Серия «"Конец мира - это только начало", Питер Зейхан»

СЕВЕРОАМЕРИКАНСКОЕ СТОЛЕТИЕ

Когда речь заходит о судьбе системы NAFTA (НАФТА, англ. North American Free Trade Agreement, Северо-Американская зона свободной торговли, прим.пер.), большинство показателей выглядят дико позитивными.

Начнем с базовой структуры: отчасти американские производители чувствуют себя обманутыми глобализацией потому, что таков был план. Основная заповедь Порядка заключается в том, что Соединенные Штаты пожертвуют экономическим динамизмом ради достижения контроля над безопасностью.

Американский рынок должен был быть принесен в жертву. Американский рабочий должен был быть принесен в жертву. Американские компании должны были быть принесены в жертву. Таким образом, все, что Соединенные Штаты все еще производят, является набором продуктов, для которых американский рынок, американский рабочий и корпоративная структура являются гиперконкурентоспособными. Более того, намеренное принесение в жертву означает, что большинство американской продукции идет не на экспорт, а на потребление внутри Северной Америки.

Китай работает иначе. Китайцы производят все, что они технологически способны производить, используя субсидии, кражу технологий и дипломатическое давление для расширения списка продукции, когда это возможно. И в отличие от Соединенных Штатов, многие из этих товаров идут на экспорт. Другими словами, китайцы производят те товары, которые американцы по каким-то причинам решили не производить.

В качестве примера можно привести китайскую телекоммуникационную компанию Huawei. Huawei напрямую и через филиал китайского правительства, которое преуспело во взломе иностранных фирм, на протяжении двух десятилетий придерживалась двойной стратегии: красть любые технологии, какие только возможно, и покупать те, которые невозможно воспроизвести. Санкции, введенные администрацией Трампа (и удвоенные администрацией Байдена), предотвратили легальную передачу технологий Huawei в то самое время, когда американские компании осознали угрозу хакерства. Результат? Менее чем за два года корпоративная позиция Huawei рухнула, превратив компанию из крупнейшего в мире производителя сотовых телефонов во входящего даже не в пятерку крупнейших в Китае. Большинство китайских компаний просто не могут функционировать без активного участия американцев.

Обратное утверждение не верно. Конечно, американцам придется развивать свои промышленные предприятия, чтобы компенсировать потерю дешевых поставщиков, и это легче и быстрее сказать, чем сделать, но это не значит, что американцы не умеют делать такие вещи, как плавить алюминий, ковать стекло, гнуть сталь, делать карбюраторы или собирать материнские платы.

Кроме того, существует торговый доступ: если сложить весь импорт и экспорт вместе, то все равно около трех четвертей экономики США находится внутри страны, что ограничивает ее воздействие на все мировое. Канада и Мексика гораздо более интегрированы, получая примерно две трети и три четверти соответственно своего экономического веса от торговли, но примерно три четверти этой торговли приходится на Соединенные Штаты. В Северной Америке как едином целом более 8 из 10 долларов (или песо) дохода генерируется в пределах континента. Это, безусловно, самая изолированная система в мире.

Кроме того, американцы уже ратифицировали, ввели в действие и реализовали торговые сделки с Японией и Южной Кореей, еще двумя из шести крупнейших торговых партнеров страны. Добавьте к этому готовящуюся сделку с Великобританией (еще одним из шести), и половина торгового портфеля Соединенных Штатов уже включена в постглобализованную систему.

Следующий вопрос - поставки сырья: ни один из партнеров по НАФТА не является слабаком, когда речь идет о производстве промышленных товаров или энергии. Все они производят глобально значительные объемы различных промышленных товаров, природного газа и нефти. Дальше будет больше. Поскольку глобальные морские гражданские перевозки терпят крах, большая часть сырьевой продукции и промежуточной переработки, которая производится на побережье Мексиканского залива США, окажется ограниченным потенциалом для глобальных продаж, либо из-за краха конечных рынков, либо из-за отсутствия безопасности, либо из-за того и другого. Это приведет к тому, что все больше продукции будет производиться в Северной Америке. Это не очень хорошо, если вы являетесь производителем или переработчиком энергии, но это фантастическая новость, если вы являетесь потребителем энергетических продуктов. Как и для большинства производителей.

Если требуются дополнительные поставки чего-либо, Южная Америка является надежной отправной точкой. Внеполушарное снабжение, очевидно, более проблематично, но в отличие от всех других производственных регионов, у североамериканцев есть рынок, основанный на потреблении, капитал, топливо и военная мощь, чтобы пойти и получить то, что им нужно.

Давайте поговорим о цепочках поставок.

Большинство исследований за последние полдесятилетия показали, что к 2021 году большинство производственных процессов уже будет дешевле осуществлять в Северной Америке, чем в Азии или Европе. Это может шокировать, но не нужно глубоко погружаться, чтобы понять выводы. Североамериканская система отличается высокой вариативностью рабочей силы, низкими затратами на энергию, низкими транспортными расходами до конечных потребителей, практически неограниченными возможностями размещения новых производств, стабильными поставками производственных ресурсов, а также высокими и стабильными поставками капитала.

Еще лучше то, что североамериканский континент сталкивается с небольшим количеством угроз безопасности между своими берегами и берегами потенциальных поставщиков. В среднем, североамериканская продукция сталкивается с менее чем одной третью перебоев в цепочке поставок, которые могут возникнуть у немцев, и одной десятой - у азиатов. Промышленные предприятия не появляются бесплатно или в одночасье, но те виды сбоев, с которыми, скорее всего, столкнутся североамериканские производители, можно перерасти.

В ближайшие десятилетия этот разрыв между жизнеспособностью североамериканского производства и азиатского и европейского будет только увеличиваться, во многом из-за происходящих изменений в производстве электроэнергии. Соединенные Штаты и Мексика имеют одни из лучших в мире возможностей для использования экологически чистых технологий. Ветер на Великих равнинах, солнце на Юго-Западе. Мексика также довольно хороша в обоих направлениях, особенно на севере, где происходит наибольшая интеграция с американской системой.

Но, возможно, самое важное, что не все в Северной Америке еще не бросили свою шляпу на производственный ринг.

Во-первых, это "миллениалы". При всех своих многочисленных* (много, о-очень много) недостатках, американские "миллениалы" - самая большая часть населения трудоспособного возраста в любой развитой стране. Их потребление движет североамериканской системой сейчас, так же как через двадцать лет ее будут двигать их инвестиции. Благодаря им Северной Америке не грозит ничего подобного кризису потребления и капитала, который вскоре определит Азию и Европу.

Во-вторых, производственные мегарегионы Америки просто не очень интегрированы (единственными исключениями являются побережье Мексиканского залива и Техасский треугольник). В будущем, когда глобальная торговля будет нарушена, федеральные власти, власти штатов и местные органы власти США будут заинтересованы в улучшении этих взаимосвязей. С этими связями придет более плавная и эффективная интеграция внутренних производственных систем.

В-третьих, не вся Мексика играет роль. И все же. Северные мексиканские города сделали ставку на американскую интеграцию, но центральная Мексика сама по себе является производственным регионом. Интеграция с американцами происходит, но она просто не настолько всеобъемлющая, как в северной Мексике. Южная Мексика также не включена в интеграцию. Юг - это самый бедный и наименее технически развитый регион Мексики, который также страдает от худшей инфраструктуры в плане местных дорог и железных дорог, а также тех, которые могут связать юг с остальной частью страны.

По мере того, как канадцы, американцы и жители северной части Мексики создают более интегрированную систему, эта система, естественно, будет распространять свой интеграционный охват дальше на юг. В конце концов, в центре Мексики проживает более 70 миллионов человек, и он гораздо более связан внутри себя, чем северные мексиканские города между собой. В мире, в который мы превращаемся, добавление 70 миллионов людей со средним уровнем дохода к любой системе - это такая большая победа, какую в принципе можно получить.

В-четвертых, возможно, есть и еще одна победа, которая еще чуть-чуть больше. Великобритания проголосовала за выход из Европейского союза еще в 2016 году, но фактически выдернула вилку из розетки только в 2020 году, и только в 2021 году Лондон понял, что немного недопланировал последующие действия. Точнее, вообще не спланировал. Континентальные европейцы не проявили склонности идти на уступки британцам, а Великобритания сама по себе недостаточно велика, стабильна и диверсифицирована, чтобы иметь значение. Но добавьте Великобританию и ее развитые производственные мощности первого мира к группе НАФТА, и математика существенно изменится. Расширение торговых связей, подобных НАФТА, в глубь Мексики было бы замечательно, но присоединение 66 миллионов британцев? Это может быть еще лучше. И то, и другое уже готово.

Есть одна проблема: все это важное разнообразие рабочей силы. Британцы по уровню квалификации и стоимости рабочей силы схожи с американцами и канадцами, а мексиканцы из центральных районов Мексики схожи с мексиканцами из северных районов. Два десятилетия умеренного роста в Мексике в сочетании с постепенным старением населения означают, что Мексике сейчас нужен недорогой партнер по производству. Другими словами, Мексике нужна ... Мексика.

Есть два варианта. Первый - ... сомнительный. Центральноамериканские государства Гондурас, Гватемала, Сальвадор, Коста-Рика, Никарагуа и Панама уже включены в торговую сделку с США под названием Центральноамериканское соглашение о свободной торговле. Проблема заключается в инфраструктуре. Прокладка сети автомобильных и железных дорог по всей длине гористой местности Мексики для того, чтобы соединить дешевую и низкоквалифицированную рабочую силу Центральной Америки с американским рынком, кажется слишком сложной задачей. Это точно не будет столь же прибыльным, как относительно короткая дорога между Техасским треугольником и северной Мексикой.

Остается только морское сообщение. Страны Центральной Америки в действительности представляют собой отдельные города - один или два на страну - окруженные дикими зарослями. Фокус в том, чтобы найти отрасль, в которой такая рабочая сила может достичь достаточной рентабельности, чтобы оправдать экспорт. Неясно, есть ли такая отрасль. За исключением отделочных работ, даже текстиль вряд ли подойдет. Это ограничивает регион производством и переработкой тропической сельскохозяйственной продукции. Это не ничто, но и не очень хорошо. И в этих секторах, конечно, не может работать достаточное количество местных жителей, чтобы вывести эти страны из категории "почти провалившихся".

Более жизнеспособным вариантом является Колумбия. Как и жители Центральной Америки, колумбийцы уже имеют торговую сделку с Соединенными Штатами. В отличие от жителей Центральной Америки, колумбийцы располагают гораздо более квалифицированной рабочей силой с уровнем заработной платы, который примерно на две трети ниже, чем в современной Мексике. Самая большая проблема, которая является общей для всей Латинской Америки, - это инфраструктура. В отличие от Мексики с ее единственным возвышенным центральным плато, Колумбия имеет 5 нагорий с городами Медельин и Кали на западной стороне, и поэтому более вероятна интеграция через тихоокеанские порты страны, в то время как столица, Богота, расположена на восточной стороне и более вероятна интеграция на север к Карибскому побережью.

На данный момент глобализация ... разрушила мечты Колумбии. Трудность и дороговизна транспортировки товаров вверх и вниз по горам Колумбии не позволили создать значимые цепочки поставок как внутри страны, так и между Колумбией и остальным миром. Поэтому страна известна в основном экспортом нефти, каменного угля и кофе. Но в мире, где стоимость производства резко возрастает из-за нестабильности, а в Северной Америке растет спрос на промышленные ресурсы всех типов, включая рабочую силу, для Колумбии, возможно, вот-вот настанет свой день.

Если бы Колумбия находилась в любой другой точке мира, разговоры о значимой интеграции с Северной Америкой были бы глупым занятием. Но благодаря уникальному ценовому ориентиру Колумбии, ее уникальной географии и относительной близости, она может сыграть в североамериканской системе очень по-азиатски: "точно в срок".

Вся основа производства "точно в срок" заключается в том, что стабильность различных производственных партнеров настолько надежна, что вы можете поставить будущее своей фирмы на то, что следующая партия товара будет доставлена точно в срок. В большинстве стран Азии вся эта концепция вот-вот рухнет. Но не в регионе НАФТА. При всех своих недостатках Канада, Америка и Мексика не сталкиваются со структурными проблемами и поэтому могут продолжать использовать систему "точно в срок", если решат это сделать. То же самое можно сказать и о Колумбии.

Кроме того, если азиатские (и европейские) производства, которые выживут, вряд ли смогут использовать экономию от масштаба, необходимую для массового конвейерного подхода, то в Северной Америке сочетание интегрированной инфраструктуры и более высокого уровня потребления означает, что она, вероятно, сможет продолжать использовать как сборочные линии, так и ограниченное применение автоматизации. Тройке стран НАФТА просто потребуется помощь в производстве некоторых менее дорогостоящих компонентов. И снова в дело вступает Колумбия.

Большинство людей думают о Бреттон-Вудской системе как о своего рода Pax Americana. Американский век, если хотите. Но это просто не так. Вся концепция Порядка заключается в том, что Соединенные Штаты ставят себя в невыгодное экономическое положение, чтобы купить лояльность глобального альянса. Именно это и есть глобализация. Последние несколько десятилетий не были американским веком. Они были американским жертвоприношением.

Которое закончилась. С уходом Америки прекращается действие различных структурных, стратегических и экономических факторов, которые искусственно поддерживали всю азиатскую и европейскую системы. То потребление, которое осталось, сосредоточено в Северной Америке. Только Северная Америка обладает демографическим профилем, которому не нужно немедленно адаптироваться к принципиально новой - и принципиально неизвестной - финансовой реальности. Поэтому массовый перенос производства в американскую систему уже идет полным ходом.

Настоящий, реальный американский век только начинается.

Это вряд ли означает, что производство не будет развиваться в других местах.

НОВЫЙ УРОЖАЙ ЦЕНТРОВ

Около 95 процентов производства с высокой добавленной стоимостью происходит в Восточной Азии, Европе или Северной Америке. В основном это объясняется сочетанием факторов, которые мы уже перечислили: география, демография, транспорт и глобализация.

Но отчасти это объясняется и политикой.

Во время холодной войны два региона в значительной степени воздерживались от глобализации в целом. Первое воздержание - воздержание Советского Союза - было преднамеренным. Глобализация была создана для того, чтобы изолировать Советский Союз. Вторая воздержавшаяся страна, латиноамериканская Бразилия, держала свои системы отдельно по ряду политических и идеологических причин.

Когда холодная война закончилась, обе страны открылись, особенно для недорогой электронной и компьютерной продукции стран Восточно-Азиатского региона. Ни русские, ни бразильцы не могли конкурировать на этом рынке, поскольку десятилетиями были закрыты от посторонних глаз. Вдобавок к этому китайцы вошли в обе страны, чтобы создать совместные предприятия, и принялись вымарывать каждый кусочек интеллектуальной собственности у каждой фирмы, которую они только могли, так, что даже Facebook покраснел бы* (Быстро).

К 2005 году китайцам почти нечего было красть. К 2010 году китайцы полностью внедрили все украденные технологии в свою огромную производственную систему и стали впихивать более дешевую продукцию в глотки обоих своих бывших "партнеров", беззаботно сокрушая фирмы, которые когда-то были мировыми лидерами. В меньшей степени подобное происходило в большинстве развивающихся стран. Именно поэтому, как никакое другое, производство в Восточной Азии составляет около половины мирового производства, в то время как на долю Европы и Северной Америки приходится почти вся оставшаяся часть.

В будущем Россия и Бразилия, возможно, переживут некоторый ренессанс обрабатывающей промышленности. Все, что стимулирует сокращение цепочек поставок, их упрощение и приближение к потребителям, пойдет на пользу любой производственной системе, которая не находится в Восточной Азии или Европе. Но даже это "возможно" сопровождается парой серьезных оговорок. Во-первых, восстановление потребует от русских и бразильцев решения целого ряда не связанных между собой проблем, начиная от систем образования и заканчивая инфраструктурой. Во-вторых, любое возобновление производства будет в основном ограничено обслуживанием клиентов в России и Бразилии или, в крайнем случае, в странах, находящихся на расстоянии вытянутой руки. Это, конечно, не пустяк, но ни одна из этих стран даже теоретически не может стать следующим Китаем, Мексикой или даже Вьетнамом.

Конец Китая также может помочь непроизводственным экономикам Африки к югу от Сахары. Ни одна из них не может надеяться конкурировать с производством, ориентированным на Китай, по стоимости, но если Китая не станет? Возможно, появится место для местных успехов. Но есть еще (много) проблем. Африканский континент состоит из ряда нагроможденных плато, что практически не позволяет различным государствам связать себя инфраструктурой и добиться региональной экономии за счет масштаба. Многие из них не ладят друг с другом. Ни одно из них не обладает такой богатой структурой капитала, которая позволила бы им самостоятельно построить значительную часть инфраструктуры. Но после того, как Китай исчез из уравнения, появился хоть какой-то проблеск надежды. Страны с наибольшим потенциалом для прорыва - это те, чья местная география позволяет легче интегрироваться как в собственные системы, так и во внешний мир: Сенегал, Нигерия, Ангола, Южная Африка, Кения и Уганда. Из них Нигерия - благодаря численности населения, молодости демографической ситуации и большому объему местного производства энергии - выглядит наиболее выигрышно.

Если говорить более оптимистично, то есть три региона, которые смогут воспользоваться изменившимися стратегическими обстоятельствами, чтобы войти или вновь войти в мир обрабатывающей промышленности. То же сочетание факторов - демографических, вариативности рабочей силы, безопасности, доступа к ресурсам и транспортной безопасности - определит, кто сможет это сделать.

Первый из этих регионов - Юго-Восточная Азия без Китая. У нее есть ряд благоприятных факторов.

- Юго-Восточная Азия отличается разнообразием трудовых ресурсов: Сингапур - сверхвысокотехнологичный и банковский, Вьетнам и Индонезия - молодые, энергичные общества, работающие на низком уровне стоимости, а Таиланд и Малайзия занимают среднюю позицию... но это азиатская средняя позиция. Экономики Таиланда и Малайзии, возможно, чуть более технически развиты, чем наименее развитые европейские стран и американские штаты.

- Страны Юго-Восточной Азии - Индонезия, Малайзия, Филиппины, Таиланд и Вьетнам - очень быстро урбанизируются. Перенаселенные города региона снижают стоимость рабочей силы по сравнению с мировыми нормами, что дает Юго-Восточной Азии преимущество в любом виде конкуренции "яблоко к яблоку".

