрий окончательно отчаялся, отмахиваясь от оводов опахалом.
— Одумайтесь, окаянные отродья, огрею — околеете! — орал отец Онуфрий, остервенело орудуя опахалом. Оводы отлетали, однако описывали около отца Онуфрия окружности. Обкусанный оводами отец Онуфрий озверел. Отдохновение отменилось, осталось одно — отгонять окаянное отребье. Объясняем — отбиваться.
— Отче, одари отрядом омоновцев!!! — озаботился отец Онуфрий.
Отче отвечать отказался, омоновцы обломались. Оглядевшись, отец Онуфрий обнаружил огромную осиновую оглоблю. Оглашая окрестности ором, обезумевший отец Онуфрий обхватил оконечность оглобли, ожесточенно отмахиваясь от оводов. Ошарашенные оводы отлетели окончательно.
— Одумались, отродья! — облегченно охнул обессиленный отец Онуфрий, отдышавшись. — Однако, оглобля — отличное оружие, опаснее огнемета.
Окунувшись, обтеревшись, отец Онуфрий оделся. Освятив окрестности озера, отправился отужинать отварным осетром, омлетом, окуньками. Обожравшись, отец Онуфрий опоносился.
——
Огромная Олена отжимала онучи. Отец Онуфрий ошивался около, оглядывая Оленины окорока. «Обширно!» — обдумывал отец Онуфрий. — «Однако, облапаю — огреет!..»
Отложив отжатые онучи, Олена оглянулась.
— Обгадили онучи, однако, отстирала! — отчиталась она.
Обуреваемый охотой обнять Олену, отец Онуфрий открыл объятья.
— О Олена! Отдайся — отымею! (обходительный отец Онуфрий...)
— Овцу отымей, охальник! — отмахнулась Олена. Отец Онуфрий обиделся.
— Окучиваю-окучиваю — отсылают! — объявил он, обхватывая Оленины окорока.
— Опротивел, оглоед озабоченный! Отстань — онучей огрею! — орала Олена.
Оробев, отец Онуфрий отскочил.
— Отвергли! Одумайся, Олена: оскверню обеты — овцу отымею!!!
— Отымей-отымей — остепенишься, обезьяна омерзительная!
Огорченный отказом, отец Онуфрий, озабоченно оглядываясь, отправился отыскивать овцу. Овца обреталась около овина. Отец Онуфрий оседлал овцу. Овца орала, отбрыкиваясь.
— Ори-ори, одно — отымею, — обещал отец Онуфрий.
Обуздав овцу, отец Онуфрий обещание осуществил (объясняем — отымел).
— Озорник! — окликнула Олена, охорашиваясь около окна. — Объявись откушать: окрошка, оладушки. Однако облапишь — огребешь оплеуху!
Облагодетельствованный отец Онуфрий объявился откушать. Опосля обеда отца Онуфрия одолела отрыжка. Олена отварила отцветшие одуванчики. Отпоенный отвратительным отваром, отец Онуфрий опух, однако отрыгиваться окончил.
——
Обольстительная Оксана окучивала огурцы. Отец Онуфрий, обойдя околицей, остановился около ограды, обозревая Оксану.
— Оксана, обнажись! Обожествлю!
— Обожествишь?! Общеизвестно — отымеешь!
— Овладею... — осторожно объяснил отец Онуфрий.
— Огурцом огребешь!
«Огурцы, онучи — одно: огребу» — осознал отец Онуфрий. — «Однако, охота! Остается отыметь отару овец... Однозначно!»
Отец Онуфрий обреченно отправился отыскивать отару овец. Отара отъедалась около оврага. Обнаружив отца Онуфрия, овцы опасливо отбежали. Однако Оксана, отметив отход отца Онуфрия, обеспокоилась:
— Отходишь? Остановись, останься — обласкаю!
Отец Онуфрий отряхнул одежды, отрекся от овец, отправился облагодетельствовать Оксану.
— Отходим огородами! — объявила Оксана, обняв отца Онуфрия. — Около оврага...
Отец Онуфрий, очарованный объятиями Оксаны, обрадовался.
— Отправляемся! — охнула Оксана, оправляя оранжевый очипок.
Отец Онуфрий осклабился, охваченный ознобом.
Обходя ольшаник, около окраины оврага отца Онуфрия одолела одышка. Он откинул одежды, опрокидывая Оксану. Оксана ойкнула, обколотая острой осокой. Огневалась, оправила оборки одеяния.
