
buckthorn
4956
рейтинг
0 подписчиков
0 подписок
22 поста
5 в горячем
Награды:

Соседи сверху
Я ненавидел своих соседей сверху.
Елизавета и Семён во всех сферах своей обособленной жизни были настолько типичны, что эта обыденность начинала представляться чем-то особенным. Хоть гостям рассказывай. Он – педиатр в поликлинике, она – бухгалтер. Скромная трёшка, детей нет. Машины нет. Загородный дом – в 30 километрах от городской черты и в 30 метрах от четырёхполосного шоссе. Даже представить трудно, как на этих 7 сотках воняет выхлопами грузовиков. Время проживания всегда одинаковое – июль. И по выходным в августе-сентябре.
Ровно три раза в год, на дни Рождения каждого из супругов и 31 декабря, из Минска к ним приезжает тётка Елизаветы. Сухое шампанское, сухие поздравления, обмен полотенцами и дешёвой косметикой. На следующий день они провожают её до железнодорожной станции. И назад. Ну, может по пути кто-то купит полбатона колбасы.
Однажды они вдруг исчезли на две недели. Поначалу я испугался, вдруг что-то случилось. Но тут же вспоминал, что ничего хуже уже случиться с ними не может. Я встретил их в октябрьскую субботу, утром. Оказалось, они взяли путёвку на Чёрное море. Нет, это была не экскурсионная поездка, не туристический поход и даже не тур по магазинам другого города в поисках дефицитных и интересных вещей. Всё, что там было – грязные и переполненные пляжи, и старое, печальное солнце, то, что ранним утром заливает желтизной пивные и бордели.
Оттенок кожи на их лицах изменился на 4 тона, но только не маски этих лиц. Это были те черты, которые не выразить самому изысканному рассказчику. Ещё не придумано слов, которыми можно было бы описать взгляд моих соседей. Грусть, злоба, ненависть, счастье, тоска, отчаяние – в их глазах не было ничего, кроме равнодушного смирения.
Я пробовал приглашать их в гости. Они из вежливости соглашались, приходили и выпивали по чашке чая. Слова из них нужно было вытягивать клещами. Удивительно, но при вопиющей неразговорчивости и нежелании поддерживать беседу это не выглядело грубым или неуважительным с их стороны. Совершенно беззвучно, силой мысли они говорили находящемуся рядом: «Спасибо за всё, но нам пора». Чувство неловкого молчания было им чуждо.
Я здоровался с ними в лифте. Помогал донести продукты. Старался привлечь их внимание.
Наконец, я вышел из себя.
Я стал каждую ночь включать музыку на полную громкость и направлять излучатели в потолок. Перестал здороваться, относил мусорные пакеты и строительные отходы к ним на площадку перед дверью. Стучал шваброй вверх в полпятого утра по воскресеньям.
И никакой ответной реакции. Ни жалоб, ни просьб, ни, тем более, угроз. Музыка игнорировалась, мусор исчезал из-под двери и появлялся у баков на улице. Полная невосприимчивость.
Тогда я не выдержал. Тем вечером у меня будто пропал рассудок.
Выскочив в тамбур и в два прыжка взлетев по лестнице, я стал молотить по металлическим прутьям и листам двери ногами и руками. Я кричал.
«Вы же убили себя! Вы пара ходячих бездушных тел! Где вы?! Где вы находитесь, я спрашиваю?! Погибшие!!! Это даже не существование, это прозябание и гниение! Вы не заметите, как ваши ничтожные сущности покинут эту квартиру, а тела унесут ногами вперёд!!!
Где вы? Выходите! Сделайте же что-то!!! Убейте меня, или убейте себя сами, только сделайте же что-нибудь!
Погибшие!..»
Я сполз по крашенной бетонной стене и зарыдал. Жильцы подъезда выходили с разных этажей и шли ко мне, будто хищная стая диких зверей на добычу. Кто-то звонил в охрану.
«А вы чего вылупились все?! Вы, такие же, как они, мертвецы! Что вы можете? Ну, сделайте что-то со мной! Кто из вас ещё в силах шевельнуть самой ничтожной мышцей? Вы даже на это не способны?
Вы знаете?!..»
Одна дверь так и не открылась, когда меня увели.
---
В абсолютной темноте пустой комнаты без ламп с глухими шторами, под многолетним слоем пыли, на продавленной пружинной кровати, Семён обнял Лизу, поцеловал её в щёку и прошептал: «Давай спать, любимая, у нас завтра много дел».
В комнате была температура в 5 градусов. Щели в окнах пропускали влагу, а гладкий бетонный пол без покрытия не удерживал тепло.
Проржавевший замок не отпирался изнутри.
В квартире уже никто не жил три с половиной года.
Елизавета и Семён во всех сферах своей обособленной жизни были настолько типичны, что эта обыденность начинала представляться чем-то особенным. Хоть гостям рассказывай. Он – педиатр в поликлинике, она – бухгалтер. Скромная трёшка, детей нет. Машины нет. Загородный дом – в 30 километрах от городской черты и в 30 метрах от четырёхполосного шоссе. Даже представить трудно, как на этих 7 сотках воняет выхлопами грузовиков. Время проживания всегда одинаковое – июль. И по выходным в августе-сентябре.