- В регионе имеются достаточные запасы многих промышленных ресурсов; прежде всего, он практически самодостаточен в отношении нефти и природного газа. В Мьянме, в частности, много полезных ископаемых, которые еще предстоит добывать в промышленных масштабах, а Папуа - Новая Гвинея практически не производит полезных материалов. В том, что регион не может производить сам, он может рассчитывать на Австралию, мирового лидера по добыче угля, лития, железной руды, никеля и урана.

- Хотя было бы натяжкой сказать, что все в регионе всегда ладят друг с другом, сама природа региональной географии - обилие джунглей, гор, полуостровов и островов - делает очень трудным для местных жителей что-то большее, чем пограничная стычка. Последней значимой битвой было вторжение Вьетнама в Камбоджу в 1980-х годах, и, прямо скажем, этот конфликт не привел к экономическому росту. Камбоджа как была нигде раньше, так нигде и осталась.

У региона есть несколько существенных недостатков, которые, на мой взгляд, вполне устранимы.

Во-первых, поскольку все живут в городах (и продолжают переезжать в них), а тропические почвы обладают ограниченной плодородностью, у этого региона нет надежды прокормить себя. К счастью, такие крупные экспортеры сельскохозяйственной продукции, как Австралия и Новая Зеландия, находятся совсем рядом, а до сельскохозяйственных щедрот всего Западного полушария - рукой подать через Тихий океан.

Во-вторых, в Юго-Восточной Азии нет очевидного лидера. Сингапур - самый богатый, но и самый маленький. Индонезия - самая большая, но одна из самых бедных. Тайцы наиболее "в теме", если только у них не происходит один из периодических военных переворотов* (Что, похоже, происходит постоянно). Вьетнамцы наиболее организованы, но это потому, что их правительство почти диктаторское. Это не просто вопрос о том, кто говорит от имени региона, но и о том, кто может обеспечить безопасность морских путей. Эта задача в значительной степени не под силу местным жителям.

К счастью, и здесь есть помощь. Военно-морской флот Японии обладает большими возможностями дальнего плавания - "голубая вода" в терминологии специалистов по обороне - и может довольно легко патрулировать регион. Важно отметить, что сейчас не эпоха императорской Японии. Имперских вторжений не будет. Большая часть Юго-Восточной Азии может отставать от японцев на поколение или два в плане экономического развития, но все страны, которые имеют значение, полностью индустриализированы. Это будет оборонное партнерство, а не оккупация.

Следующая страна - Индия. В том, что касается работы, Индия немного похожа на Китай. Это огромная, разросшаяся страна с дикими различиями между густонаселенными регионами. Бангалорский коридор был первым вошедшим в мир технического обслуживания, в то время как страна также преуспела в нефтепереработке, производстве тяжелой химии, непатентованных лекарств и быстро оборачиваемых потребительских товаров.

Проблема Индии в том, что она может быть слишком разнообразной и слишком густонаселенной. Индия не является этнически определенным национальным государством, как Китай или Вьетнам, Франция или Польша, в котором одна группа доминирует над населением и правительством, а может похвастаться большим этническим и языковым разнообразием, чем любой другой континент, кроме Африки. Многие из этих этносов не просто имеют свои собственные культуры, они имеют свои собственные правительства. Эти правительства часто накладывают вето - иногда формальное, иногда неформальное - на национальную политику. Часто бывает и обратная ситуация. Такая ситуация не способствует установлению хороших связей и гладких деловых отношений.

Так выглядела Индия на протяжении полутора тысячелетий. Ничто столь незначительное, как крах мира, который мы знаем, не изменит этого. Но если глобальные связи ослабнут, то фирменная индийская бюрократия не станет такой же большой проблемой, как отсутствие дальнего морского транспорта. Как минимум, изменившиеся обстоятельства позволят Индии нарастить производственные мощности для обслуживания своего населения численностью 1,4 миллиарда человек. Сам по себе размер Индии означает, что ей не обязательно быть глобальным игроком, чтобы стать глобально значимой.

Общей проблемой как для Юго-Восточной Азии, так и для Индии будет предложение капитала. Поскольку оба игрока имеют относительно молодую демографию, местное производство капитала несколько ограничено. Поскольку оба страдают от сложного и изрезанного рельефа - все эти джунгли, горы, полуострова и острова - потребность в капитале для создания компенсирующей инфраструктуры высока, а возможности наземной инфраструктуры для соединения различных рабочих сил региона в лучшем случае слабы. Оба региона поднимут многие части многих производственных систем по мере того, как Китай будет разрушаться и подниматься, но промышленные предприятия все равно придется строить, а это не бесплатно. За примечательным исключением Сингапура, ни одна из этих экономик не имеет твердой валюты или стабильных фондовых рынков. Даже если они смогут сохранить политическую и макроэкономическую стабильность, они не станут местом притока капитала.

Все они нуждаются в прямых иностранных инвестициях (ПИИ). Концепция ПИИ проста: деньги на покупку или строительство конкретных объектов - как правило, промышленных предприятий - для производства конкретной продукции. Решение проблем с капиталом в Юго-Восточной Азии и Индии, скорее всего, одно и то же: Япония. Японская рабочая сила быстро стареет и устаревает, а пик потребления в Японии был достигнут три десятилетия назад. Но японцы все еще загружены. Хотя их рабочая сила не собирается много строить сама или для себя, они по-прежнему способны разрабатывать продукцию, которая будет производиться в других странах, и оплачивать промышленные предприятия, чтобы все это осуществить. Объедините японскую техническую и военную мощь и богатство с производственным потенциалом Индии и Юго-Восточной Азии, демографическими и промышленными ресурсами, и вы получите один из великих альянсов XXI века.

Вопрос в том, пригласят ли кого-нибудь еще присоединиться к вечеринке. Корейцы были бы логичным выбором, но они столь же искусны в затаивании обиды на японцев за оккупацию Кореи в 1905-45 годах, как и в высокотехнологичном производстве. Неясно, захотят ли корейцы, которым совершенно не хватает военно-морского потенциала для обеспечения собственных нужд, протянуть руку помощи японцам в пост-американском мире. Тайвань, напротив, является беспроигрышным партнером. Тайваньцы и японцы инстинктивно разделяют враждебное отношение к Пекину и сотрудничают по всем промышленным вопросам со времен окончания Корейской войны.

Есть еще один регион, на который стоит обратить внимание: Буэнос-Айрес.

Те из вас, кто знаком с Аргентиной, наверняка подумали, что меня хватил удар. Аргентина имеет один из самых недружественных к инвесторам режимов регулирования и тарифов в мире, а склонность страны к полной конфискации частной собственности разрушила местную производственную базу. Все это правда. Все актуально... для мира, который умирает. Но в мире, который только рождается, мире, раздробленном на региональные и даже национальные торговые системы, социалистическо-фашистская промышленная политика Аргентины будет работать гораздо лучше. В конце концов, если дешевые промышленные товары больше не будут легко доступны из Восточной Азии, аргентинцам придется либо обходиться без них, либо производить что-то на месте. А аргентинцы ненавидят обходиться без них.

Это, вероятно, приведет к значительному региональному промышленному буму. Аргентинцы - одни из самых образованных людей в мире, поэтому вопрос никогда не стоял об интеллектуальном потенциале. Регион Буэнос-Айреса также находится в пределах досягаемости более дешевых рынков труда в Парагвае, Уругвае и южной Бразилии. Местный рынок, насчитывающий 45 миллионов аргентинцев, заслуживает внимания, а остальная часть Южного конуса - регион, с которым уже связана существующая аргентинская инфраструктура - добавляет еще почти четверть миллиарда человек. Объединенный Южный конус также является крупным производителем почти всех сельскохозяйственных и промышленных товаров под солнцем, а в Восточном полушарии нет никого, кто мог бы прорвать американский кордон безопасности вокруг Западного полушария. В мире, который вскоре столкнется с нехваткой всего - от продуктов питания до промышленной переработки и последовательных и устойчивых производственных систем, "Аргентина и друзья" - это то, что нужно.

Итак, это было "что" и "где". Теперь давайте посмотрим, "как". Ведь мир, в который мы превращаемся, будет производить вещи не только в разных местах и в разных масштабах, но и разными способами.

Карта будущего

Из трех основных производственных сред Азия, безусловно, является наименее устойчивой.
Трудно сказать, с чего начать.

КОНЕЦ АЗИИ, Inc.

Есть соседский аспект:

Четыре экономики Северо-Восточной Азии не ладят друг с другом. Только два крупнейших американских военных контингента за рубежом - в Южной Корее и Японии - удерживают местных жителей от взаимных нападок. Только угроза американской военно-морской мощи не позволяет китайцам попытаться сделать что-то милое. Будь то из-за местного исторического гнева и раздражения или американского ухода, в сложившемся мире восточноазиатские страны никак не могут быть способны на продуктивное сотрудничество, необходимое для создания широких, мультимодальных, интегрированных и мирных производственных цепочек поставок. Северо-восточные азиаты политически, стратегически и культурно неспособны к той степени доверия, которая необходима для создания собственной версии NAFTA, и уж тем более к такому совместному принятию решений, которое определяет Европейский Союз.

Есть демографический аспект:

В 2019 календарном году в Китае произошло рекордное снижение рождаемости. Как ни печально это говорить, но это было ожидаемо. Политика одного ребенка достаточно долго угнетала рождаемость в Китае, и теперь в стране не хватает двадцатилетних, а двадцатилетние - это люди, у которых есть дети. Если молодых людей будет меньше, то новое поколение не сможет иметь много детей. Загоните их всех в городские кондоминиумы, и даже те, кто может иметь детей, не захотят этого делать.

Худшее было не за горами. Данные за 2020 год указывают на еще большее падение. Инстинкт приписывает это падение коронавирусу, но для рождения ребенка требуется девять месяцев. Поэтому большая часть падения в 2020 году была вызвана обстоятельствами и выбором, сделанным в 2019 году. Формально уровень рождаемости в Китае не просто самый низкий с 1978 года, уровень рождаемости в Шанхае и Пекине - крупнейших городах Китая - сейчас самый низкий в мире. На момент написания этой статьи мы все еще ждем окончательных данных за 2021 год, но анекдоты, поступающие со всего Китая, говорят о том, что для преобладающего ханьского населения эти показатели просто ужасны.

Для неханьского населения они еще хуже. Что угодно можно сказать о Мао, но его версия коммунизма была немного неравнодушна к многочисленным меньшинствам (национальным, прим. пер.) Китая* (В данном контексте "мягкое отношение" означает "не уничтожал их всех систематически") и позволяла им делать исключения из программы "Один ребенок". Но маоистский коммунизм давно мертв, на смену ему пришел жесткий неофашистский ультранационализм. Поскольку Китай столкнулся с ужасом дезинтеграции в деглобализированном мире, китайская коммунистическая партия начала систематическое преследование своих меньшинств, вплоть до того, что чиновники КПК размещаются в домах людей, чтобы помешать им, среди прочего, заводить потомство. Уйгуры Синьцзяна увидели, что их рождаемость упала вдвое только в период с 2018 по 2020 год. Вместо исключений из принципа "один ребенок" некоторые китайские меньшинства сейчас де-факто находятся под действием политики "ноль детей". Суммируя все это, можно сказать, что Китай сейчас является самым быстро стареющим обществом в мире.

Демографическая ситуация в других странах Восточной Азии не столь наглядна, но это не значит, что она намного лучше. Япония уже является самой старой демографической страной в мире (и была самой быстро стареющей, пока Китай не взял себе этот титул в 2020 году). Корейский демографический провал начался через двадцать лет после японского, но развивается быстрее. Тайвань и Таиланд отстают от Кореи примерно на десятилетие. Даже густонаселенные Индонезия и Вьетнам, в которых проживает около 400 миллионов человек, были укушены жуком урбанизации. Ни одна из этих стран не приблизилась к точке "невозврата", но их демографическая структура в 2021 году выглядит удивительно похожей на китайскую в 1980-х годах.

Быстрое старение населения ставит перед азиатскими странами тройную проблему: во-первых, стареющая рабочая сила, как правило, более производительна, но она также и более дорога. Предложение низкоквалифицированной рабочей силы в Китае достигло пика в начале 2000-х годов. На момент написания этой статьи пик предложения квалифицированной рабочей силы в Китае уже достигнут. Конечный результат столь же очевиден, сколь и неизбежен: рост стоимости рабочей силы. Китай больше не является производителем с низкими издержками, и он недостаточно быстро продвигается вверх по цепочке создания стоимости, чтобы стать производителем высококачественной продукции.

Во-вторых, такое быстрое старение не позволяет азиатам в целом и китайцам в частности когда-либо оторваться от своей экспортной модели. Местного потребления просто не хватит, чтобы даже надеяться поглотить все, что производят азиаты. И если американцы больше не будут давать азиатам возможность экспортировать продукцию по всему миру, вся азиатская модель рухнет в одночасье. И наконец, в-третьих, быстро стареющая рабочая сила вполне способна рухнуть под собственным весом в результате массового выхода на пенсию.

Существует вопрос доступа к ресурсам:

Китай импортирует более 70 процентов из 14 миллионов баррелей нефти, необходимых ему ежедневно; Тайвань, Корея и Япония импортируют более 95 процентов своих потребностей в 1, 2 и 4 миллионах баррелей соответственно. Более двух третей всего потока приходится на Персидский залив - регион, который не отличался стабильностью при Порядке и тем более не ожидайте, что он станет более стабильным после ухода американцев. Китай является крупнейшим импортером всех промышленных товаров, а японцы и корейцы неизменно входят в первую пятерку.

Если отбросить энергетику, почти все промышленные товары, о которых идет речь, поступают из Южного полушария, где крупнейшими игроками являются Австралия, Бразилия и страны Африки к югу от Сахары. То, что не поступает из этих стран, поступает из России, и хотя я бы не стал ставить китайско-российский конфликт на первое место в моем списке того, что может пойти не так, он также не находится и в самом низу. У русских, в конце концов, есть проверенная временем традиция использовать потоки ресурсов для получения геополитических уступок.

Возможно, самой большой проблемой для китайцев будут... японцы. Военно-морской флот Китая является прибрежным или почти прибрежным, и только около 10 процентов его надводных боевых кораблей способны отплыть от берега более чем на 1000 миль. Очень немногие из них могут пройти более 2 000 миль. У Китая нет реальных союзников (за исключением, может быть, Северной Кореи), поэтому проецирование силы ... куда бы то ни было - уморительная невозможность. Япония, напротив, имеет флот, способный плавать и воевать на расстоянии одного-двух континентов. Если дело дойдет до драки, японцы могут просто направить небольшую оперативную группу через Сингапур в Индийский океан и перекрыть приток китайских ресурсов, а вместе с ними и Китай - дистанционно.

Есть еще эффект масштаба:

Секретным соусом азиатской модели производства являются высоковариантные рынки труда региона в сочетании с американской и субсидируемой средой безопасности и глобальной торговой сетью. Демографический коллапс разрушает первое, а вывод американских войск - второе. Все, что приводит к росту затрат или повышает уровень безопасности, снижает способность восточноазиатских стран к совместным усилиям в мире производства. Утрата того, что делает Азию особенной, и отсутствие причин для того, чтобы Азия продолжала оставаться глобальным центром на этом наиболее дифференцированном из рынков производства: электроники и вычислительной техники.

Есть еще один аспект, связанный с цепочкой поставок:

Все, что повышает предельную стоимость производства или транспортировки, или увеличивает нестабильность и риски в производстве или транспортировке, исключает даже теоретическую возможность применения инвентаризации "точно в срок". Это заставляет производство приближаться к конечным точкам потребления. Поскольку Азия является крупнейшим в мире производителем и экспортером, именно эта часть мира больше всего пострадает от будущего размещения производства и потребления. А поскольку сама концепция "точно в срок" означает, что никто не хранит много запасов, то, когда они упадут, упадет все и сразу.

Если демография и геополитика Азии усложнят (или, что более вероятно, сломают) региональные производственные процессы, то не будет никаких экономических причин для монополизации здесь подсекторов электроники, сотовых телефонов и вычислительной техники. Если хоть немного ослабить удушающий контроль Азии над этим рынком, то экономия от масштаба, благодаря которой Восточная Азия остается бесспорной мастерской мира, исчезнет.

Перед Китаем стоит следующая проблема:

Китай, как мастерская мира, полностью зависит от импорта технологий и компонентов. В таких дорогостоящих секторах, как полупроводники, телефония и аэрокосмическая промышленность, Китай опубликовал национальные планы стать мировым лидером во всех, но он оказался в целом неспособен самостоятельно производить компоненты с высокой добавленной стоимостью, такие как низконанометровые чипы или реактивные двигатели* (Или, если быть до конца честным, успешно "переиспользовать" чужие продукты). Товары, в которых, как большинство из нас считает, китайцы доминируют в собственной электронике, офисном оборудовании и компьютерах, на самом деле имеют более 90 процентов добавленной стоимости за пределами Китая. Для кораблей этот показатель составляет 87 процентов. Для телекоммуникационного оборудования и "внутренностей" большинства электронных гаджетов этот показатель составляет 83 процента. Даже в таких низкопробных видах работ, как производство бумаги, пластмассы и резины, до половины добавленной стоимости производится в других странах* (Не поймите меня неправильно: я не чувствую себя прекрасно, когда вижу новую историю о том, как какой-то китайский шпион успешно переправляет американские военные технологии в Пекин. Но, пожалуйста, не забывайте об этом. Китай придумал, как сделать шариковую ручку без импортных компонентов, только в 2017 году. Идея о том, что Китай может получить набор чертежей и внезапно собрать из них стелс-бомбардировщик или передовую ракетную систему, несколько смехотворна).

Неудача Китая в продвижении вперед несколько упростила промышленную модель страны: Китай использует свою модель гиперфинансирования для снижения стоимости компонентов, которые он может производить; он импортирует детали, которые не может произвести, подключает их и отправляет конечный продукт. Но эта модель работает только при активном участии внешних поставщиков. Любая ситуация - от кризиса безопасности до санкций - быстро ставит точку. Китай уже сталкивался с блокировкой в области сотовых технологий (Huawei) и аэрокосмической промышленности (пассажирский самолет C919). В зависимости от того, как будут развиваться политические события, тот или иной вариант такого рода сбоев может произойти (и произойдет) практически в каждой товарной категории.

Наконец, существует проблема близости рынка:

Два крупнейших направления для азиатских конечных продуктов находятся в далекой Америке и Европе. Американцы находятся в 7 000 миль через Тихий океан, а европейцы - в зависимости от происхождения, маршрута и пункта назначения - в 9 000-14 000 милях. В постглобализованном мире разумно ожидать, что некоторые торговые отношения сохранятся - например, между Францией и Северной Африкой, Турцией и Месопотамией, Германией и Скандинавией - но ключевую роль будет играть локальность.