— Отец Онуфрий, — обозлилась она, оглядывая обнаженного охальника — отвратительно! Омерзительно! Оденься обратно, обезьяна одночленистая! Ожиревший ортодокс! Осьминог обрюзгший!!! Отвали!!!
Озверевшая Оксана, отменно отпинав отца Онуфрия, оттащила от него одежду. Отец Онуфрий, обнаружив около оврага одеяло, обвернулся оным, озабоченный отсутствием одежды.
— Однако, оказия! — охнул отец Онуфрий, отправляясь отслужить обедню.
Обольстительная Оксана отшвырнула охабень отца Онуфрия. Отплевываясь, она озлобленно орала:
— Отстирай одежду, олигофрен!!! Омойся!!! Объявишься около — орган оторву!!! Обхаживай овец, обжора!!!
Обернутого одеялом отца Онуфрия обсмеяли. Отец Онуфрий очень обиделся, обедню отслуживать отказался.
——
Однажды осенью отец Онуфрий очнулся, опохмелился оставшимися огурчиками, отрезвел, оделся, оставил опочивальню, отслужил обедню, окрестил отрока. Отвинтил, открутил, откупорил, отхлебнул — опьянел опять. Отведал окрошки, откушал орешков, отпробовал осетринки, окорочков, окуньков , оладушек, овощей — объевшийся отец отобедал основательно.
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
О, заренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
-Оля, околдовала, обольстила... обласкай одинокого отшельника! — ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
— Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окоянный отросток! — отвечала ошарашенная Ольга.
— Отдайся! Осчастливлю! — околодовывал обуреваемый охальник.
-Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, — обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
-Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! — обманывал Ольгу одержимый.
-Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, — обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил... Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась... Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
-Облысевший, ожиревший, обнищавший осталоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаюб ославлю! — озверела Ольга.
-Очумела, озорница? Отвали отсюда, — отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием — огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох... Оплетенные осоками онежские омуты... Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия... Оминь.
——
Однажды отец Онуфрий обедал. Отпив «Оболони», он обмолвился: «Отлично, охальники!».
Он обозревал окрестности Онежского озера. Отара овец обходила околицу. Отец Онуфрий обомлел: «Откуда овцы?». Одна овца остановилась, обернувшись отроковицей Ольгой. Отроковица оправила одежду, оголила окорока. Откуда-то объявились орки. Отверзив очи, Ольга оголтело отоваривала орков оглоблею. Орки одаривали отроковицу осатанелым оскалом. Обнимали, обхаживали, отпрыгивали от оглобли.
Оное окончательно обидело отца Онуфрия.
«Оборотни! Оборотни! — орал отец Онуфрий. — Обмороки! Отравился „Оболонью“!»
— Ох, отец, — осторожно отозвалась охлаждённая Оболонь, — «Оболонь» — откровение! Она открывает определённое око. Она — оружие оккультных операций, онтологическая основа!
— Окстись! — отец осенил «Оболонь» обожествлённым орудием.
— Охолонись, отче! — Оболонь опенилась, облако овальных орнаментов окружило отца Онуфрия, он обернулся Ольгой.
— О-о-о! — огляделся отец Онуфрий, оглаживая округлости.
— Оргазм? — озаботилась «Оболонь».
— Отлично!
— О’кей! Остановимся?
— Отдай обратно отца Онуфрия! — огорчилась «Ольга».
Опаньки! Отец Онуфрий опять отец Онуфрий!
— Окосеть! — обрадовался оный. — Однако опохмелиться отрадно!
— Отведай, — ответствовала «Оболонь». Отец основательно отхлебнул, откусил огурчик.
— Охохонюшки-хо-хо! Отоспаться охота!
Отец Онуфрий отошёл опочивать.
«Отсталый он, — опечалилась «Оболонь». — Отоспится, отрыгнёт, окажется обычным олухом. Окрыление — оно о
раскрыть ветку (1)
Перед первомайскими праздниками поклонники подарили популярному певцу Петру Павловичу Петушкову путевку. Петр павлович просто подпрыгивал:
- Прекрасный подарок! Превосходно! Поеду путешествовать! Петербург, Пушкин, Петергоф, Павловск! Потом Петрозаводск... Правда, прелесть? Посмотрю памятники, полюбуюсь природой. Привезу подарки!
Прошло пять понедельников, пять пятниц, Петр Павлович поплыл.
Перво-наперво проверили паспорта (перед поездкой Петр Павлович потерял паспорт, потом получил повторный), после поплыли. Поначалу пошли помедленнее, потом побыстрее, после приостановились. Петр Павлович поволновался, пострадал, призадумался: «Почему плывем по-разному? Погода подкачала? Пороги помешали?» Поразмыслив, Петр Павлович понял: «По-видимому, положено плыть по правилам». Путешественник поуспокоился, притих, пошел поесть (пароходный повар предложил превкусный пудинг!), потом поспать (приуставшим пассажирам постелили постели!).