Ровно три раза в год, на дни Рождения каждого из супругов и 31 декабря, из Минска к ним приезжает тётка Елизаветы. Сухое шампанское, сухие поздравления, обмен полотенцами и дешёвой косметикой. На следующий день они провожают её до железнодорожной станции. И назад. Ну, может по пути кто-то купит полбатона колбасы.
Однажды они вдруг исчезли на две недели. Поначалу я испугался, вдруг что-то случилось. Но тут же вспоминал, что ничего хуже уже случиться с ними не может. Я встретил их в октябрьскую субботу, утром. Оказалось, они взяли путёвку на Чёрное море. Нет, это была не экскурсионная поездка, не туристический поход и даже не тур по магазинам другого города в поисках дефицитных и интересных вещей. Всё, что там было – грязные и переполненные пляжи, и старое, печальное солнце, то, что ранним утром заливает желтизной пивные и бордели.
Оттенок кожи на их лицах изменился на 4 тона, но только не маски этих лиц. Это были те черты, которые не выразить самому изысканному рассказчику. Ещё не придумано слов, которыми можно было бы описать взгляд моих соседей. Грусть, злоба, ненависть, счастье, тоска, отчаяние – в их глазах не было ничего, кроме равнодушного смирения.
Я пробовал приглашать их в гости. Они из вежливости соглашались, приходили и выпивали по чашке чая. Слова из них нужно было вытягивать клещами. Удивительно, но при вопиющей неразговорчивости и нежелании поддерживать беседу это не выглядело грубым или неуважительным с их стороны. Совершенно беззвучно, силой мысли они говорили находящемуся рядом: «Спасибо за всё, но нам пора». Чувство неловкого молчания было им чуждо.
Я здоровался с ними в лифте. Помогал донести продукты. Старался привлечь их внимание.
Наконец, я вышел из себя.
Я стал каждую ночь включать музыку на полную громкость и направлять излучатели в потолок. Перестал здороваться, относил мусорные пакеты и строительные отходы к ним на площадку перед дверью. Стучал шваброй вверх в полпятого утра по воскресеньям.
И никакой ответной реакции. Ни жалоб, ни просьб, ни, тем более, угроз. Музыка игнорировалась, мусор исчезал из-под двери и появлялся у баков на улице. Полная невосприимчивость.
Тогда я не выдержал. Тем вечером у меня будто пропал рассудок.
Выскочив в тамбур и в два прыжка взлетев по лестнице, я стал молотить по металлическим прутьям и листам двери ногами и руками. Я кричал.
«Вы же убили себя! Вы пара ходячих бездушных тел! Где вы?! Где вы находитесь, я спрашиваю?! Погибшие!!! Это даже не существование, это прозябание и гниение! Вы не заметите, как ваши ничтожные сущности покинут эту квартиру, а тела унесут ногами вперёд!!!
Где вы? Выходите! Сделайте же что-то!!! Убейте меня, или убейте себя сами, только сделайте же что-нибудь!
Погибшие!..»
Я сполз по крашенной бетонной стене и зарыдал. Жильцы подъезда выходили с разных этажей и шли ко мне, будто хищная стая диких зверей на добычу. Кто-то звонил в охрану.
«А вы чего вылупились все?! Вы, такие же, как они, мертвецы! Что вы можете? Ну, сделайте что-то со мной! Кто из вас ещё в силах шевельнуть самой ничтожной мышцей? Вы даже на это не способны?
Вы знаете?!..»
Одна дверь так и не открылась, когда меня увели.
---
В абсолютной темноте пустой комнаты без ламп с глухими шторами, под многолетним слоем пыли, на продавленной пружинной кровати, Семён обнял Лизу, поцеловал её в щёку и прошептал: «Давай спать, любимая, у нас завтра много дел».
В комнате была температура в 5 градусов. Щели в окнах пропускали влагу, а гладкий бетонный пол без покрытия не удерживал тепло.
Проржавевший замок не отпирался изнутри.
В квартире уже никто не жил три с половиной года.
Обожаю бабушку
Сегодня пришёл к бабушке на обед в кругу родственников. Говорю ей: "Я сыт, и не очень хорошо себя чувствую, так что мне, пожалуйста, совсем немного". Бабушка: "Ну давай тогда я тебе ещё и пельмени с бульончиком сварю".
И ведь сварила же!
Люблю бабушку) Всем добра!
И ведь сварила же!
Люблю бабушку) Всем добра!
Пикабу, а много ли среди нас литераторов?
Друзья, вот стало интересно, есть ли здесь поэты, прозаики, или просто люди, не только читающие, но и пишущие?
Сам увлекаюсь поэзией и стихосложением, иногда пробую себя в прозе...
Сам увлекаюсь поэзией и стихосложением, иногда пробую себя в прозе...