Чем длиннее маршрут транспортировки и чем больше игроков находится вдоль любого конкретного маршрута, тем больше сделок необходимо заключить и тем больше возможностей для прерывания. Одной из причин высокой стоимости товаров, перевозимых по Шелковому пути, было то, что ни одна держава не контролировала весь маршрут. Как правило, сотни посредников добавляли свои собственные сборы, увеличивая стоимость товара в 1000 и более раз.

За возможным исключением Японии, нет ни одной азиатской державы, которая обладала бы военно-морским потенциалом, чтобы достичь любого из двух крупных конечных рынков, о которых идет речь, и в постглобализованной системе маловероятно, что азиатский товар вообще будет желанным. Добавьте к этому общую взаимную ненависть, которую испытывает большинство азиатов друг к другу, и вся модель, которая вытащила регион из нищеты и войны, рухнет. Вопрос лишь в том, попытается ли кто-то выйти из нее с размахом. И чтобы быть предельно ясным, "размахивание" крайне вредно для безопасности цепи поставок.

ДЕМОНТАЖ ЕВРОПЫ

Аналогичным образом, европейская система будет разрушаться по целому ряду причин. Первая причина является как наиболее очевидной, так и наименее управляемой: депопуляция в Европе началась раньше, чем в Азии, и европейцы прошли точку демографического невозврата еще до наступления нового тысячелетия. Бельгия, Германия, Италия и Австрия выйдут на массовую пенсию в первой половине 2020-х годов, в то время как почти все страны Центральной Европы от Эстонии до Болгарии стареют еще быстрее и выйдут на пенсию во второй половине этого же десятилетия.

Что еще хуже, демография сама по себе гарантирует, что Европа в том виде, в котором мы ее знаем, распадется в аналогичные сроки. Когда государства Центральной Европы присоединились к ЕС в 2000-х годах, им удалось убедить западноевропейцев открыть свои рынки труда. От одной четвертой до одной трети молодых рабочих центральноевропейского региона уехали на запад в поисках лучших экономических перспектив. Итог: Демографические показатели Западной Европы гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд. То ли потому, что жители Центральной Европы возвращаются домой, когда становится трудно, что лишает Западную Европу рабочей силы, то ли потому, что все больше жителей Центральной Европы отправляются в Западную Европу, когда становится трудно, потому что это единственные оставшиеся рабочие места, трудовой баланс, который обеспечивал функционирование европейской экономики с 2008 года, вот-вот испарится.

Демографическая проблема важна и по второй причине. Европа постарела до такой степени, что не может поглощать собственную продукцию. Европа должна поддерживать высокий уровень экспорта, чтобы сохранить свою систему. Главным пунктом назначения являются Соединенные Штаты, страна, которая все больше поворачивается вовнутрь и на момент написания этой статьи уже вступает в широкомасштабную торговую войну с Европейским союзом. Соединенные Штаты также (опять же, на момент написания этой статьи) изучают возможность заключения торговой сделки такого же широкого спектра с Великобританией. Поскольку любой будущий торговый мир с ЕС вскоре потребует подписи Лондона, никому в континентальной Европе не стоит рассчитывать на легкое исправление ситуации.

Европейские товары, которые не попадают в Соединенные Штаты, вместо этого отправляются на дальнюю сторону планеты: Северо-Восточную Азию. Даже если, вопреки всему, система Северо-Восточной Азии (а также спрос на европейскую продукцию в Северо-Восточной Азии) сохранится, американцы больше не будут гарантировать свободу морей для гражданского морского судоходства. Маршрут от Шанхая до Гамбурга составляет 12 000 морских миль. При скорости 17 миль в час, с которой обычно ходят современные контейнеровозы, это путешествие займет тридцать пять дней. Самая большая скорость, с которой может двигаться любое коммерческое грузовое судно, составляет двадцать пять узлов. Это все еще три полные недели - много времени, которое можно провести, плавая по водам, кишащим пиратами, каперами, враждебными военно-морскими силами или каким-то сочетанием этих трех факторов.

Возможно, еще хуже то, что часть Европы, поддерживающая наиболее прочные торговые отношения с китайцами, - это Германия. Продажи немецкой продукции в Китай в значительной степени перекошены в сторону оборудования, используемого для производства другой продукции... продукции на экспорт. Даже если, несмотря ни на что, Германия и Китай смогут поддерживать торговые отношения в мире, где у них нет стратегического охвата для прямого взаимодействия, китайский экспорт не будет столь востребован, что подорвет базовое обоснование для любого вида германо-китайского взаимодействия.

Те же широкие стратегические проблемы, которые стоят перед азиатами, стоят и перед европейцами, хотя эти конкретные проблемы вызывают меньшую или большую озабоченность в зависимости от места и перспективы.

Во-первых, "больше". Большинство европейских стран начали индустриализацию в 1800-х годах, и даже отстающие - в основном, бывшие советские страны-сателлиты - приступили к ней не позднее 1950-х годов. Это означает, что большинство шахт в Европе были выработаны, по крайней мере, несколько десятилетий назад. Европейцы, будучи индустриализованными как минимум в течение нескольких поколений, может быть, и не потребляют столько материалов, сколько азиаты, но производят их еще меньше. Китайцы могут импортировать подавляющее большинство необходимых им материалов, но, как правило, европейцы должны импортировать их все.

Теперь о "меньшем". Большинство промышленных товаров, необходимых для современной жизни, поступает из мест, расположенных гораздо ближе к Европе, чем Восточная Азия - например, из Западного полушария и Африки. Несколько европейских стран - Франция и Великобритания, а также Испания, Нидерланды, Италия и Дания - имеют достаточный военно-морской потенциал для защиты периодических морских перевозок в/из этих мест. Не менее важно и то, что большинство рейсов из этих регионов в Европу вряд ли будут проходить через какие-либо особенно спорные воды. Что касается источников из Западного полушария, то американцы наверняка поставят крест на любом виде пиратства или каперства в своем полушарии, а европейской торговле вряд ли будут препятствовать, пока она остается немилитаризованной.

Сложность будет заключаться в том, что европейские страны, находящиеся дальше от крайнего запада континента, не имеют ни доступа, ни военно-морских сил. Они должны получать материалы из другого "близкого" места: России. Германия не может сохранить свое положение богатой и свободной нации без американцев, но Германия также не может сохранить свое положение современной промышленно развитой нации без России (РА-СИ-Я!, прим. пер.). История всего немецкого и русского - это чередующиеся главы взаимовыгодного сотрудничества и острого конфликта. Как бы это ни было болезненно для немцев и русских, это гораздо хуже для народов, расположенных между ними - стран, имеющих важное значение для производственных цепочек Германии. Война в Украине уже заставляет всех участников задаться некоторыми сложными вопросами.

И, конечно, все это при условии, что внутри Европы ничего не пойдет не так. Европа страдает от одной из тех странных географических особенностей, когда достаточно плоская, "удобнорельефная" и легко проходимая часть континента убеждена, что она может и должна возглавить крупную консолидированную державу, в то же время достаточно полуостровных, горных или островных частей, чтобы быть домом для диссидентских держав, которые всегда будут разрушать такие мечты. Только во времена Порядка глобальный мир и богатство сдержали вековое соревнование между этими двумя видениями. Сдержали. Не убили. Несмотря на семьдесят пять лет исцеления и роста, безопасности и защиты, модернизации, свободы и демократии, внутренний гнев и недовольство сохраняются. Brexit, произошедший на самом пике глобализации, является тому примером. С уходом американцев это сдерживание закончится.

Проще говоря, германоцентричная система не может сохранить свое нынешнее положение и тем более развиваться, и никто в мире стратегически не заинтересован в ее спасении. Задача Центральной Европы будет заключаться в том, чтобы не дать немцам вести себя как "нормальная" страна. Последние семь раз, когда Германия вела себя как "нормальная страна", ситуация становилась... исторической.

Немного светлых моментов: меньшие торговые сети Европы выглядят более благоприятными, чем система, ориентированная на Германию.

Система, ориентированная на Швецию, может устоять. Цепочки поставок Северной Европы менее подвержены потенциальным угрозам, поставки энергоносителей более локальны, а демографическая ситуация менее возрастная и медленнее стареющая, что предполагает лучшее соответствие между спросом и предложением, которое в первую очередь ограничит необходимость внерегионального импорта и экспорта. В Северном море у скандинавов достаточно нефти и природного газа, чтобы удовлетворить почти весь свой спрос. "Всё", что им нужно сделать, это каким-то образом доставить различные промышленные ресурсы, которые им необходимы, с другого континента.

У них есть два варианта:

Первый - это партнерство с французской системой, по крайней мере, частично. Помимо того, что Франция может похвастаться достаточным внутренним потреблением, чтобы поглотить собственное производство, она также обладает достаточной географической изоляцией и позиционированием, чтобы добраться до необходимых ресурсов. Добавьте сюда компетентные экспедиционные вооруженные силы и почти галактический уровень самоуважения, и Франция вполне может идти своим путем. Швеции и друзьям было бы неплохо найти способ работать вместе с французами.

Второй вариант может показаться скандинавам более удобным: работать с англами. Скандинавско-британское сотрудничество против всего континентального имеет многовековую историю. С переходом британцев к американцам (с организационной точки зрения) открываются некоторые интересные возможности. Очевидно, что американцы обладают более мощной армией и экономикой, чем то, чем могут похвастаться французы. Американцы также имеют гораздо больший охват, чтобы добраться до любого места, где могут быть необходимые ресурсы. Американо-мексиканский рынок не имеет себе равных, а британский рынок остается самым здоровым (с демографической точки зрения) в Европе за пределами Франции.

МИР, ПОЛНЫЙ ВОЗМОЖНОСТЕЙ: ПРОИЗВОДСТВО В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ

Третий в мире крупный производственный блок находится в рамках Североамериканского соглашения о свободной торговле - экономического альянса Канады, Мексики и США. Система NAFTA совершенно не похожа на своих конкурентов. Конечно, здесь есть доминирующий игрок - Соединенные Штаты, но этот игрок также является наиболее технологически развитым. Канада находится на аналогичном уровне заработной платы и технологий, поэтому интеграция в основном сосредоточена там, где Детройт, штат Мичиган, встречается с Виндзором, Онтарио - ядром северной доли североамериканского автомобилестроения. По единственному мосту, соединяющему эти два города, перевозится больше грузов по стоимости, чем весь товарооборот Америки со всеми торговыми партнерами, кроме трех крупнейших.

В производстве Северной Америки есть два волшебных момента. Первая - внутри самих Соединенных Штатов. Америка - большое место. С точки зрения плоской, пригодной для использования земли, она в два раза больше Европы или Китая, оба из которых имеют огромные пространства бесполезных территорий, которые представляют собой горы, пустыни или тундру. И те, и другие создали примерно столько населения, сколько смогли, в то время как американцы могли бы легко удвоить свое население и все еще иметь много свободной земли (именно это, вероятно, и произойдет к концу XXI века). Возможно, в Америке нет такого разнообразия в оплате труда, как в Азии и в меньшей степени в Европе, но она с лихвой компенсирует это географическим разнообразием. В разных частях США дико различаются цены на продукты питания, электроэнергию, нефтепродукты и землю.

Каждый регион имеет свои уникальные характеристики:

- Каскадия известна своей левой политикой, жестким регулированием, профсоюзной средой, но самое главное - заоблачно высокой стоимостью городской земли. Сиэтл расположен на перешейке, а Портленд зажат между возвышенностями. Оба могут похвастаться таким же эпическим трафиком, как и ценами на недвижимость. Единственное спасение с точки зрения стоимости - это дешевая электроэнергия* (Ура, гидроэнергетика!). Единственная игра, которую Тихоокеанский Северо-Запад может сыграть в мире производства, - это продвинуться на более высокий уровень и обеспечить максимальную добавленную стоимость. Это страна Боинга и Майкрософта.

- Американский северо-восток тесноват! Высокая стоимость земли. Высокая стоимость рабочей силы. Перегруженная инфраструктура. Высокие нормативные барьеры. Сильно объединенные профсоюзы. Густонаселенные города. Почти полное отсутствие зеленых насаждений. Большая часть производства давно покинула регион, оставив после себя странное раздвоение. Во-первых, это унаследованные корпорации, возникшие почти с момента индустриализации страны, такие как GE, Raytheon и Thermo Fisher Scientific. Ни одна из них не производит слишком много местной продукции, но штаб-квартиры корпораций и интенсивные проектные работы называют Массачусетс своим домом. Во-вторых, то, что все еще строится здесь, было сформировано постоянно растущими затратами на размещение объектов, рабочую силу и соблюдение нормативных требований. Это слияние промышленности и работы мозга: биомедицина, системы управления, научные приборы, аэронавигационные и навигационные устройства, электрические системы, а также проектирование, окончательная сборка и ремонт разнообразного аэрокосмического, морского и военно-морского оборудования. Прежде всего, Северо-Восток - это место, где происходит подготовка кадров для мозговой работы, которая является движущей силой всего американского производства. В конце концов, на северо-востоке расположены Йель, Гарвард и самый священный зал ботаников - Массачусетский технологический институт.

- Фронт Рэндж - место, где я вешаю свою шляпу в эти дни, и Солнечный коридор Аризоны - это разные миры. Земля очень дешевая. Нормативные акты - для костра. Но здесь просто не так много людей, и города расположены не так близко друг к другу. Совокупное население городских коридоров двух зон составляет не более 10 миллионов человек, а дорога от Колорадо-Спрингс, южной крайней точки (очень расширенной) метрополии Денвера, до Альбукерке занимает четыре часа* (И даже это только в том случае, если движение свободное, погода хорошая, а полицейские спят). Из-за очень ограниченного эффекта масштаба и высоких транспортных расходов внутри региона о стандартных производственных цепочках поставок практически не может быть и речи. Решение? Технологическое обслуживание и производственные центры "всё в одном", которые не сильно интегрированы с остальной частью страны, если только не имеет смысла перевозить продукцию по воздуху. Это - угол Америки, который начинает заниматься производством полупроводников высокого класса в японском и тайваньском стиле.

- Побережье Мексиканского залива - это Аллея энергии. Здесь добывают и перерабатывают нефть и природный газ. Сланцевая революция настолько насытила регион огромными объемами недорогих высококачественных углеводородов, что регион занят расширением своих промышленных предприятий для производства не только промежуточных продуктов, таких как пропилен или метанол, но и все более дешевых товаров, таких как безопасное стекло, подгузники, шины, нейлон, пластмассы и удобрения. Самая большая проблема? Место для строительства может быть не очень удобным. Большим нефтеперерабатывающим заводам нужен выход к морю и много места. Тем не менее, этому региону повезло в двух отношениях. Во-первых, на побережье Техаса расположена обширная цепь барьерных островов, которые обеспечивают ему более защищенный портовый потенциал, чем вся Азия (да и низовья Миссисипи в южной части Луизианы не так уж плохи). Во-вторых, большинство американских нефтехимических предприятий были построены с большим расстоянием между ними. (Работа с большими объемами нефти и природного газа при высоких температурах может быть опасной). По крайней мере, часть этого пустого пространства может быть преобразована (и уже преобразуется) в дополнительные промышленные мощности.

- Регион, который неизменно удивляет в лучшую сторону, - американский Пьемонт. Система образования ниже среднего. Полуокруженный рельеф, который одновременно увеличивает транспортные и земельные расходы и ограничивает возможности для интеграции и экономии на масштабе. Ограниченные возможности для речного транспорта. Кажется, что Юг не должен быть очень успешным. Но местные жители с лихвой компенсируют свои недостатки подавляюще преступным уровнем обаяния. Вместо того чтобы ждать, пока инвесторы сами придут к ним, южане отправляются к потенциальным инвесторам по всему миру, обычно привозя с собой бурбон, чтобы сгладить любые культурные барьеры* (Забавный факт: когда крепко пьющие американские южане встречаются с не менее крепко пьющими корейцами, получается один из тех конкурсов "непреодолимая сила/неподвижный объект"). Как только южане опоят, э-э-э, приземлят инвестора, они тут же приступают к работе дома, чтобы создать идеальные условия для бизнеса. Расширяется инфраструктура, рабочая сила подбирается не только для бизнеса инвестора, но и для конкретных рабочих мест, изменяется налоговое законодательство, и южане делают то, что у них получается лучше всего: заставляют чужаков чувствовать себя частью семьи. Стыдно сказать, что на Юг приходит очень мало американских инвестиций, но иностранные инвестиции? Повсюду. Американский Юг стал игровой площадкой для немецких VW и Mercedes-Benz, японских Honda, Mazda, Nissan и Toyota, корейских Hyundai и Kia и шведской Volvo. Даже щепетильная компания Airbus имеет свои предприятия в Чарльстоне, Южная Каролина, и Мобиле, Алабама.

- Флорида. Вы едете во Флориду на пляжи, в Диснейленд и на пенсию, а не на производство. А мы идем...

- Район Великих озер когда-то был известен как Стальной пояс Америки. Немногочисленные каналы, проложенные в середине 1800-х годов, соединили северо-восток с Великими озерами и Большой Миссисипи, сделав этот регион крупнейшей интегрированной производственной зоной на планете. На некоторое время. Во время Великой депрессии американцы приняли так называемый "Закон Джонса", согласно которому любой груз, перевозимый между двумя американскими портами, должен был перевозиться только на судах, построенных, принадлежащих, управляемых и обслуживаемых американцами. Это, по самым скромным подсчетам, увеличило стоимость водного транспорта в США в пять раз. То, что делало этот регион особенным и успешным, увяло. Добавьте сюда международную конкуренцию в эпоху глобализации, и с тех пор этот регион был ... переосмыслен как "Ржавый пояс", несмотря на, возможно, лучшую в стране систему образования. Конечно, производство все еще существует. Иллинойс является родиной не кого иного, как компании John Deere, а большая часть крупного сельскохозяйственного оборудования континента и сегодня производится на Среднем Западе. Детройт не является исключением, но и не является нормой для региона. Вместо массовых, сильно интегрированных систем, большинство игроков находятся немного в стороне, занимаясь высокотехничной индивидуальной работой и часто поставляя специальные детали для...