По пути Петр Павлович повстречал повсеместно получившую признание поэтессу, писательницу Полину Поликарповну Перышкину. Путешественники познакомились, постепенно подружились. Петр Павлович пел Полине Поликарповне популярные песни «Привет, Педро», «Поцелуй», «Прощание под пальмами», «Пишу письмо», пританцовывал, плясал польку, полонез, павану, па-де-де. Полина Поликарповна проникновенно прочитывала прозаические, поэтические произведения «Полезный подарок», «Последний поезд», «Праздничный пирог», «Приятная поездка», «Первое путешествие», поэмы «Просторы», «Путник», «Привет пограничника», «Поле», «Подвиг пожарника», проговаривала пословицы, поговорки, придумывала прибаутки. После принятия пищи Петр Павлович приглашал Полину Поликарповну прогуляться по палубе, подышать, посмотреть пристани, позагорать, потанцевать, походить, посидеть, побеседовать, пообщаться.
По пути пестрели поля, пряно пахли полоски проросшей пшеницы, пронзительно пели парившие птицы, попискивали птенцы, проносились пчелы, пауки плели паутину, плескались пятнистые пескари. Поблескивала плотва, проплывали плоты, проходили поезда, проводники приветствовали путешественников, пролетали планеры, пилоты приветственно помахивали пассажирам пилотками. Периодически причаливали. Продавцы продавали прекрасные прошитые покрывала, пестрые подушки, павлово-посадские платки, перламутровые пуговицы, превосходные поделки. Пассажиры покупали пряники, пирожные, пирожки, пончики, печенку, перец, помидоры, персики, пили пиво «Привет», «Петушок». Поедали просоленную плотву, подолгу прогуливались по пристаням, прислушивались, присматривались.
Потянуло прохладой: показался Петербургский порт. Причалили. Пассажиры прослышали: прибыл президент Путин. Путешественники приветствовали проезжавшего по причалу Президента. Петр Павлович пропел приветственную песню «Первый привет - Президенту!». Полина Поликарповна продекламировала поэму «Привечаем Президента», прослезилась, помахала Президенту платочком. Петропавловская пушка провозгласила полдень. Пассажиры, Петр Павлович, Полина Поликарповна посетили Петропавловку. Петербург поголовно поразил путешественников прекрасным памятником Петру Первому, парком Победы, просторными площадями, проспектами, причудливыми переулками. Петру Павловичу понравился Павловск, Полине Поликарповне полюбился Петродворец. Приближалась полночь - «Прощай, Петербург!! Поплыли!»
Постепенно похолодало. Приблизился причал Петрозаводска. Пристали. Петрозаводск показался путешественникам поменьше. Поскромнее Петербурга. Побратимы подарили Петрозаводску памятные подарки - преоригинальные памятники. Пассажиров потряс подвиг петрозаводских полярников, паломников, подвижников.
Приятное, полезное путешествие понравилось пассажирам, показалось просто превосходным, превзошло предыдущие представления. Прощались протяжными песнями, плачами, плясками. Пообещали помнить попутчиков, писать письма.
Петр Павлович пропел Полине Поликарповне прощальные песни «Прощай!», «Приходи!», «Приплывай!», «Прилетай!», попросил позволения позвонить. Полина Поликарповна прочитала последнюю поэму «Прощай, попутчик!» Петр Павлович поцеловал Полину Поликарповну, Полина Поликарповна покраснела. Петр Павлович полюбил Полину Поликарповну, Полине Поликарповне понравился Петр Павлович. После помолвки путешественники - певец, писательница-поэтесса - пообещали попутчикам-пассажирам, пароходству пожениться. Пассажиры поздравили Петра Павловича, Полину Поликарповну, пожелали прожить подольше, получше. Пассажирское пароходство подарило поженившимся после прибытия Петру Павловичу Петушкову, Полине Поликарповне Перышкиной подарки: постельные принадлежности, персональный письменный прибор, проигрыватель, портативный принтер, парусник, пожелало процветания. Потрясенные Петр Павлович, Полина Поликарповна приобрели повторные путевки, поплыли, после постоянно продолжали путешествовать. После пяти путешествий появилось пять, после пятнадцати — пятнадцать подрастающих Петушковых-Перышкиных. Пятьдесят потомков певца, писательницы-поэтессы продолжают путешествовать пароходами, петь песни, писать поэмы!