ТЕХАСА! Техасский треугольник включает в себя города Хьюстон, Даллас-Форт-Уэрт, Остин и Сан-Антонио. С точки зрения производства, в треугольнике есть все: дешевая еда, дешевая электроэнергия, дешевая земля, отсутствие подоходного налога, минимальный корпоративный налог, уморительно легкое регулирование. И это не изменится. Черт возьми, законодательное собрание Техаса собирается только раз в два года, всего на тридцать пять дней, и законодателям по конституции запрещено даже рассматривать законы в течение первой половины этого срока. Американские производители всех видов стекаются в регион. Самой крупной отраслью является автомобилестроение, но это слишком упрощенно описывает головокружительное разнообразие и динамизм. Остин воплощает в жизнь идеи Кремниевой долины. Даллас-Форт-Уэрт использует свой банковский центр, чтобы превратить мозговую работу Остина в массовое производство. Сан-Антонио сочетает более низкие издержки, чем даже в среднем по Техасу, с технологиями Остина, чтобы выпустить все, что можно поставить на конвейер. Но настоящей звездой техасской игры является Хьюстон. Он играет с Остином в области технологий, с Далласом-Форт-Уэртом в области автоматизации и с Сан-Антонио в области массового производства. Это финансовая столица, это энергетический центр Америки, это регион побережья Мексиканского залива, это крупнейший порт Америки по стоимости, и он действительно хорош в перемещении больших кусков металла. Та машинная работа, в которой так хороши немцы? Хьюстон занимает прочное второе место в мире. Неудивительно, что Хьюстон занимает второе место в стране по количеству штаб-квартир компаний из списка Fortune 500.

Большинство регионов Америки прекрасно справились бы и в одиночку, но им это не нужно. Добавьте сюда широкомасштабную систему автомобильных и железных дорог для транспортировки промежуточной продукции, и во многих отношениях американская производственная система имеет большее разнообразие, чем даже Азия, даже без ее северных и южных соседей.

Это подводит нас ко второй части волшебных возможностей в производстве NAFTA. У Америки есть сосед, который дополняет ее систему: Мексика. Разница в заработной плате между американским и мексиканским средним уровнем составляет примерно шесть к одному, что меньше, чем в Азии, но больше, чем в Европе. Однако это еще не вся история. Мексика - это совсем другой зверь по сравнению со многими другими странами, которые мы рассматривали. Антиамериканизм перестал диктовать мексиканскую промышленную политику только в 1990-х годах, и Мексика начала по-настоящему играть в индустриализацию только в 2000 году - что, кстати, произошло за мгновение до того, как Китай был принят во Всемирную торговую организацию.

Поздний старт, безусловно, породил некоторые проблемы, но ничто так не сдерживало Мексику, как ее топография. Благодаря низким широтам Мексика находится в тропиках. Сочетание тропической жары, тропической влажности и тропических насекомых делает тропики самым проблематичным климатом для индустриализации; строительные материалы подвержены риску, бетон часто застывает неправильно из-за влажности, асфальт скользит на жаре, а население вынуждено бороться с тропическими болезнями. Мексиканцы решают эти проблемы, переселяясь на широкое плато между горными цепями Сьерра-Мадре, но это порождает новые проблемы: Жизнь на высоте означает отсутствие выхода к побережью и судоходных рек, что требует создания искусственной инфраструктуры, которая должна бороться с рельефом на каждом шагу. Поезда могут перевозить только половину своей паспортной мощности на рельсах с уклоном всего в 0,25%, а в большинстве гор уклон гораздо больше, чем 0,25%. Все очень быстро становится очень дорогим.

Еще одна "проблема" при движении в гору заключается в том, что чем выше поднимаешься, тем ниже влажность и давление паров воды. Для тех из вас, кто живет на уровне моря, это означает, что вода не только быстро испаряется, но и закипает при более низкой температуре, например, в Мехико температура кипения примерно на 15 градусов (по Фаренгейту?, прим. пер.) ниже, чем в Майами.

Эти характеристики ведут нас в две стороны. Во-первых, в Мексике действительно существует экстремальная разница стоимости рабочей силы, которая так хорошо работает в Восточной Азии - раздробленность страны обеспечивает это, но эта разница не является легкодоступной, что делает этот вопрос более или менее спорным до тех пор, пока инфраструктура Мексики не сможет наверстать упущенное.

Во-вторых, по мере удаления от Мехико на север, сочетание более высоких широт, различных ветров, морских течений и меняющегося горного рельефа превращает землю в пустыню. Обычно это плохо. Осадков выпадает так мало, что на севере Мексики вообще почти нет неорошаемого сельского хозяйства. Это означает, что города предоставлены сами себе. Здесь нет внутренних районов, из которых можно было бы черпать завтрашнее население.

Но это, в свою очередь, создает интересную политическую и экономическую динамику. Когда города, по сути, являются оазисами, нормальная эволюция заключается в том, что один человек или небольшая группа людей устанавливают контроль практически над всем. Если нужно построить инфраструктуру или промышленное предприятие, кто-то должен за это заплатить, и тот, кто платит, хочет сохранить контроль над этим. Если город не окружен полосой леса или фермами, повстанцам действительно негде спрятаться. Это делает мексиканскую систему - особенно северные мексиканские города - довольно олигархической.

Обычно олигархические системы не являются ни богатыми, ни динамичными, потому что боссы держат деньги при себе. Однако в случае с северной Мексикой эти боссы находятся на границе с США и служат воротами на крупнейший в мире промышленный и потребительский рынок. Это меняет математику. Бизнесмены Северной Мексики по-прежнему интегрируются друг с другом, по крайней мере, в пределах своего общего района, но для них гораздо важнее подключиться к американской системе снабжения, особенно к богатой системе снабжения Техасского треугольника.

Возможно, лучше всего то, что если в Соединенных Штатах самая здоровая демографическая структура среди развитых стран мира, то в Мексике - лучшая из развивающихся стран. По обе стороны границы есть много потребления.

В итоге ось Техас-Мексика может похвастаться технологической развитостью Японии, вариативностью заработной платы Китая и интеграцией Германии со своими соседями, и все это в пределах крупнейшего в мире рынка потребления.
Именно там мы сейчас находимся. Но сейчас - это не будущее.

Карта современности

ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: ПРОИЗВОДСТВО В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Во-первых, Восточная Азия является центром обрабатывающей промышленности, во многом благодаря Порядку.
Как только американцы сделали моря свободными и безопасными для всех, транспортные расходы снизились так быстро, что производственные компании не просто переместились за пределы крупных городов или старых речных систем; по крайней мере, частично они вообще переместились за пределы крупных экономик. Любая страна, которая могла построить порт и прилегающую инфраструктуру, могла участвовать в мире низкоквалифицированного производства с низкой добавленной стоимостью, перерабатывая продукты питания и производя текстиль, цемент, дешевую электронику и игрушки, одновременно наращивая свои промышленные мощности и навыки. Добавьте сюда контейнеризацию, и процесс пошел полным ходом. В 1969 календарном году, первом полном году контейнерных перевозок из Японии в Калифорнию, японский экспорт в США увеличился почти на четверть.

Азиаты восприняли западное потребление как путь к стабильности и богатству, и все они перестроили свои экономические и социальные нормы на основе экспортного производства. Япония стала лидером в этом процессе, но Тайвань, Южная Корея, Юго-Восточная Азия и Китай последовали за ней. Десятилетия экспорта, роста и стабильности позволили большинству этих игроков уверенно подняться вверх по цепочке создания стоимости. Япония, например, прошла путь от производства дешевых стереосистем*(У кого-нибудь еще есть Sanyo Walkman?) до производства одних из самых передовых промышленных технологий в мире. Тайвань был страной пластмассовых игрушек, а сейчас производит самые передовые в мире компьютерные чипы. Китай вступил в эти ряды только в начале века, но он произвел фурор. Китай имел преимущество в виде более дешевого внутреннего транспорта, чем другие азиатские игроки, большего количества ресурсов, которые можно было бросить в экономику, и рабочей силы больше, чем во всей остальной Азии вместе взятой.

Вот как выглядит азиатское производственное созвездие к 2022 году:

Япония, Корея и Тайвань занимаются высокой добавленной стоимостью практически всех промышленных товаров с добавленной стоимостью - от бытовой техники до автомобилей и машин. Трио действительно преуспевает в производстве дисплеев и полупроводников, особенно в разработке и производстве высокопроизводительных чипов. Корейцы, в частности, страшно хороши в сотовой телефонии.

И японцы, и корейцы действуют через ряд разветвленных, вертикально интегрированных конгломератов, кейрецу и чеболь, соответственно. Вспомните Toyota и Mitsubishi, Samsung и LG. Эти конгломераты делают все. Давайте просто выберем один: Корейская компания SK. Это крупный игрок в нефтепереработке, нефтехимии, производстве пленок, полиэстера, солнечных батарей, ЖК- и светодиодных ламп, этикеток, компонентов батарей, чипов DRAM и флэш-памяти, а (на сдачу) процветающий бизнес в строительстве, гражданском строительстве, ИТ и услугах мобильной связи (не путать с производством телефонов). Да будут здесь киты (Thar be whales here, это какая-то отсылка или поговорка, часто используется в англоязычных текстах, но я не смог найти смысловой перевод для неё, прим. пер.)!

Тайвань, в отличие от них, - это рой мелюзги. Или, учитывая, насколько гиперконкурентной может быть тайваньская бизнес-среда, правильнее было бы назвать ее стаей пираний. Те немногие крупные фирмы, которых взрастили тайваньцы, такие как лидер полупроводниковой промышленности TSMC, стоят на ступень выше мирового класса, отчасти потому, что они используют навыки тысяч мелких фирм, которые сосредоточены на одной очень специфической узкой части широкой полупроводниковой промышленности. По сути, иностранные фирмы или более крупные тайваньские компании, такие как MediaTek, заключают субподрядные договоры на тысячи микроулучшений с этими мелкими фирмами для каждого нового дизайна чипа, и эти мелкие пираньи занимаются тем, что добиваются как можно более значительных успехов в одном крошечном участке общего процесса. Затем крупные игроки объединяют лучшие в своем классе результаты всего созвездия тайваньских НИОКР для производства своих лучших в мире чипов. Более высокой добавленной стоимости просто не бывает.

В самом низу шкалы качества и стоимости находится Китай, который, несмотря на годы усилий и несметные миллиарды долларов инвестиций, до сих пор не только не смог пробиться на рынок высокого класса, но даже не может создать станки, на которых производится большая часть продукции среднего рынка. Хотя дешевая рабочая сила в Китае позволила китайцам доминировать в сборке продукции, почти все компоненты высокого класса (и изрядное количество компонентов среднего класса) импортируются из других стран. Продукция, которую Китай производит - в отличие от сборки - как правило, относится к нижнему сегменту: сталь, пластмасса и все, что можно отлить под давлением.

По многим показателям Китай движется назад. Объем производства в обрабатывающей промышленности в процентах от ВВП падает с 2006 года, который, судя по показателям прибыльности компаний, вероятно, был пиком эффективности производства в Китае.

Китай должен был стать неконкурентоспособной страной в обрабатывающей промышленности в конце 2000-х годов, поскольку он исчерпал свой прибрежный пул рабочей силы. Вместо этого побережье импортировало не менее 300 миллионов, а скорее всего, и более 400 миллионов рабочих из внутренних районов страны* (Причина неточных данных заключается в том, что большая часть внутренней миграции в Китае является строго нелегальной, в гораздо большей степени, чем миграция жителей Центральной Америки в США). Это дало китайской экономике еще пятнадцать лет, но ценой жесткого неравенства в доходах и уровнях промышленного развития, как внутри побережья, так и между побережьем и внутренними районами.

Это также делает абсолютно недостижимой цель Китая - ориентированную на внутренний рынок, ориентированную на потребление и изолированную от международного рынка экономику. Мало что из доходов от всего этого китайского экспорта достается рабочим (особенно рабочим из внутренних районов), поэтому мало что можно потратить на потребление. Сейчас в Китае быстро стареющее население прибрежных районов, которое имеет ограниченные потребительские потребности и, что самое важное, не разможножается. Это прибрежное население противостоит кипящему классу мигрантов из внутренних районов, которые живут в полулегальных условиях в тесноте, близкой к трущобам, работают изнурительные часы и не могут размножаться. Все это расположено рядом с опустевшей внутренней территорией, основным источником экономической активности которой являются государственные инвестиции в промышленные предприятия с сомнительной экономической полезностью, населенные демографической группой, которая слишком стара, чтобы размножаться. И все это в стране, где десятилетия политики "одного ребенка" способствовали массовым селективным половым абортам, так что для первичного заселения страны просто не хватает женщин моложе сорока лет.

Последовательные волны гиперроста, сконцентрированные в прибрежных зонах, где их может видеть весь мир, заставляют думать, что подъем Китая неизбежен. На самом деле Китай заимствовал свои внутренние регионы и демографию, чтобы достичь того, что, говоря исторически, является очень краткосрочным подъемом. Никогда не позволяйте никому говорить вам, что китайцы хороши в долгосрочной игре. За 3500 лет китайской истории самый длительный период существования одной из их империй без масштабных территориальных потерь составил семьдесят лет. Это. Прямо. Сейчас. В геополитическую эпоху, созданную внешними силами, которые китайцы не могут формировать.

Вернемся к китайскому производству: Да, китайская рабочая сила стала более квалифицированной, возможно, удвоив или, если интерпретировать данные по-доброму, утроив эффективность с 2000 года. Но из-за ускоряющегося демографического коллапса в стране стоимость рабочей силы выросла в пятнадцать раз. Большая часть экономического роста страны с начала века происходила за счет гиперфинансирования инвестиций, а не экспорта или потребления.

Это вряд ли делает Китай неактуальным или отсталым; это просто определяет, что Китай может делать, а что нет. Наличие миллиарда работников, которых можно бросить на все дела, и значительное субсидирование всего, что только можно, делает Китай королем низшего звена и императором сборки. Если вам нужен термометр для мяса по технологии Интернета вещей, который может сообщить вашему смартфону, насколько горячим является ваше жаркое, дешевый чип из Китая подойдет как нельзя лучше. Если вам нужен быстрый смартфон, чтобы вы могли публиковать свои обработанные видео на TikTok, лучше выбрать что-то с другой стороны Тайваньского пролива.

Таиланд и Малайзия образуют средний уровень во всем, от электроники до автомобилестроения и, конечно, полупроводников. Они производят очень мало сборочных узлов и вместо этого занимаются тяжелой работой в прямом и переносном смысле. Если японцы, корейцы и тайваньцы собирают мозги, а китайцы делают кузов, то тайцы и малайзийцы собирают внутренности, такие как проводка, процессоры среднего уровня и полупроводники для таких вещей, как автомобили, краны и системы климат-контроля. Филиппины обеспечивают работу, которая слишком низкого уровня даже для Китая. На противоположном конце Сингапур превратился в эфирное, потустороннее присутствие, которое преуспевает в финансах, логистике, передовой нефтехимии, программном обеспечении и производстве, ориентированном на такую точность, которая используется во внутренней работе таких вещей, как чистые лаборатории.

По краям находятся новые игроки, которые пытаются найти свою собственную нишу. Индонезия с ее 250-миллионным населением понемногу вклинивается в пространство Китая. Вьетнам надеется использовать свои плотные скопления населения, отличные порты, быстро развивающуюся систему образования и политическую систему, основанную на принципе "сверху вниз" и не допускающую никаких послаблений, чтобы полностью перепрыгнуть Китай и стать следующим Таиландом. Индия, со всеми ее бесконечными внутренними вариациями, надеется откусить от всего.

В любом случае, все вышесказанное сильно преуменьшает сложность азиатской системы. Подумайте о диком разнообразии экономик только в пределах американского штата Калифорния. Сан-Франциско - центр туризма и финансов и самый экономически неравноправный городской район в стране. Силиконовая долина разрабатывает и внедряет инновации во многие товары, производимые по всей Азии - даже в высокотехнологичной Японии - но вынуждена импортировать все: бетон, сталь, электроэнергию, продукты питания, воду, рабочую силу. Городской разброс Лос-Анджелеса скрывает множество мелких промышленных предприятий. Центральная долина является одновременно сельскохозяйственным центром и домом для некоторых беднейших общин страны. И это только один штат.

Аналогичные модели и разнообразие характерны для всей Азии, особенно в широкой полосе материкового Китая. Большой Гонконг и Большой Шанхай являются финансовыми и технологическими центрами страны. На Северо-Китайской равнине, где проживает более половины населения Китая, главное - это масса, а не мозги. Для сравнения, в США разница в доходах на душу населения между самыми богатыми и самыми бедными штатами - Мэрилендом и Западной Вирджинией - составляет чуть менее двух к одному. В Китае разница между самыми богатыми и самыми бедными - между ультрагородским прибрежным Гонконгом и ультрасельским внутренним Ганьсу - составляет почти десять к одному. Это тоже преуменьшает возможности синергии. С 1995 года крупные города Китая пополнились примерно 500 миллионами человек, в основном мигрантами из бедных внутренних районов страны, что абсолютно заполонило все городские центры сверхдешевой рабочей силой. Многочисленные, разнообразные структуры затрат и качество рабочей силы варьируются не только в пределах страны, но и в каждом городе. Неудивительно, что Китай стал мастерской мира.

Соедините многообразие возможностей внутри Китая с многообразием возможностей по всей Азии, и не стоит удивляться, что в этом уголке мира сосредоточена половина всех этапов производственной цепочки поставок в мире, а также источник примерно трех четвертей мировой электроники, сотовой связи и компьютерной техники.

Все, что необходимо для того, чтобы это работало, - это стратегическая среда, которая позволяет кораблям плавать без риска, позволяя многочисленным структурам трудовых затрат в регионе работать, производя продукцию в идеальной синергии.

УМНЕЕ, ЛУЧШЕ, БЫСТРЕЕ ... И НА ЭКСПОРТ: ПРОИЗВОДСТВО В ГЕРМАНОЦЕНТРИЧНОЙ ЕВРОПЕ

Во многих отношениях Европа представляет собой реинтерпретацию восточноазиатской системы в меньшем масштабе и с несколько меньшим разнообразием. Страны Европы всегда выступали за экономический эгалитаризм в пределах своих границ, уменьшая потенциальные выгоды от размещения высоко- и низкооплачиваемых структур в одной стране.
При общей численности населения "всего" в полмиллиарда человек Европа даже теоретически не способна создать экономическую систему, столь же дико разросшуюся и дивергентную, как Китай с его 1,4 миллиарда душ. Но у Европы есть Япония, Корея и Тайвань (Германия, Нидерланды, Австрия и Бельгия). У нее также есть свои Тайланды и Малайзии (Польша, Венгрия, Словакия и Чешская Республика).