Присоединяйтесь! Приглашаем последовать примеру Петра Павловича, Полины Поликарповны. Приобретите путевку, поплывите! Правда, превосходное путешествие! Привыкнете - понравится! Передумаете - пожалеете! Предлагаем пяти- пятнадцатидневные путевки. Позвоните - привезем. Первому - приз: пятидесятидневная путевка «Петербург-Познань-Прага-Потсдам-Париж-Плимут-Пекин-Пермь-Пенза-Петербург»!
Павел Петрович Петушков получил по почте письмо, полное приятных пожеланий. «Приезжайте, пожалуйста, Павел Петрович, поговорим, потанцуем, попоем, погуляем, помечтаем. Поскорее приезжайте, Павел Петрович».
Павлу Петровичу пригласительное письмо понравилось. Поехал, приехал. Принял Павла Петровича почтеннейший папаша Полины Поликарповны Поликарп Пантелеймонович Перепелкин. «Пожалуйста, пожалуйста, Павел Петрович, присаживайтесь поудобнее».
Подошел плешивый племянник, появилась прекрасная Полина Поликарповна. Поговорили, покурили, пригласили пообедать. Подали пельмени, паштет, плов, пирожки, пончики, португальский портвейн, пол-литра померанцевой. Плотно пообедали, Павел Петрович почувствовал приятное пресыщение. После принятия пищи Полина Поликарповна пригласила: «Пойдемте, Павел Петрович, погуляем по парку». Пошли, погуляли, притомившись, присели. Потом Полина Поликарповна придвинулась поближе. Помолчали, повздыхали. Прозвучал первый поцелуй.
«Поженим, поженим», — пробасил подоспевший папаша.
«Поженим, поженим», — повторил плешивый племянничек.
Павел Петрович побледнел, побагровел, привстал, пошатнулся, пулей побежал прочь...
Приближалась полночь. Пожертвовав первоклассными подтяжками, Павел Петрович повесился
- Прекрасный подарок! Превосходно! Поеду путешествовать! Петербург, Пушкин, Петергоф, Павловск! Потом Петрозаводск... Правда, прелесть? Посмотрю памятники, полюбуюсь природой. Привезу подарки!
Прошло пять понедельников, пять пятниц, Петр Павлович поплыл.
Перво-наперво проверили паспорта (перед поездкой Петр Павлович потерял паспорт, потом получил повторный), после поплыли. Поначалу пошли помедленнее, потом побыстрее, после приостановились. Петр Павлович поволновался, пострадал, призадумался: «Почему плывем по-разному? Погода подкачала? Пороги помешали?» Поразмыслив, Петр Павлович понял: «По-видимому, положено плыть по правилам». Путешественник поуспокоился, притих, пошел поесть (пароходный повар предложил превкусный пудинг!), потом поспать (приуставшим пассажирам постелили постели!).
По пути Петр Павлович повстречал повсеместно получившую признание поэтессу, писательницу Полину Поликарповну Перышкину. Путешественники познакомились, постепенно подружились. Петр Павлович пел Полине Поликарповне популярные песни «Привет, Педро», «Поцелуй», «Прощание под пальмами», «Пишу письмо», пританцовывал, плясал польку, полонез, павану, па-де-де. Полина Поликарповна проникновенно прочитывала прозаические, поэтические произведения «Полезный подарок», «Последний поезд», «Праздничный пирог», «Приятная поездка», «Первое путешествие», поэмы «Просторы», «Путник», «Привет пограничника», «Поле», «Подвиг пожарника», проговаривала пословицы, поговорки, придумывала прибаутки. После принятия пищи Петр Павлович приглашал Полину Поликарповну прогуляться по палубе, подышать, посмотреть пристани, позагорать, потанцевать, походить, посидеть, побеседовать, пообщаться.
По пути пестрели поля, пряно пахли полоски проросшей пшеницы, пронзительно пели парившие птицы, попискивали птенцы, проносились пчелы, пауки плели паутину, плескались пятнистые пескари. Поблескивала плотва, проплывали плоты, проходили поезда, проводники приветствовали путешественников, пролетали планеры, пилоты приветственно помахивали пассажирам пилотками. Периодически причаливали. Продавцы продавали прекрасные прошитые покрывала, пестрые подушки, павлово-посадские платки, перламутровые пуговицы, превосходные поделки. Пассажиры покупали пряники, пирожные, пирожки, пончики, печенку, перец, помидоры, персики, пили пиво «Привет», «Петушок». Поедали просоленную плотву, подолгу прогуливались по пристаням, прислушивались, присматривались.