У нее даже есть прихлебатели, которые вносят свой уникальный европейский вклад. Румыния, Болгария и особенно Турция немного похожи на Вьетнам: да, там низкая заработная плата, но все они (а Турция в особенности) часто удивляют качеством продукции. Испания выполняет большую часть тяжелой работы по изготовлению металлических каркасов.

Италия - это, в общем, Италия. В отличие от северных европейцев, которые рано интегрировали свои народы путем распространения государственной власти вверх и вниз по речным долинам во все более крупные государства и, таким образом, естественно восприняли такие вещи, как цепочки поставок, итальянцы представляли собой ряд разрозненных городов-государств с момента падения Рима и вплоть до официального объединения в конце 1800-х годов. Итальянское производство является местным и рассматривается не столько как отрасль промышленности, сколько как предмет художественной гордости. Итальянцы не делают сборочных линий или даже региональной интеграции. Они не производят. Они занимаются ремеслом. Поэтому любая продукция, которая выходит с Апеннинского полуострова, либо абсолютно, шокирующе необычна по своему качеству и красоте (вспомните Lamborghini), либо абсолютно, шокирующе необычна по отсутствию качества и красоты (вспомните Fiat).

Поскольку это Европа, и поэтому ее нужно переусложнять, в этом регионе расположены еще три производственных цепочки:

1) Французы немного тянут из Нидерландов и особенно Бельгии, а также вносят свой вклад в германскую сеть, но в основном французы одержимы идеей сохранения большей части своего производства отдельно от остальных европейских партнеров. Из всех крупных стран Европейского Союза Франция, безусловно, наименее интегрирована.

2) Швеция, население которой составляет всего 10 миллионов человек, по-своему надирает всем задницу. Она сотрудничает с почти равными по уровню заработной платы странами Дании и Финляндии, в то же время опираясь на более низкооплачиваемые структуры в Эстонии, Литве, Польше и особенно Латвии.

3) Соединенное Королевство... не может определиться. Еще в 2015 году оно проголосовало за выход из ЕС, но завершило этот процесс только в 2020 году. ... и сделало это, не создав альтернативной торговой сети. Сейчас британцы наблюдают, как разрушаются давно устоявшиеся связи цепочек поставок на континент без необходимости создания новых систем. Результат? Дефицит. Во всем.

Существует значительное разнообразие и в структуре фирм. Французы давно решили использовать сочетание государственных инвестиций, запретительных торговых практик и откровенного шпионажа для поощрения промышленной консолидации всей французской экономики в массовые государственные компании. Голландцы сделали нечто подобное, за вычетом запретительной торговой практики и шпионажа. Гиперэффективные немцы вместо этого предпочитают средние компании, которые специализируются на конкретных продуктах - например, на отопительных приборах или вилочных погрузчиках - и используют множество мелких фирм по всей Центральной Европе для обеспечения своих цепочек поставок. Британское производство настолько же гиперспециализировано, насколько турецкое производство гипергенерализировано.

Самое слабое место Европы в игре производителей заключается в том, что разрыв в стоимости рабочей силы между высокими и низкими ценами не так велик, как в Азии, поэтому европейцы не так экономически конкурентоспособны в продукции, которая выигрывает от более разнообразной структуры труда. Разница между передовой Германией и менее развитой Турцией составляет $46K против $9K, в то время как разница между Японией и Вьетнамом составляет $40K против $2,7K. В Европе действительно нет "низкого конца" в азиатском смысле, поэтому огромное количество товаров, которые хотя бы частично зависят от низкой заработной платы - а это все, от базового текстиля до современных компьютеров, - вообще не производятся в Европе. В целом, Европа производит примерно половину общей стоимости промышленных товаров по сравнению с тем, что производится в Восточной Азии.

Вместо этого европейцы преуспевают в менее сложных производственных системах. Это не означает менее передовые продукты - отнюдь, вещи, которые производятся в Германии, являются первоклассными - но это продукты, которые требуют более узкого разброса затрат между требуемым высококвалифицированным и низкоквалифицированным трудом (не такого большого как между фантастическими компьютерными чипами и скучными пластиковыми корпусами, а ближе к разнице между высококлассной трансмиссией и интегрированным амортизирующим бампером). Автомобильная и аэрокосмическая промышленность занимают важное место, но в чем немцы исключительно хороши, так это в создании машин, которые производят другие вещи. Большая часть расширения промышленной базы Китая с 2005 года стала возможной только благодаря тому, что немцы построили основное оборудование, благодаря которому это произошло.

Раздел VI:
Производство
Создание мира, который мы знаем

Календарный год 2021 был странным в эпоху глобализации. У нас был дефицит. Во всем. Туалетные салфетки. Сотовые телефоны. Лесоматериалы. Автомобили. Гуакамоле. Коробки из-под сока. Бумага, необходимая для печати этой книги!

Это все вина КОВИДа.

Каждый раз, когда мы закрывались или открывались, мы меняли то, что потребляли. При закрытии было больше материалов для ремонта дома и электронного оборудования, чтобы нам было чем заняться. При открытии - больше отпусков и походов в ресторан. Каждая смена требовала глобального переоснащения производства, чтобы соответствовать изменившемуся профилю спроса. Каждый раз, когда мы получали новый вариант вируса, новую вакцину или новую антивакцинальную реакцию, наш профиль спроса снова менялся. На каждое изменение профиля спроса уходил год.

Это было не очень приятно, и это ничто по сравнению с тем, что нас ждет. Агония цепочки поставок в 2021 году была связана в первую очередь с тем, что спрос был сбит. Вместо этого деглобализация будет бить нас по голове и плечам нестабильностью поставок.

Рассмотрим уязвимость на "простом" примере: голубые джинсы.

По состоянию на 2022 год крупнейшими поставщиками джинсовой ткани в США будут Китай, Мексика и Бангладеш. Если вернуться на шаг назад, то ткань, скорее всего, была окрашена в Испании, Турции или Тунисе с использованием химических веществ, разработанных и произведенных в Германии. Это не говоря уже о том, откуда берется пряжа для джинсовой ткани. Это может быть Индия, Китай, США, Узбекистан или Бразилия. Если вернуться еще на шаг назад, то хлопок, скорее всего, был получен из Китая, Узбекистана, Азербайджана или Бенина.

Но история на этом не заканчивается и не начинается. Дизайн вашей любимой пары, скорее всего, разрабатывался в США, Франции, Италии или Японии... хотя многие перспективные страны демонстрируют свои дизайнерские таланты. В частности, Бангладеш участвует в "мозговой работе".

Конечно, джинсы - это не только джинсовая ткань, цвета и фасоны. Есть также медные и цинковые заклепки и пуговицы. Они, скорее всего, из Германии, Турции или Мексики (хотя, честно говоря, такие вещи могут быть откуда угодно). Руда, необходимая для изготовления этих ярких деталей, вероятно, добывается в шахтах Бразилии, Перу, Намибии, Австралии или, опять же, Китая. А как насчет застежек-молний? Если вам нужна молния, которая не будет заедать, то это Япония. Ну-ка, три предположения, откуда берутся молнии, склонные к заеданию. Затем - нитки, которые, пфффффф... вероятно, поставляются из Индии или Пакистана, но это еще один из тех продуктов, источником которых является повсеместное распространение. Наконец, есть место, где рабочие пришивают бирку "сделано в". Как правило, на самом деле там ничего не производится. Это больше похоже на сборку. К средней паре джинсов прикасались руки по меньшей мере в десяти странах. И упаси вас бог использовать бижутерию для нанесения блестящих элементов на задницу - система добавления в джинсы этого маленького элемента практически предполагает космические путешествия.

Если вы хотите быть действительно технически подкованным, то все это - лишь сторона, обращенная к клиенту. Швейные машины не просто появляются естественным образом из земли. В них используются медь и сталь, шестеренки и пластмассы, поставляемые со всего мира. То же самое касается кораблей, которые все это перевозят.

И это для чего-то, сделанного из ткани, которое не должно делать ничего, кроме как быть надетым на вашу задницу. Средний компьютер состоит из десяти тысяч деталей, некоторые из которых сами состоят из сотен компонентов. Современное производство граничит с безумием. Чем больше я узнаю об этом секторе, тем меньше уверенности в том, по какую сторону границы он находится. Современное производство чрезвычайно уязвимо для каждого аспекта любого нарушения, которое может породить беспорядок.

Технический термин для обозначения того, что сделало все это и многое другое возможным, - "торговля промежуточными товарами". В буквальном смысле это глобализация в физической форме.

Исторически сложилось так, что торговля промежуточными товарами была большим "нет". Это требует некоторого разбора.

И снова давайте начнем с самого начала.

НАЧНЁМ С НУЛЯ

Первая пара значимых технологий производства - это те, которые хорошо знакомы каждому, кто играл в Sid Meier's Civilization: гончарное дело и медь. Обожженная керамика позволяла нам хранить урожай в сезон простоя, а медь - первый металл, который мы смогли выковать в инструменты - первыми из которых были серпы, помогавшие нам собирать пшеницу. Оборудование, необходимое для ковки этой пары изделий, не особенно обременительно. Глине можно придать форму вручную (или с помощью гончарного круга, если вы очень прихотливы), а медь можно выплавить из руды, нагрев ее в, как вы догадались, глиняном горшке. После того, как вы получили медный металл, его нужно просто оббить камнем, придав нужную форму. Раннее производство не было бы таким уж неуместным на уроках гончарного мастерства для пенсионеров.

Постепенно мы становились лучше как в обработке материалов, так и в использовании новых. Медные серпы уступили место бронзовым косам. Глиняные горшки уступили место керамике. Бронзовые копья уступили место железным мечам. Деревянные кружки уступили место стеклянным бутылкам. Шерстяная нить уступила место хлопчатобумажной ткани. Но в каком-то смысле всё, начиная с зари цивилизации и вплоть до 1700-х годов, имело одну общую черту: организационную простоту.

Не было никакого "Хоум Депо", в который нужно было бегать (многократно) за запчастями. Большинство вещей вы делали сами. Если вам повезло, у вас был сосед-кузнец, но даже его систему снабжения нельзя было назвать сложной. Это был один человек, кузница, молот, щипцы и бочка с водой. Если он смотрел в будущее, у него был помощник и подмастерье... и все. Такие кустарные производства были крайне ограничены. Кузнецы и подобные им квалифицированные люди не могли просто выйти на городскую площадь и набрать рабочую силу; они должны были обучать ее. В течение многих лет. Не было быстрого технологического прогресса. Не было быстрого наращивания мощностей.

Промышленная революция изменила эту математику тремя важнейшими способами.

Во-первых, промышленная революция не только подарила нам сталь - менее хрупкую, более обрабатываемую и прочную, чем железо, - она подарила нам огромные объемы стали, чтобы рабочие могли получить доступ к сырому металлу без необходимости ковать его самостоятельно. Когда этот грязный, дорогой и опасный этап был пройден, квалифицированные рабочие могли сосредоточиться на повышении ценности и дальнейшей специализации. Впервые в истории человечества специалисты в разных областях могли полноценно сотрудничать. Взаимодействие привело к прогрессу.

Во-вторых, промышленная революция принесла нам точное производство, как инструментов, так и пресс-форм. Один из главных недостатков кустарного производства заключается в том, что нет двух одинаковых деталей, поэтому нет и двух одинаковых готовых изделий. Если что-то ломается, невозможно вставить запасную деталь. Приходилось либо выбрасывать весь предмет, либо нести его к опытному кузнецу, чтобы тот изготовил принципиально новую, индивидуальную деталь. На войне это особенно раздражало. Мушкеты были прекрасны, но если хоть одна деталь выходила из строя, вы оставались с дорогой и некачественной дубиной. Достижения в области точности позволили обойти это ограничение. Теперь идентичные детали можно было изготавливать дюжинами. Или тысячами. Впервые в истории человечества производство стало масштабным.

В-третьих, промышленная революция принесла нам ископаемое топливо. Мы уже говорили об его роли в производстве энергии и о том, что оно позволили нам выйти за пределы мускулов и воды, но нефть и уголь - это еще не все. Производные от пары "энергетическое топливо" часто вообще не имеют никакого отношения к энергии: краски, пигменты, антибиотики, растворители, болеутоляющие средства, нейлон, моющие средства, стекло, чернила, удобрения и пластмассы. Впервые в истории человечества мы не сделали "незначительный" шаг вперед, как при переходе от бронзы к железу; вместо этого мы пережили взрыв в области применения материаловедения.

Эти три улучшения прекрасно сочетаются друг с другом. Если квалифицированным работникам не нужно осваивать все этапы, они могут стать действительно хорошими в одном или двух. Бам! Все более разнообразные наборы навыков и все более сложные продукты. Примените этот гиперквалифицированный потенциал в больших масштабах, и почти любой продукт можно будет производить массово. Бам! Сборочные линии, станки, автомобили и телефоны. Примените эти концепции к десяткам новых материалов, и все человеческое существо будет переделано. Бам! Современная медицина, высотные города, развитое сельское хозяйство. Взятые вместе, эти три усовершенствования - специализация, масштабы и доступность продукции - изменили математику возможного и дали нам первый реальный взгляд на то, что мы сегодня называем производством.

Но ограничений все равно было много. Не везде был хороший уголь, хорошая железная руда или другие промышленные ресурсы. И торговля оставалась сомнительным делом. Если вы зависели от иностранного государя в том, что вам было нужно, это означало не просто разовое доверие к нему для получения определённых необходимых ресурсов; это означало даже не просто доверие к нему всегда. Речь шла о том, что вы доверяете всем иностранным государям постоянно. Любая сила, способная проникнуть в любую часть любой цепи поставок, могла разрушить всю систему, часто непреднамеренно. Из необходимости и практичности все виды производства были сосредоточены внутри компании.

Это, естественно, было выгодно для определенных географических регионов. Экономия на масштабе невозможна при наличии одной квалифицированной рабочей силы. Индустриализация позволила создать промышленные предприятия, которые (а) позволили бы квалифицированному труду умножить свои усилия за счет специализации каждого рабочего на определенной задаче или детали, и (б) позволили бы неквалифицированному труду прийти и работать на сборочных линиях.
Когда промышленный код был взломан, возникли вопросы: насколько большим может стать это промышленное предприятие? Насколько специализированными могут стать квалифицированные рабочие? К какой территории и населению можно получить доступ в рамках собственной системы? Чтобы разобраться в этом, в игру вступила старая математика транспорта. Любая география, которая позволяла перевозить товары и людей в доиндустриальную эпоху, теперь позволяла перевозить промежуточные товары. В дополнение ко всем другим преимуществам, имперские системы с хорошей внутренней географией теперь могли создавать производство, обеспечивая экономию от масштаба, о которой другие могли только мечтать.

Первым действительно крупным победителем стала Британия, за ней последовала Рурская долина Германии и, в конечном итоге, американский Стальной пояс. Неудивительно, что экономическая конкуренция между этими промышленными центрами занимала центральное место в геополитических играх между 1850 и 1945 годами.

Но какими бы большими и важными ни были британская, немецкая и американская системы, геополитика ограничивала их масштабную экономику пределами их собственных границ. Потребовалось окончание Второй мировой войны, чтобы объединить всю планету в единую систему и превратить мировой океан в один гигантский безопасный, судоходный водный путь. Благодаря тому, что Соединенные Штаты гарантировали безопасность всей международной торговли и не позволяли членам альянса ни воевать друг с другом, ни создавать колониальные империи, а также открыли американский потребительский рынок для всех заинтересованных сторон, страны, которые даже не могли мечтать об индустриализации, вдруг смогли ее осуществить. В одночасье "безопасные" места, которым благоприятствовала география, должны были конкурировать с доселе отсталыми, неиндустриализированными местами.

Правила изменились. Вместе с ними изменилось и производство. Новый набор критериев определял успех.

КАК ВСЁ ЭТО РАБОТАЕТ, ПОЧЕМУ ВСЁ ЭТО РАБОТАЕТ

Одна из переменчивых вещей в экономическом развитии заключается в том, что этот процесс не одинаков для всех. Британия была первой, Франция и Нидерланды занимали второе место, Германия была третьей, Америка - примерно четвертой, за ней следовала Япония. Но поскольку технологии постоянно развиваются, даже среди этой первой широкой группы пути были разными. Процесс в Британии был медленным, потому что британцы буквально придумывали все на ходу.

Развитие Германии шло гораздо быстрее, и не только потому, что британцы были достаточно добры, чтобы проложить путь для других. Германия находится в геополитической скороварке, окруженная стратегическими и экономическими конкурентами. Еще хуже то, что пригодные для жизни кусочки немецких земель на реках Рейн, Дунай, Везер, Эльба и Одер в лучшем случае слабо связаны между собой. Более консолидированным соседям Германии легко разделить ее на части. Если Германии не удается довести каждый процесс экономического развития до предела, она оказывается побеждённой. Поэтому германская индустриализация конца 1800-х и начала 1900-х годов была абсолютно бешеной.

Германия также имела некоторые значительные географические преимущества перед британцами, когда дело доходило до генерирования капитала и создания цепочки поставок. Речная система Германии - в частности, Рейнско-Рурская система в западной Германии - является самой густой сетью естественных судоходных водных путей в мире. Она идеально подходит для индустриализации. В частности, в Рурской области находились одни из лучших в Европе залежей угля (и не было этих досадных проблем с уровнем грунтовых вод, которые так мешали британцам). Если сложить все это, то немецкая индустриализация была не извилистой дорогой, а скорее очень нервной, нервной пробежкой (я надеюсь кто-нибудь меня понимает).

С другой стороны, у американцев процесс шел гораздо медленнее - почти так же медленно, как у британцев, - но по совершенно иным причинам. В Германии процесс индустриализации начался только в 1830-х годах, а его интенсивная часть пришлась на период между 1880 и 1915 годами, что намного меньше человеческой жизни. В Соединенных Штатах начало процесса - начало эпохи железных дорог - также пришлось на 1830 год, но американские города были полностью индустриализованы только в 1930-х годах, а американская сельская местность - только в 1960-х годах. Во многих отношениях американский опыт был обратным образом немецкого: не было геополитического давления, поэтому не было необходимости ускорять процесс, и в то время как немцы имели очень плотную промышленную, речную и населенную территорию, американцы все были разбросаны. Площадь полезных земель США примерно в двадцать пять раз превышает площадь полезных земель Германии до Первой мировой войны, и у американцев не было ничего похожего на государственную промышленную политику, пока они не вступили во Вторую мировую войну.

Для американцев всё - всё всегда было - скорее тра-ля-ля.

Япония пришла к первому этапу с опозданием, не набирая обороты, пока реставрация Мэйдзи 1868 года не разрушила старый феодальный порядок, но, как и немцы, японцы быстро вырвались вперед в силу необходимости. Домашние острова бедны практически всеми мыслимыми видами сырья, будь то нефть или бокситы, поэтому у Японии не было другого выбора, кроме как создать империю, чтобы получить материалы, необходимые для индустриализации. Поскольку это означало захват чужого имущества, у японцев не было другого выбора, кроме как действовать очень быстро.

Корейцы стали первыми жертвами японской экспансии и оставались колонизированными до тех пор, пока их не освободили бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Затем они стали одними из самых энергичных участников Порядка, став авангардом второй крупной волны индустриализации. Их путь индустриализации можно определить как "панический спринт". Корейцы - даже сегодня - отчаянно пытаются защитить свой суверенитет от всего японского. Корейцы - это люди, которым не хватало достаточно большого сухого дока для строительства супертанкера, поэтому они строили корабль пополам, а затем строили сухой док вокруг половинок, чтобы завершить проект.

В государствах Юго-Восточной Азии всё по-разному. Сингапур по схожим причинам пошел почти по корейскому пути, а роль японского злодея сыграла Малайзия. Вьетнам отдавал приоритет политическому единству, а не экономическому развитию, и поэтому оставался доиндустриальным и бедным до 1990-х годов... если только вы не живете в Хошимине (он же Сайгон), в этом случае вы были индустриализированы сто лет назад благодаря французскому капиталу. Даже в 2022 году Вьетнам ощущается не столько как две разные страны, сколько как две разные планеты. Таиланд, гораздо более исторически уверенный в своей способности отразить захватчиков (сердцевина страны окружена горами с джунглями), находится где-то между ними по темпам и результату.

Смысл этого небольшого отвлечения на практические результаты экономической теории заключается в том, что не все находятся на одном уровне развития или даже развиваются одинаковыми темпами. Это может быть ужасно, поскольку страны, которые находятся дальше, как правило, имеют более мощную экономическую систему с точки зрения производительности, богатства и диверсификации и могут использовать эту мощь для господства над менее развитыми системами. Добро пожаловать в колониализм, нео- или как-то ещё.

Но эта дифференциация может быть и отличной, поскольку если макростратегическая среда не допускает традиционного колониализма, как, скажем, глобальный порядок под руководством Америки, то можно привести весомые аргументы в пользу производственной интеграции.

Среди изменившейся геостратегической среды Порядка и роста контейнерных перевозок, проблемы безопасности и стоимости, которые препятствовали значимой трансграничной интеграции на заре времен, наконец, разрешились.
В любом промышленном изделии, состоящем более чем из одной детали, есть возможности для повышения эффективности. Возьмем что-нибудь очень простое: деревянный волчок. Есть конусообразное вращающееся изделие и стержнеподобное веретено, обычно склеенные вместе. Хотя вполне разумно ожидать, что конус и стержень изготовлены одним и тем же мастером, этот мастер, скорее всего, не делал клей. Два разных набора навыков. Две разные цены. Покрасьте верхнюю часть, и мы уже имеем три варианта.

Примените эту базовую концепцию специализации к мобильному телефону: Экран. Аккумулятор. Трансформатор. Провода. Сенсоры. Камера. Модем. Процессор данных. Система на чипе (SoC - System on a Chip). (Последнее - это маленькое причудливое устройство, которое включает в себя видеопроцессор, процессор дисплея, графический процессор и центральный процессор телефона). Никто не ожидает, что один работник сможет сделать все это. Это в четыре раза более верно для системы на чипе. Никто не ожидает, что рабочий, который подключает относительно низкотехнологичные провода, будет получать такую же компенсацию, как и рабочий, который настраивает датчики. Представьте себе, если бы все детали были изготовлены в Японии, стране с доходом на душу населения около 41 000 долларов. Эта "Система на чипе" была бы довольно крутой - и так и должно быть, японцы преуспели в сложной микроэлектронной работе, - но уму непостижимо представить, что может найтись японец, которому нравится управлять системой литья под давлением для изготовления чехлов для телефонов за доллар в час. Это было бы похоже на то, как если бы Леди Гага давала уроки игры на фортепиано четырехлетним детям. Смогла бы она это делать? Безусловно. Готов поспорить, что у нее получится. Но никто не собирается платить ей пятьдесят тысяч за час ее работы* (Или, по крайней мере, пересечений на диаграмме между нефтяными шейхами, родителями-тиграми (этот стиль родительства, распространенный в азиатских семьях. Родители-тигры ориентированы на успех своего ребенка, причем успех достигается практически любой ценой, прим. пер.) и гиперэкспансивными папами-геями довольно мало). Сочетание дешевой надёжной доставки и почти бесконечного разнообразия рабочей силы позволило производителям разделить свои цепочки поставок на все более сложные, более дискретные этапы.

Если вы хотите проследить всю цепочку поставок автомобиля, вам понадобится больший бюджет, чем у меня, но вот краткая версия:

Металлы, включая платину, хром и алюминий, обмотанные и спаянные провода, компьютерная система с полным набором средств диагностики и повышения производительности, резина для шин, синтетические ткани из нефти, пластмассы для интерьера, стекла и зеркала, шестерни и поршни, шарикоподшипники и отлитые под давлением кнопки для включения радио до 11. Каждая из этих и еще тридцати тысяч деталей, входящих в стандартный пассажирский автомобиль, которые я не перечислил, имеет свою собственную высококвалифицированную рабочую силу и свою собственную цепочку поставок. Каждая деталь должна быть собрана в промежуточный продукт (кондиционер, двигатель, освещение и т.д.) своей собственной рабочей силой, а затем собрана в другой промежуточный продукт (приборная панель, рама автомобиля) своей собственной рабочей силой, и так далее, и так далее, пока весь этот беспорядок не достигнет окончательной сборки. Цепочки поставок американского автопроизводителя Ford являются одними из самых сложных среди всех существующих фирм, охватывая более шестидесяти стран и 1300 прямых поставщиков, которые вместе имеют более 4400 производственных площадок* (в действительности, мы еще не закончили. Если окончательная сборка происходит в Чунцине, Китай, то автомобиль будет отправлен вниз по Янцзы в течение 8-11 дней, остановится в Шанхае на несколько дней, затем будет отправлен в Лос-Анджелес с временем в пути 20 дней, после чего будет погружен на поезд, направляющийся в региональный распределительный центр, и, наконец, в один из тех специализированных грузовиков, которые вы видите на шоссе, перевозящих конечный продукт с железнодорожной станции в дилерский центр. Даже после того, как автомобиль готов, ему все равно требуется около шести недель, чтобы добраться до места продажи. Не все дело в сборке и транспортировке. Страхование корабля, скорее всего, осуществляется в Лондоне, а правила, которые гарантируют, что крышка бензобака не убьет вас во сне, - в ЕС (ЕС ещё более известен своими странными правилами, чем Калифорния)).

На каждом этапе потребность во вводимых ресурсах возрастает. На каждом этапе расширяется дифференциация входного потока. На каждом этапе расширяется спрос на вспомогательную инфраструктуру. На каждом этапе увеличивается потребность в нефти для заправки всего. Все это происходило по крупицам между американцами и их основными союзниками по холодной войне на протяжении 1950-х, 1960-х, 1970-х и 1980-х годов, но после окончания холодной войны масштабы дифференциации стали действительно глобальными, а темпы ускорились до молниеносных.

Подобное повышение сложности и стоимости теперь происходит в каждом производимом продукте. Следовательно, за двадцать лет после 1996 года - период, включающий Великую рецессию, - глобальная морская торговля удвоилась по объему и утроилась по стоимости. Торговля, на создание которой до этого момента потребовалось пять тысячелетий.

В глобализованном мире после холодной войны всего стало не просто больше, всё стало намного быстрее.

КАК РАЗ ВОВРЕМЯ

Еще в 1970-х годах единственным способом получения промежуточных товаров были оптовые закупки. В старые добрые доконтейнерные времена доставка была не только дороже, но и неудобна с организационной точки зрения. Время между закупками растягивалось, поэтому экономически выгоднее было закупать сразу много и содержать склад. Хранение не было дешевым, но это было дешевле, чем оплачивать множество мелких заказов, связанных с нестабильным графиком доставки. Более того, все эти запасы были необходимы, чтобы предотвратить немыслимое: остановку производства из-за того, что у вас закончилась определенная деталь.

Контейнеризация изменила математику, сделав перевозки более надежными, позволив компаниям перенести свои запасы на суда и обеспечив возможность производства небольших заказов по более разумным ценам. Toyota, в частности, поняла, что с изменением норм транспортировки производство может превратиться из модели крупносерийного производства в более равномерный поток продукции. Эта новая система инвентаризации "точно в срок" позволяет компаниям размещать заказы на поставку деталей (доставка за пару дней) всего на месяц вперёд, причем эти свежие поставки поступают как раз в тот момент, когда заканчиваются последние заказы.

Такие системы существуют по нескольким причинам.

Самая важная - помочь компаниям с денежными потоками. Проще говоря, чем меньше товарно-материальных запасов, тем меньше денежных средств в любой момент времени, что позволяет компаниям использовать сэкономленные средства на другие цели: полезные инвестиции, расширение мощностей, обучение персонала, НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работа, прим. пер.) и т.д. Чтобы представить это в перспективе, рассмотрим iPhone. В 2020 году компания Apple продала 90 миллионов iPhone. Экономия затрат всего в один пенни за единицу благодаря системе "точно в срок" составит крутую экономию в 1 миллион долларов. В 2004 календарном году только для американских компаний экономия на складских запасах составила 80-90 миллиардов долларов в год.

В глобализованной системе цепочки поставок - это не просто достижение эффекта масштаба; это соответствие каждой детали и процесса экономике и рабочей силе, которые выполняют работу наиболее эффективно и в кратчайшие сроки. Одна из многих вещей, которая делает возможным использование современных компьютеров, телефонии и электроники, заключается в том, что мир полон рабочей силы и экономик, находящихся на разных этапах пути развития, и в то же время макростратегическая среда позволяет всем этим различным системам мирно и гладко взаимодействовать.

Just-in-time - это логическое завершение того, что человечество производит достаточные излишки продуктов питания, чтобы поддерживать людей, которые могут специализироваться, как, например, некогда важный кузнец. И, как и торговля промежуточными продуктами в целом, это возможно только потому, что глобальная транспортная система стала настолько надежной.

Итак, это то, как и почему. Давайте поговорим о том, где.

Необычные материалы
(в оригинале Funky materials)

Чистая платина очень красива и поэтому часто используется в ювелирных изделиях высокого класса (например, в моем браслете, который я собираюсь носить всю жизнь, поэтому без глупостей). Другие металлы платиновой группы - палладий, родий и иридий, например, - не такие блестящие, но это не означает, что они не очень полезны.

Вся эта группа - постоянные звезды во всем, что требует облегчения или регулирования химических реакций. К таким областям применения относятся, в частности, выхлопные системы всего, что горит, чтобы сместить профили выбросов в менее токсичные стороны, покрытия, препятствующие коррозии (особенно при высоких температурах), стоматологические работы (со временем зубы и человеческая слюна могут разрушить практически все), а также любые продукты, которые должны быть способны избирательно стимулировать или сдерживать поток электричества, в первую очередь полупроводники всех типов.

Около трех четвертей мирового производства металлов платиновой группы (МПГ) приходится на одну страну - Южную Африку, где почти все происходит из одной горной породы - Бушвельдского магматического комплекса. Представьте себе, что шестилетний ребенок испек двадцатислойный торт, а затем каким-то образом смог впрыснуть глазурь снизу вверх, добавляя внутренние слои глазури, а также взрывы глазури. А теперь сделайте все это с магмой.

Это Бушвельд. Это странное геологическое явление, которое, насколько нам известно, не было повторено больше нигде на Земле, но его странное сочетание постоянства и вариативности сделало его, возможно, самым ценным месторождением минералов, которое когда-либо обнаруживало человечество. Бушвельд практически фонтанирует хромом, железной рудой, оловом и ванадием, но южноафриканцы проходят мимо всех этих месторождений мирового класса, чтобы найти самое ценное: руды платиновой группы, которые здесь - и только здесь - существуют в чистом виде, не смешиваясь с другими, менее ценными рудами. Менее ценными рудами, такими как чертов титан.

Везде в других местах, где встречаются МПГ, они являются побочным продуктом других руд, чаще всего меди и никеля. После Южной Африки Россия, безусловно, является крупнейшим в мире производителем МПГ, причем почти пятая часть мирового производства МПГ приходится на Норильск, советскую арктическую колонию, рабочие которой трудятся на глубине километра под землей. За последние годы в Норильске произошло столько ужасных ошибок, что все это место представляет собой нечто среднее между полигоном Суперфонда (В Соединенных Штатах федеральный Суперфонд появился как результат Закона о комплексных экологических мерах, компенсациях и ответственности 1980 г. Места, управляемые в рамках программы фонда, называются полигонами (сайтами) "Суперфонда". Такие участки считаются наиболее загрязненными и подвергаются долгосрочному восстановительному обследованию и воздействию, прим. пер.) и холодным тибетским адом.

На долю мест с третьего до последнего вместе взятых приходятся оставшиеся 5 процентов производства.

Даже если вы сможете добыть подходящую руду, вы вряд ли выберетесь с ней из леса: для добычи одной тройской унции платины или родственных ей металлов требуется минимум семь тонн руды и шесть месяцев работы.

Проще говоря, если вам нужна платина или родственные ей материалы, вы имеете дело с южноафриканцами, или с русскими, или, скорее всего, обходитесь без них (материалов). А если вы обходитесь без них, то в ясный безветреный день выхлопные газы вашего автомобиля будут неприятнее, чем самый неприятный смог, который когда-либо был зафиксирован. Редкость из редкостей: Китай не входит в пятерку крупнейших производителей, импортеров или экспортеров ни одного из сырых или готовых МПГ. Технологии, в которых используются МПГ, просто недоступны китайцам.

Редкоземельные элементы одновременно очень сложны и очень просты.

Сложность в том, что не существует никакой одной "редкой земли". Как следует из слова "элементы", редкоземельные - это целая категория материалов, в которую входят лантан, неодим, прометий, европий, диспрозий, иттрий, скандий и другие.

Сложность в том, что редкоземельные элементы используются практически во всем в современную эпоху - от солнцезащитных очков до ветряных турбин, компьютеров, металлических сплавов, лампочек, телевизоров, нефтепереработки, автомобилей, жестких дисков, батарей, смартфонов, стали, лазеров* (пиу-пиу). Сложность в том, что без них невозможна современная жизнь. Сложность в том, что редкоземельные элементы образуются либо при распаде урана, либо... подождите... при взрыве звезд.

Однако редкоземельные элементы одновременно и просты. Просты в том смысле, что некоторые из редкоземельных элементов вовсе не являются редкими; церий встречается в земной коре чаще, чем медь. Простота в том, что руды редкоземельных элементов часто являются побочным продуктом многих других видов добычи. Простота в том, что мы точно знаем, как извлечь каждый отдельный редкоземельный элемент из смешанной руды, которую добывают, и простота в том, что есть проблема, что никто не хочет делать эту работу.

Даже две проблемы.

Во-первых, процесс переработки требует сотен, а в некоторых случаях и тысяч сепарационных установок - причудливый термин для обозначения чанов с кислотой - для того, чтобы медленно побудить каждый отдельный элемент отойти от своих собратьев с похожей плотностью. Помимо того, что это невероятно опасно, даже если все будет работать хорошо, у переработчиков останется много отходов. В конце концов, основным источником редкоземельных элементов на Земле является грязный, радиоактивный распад урана. Все это не новость для тех, кто работает в отрасли. Методы добычи рредкоземельных элементов были разработаны еще до Второй мировой войны. Никаких коммерческих секретов.

Во-вторых, Китай сделал всю грязную работу за остальных. В 2021 году около 90 процентов мирового производства и переработки редкоземельных металлов находилось в КНР. Китайские экологические нормы заставили бы покраснеть жителей Луизианы, а китайские схемы гиперфинансирования и субсидирования означают, что никакое производство в других странах мира не может конкурировать по количественным показателям. Китайцы начали массовое производство редкоземельных металлов в конце 1980-х годов и к 2000-м годам вытеснили из бизнеса практически всех других производителей.

С некоторой точки зрения, китайцы оказали нам всем услугу. В конце концов, они взяли на себя все загрязнения и все риски, обеспечив мир очищенными редкоземельными металлами по цене примерно в одну четверть от их стоимости до 1980 года. Без этих дешевых и достаточных поставок цифровая революция пошла бы совсем по другому пути. Компьютеры и смартфоны для масс, возможно, никогда бы не появились.

Вопрос в том, стал ли мир безвозвратно зависим от китайской продукции, и может ли внезапное исчезновение этой продукции - из-за китайского краха или глупости - погубить всех нас. Китай впервые публично пригрозил японским фирмам (и косвенно американским) прекращением производства редкоземельных металлов еще в 2000-х годах.

Я голосую "нет" по поводу этой конкретной проблемы. Во-первых, реальная ценность редкоземельных металлов заключается не в руде (она довольно распространена) и даже не в переработке (этот процесс был доведён до совершенства почти столетие назад), а в превращении редкоземельных металлов в компоненты для конечных продуктов. В этом китайцы в лучшем случае хороши. Китайцы взяли на себя все риски и субсидируют весь объем производства, в то время как некитайские фирмы выполняют большую часть работы по созданию добавленной стоимости и получают большую часть прибыли.

Во-вторых, поскольку руда не является редкой, а ее переработка не является секретом, и поскольку первые угрозы со стороны Китая прозвучали более десяти лет назад, в Южной Африке, США, Австралии, Малайзии и Франции уже существуют резервные добывающие и перерабатывающие предприятия. Они просто не проявляют особой активности, потому что китайский материал все еще доступен и все еще дешевле. Если бы завтра китайские редкоземы исчезли из глобальных поставок, перерабатывающие предприятия, находящиеся в режиме ожидания, сразу же запустились бы и, вероятно, смогли бы заменить весь китайский экспорт в течение нескольких месяцев. В других случаях - в течение года. И любая компания, использующая редкоземельные металлы, возглавляемая любым человеком, который не является полным идиотом, уже имеет многомесячные запасы редкоземельных металлов. Заминки будут происходить часто, но Армагеддон не наступит.

Редкоземельные металлы - отличный пример того, как мир просто ждет падения Китая, и на самом деле готов к этому.