Потянуло прохладой: показался Петербургский порт. Причалили. Пассажиры прослышали: прибыл президент Путин. Путешественники приветствовали проезжавшего по причалу Президента. Петр Павлович пропел приветственную песню «Первый привет - Президенту!». Полина Поликарповна продекламировала поэму «Привечаем Президента», прослезилась, помахала Президенту платочком. Петропавловская пушка провозгласила полдень. Пассажиры, Петр Павлович, Полина Поликарповна посетили Петропавловку. Петербург поголовно поразил путешественников прекрасным памятником Петру Первому, парком Победы, просторными площадями, проспектами, причудливыми переулками. Петру Павловичу понравился Павловск, Полине Поликарповне полюбился Петродворец. Приближалась полночь - «Прощай, Петербург!! Поплыли!»
Постепенно похолодало. Приблизился причал Петрозаводска. Пристали. Петрозаводск показался путешественникам поменьше. Поскромнее Петербурга. Побратимы подарили Петрозаводску памятные подарки - преоригинальные памятники. Пассажиров потряс подвиг петрозаводских полярников, паломников, подвижников.
Приятное, полезное путешествие понравилось пассажирам, показалось просто превосходным, превзошло предыдущие представления. Прощались протяжными песнями, плачами, плясками. Пообещали помнить попутчиков, писать письма.
Петр Павлович пропел Полине Поликарповне прощальные песни «Прощай!», «Приходи!», «Приплывай!», «Прилетай!», попросил позволения позвонить. Полина Поликарповна прочитала последнюю поэму «Прощай, попутчик!» Петр Павлович поцеловал Полину Поликарповну, Полина Поликарповна покраснела. Петр Павлович полюбил Полину Поликарповну, Полине Поликарповне понравился Петр Павлович. После помолвки путешественники - певец, писательница-поэтесса - пообещали попутчикам-пассажирам, пароходству пожениться. Пассажиры поздравили Петра Павловича, Полину Поликарповну, пожелали прожить подольше, получше. Пассажирское пароходство подарило поженившимся после прибытия Петру Павловичу Петушкову, Полине Поликарповне Перышкиной подарки: постельные принадлежности, персональный письменный прибор, проигрыватель, портативный принтер, парусник, пожелало процветания. Потрясенные Петр Павлович, Полина Поликарповна приобрели повторные путевки, поплыли, после постоянно продолжали путешествовать. После пяти путешествий появилось пять, после пятнадцати — пятнадцать подрастающих Петушковых-Перышкиных. Пятьдесят потомков певца, писательницы-поэтессы продолжают путешествовать пароходами, петь песни, писать поэмы!
Присоединяйтесь! Приглашаем последовать примеру Петра Павловича, Полины Поликарповны. Приобретите путевку, поплывите! Правда, превосходное путешествие! Привыкнете - понравится! Передумаете - пожалеете! Предлагаем пяти- пятнадцатидневные путевки. Позвоните - привезем. Первому - приз: пятидесятидневная путевка «Петербург-Познань-Прага-Потсдам-Париж-Плимут-Пекин-Пермь-Пенза-Петербург»!
Павел Петрович Петушков получил по почте письмо, полное приятных пожеланий. «Приезжайте, пожалуйста, Павел Петрович, поговорим, потанцуем, попоем, погуляем, помечтаем. Поскорее приезжайте, Павел Петрович».
Павлу Петровичу пригласительное письмо понравилось. Поехал, приехал. Принял Павла Петровича почтеннейший папаша Полины Поликарповны Поликарп Пантелеймонович Перепелкин. «Пожалуйста, пожалуйста, Павел Петрович, присаживайтесь поудобнее».
Подошел плешивый племянник, появилась прекрасная Полина Поликарповна. Поговорили, покурили, пригласили пообедать. Подали пельмени, паштет, плов, пирожки, пончики, португальский портвейн, пол-литра померанцевой. Плотно пообедали, Павел Петрович почувствовал приятное пресыщение. После принятия пищи Полина Поликарповна пригласила: «Пойдемте, Павел Петрович, погуляем по парку». Пошли, погуляли, притомившись, присели. Потом Полина Поликарповна придвинулась поближе. Помолчали, повздыхали. Прозвучал первый поцелуй.
«Поженим, поженим», — пробасил подоспевший папаша.
«Поженим, поженим», — повторил плешивый племянничек.
Павел Петрович побледнел, побагровел, привстал, пошатнулся, пулей побежал прочь...
Приближалась полночь. Пожертвовав первоклассными подтяжками, Павел Петрович повесился