Надежные материалы

Никель - один из тех материалов, которые сами по себе имеют мало применений, но являются неотъемлемой частью одного процесса с одним материалом-компаньоном, что делает его абсолютно необходимым для всех отраслей экономики. Обычная сталь гнется, ржавеет, корродирует, деформируется и теряет часть своей целостности при высоких или низких температурах. Но добавьте в стальную смесь около 3,5 процентов никеля и немного хрома, и вы получите сплав, который и прочнее, и в значительной степени устраняет эти проблемы. В просторечии этот продукт называют "нержавеющей" - это основа практически всех сталей, используемых во всех областях применения. На ковку такой нержавеющей стали приходится более двух третей общего мирового спроса на никель. На другие сплавы никеля приходится еще пятая часть. Десятая часть идет на гальванику, а остальная часть - на аккумуляторы.

Как и следовало ожидать, Китай является крупнейшим в мире импортером, переработчиком и потребителем никелевой руды, но повсеместное использование стали практически во всех сферах, означает, что даже масштабная, стремительная индустриализация и урбанизация Китая не может доминировать на всем рынке. В отличие от алюминия, где большая часть готового металла идет на экспорт, основная часть никелевой руды, которую китайцы рафинируют и смешивают для производства стали, используется внутри страны. Таким образом, если влияние Китая на рынок алюминия - это ВСЕОБЩАЯ проблема, которая уничтожила потенциал конкурентов по всему миру, то привычки Китая в отношении никелевой стали "всего лишь" сильно искажают ситуацию.

Никель - один из тех редких материалов, для которых обрушение мировой торговли не приведет автоматически к обрушению этого рынка. Четыре из пяти крупнейших производителей - Индонезия, Филиппины, Канада и Австралия - имеют альтернативные рынки сбыта никеля в своих странах. Последний из пяти крупнейших производителей - французская территория Новая Каледония - с большой вероятностью может столкнуться с падением производства, поскольку внутренние дебаты о том, хочет ли она быть несостоявшейся колонией или несостоявшейся страной, преобладают над всеми другими мыслями.

Место номер шесть занимает Россия, которая производит почти весь свой никель на одном комплексе вблизи этого ужасного города Норильска. Добавьте к этому геополитические, финансовые, демографические и транспортные проблемы России, и я бы не стал рассчитывать на то, что через пару десятилетий Норильск будет основным источником мировых поставок металлов.

Если все это сложить, то рынок никеля может действительно достичь того, с чем большая часть мира скоро станет совершенно незнакома: равновесия.

Я не собираюсь беспокоиться о более надёжном использовании кремния. Кремний, который идет на изготовление стекла, обычно получают из обычного песка. Разумеется, требуется очистка, но мы разгадали код этого процесса почти за два тысячелетия до Рима, и в наше время не требуется особо сложной промышленной базы, чтобы производить стекло в больших объемах. Я также не собираюсь рассматривать другое большое применение "песка" - часть процесса добычи нетрадиционной нефти (также известной как "гидроразрыв пласта"). Спустя несколько лет нефтесервисные компании обнаружили, что практически любой базовый песок подходит для этой цели. Нет, вместо этого мы сосредоточимся на кремниевых продуктах, которые находятся гораздо выше по шкале добавленной стоимости и являются неотъемлемой частью повседневной жизни в современном мире.

Сначала хорошие новости. Действительно хорошие новости. Кремний очень распространен, он составляет примерно четверть земной коры. Мы чаще всего думаем о кремнии как о песке, потому что сразу и эмоционально связываем его с пляжами и озерами, но в действительности большая часть кремния в мире содержится в кварцевых и кремнеземистых породах. Такие породы гораздо лучше пляжного песка, поскольку они не загрязнены водорослями, пластиком, иглами для подкожных инъекций или мочой. Если вы производите стекло, то 98-процентная чистота - это нормально, но самый низкий уровень чистоты кремния для промышленного применения составляет 99,95%. Для его получения требуется доменная печь, для которой, как правило, требуется много угля. В целом, процесс не так уж сложен - вы просто обжигаете кварц до тех пор, пока все, что не является кремнием, не сгорит. Это означает, что около 90 процентов этой первой стадии переработки, как правило, осуществляется в таких странах, как Россия и Китай, странах с большим избытком промышленных мощностей, которым наплевать на экологические проблемы.

Такой уровень качества более чем подходит для большинства целей, для которых мы используем кремний. Примерно одна треть производства идет на изготовление силиконов - широкой категории, включающей все, от герметиков до кухонной посуды, прокладок, покрытий и искусственных сисек, а также силикатов, которые идут на изготовление керамики, цемента и стекла. Почти половина сплавляется с алюминием для получения креативно названных силуминов (кремний, он же силикон + алюминий, прим. пер.), которые в значительной степени заменили сталь в любых продуктах, где снижение веса важнее, чем способность выдержать танковый снаряд, в частности, в рамах поездов и автомобилей* (Невозможно увеличить пробег автомобиля без очень большого количества алюминия и кремния. И электромобиля тоже. Зеленым на заметку: выплавка алюминия энергоемка. Ковка кремния энергоемка. Их сплавление требует больших затрат энергии. Рама для электромобиля требует примерно в пять раз больше энергии, чем для традиционного автомобиля. Это одна из целого ряда неудобных и неэкологичных деталей, которые Tesla опускает в своей рекламе).

Такие продукты важны и вездесущи, но они не являются сексуальной частью истории. Это относится к двум последним категориям товаров.

Первая - солнечные батареи. Чистота "стандартного" кремния в 99,95 процента не везде достаточна. Второй этап в доменной печи доводит чистоту кремния до 99,99999%* (да, 7 девяток). Второй этап намного сложнее, чем первый - "просто запеки это". Китайская компания GCL Group - единственная китайская компания, которая может справиться с такой точностью в масштабе, поэтому она отвечает за треть мировых поставок. Остальное поступает от нескольких компаний из развитых стран. Чистый кремний входит в состав солнечных батарей, которые обеспечивают работу солнечных панелей, при этом сборочные работы чаще всего производятся в Китае.

На втором месте - полупроводники, где кремний является самым крупным по объему производства. А поскольку некоторые из новейших полупроводников формируются почти на атомном уровне, кремний должен быть чистым на 99,99999999 процентов* (10 девяток). Как только какая-нибудь компания из первого мира производит этот ультра-редкий кремний, пригодный для электроники, его отправляют куда-нибудь в Восточно-Азиатский регион, чтобы расплавить в чистом помещении и вырастить кристаллы, которые составляют основу всего производства полупроводников.

В постглобализованном мире все эти пересылки туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, причем большинство товаров проходит через Китай по меньшей мере дважды, станут сплошным "не-хорошо". Ожидайте, что китайцы и русские будут в значительной степени исключены из глобальной переработки просто из-за вопросов безопасности и простоты цепочки поставок. Все, что не касается солнечной энергетики и электроники, должно быть более или менее в порядке. Базовая работа не является технически сложной.

На этом хорошие новости заканчиваются. Половина населения планеты может распрощаться с самой идеей солнечных батарей. Проблема не в кварце. Мы уже производим кварц солнечного качества в Австралии, Бельгии, Канаде, Чили, Китае, Франции, Германии, Греции, Индии, Маврикии, Норвегии, России, Таиланде, Турции и США. Проблема заключается в очистке: она проводится только в Китае, Японии, США, Германии и Италии.

Но настоящей проблемой станут полупроводники. Около 80 процентов мирового высококачественного кварца, из которого в конечном итоге изготавливается кремний для электронных устройств, поступает из единственной шахты в Северной Каролине. Хотите оставаться современным? Вы должны хорошо ладить с американцами. Они скоро получат то, чего у них никогда не было: контроль над ресурсами базового материала цифровой эпохи. (Они также собираются неплохо доминировать в общем пространстве высокотехнологичных полупроводников, но об этом в следующей главе).

Уран немного нестандартен, потому что до недавнего времени основным источником спроса на уран были попытки взорвать планету одним нажатием кнопки. У человечества, конечно, все еще есть проблемы, а с концом Порядка их будет еще много, много, много, но, по крайней мере, никто не накапливает десятки тысяч стратегических атомных боеголовок. Реальность еще лучше, чем кажется. Начиная с 1993 года, американцы и русские начали не только отделять свои боеголовки от систем доставки, но и извлекать урановые сердечники из этих боеголовок и перерабатывать их в материал, который можно превратить в топливо для атомных электростанций. К моменту завершения этой мегатонно-мегаваттной программы в 2013 году обе страны преобразовали около двадцати тысяч боеголовок, в результате чего у каждой из сторон осталось "всего" около 6 тысяч.

Отлично для мира во всем мире? Безусловно! Но эти усилия перекосили рынок урана. Американцы и русские использовали эту программу превращения боеголовок в топливо для своих гражданских ядерных реакторов. В США в течение почти двух десятилетий от такого оружейного материала питалось 10 процентов энергосистемы, а поскольку значительная часть ядерного топлива подлежит переработке, рынок урана будет оставаться искаженным еще многие десятилетия.

Если вы не американец или россиянин, ваш единственный источник топлива для ядерной энергетики - это добыча урановой руды, измельчение ее в порошок под названием "желтый кекс", нагревание до газообразного состояния для отделения урана от отходов руды и прокручивание этого уранового газа через серию центрифуг, чтобы различные изотопы урана хотя бы частично разделились. Разделите их частично, и вы получите смесь урана гражданского качества, содержащую примерно 3-5 процентов делящегося материала, который можно переработать в топливные стержни для энергетических реакторов. Доведите их до 90-процентного уровня расщепляемости для боеголовки, и правительство США, скорее всего, устроит для вас вечеринку с сюрпризом, на которой будут присутствовать бойцы спецназа с высоким содержанием кофеина и несколько продуманных боеприпасов с точным наведением.

В мире, который наступит после Порядка, уран, вероятно, станет более популярным в качестве энергетического топлива. Если для работы угольной электростанции мощностью 1 ГВт в течение года требуется 3,2 миллиона метрических тонн угля, то для атомной электростанции мощностью 1 ГВт требуется всего 25 метрических тонн обогащенного урана, что делает уран единственным источником электроэнергии, который теоретически может быть доставлен к конечному потребителю самолетом.

Также вряд ли произойдет серьезная перетряска мирового гражданского ядерного флота, по крайней мере, не из-за ограничений доступа. Четыре ведущие страны мира, производящие ядерную энергию, - это США, Япония, Франция и Китай. Соединенные Штаты мы уже рассмотрели. Япония и Франция способны без посторонней помощи обеспечить свои потребности. Китай получает уран из соседних Казахстана и России. До тех пор, пока существует Китай, он будет иметь возможность получать уран.

Наибольшему риску при получении достаточных поставок подвержены те средние державы, которые не обладают военным потенциалом для получения собственных ресурсов и находятся в географическом положении, полностью исключающем безопасные поставки - Швейцария, Швеция, Тайвань, Финляндия, Германия, Чехия, Словакия, Болгария, Румыния, Венгрия, Украина и Корея. Вероятность недостаточных поставок увеличивается по мере продвижения по списку.

Неприхотливый цинк был с нами долгое время. Цинковая руда часто встречается вперемешку с медной, и при их совместной выплавке получается латунь. Мы производим этот материал (специально) по крайней мере четыре тысячи лет, хотя только в последнее тысячелетие мы по-настоящему поняли физическую химию всего этого (ионы меди и цинка могут заменять друг друга в кристаллической решетке металлических сплавов).

Уникальность цинка заключается не в том, что он не ржавеет - он ржавеет очень легко, - а в том, как он ржавеет. Внешний слой цинкового предмета быстро окисляется, образуя патину, которая не позволяет кислороду проникнуть глубже. Вуаля! Коррозия создает защиту! В некоторых случаях цинк должен только присутствовать, а не быть соединенным со всем металлическим предметом. Например, прикрепите болтами или проволокой диск из цинка к корабельному рулю или закопанному баллону с пропаном, и цинк проржавеет до нуля, защищая баллон или руль. Я знаю! Ужас как странно!

Переходим к электрическому и химическому пониманию индустриальной эпохи, и мы усовершенствовали использование цинка в широком спектре продуктов.

Те же электрические характеристики, которые защищают вышеупомянутый пропановый баллон, делают цинк предпочтительным компонентом щелочных батарей. Мы по-прежнему используем много латуни с большим содержанием цинка, поскольку она легче обрабатывается и прочнее меди, сохраняя при этом волшебные антикоррозийные свойства цинка. Он используется во всем - от вышек сотовой связи до водопровода и тромбонов. Цинк не только без проблем соединяется с медью, что делает его многолетним фаворитом в изделиях, которые холоднокатаются в листы или отливаются под давлением. Нам также нравится покрывать им сталь и другие промышленные металлы. Как только мы решили, что хотим иметь как можно меньше дел со свинцом, цинк стал его надежной и безопасной заменой.

Наибольшее применение, где мы используем примерно половину цинка, - это в процессах гальванизации, где мы добавляем цинковый налет. Этот процесс особенно эффективен для защиты металлов от коррозионного воздействия погоды и морской воды. Такой металл используется практически во всех металлических изделиях, которые вы можете видеть каждый день: кузовах автомобилей, мостах, перилах, ограждениях из цепей, металлических крышах и так далее.

В целом, цинк является четвертым по популярности металлом, уступая только стали, меди и алюминию. Он останется на этом месте и в ближайшие десятилетия.

Цинк легко поддается переработке. Примерно 30 процентов цинка производится из вторичного сырья, а около 80 процентов всего цинка может быть использовано повторно. Он встречается как сам по себе, так и вместе со свинцом во многих местах по всему миру. Китай является крупнейшим производителем, потому что, конечно, это так, но почти весь китайский цинк идет на собственное конечное потребление. Перу, Австралия, Индия, США и Мексика замыкают шестерку лидеров. В результате получается система поставок с широким кругом источников и широкой диверсификацией, предлагающая цинк по более низким ценам, чем более известные металлы, такие как медь. В мире разрушенных систем поставок, по крайней мере, у нас все еще есть цинк.

Вот как закончится мир

На время существования Порядка - этого беспрецедентного, краткого, но, прежде всего, жизненно важного момента в истории человечества - все эти и многие, многие другие материалы были доступны на свободном и справедливом мировом рынке. Их доступность - это не просто то, на чем построена наша современная жизнь; это был круг добродетели. Порядок установил стабильность, что способствовало экономическому росту, что позволило развиваться технологическому прогрессу, что привело к доступности этих материалов, что позволило включить их в продукцию, современность и образ жизни современной эпохи.

В Порядке единственной конкуренцией за доступ к материалам был доступ на рынок. Захват стран в поисках сырья был категорически запрещен. За них нужно было просто платить. Поэтому богатые капиталом системы пользовались наилучшим доступом. Азиаты с их гиперфинансовой моделью как бы жульничали, а китайская ультрамегагигантская гиперфинансовая система была склонна поглощать все, что могла.

Без правил и ограничений Порядка деньги сами по себе просто не справятся.

Без Порядка все разворачивается.

Это гораздо хуже, чем кажется.

За последние семьдесят пять лет существования Порядка список материалов, критически важных для того, что мы определяем как современную жизнь, расширился более чем на порядок. За исключением Соединенных Штатов, которые сохранят полный доступ к Западному полушарию и Австралии, а также военный потенциал для достижения любой точки мира, никто не сможет получить доступ ко всем необходимым материалам. Они просто слишком разбросаны или, наоборот, слишком сконцентрированы. Несколько стран с местными месторождениями или вооруженными силами, имеющими досягаемость, могут попытаться, но это короткий список: Великобритания, Франция, Турция, Япония и Россия. Для остальных существует вполне реальный риск возврата не просто к экономическому и технологическому уровню, существовавшему до 1939 года, но и к уровню до самой промышленной революции. Если у вас нет производственных ресурсов, вы не сможете достичь промышленных результатов. Контрабанда руды, переработанных материалов и/или готовой продукции, в силу необходимости, станет процветающим бизнесом.

Центральным фактором этой деградации, опять же, является американская незаинтересованность. Американцы смогут получить доступ к тому, что им нужно, без массированного военного вмешательства. Это приведет не к такому тяжелому американскому вмешательству, которое большинство стран сочтет неприятным, а к масштабному американскому отстранению, которое большинство стран сочтет ужасающим. Если бы глобальная сверхдержава была вовлечена, по крайней мере, существовали бы какие-то правила. Вместо этого мы будем иметь неустойчивые внутрирегиональные соревнования, в которых американцы в основном откажутся участвовать. Неустойчивая конкуренция означает неустойчивый доступ к материалам, что означает неустойчивое применение технологий, что означает неустойчивый экономический потенциал. Мы вполне способны вести усиленную конкуренцию и военные действия, одновременно переживая резкий экономический и технологический спад.

Вот так все и разваливается. Теперь перейдем к тому, как мы можем собрать все это обратно.

Материалы будущего

С кобальтом придется повозиться.
Как и все материалы, кобальт имеет множество мелких промышленных применений, в частности, в металлических сплавах, но все они вместе взятые меркнут по сравнению с основным источником спроса: батареями, в частности, такими перезаряжаемыми батареями, которые лежат в основе энергетического перехода. В больших iPhone его вес составляет почти пол-унции, а в среднем Tesla - пятьдесят фунтов.

Вы думаете, что электрификация и экологизация - это единственный путь вперед? По состоянию на 2022 год кобальт является единственным достаточно энергоемким материалом, который даже намекает на то, что мы сможем использовать перезаряжаемые батареи для решения климатических проблем. Это просто невозможно сделать - даже попытаться - без кобальта, причем гораздо большего количества кобальта, чем мы имеем в настоящее время. Если предположить, что при прочих равных условиях (что, конечно, является смешным утверждением, учитывая тему этой книги) годовой спрос на кобальт только в период с 2022 по 2025 год должен удвоиться до 220 000 тонн просто для того, чтобы идти в ногу с устремлениями "зеленых".

Этого не произойдет. Этого не может произойти.

Как и в случае со связкой железная руда/сталь, переработка кобальтовой руды в готовый металл полностью увязана с китайской моделью гиперфинансирования. Восемь из четырнадцати крупнейших в мире источников кобальта принадлежат Китаю, и почти вся переработка кобальта происходит в КНР (Канада занимает весьма отдаленное второе место).

Но это ещё недостаточно плохо для вас, то не существует такого понятия, как "кобальтовая шахта". Кобальт - одна из тех хитрых вещей, которые образуются в то же время и при тех же условиях, что и другие материалы. Около 98 процентов мирового производства кобальта образуется как побочный продукт при добыче никеля и меди. Реальность еще сложнее, потому что не все никелевые и медные рудники производят кобальт. Более половины коммерчески пригодного кобальта поступает из одной страны - Демократической Республики Конго (почти диктаторское государство, которое не является ни демократической, ни республикой, а тем более находится в состоянии не очень далёком от полного провала). Большая часть этой продукции добывается нелегально: старатели (модный термин, описывающий людей, которые берут лопату, перелезают через колючую проволоку и уклоняются от стреляющих на поражение охранников, чтобы наскрести несколько кусочков руды) продают свою продукцию китайским посредникам за копейки.

В мире, который становится все более децентрализованным, Конго наверняка не входит в список стран, которые "выкарабкаются", а его будущее, скорее всего, будет представлять собой гоббсовскую анархию, охваченную голодом. Как будет с Конго, так и с доступом к кобальту в мире.

Есть только четыре варианта будущего, и ни один из них не является красивым.

Вариант 1: Выкачивать кобальт из третьего и четвертого по величине производителей, Австралии и Филиппин. Даже при условии масштабного расширения производства в отдаленных и географически сложных регионах австралийцы и филиппинцы смогут производить не более одной пятой от того, что необходимо миру. Страны, с которыми австралийцы и филиппинцы поддерживают прекрасные отношения - прежде всего, США и Япония - получат право первыми, но потом не останется практически ничего. Это выведет страны, наиболее способные стабилизировать мировые поставки кобальта, из списка стран, которые заботятся о стабилизации поставок.

Вариант 2: Кто-то вторгается в Демократическую Республику Конго с большим количеством войск и захватывает контроль над маршрутом к шахтам. К сожалению, кобальт в Конго находится не вблизи побережья, а глубоко в южных джунглях страны. Наиболее целесообразным решением было бы наладить партнерские отношения с Южной Африкой и создать очень длинный коридор по всему высокогорному хребту южной Африки. Именно по такому пути пошли британцы под руководством Сесила Родса на рубеже прошлого века. После обретения ЮАР независимости в 1915 году Йоханнесбург взял на себя реализацию проекта и сопутствующей ему железнодорожной линии, сохранив колониальный контроль над всей зоной - включая те участки, которые проходили через якобы независимые страны Зимбабве и Замбию. Постоянное имперское вмешательство поддерживало маршрут открытым до тех пор, пока в начале 1990-х годов не закончился апартеид. С тех пор железнодорожная линия все больше приходит в негодность.

Вариант 3: Разработать химию материалов для лучшей батареи, которая не требует кобальта (или, по крайней мере, не требует его в таком количестве). Звучит красиво, и многие умные деньги гоняются за этим вариантом, но многие умные деньги гонялись за этим вариантом в течение уже очень многих лет с небольшим количеством значимых прорывов * (На момент написания этой статьи в начале 2022 года Tesla представила бескобальтовые батареи в Китае, но только в очень маленьких автомобилях с почти нулевым внутренним аккумулятором, которые преобладают там и которые так и не нашли рыночной ниши в США). Если мы каким-то образом разгадаем код лучшей батареи, когда вы будете читать этот абзац, все равно потребуется более десяти лет, чтобы создать цепочку поставок для массового производства. В лучшем случае, мы застрянем с кобальтом, по крайней мере, до 2030-х годов.

Вариант 4: Отказаться от массовой электрификации, которая, по мнению "зеленых", необходима.

Так что выбирайте: либо старая добрая империалистическая политика в отношении нескольких стран с целью добычи конкретного материала, при этом эксплуатируя или отстреливая отчаявшихся местных жителей, которые пытаются урвать кусочек добычи для себя, либо обойтись без угля и природного газа. Будущее полно таких забавных вариантов.

Раз уж мы заговорили о грязных химикатах для аккумуляторов, давайте погрузимся в литий.

Литий занимает третье место в периодической таблице, что, помимо прочего, означает, что у него всего три электрона. Два из этих электронов заперты в орбитальной зоне, называемой внутренней атомной оболочкой, что означает, что они счастливы в своем доме и никуда не собираются уходить. Остается один электрон, который может перемещаться внутри металлического лития, перескакивая от атома к атому в зависимости от настроения. Передвижение электронов - это немного нетехнический способ сказать "электричество".

Один электрон на атом лития может так перемещаться. Это довольно скудно. Литий - один из наименее энергоемких материалов, доступных нам на Земле. Это одна из причин, почему для работы одной Tesla требуется 140 фунтов лития, и почему создание литиевой батареи без кобальта это то же, что мочиться против ветра.

К счастью, система поставок лития значительно менее удручающая, чем кобальта. Подавляющая часть мировой литиевой руды поступает либо из шахт в Австралии, либо из прудов-испарителей в Чили и Аргентине - ни в одном из этих регионов не должно возникнуть проблем с производством после окончания Порядка. Но, как и в случае с кобальтом, и как и в случае с железной рудой, реальная переработка, около 80 процентов от общего объема, происходит в гиперфинансируемом Китае.
Будущее переработки лития, вероятно, будет напоминать будущее железной руды: с поставками сырья все в порядке, но переработку и добавочную стоимость придется осуществлять в новом месте, где дешевая электроэнергия. Как и в случае с железной рудой, США, Швеция, Франция и, возможно, Австралия выглядят довольно привлекательно.

А пока стоит принять тот тревожный факт, что производство лития, его переработка в металл и включение этого металла в аккумуляторные батареи являются одними из самых энергоемких промышленных процессов, когда-либо придуманных человечеством.

Позвольте мне поразить вас грязной "зеленой" математикой.

Типичная литий-ионная батарея Tesla емкостью 100 киловатт-часов изготавливается в Китае на сетях, работающих в основном на угле. Такой энерго- и углеродоемкий производственный процесс приводит к выбросу 13 500 килограммов углекислого газа, что примерно эквивалентно выбросам углекислого газа обычным автомобилем, работающим на бензине, который проезжает 33 000 миль. Эта цифра в 33 000 миль предполагает, что Tesla заряжается только от 100% электроэнергии, вырабатываемой "зелеными технологиями". Более реалистично? Американская электросеть на 40 процентов состоит из природного газа и на 19 процентов из угля. Этот более традиционный профиль производства электроэнергии увеличивает точку "углеродного безубытка" Tesla до 55 000 миль. В любом случае, это преувеличение того, насколько экологичным может быть электромобиль. Большинство автомобилей, включая электромобили, эксплуатируются в течение дня. Это означает, что они заряжаются ночью, когда электричество, вырабатываемое солнечной энергией, не может использоваться для зарядки * (Сюда также не входят такие досадные мелочи, как тот факт, что мы используем алюминий в электромобилях по причине веса, а сталь в обычных автомобилях - по причине прочности, и на производство одного фунта алюминия требуется в шесть раз больше энергии, чем на производство стали. Даже если учесть, что для изготовления рамы автомобиля требуется меньше алюминия по весу, вы все равно - при консервативном подходе - говорите об удвоенной интенсивности выбросов углерода для рамы электромобиля по сравнению с традиционным автомобилем).

Но пока что литий и кобальт - это всё, что у нас есть. На сегодняшний день это единственные материалы, которые мы достаточно освоили, чтобы делать из них аккумуляторные батареи в больших масштабах. Мы знаем, что "зеленый" путь, по которому мы идем, неустойчив. У нас просто нет лучшего варианта, который мы могли бы рассмотреть, пока не улучшится наше материаловедение.

Серебро - великий невоспетый герой современной эпохи. Мы, конечно, используем его в ювелирных изделиях, изысканной посуде и государственных денежных резервах, но серебро также используется в часто незаметных количествах во всем: в электронике, фотографии, катализаторах, фармацевтических препаратах, телекоммуникационных башнях, реактивных двигателях, гальванических покрытиях, солнечных панелях, зеркалах, опреснительных установках, клавиатурах, отражающих покрытиях на стекле. Если наше материаловедение в области экологичных технологий продвинется настолько, что сделает более совершенные батареи или линии электропередач дальнего действия реальностью, серебро, несомненно, станет неотъемлемой частью сверхпроводников, которые обеспечат функционирование таких технологий.
Что касается поставок, то здесь есть как плохие, так и хорошие новости. Сначала о плохом. Гипериндустриализация и гиперфинансирование Китая оказали на мир серебра такое же влияние, как и на мир промышленных материалов в целом. Большое местное производство, большой импорт руды, большая переработка в металлы и большой экспорт.
Теперь о хорошем. Примерно одна четверть производства серебра приходится на специализированные серебряные рудники, а остальная часть производится совместно со свинцом, медью или цинком. Серебряный металл - особенно из ювелирных изделий - также легко поддается вторичной переработке. С точки зрения добычи, переработки, аффинажа и рециклинга, производственный цикл серебра хорошо распределен географически.

Что касается предложения, то здесь есть как плохие, так и хорошие новости. Сначала о плохом. Гипериндустриализация и гиперфинансирование Китая оказали на мир серебра такое же влияние, как и на мир промышленных материалов в целом. Большое местное производство, большой импорт руды, большая переработка в металлы и большой экспорт.

Теперь о хорошем. Примерно одна четверть производства серебра приходится на специализированные серебряные рудники, а остальная часть производится совместно со свинцом, медью или цинком. Серебряный металл - особенно из ювелирных изделий - также легко поддается вторичной переработке. С точки зрения добычи, переработки, аффинажа и ресайклинга, производственный цикл серебра хорошо распределен географически. Поэтому, хотя Китай является крупным - действительно крупнейшим - игроком на всех этапах поставок серебра, он ни в коем случае не является мажоритарным игроком, и не находится в положении, когда его сила или слабость может чрезмерно угрожать поставкам серебра другим странам.

Материалы, нужные всегда

Люди всегда любили золото! Его устойчивость к коррозии делала его полезным для ювелиров со времен первых фараонов. Эта ассоциация с богатством, в сочетании с его постоянным блеском, сделала его неизменным фаворитом в качестве хранилища стоимости и поддержки валюты вплоть до современной эпохи. До мировых войн и появления доллара США золото было тем, чем поддерживали свои экономические системы большинство стран. И даже в эпоху господства доллара США золото обычно занимает третье или четвертое место в резервах большинства стран.

В современную эпоху - точнее, в цифровую эпоху - мы нашли ему и более прозаическое применение. Сочетание невосприимчивости золота к коррозии и его высокой электропроводности дает ему нишевое применение в полупроводниковой промышленности, как для управления питанием, так и для передачи информации.

Промышленное применение? Да. Личное использование? Да. Государственное использование? Да. Высокая ценность? Да? Хранилище ценностей? Да. Красивый? Двойное да!

И все же, и все же, и все же золото - это абсолютная глупость. Почти единственный среди всех материалов, которые использует человечество, оно практически не имеет возможностей для полезной металлургии или увеличения стоимости. Вы не смешиваете золото с лучшим материалом, чтобы получить лучшую проводимость, потому что золото и так является лучшим проводником. Вы не смешиваете его с менее качественным материалом, чтобы ухудшить его проводимость, потому что вы можете получить тот же результат с помощью более дешевых заменителей. Единственный случай, когда золото сплавляют, - это чтобы ваши кольца не гнулись во время ношения. В остальном золото есть золото. Либо это единственное, что можно использовать для изготовления какого-либо продукта, либо его применение бессмысленно. Таких идеальных применений так мало, что медали для спортивных наград входят в первую десятку по годовому спросу.

Это делает цепочку поставок ... простой. Руда добывается, очищается, превращается в практически чистый металл, и ... затем все готово. Ну, за вычетом одного маленького шага.

Единственный способ не столько повысить стоимость, сколько установить престиж - это поручить кому-то, кому вы доверяете, кого вы уважаете - кому-то крутому - превратить золотой металл в те причудливые, коммерчески продаваемые слитки, которые мы все видели в фильмах о Джеймсе Бонде и представляем, что ими полон Форт-Нокс* (кстати, это так и есть). Аффинажеры (аффинаж - последовательность технологических процессов получения драгоценных металлов высокой степени чистоты, прим. пер.) и переработчики доставляют золото на этот последний этап крутификации; для золота нет медленных судов. Эти крутые чуваки переплавляют все это, проверяют чистоту, делают эти модные слитки и ставят свои личные печати гарантии на конечный продукт. Эти чуваки, которые имеют авторитет, либо швейцарцы, либо эмиратцы. Я уже говорил: это круто* (Кстати, как я уже говорил, чуваки. Компания PAMP, крупнейший швейцарский производитель золотых слитков, подготовила отчет о гендерном исследовании, в котором, по сути, извиняется за то, что на их золотых заводах работает не так много женщин. Производители золота из Объединенных Арабских Эмиратов - по сути, женоненавистнического рабовладельческого государства - не сочли нужным последовать этому примеру).

Китай уже несколько десятилетий пытается пробиться на этот последний этап. На первый взгляд кажется, что у Китая есть шанс: это крупнейший в мире источник золотой руды, и здесь расположено множество средних нефтеперерабатывающих заводов. Но люди едут в Китай за массовым производством и подделками, а не за эксклюзивностью и подлинностью. Если не произойдет ряд крайне неудачных несчастных случаев, в результате которых погибнет большинство вышеупомянутых крутых чуваков, Китай не выйдет на этот этап развития индустрии.

В мире, где нет Китая, наибольший удар будет нанесен по притоку руды, а это не так губительно для золота, как для всего остального. Возможно, самая ценная характеристика золота заключается в том, что золото есть золото; оно никогда не ржавеет. В зависимости от общих экономических условий, золото, полученное в результате вторичной переработки, составляет от одной шестой до половины "производства", причем в периоды экономического стресса эта цифра возрастает. Суровый свет деглобализации, безусловно, побудит многих людей переплавить все эти классовые кольца. При наличии глобальной цепочки поставок, простого процесса аффинажа и, безусловно, наиболее технического аспекта производства золотых слитков, осуществляемого в других странах, Китай может быть безвредно вычеркнут из всей цепочки поставок.
Свинец долгое время был магическим веществом. Его легко добывать. Легко рафинировать. Легко придать форму. Легко сплавлять. Его легко включить в любую химическую смесь, чтобы придать ему любые свойства. Свинец особенно устойчив к коррозии под воздействием воды. К середине индустриальной эпохи мы использовали его в автомобилях, красках, кровле, стекле, трубах, глазури, покрытиях и бензине.

У свинца был только один недостаток: он делает вас сумасшедшим! Токсичность свинца вызывает множество осложнений для здоровья мозга, вплоть до стимулирования диссоциативного и агрессивного поведения. В США мы начали очищать наши системы от свинца в 1970-х годах, систематически запрещая его использование в каждом продукте. За следующие полвека уровень содержания свинца в воздухе снизился более чем на 90 процентов. В то же время количество насильственных преступлений снизилось с рекордно высокого до рекордно низкого уровня. Корреляция? Определенно. Причина? Возможно* (В археологии также существует диссидентское направление мысли, утверждающее, что широкое использование свинца в акведуках Рима способствовало имперской бесхозяйственности и разобщенности в позднеримский период. Правда? Не знаю, но это не могло не способствовать).

После удаления свинца из мест, где он может попасть в организм, его применение становится очень и очень ограниченным: некоторые металлические сплавы (которые не вступают в контакт с людьми), боеприпасы (продукт, для которого токсичность свинца может даже восприниматься как преимущество), немного в керамике и некоторых изделиях из стекла. Но главный герой - свинцово-кислотные аккумуляторы, ключевой компонент почти всех механических транспортных средств независимо от их размера. До 1970 года на батареи уходило менее одной трети всего свинца. Теперь они поглощают более четырех пятых.

Это делает свинец немного хромой уткой с точки зрения цепочки поставок.

В развитых странах, где автомобильная культура существует уже несколько десятилетий, процесс замены батарей предусматривает их переработку. В США и подобных им странах около 90 процентов потребностей в свинце удовлетворяется за счет продуктов вторичной переработки.

В более недавно ставших промышленно развитыми странах, среди которых первое место занимает Китай, этот процесс менее ... формализован. Большинство китайских автомобильных аккумуляторов собираются, но только одна треть официально перерабатывается. Остальные, кажется, становятся жертвами вездесущей подделки и просто получают новые этикетки, а затем продаются как новый продукт* (Я говорю "кажется", потому что фальсификаторы, как правило, не делятся данными о своем производстве). Учитывая, что старые, слишком часто используемые свинцовые батареи имеют тенденцию протекать, а свинец по-прежнему чертовски токсичен, это не очень хорошо.

В любом случае, такая массовая переработка свинца означает, что развитый мир может идти дальше, не пропуская ни одного удара. А если Китай окажется не в состоянии получить доступ к импортируемой свинцовой руде, он сможет утешить себя тем, что улучшенная программа переработки свинца решит значительную часть проблем с поставками и сделает более здоровой окружающую среду.

Далее мы переходим к мол-иб-ден, мол-и-буд-ум, мо-либ-де-н, охренеть, М-О-Л-И-Б-Д-Е-Н - мы будем называть его просто "Молли".

Удручающее название в сторону (не очень понял, что так смущает англоязычного автора в названии, прим. пер.), молли - это один из тех материалов, о которых большинство из нас не слышали, и не зря. Он не встречается в бамперах автомобилей или дверных ручках. Молибден ценится за свою способность выдерживать экстремальные температуры без значительного изменения формы. Не экстремальные температуры, как во время отдыха в Вегасе в августе, а скорее экстремальные температуры, когда вы находитесь под напалмовой атакой. Если все сделано правильно, легированная молибденом сталь даже становится суперсплавом - материалом, который сохраняет все свои нормальные характеристики даже при температуре, близкой к температуре плавления.

Военные обожают использовать молибден в броне, самолетах и стволах карабинов. В гражданском секторе молибден используется в промышленном оборудовании и двигателях очень высокого класса, а также в нержавеющих сталях, которые должны быть настолько прочными, насколько это физически возможно, будь то в строительстве, роликовых вагонетках, высококлассных азиатских кухонных ножах или супер-высококачественных лампочках. В порошкообразном виде молибден используется для... удобрения цветной капусты?* (Да, я ничего не получил за это).

Будущее молибдена, скорее всего, в порядке. Молибден производится в несколько этапов, часто разных для каждого типа исходной руды, часто на разных предприятиях, часто в Западном полушарии, и часто связан с конкретными сталелитейными заводами, которые его сплавляют. В результате система поставок оказывается гораздо более сегментированной и устойчивой к вертикальной интеграции, чем, например, бокситы. Здесь нет китайского удушающего контроля (всё больше хочу переименовать книжку в "Мечты о мире без Китая", прим. пер.).