aeeoaa

Эрих Фромм был социалистом и психоаналитиком. Он осуждал фрейдизм, любил людей и активно критиковал капиталистическое общество. Наивный гуманизм Фромма выглядит малопривлекательным, чего нельзя сказать о его наблюдениях за современным человеком.

Любовь — это акт веры, и кто имеет мало веры, тот имеет и мало любви.

Вся наша культура основана на жажде покупать, на идее взаимовыгодного обмена. Счастье современного человека состоит в радостном волнении, которое он испытывает, глядя на витрины магазина и покупая все, что он может позволить себе купить или за наличные или в рассрочку. Он (или она) и на людей глядят подобным образом. Для мужчины привлекательная женщина – для женщины привлекательный мужчина – это добыча, которой они являются друг для друга. Привлекательность обычно означает красивую упаковку свойств, которые популярны и искомы на личностном рынке. Что особенно делает человека привлекательным – это зависит от моды данного времени, как физической, так и духовной.

Мужчина и женщина стали одинаковыми, вместо того, чтобы стать равными как противоположные полюсы.

Современный человек думает, что он теряет время, когда не действует быстро, однако он не знает, что делать с выигранным временем, кроме как убить его.

Определенность существует лишь относительно прошлого; что же касается будущего, единственная определенность в нем – смерть.

Кто, имея знания, делает вид, что не знает, тот выше всех. Кто, не имея знаний, делает вид, что знает, тот болен.

Вся жизнь индивида – это не что иное, как процесс рождения самого себя, мы наверное, рождаемся окончательно к моменту смерти, хотя трагическая участь большинства людей – умереть, не успев родиться.

Взаимоотношения мать-ребенок парадоксальны и в некотором смысле трагичны. Они требуют самой напряженной любви с материнской стороны, но именно эта любовь должна помочь ребенку отделиться от матери и стать полностью независимым.

От рождения до смерти, от субботы до субботы, с утра до вечера – все проявления жизни заданы заранее и подчинены шаблону. Как может человек, захваченный в эту сеть шаблона, не забыть, что он человек, уникальный индивид, тот единственный, кому дан его единственный шанс прожить жизнь, с надеждами и разочарованиями, с печалью и страхом, со стремлением любить и ужасом перед уничтожением и одиночеством?

Несомненно, если бы ребенок мог думать в момент разрыва пуповины, он бы испытывал страх смерти.

Настолько, насколько я не отличаюсь, настолько, насколько я похож на других, которые признают меня «нормальным парнем», я могу ощущать себя как «я». Я такой, «каким вы меня желаете» – как написал Пиранделло в заглавии одной из своих пьес. Вместо доиндивидуалистической клановой идентичности формируется новая, стадная идентификация, в которой чувство идентичности основывается на чувстве неоспоримой принадлежности к толпе. То, что эти единообразие и, конформность часто не распознаются как таковые и маскируются иллюзией индивидуальности, не меняет дела. Проблема чувства идентичности не является, как обычно это считают, чисто философской проблемой, или проблемой, касающейся только нашего сознания и мышления. Потребность ощущать свою идентичность вырастает из самих условий человеческого существования, это источник наиболее сильных стремлений. Так как я не могу оставаться психически здоровым, не имея чувства «я», мною движет стремление сделать едва ли не все, что угодно, чтобы обрести это чувство. За интенсивной страстью к обретению статуса и конформностью стоит эта же потребность, и она порой сильнее, чем потребность в физическом выживании. Что может быть очевиднее того факта, что люди готовы рисковать своей жизнью, отказываться от любви, отказываться от свободы, жертвовать своими собственными мыслями ради того, чтобы быть «в стаде», ради конформного уподобления и обретения, таким образом, чувства идентичности, пусть даже иллюзорного.

Под равенством имеется в виду равенство автоматов, человеческих существ, потерявших свою индивидуальность. Сегодня равенство означает одинаковость, а не единство.

Если качества, которые может предложить человек, не пользуются спросом, то у него нет вообще никаких качеств; точно так же товар, который нельзя продать, ничего не стоит, хотя и обладает потребительской стоимостью. Таким образом, уверенность в себе, «чувство собственного достоинства» превращаются лишь в отражение того, что думают о человеке другие. У него нет никакой уверенности в собственной ценности, не зависящей от его популярности и рыночного успеха. Если на него есть спрос, то он считает себя «кем-то»; если же он не популярен, он и в собственных глазах попросту никто.

Современный человек – это реалист, придумавший отдельное слово для каждого типа автомобиля, но лишь одно слово «любовь», чтобы выразить самые разнообразные душевные переживания.

Автоматы не могут любить; они могут обменивать свои «личные пакеты» и надеяться на удачную сделку.

Человеческое счастье сегодня состоит в том, чтобы развлекаться. Развлекаться это значит — получать удовольствие от употребления и потребления товаров, зрелищ, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин — все потребляется, поглощается. Мир это один большой предмет нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь; мы — сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся — и вечно разочарованные.

На самом деле люди хотят приспособиться в гораздо большей степени, чем они вынуждены приспосабливаться.

Человек нуждается в драматизме жизни и переживаниях; и если на высшем уровне своих достижений он не находит удовлетворения, то сам создает себе драму разрушения.

«Конфликты» большинства людей – это в действительности лишь попытки избежать настоящих конфликтов.

Подобно тому, как первобытный человек был беспомощен перед силами природы, современный человек беспомощен перед общественными и экономическими силами, которые он сам и породил.

Человек является автоматом – хорошо накормленным, хорошо одетым, но без какого-либо высшего интереса к своим характерным человеческим качествам и функциям.

Человек с авторитарным характером чувствует себя сильным, когда имеет возможность подчиняться и быть частицей власти, которая им возвеличивается и обожествляется (чему до некоторой степени способствует реальное положение вещей), и когда в то же время он самоутверждается, постоянно контактируя с подчиненными. Это состояние садо-мазохистского симбиоза дает ему чувство силы и чувство идентичности. Будучи частью чего-то «большего» (чем бы это ни было), такой человек сам становится величиной; если его оставить в одиночестве, сам по себе он не значит ничего. Именно по этой причине угроза авторитету и угроза авторитарной системе означает для авторитарной личности угрозу ей самой, ее психике. Следовательно, она оказывается вынужденной бороться против угрозы авторитаризму, как она боролась бы за свою жизнь или свое душевное здоровье.

Наше общество — это общество хронически несчастных людей, мучимых одиночеством и страхами, зависимых, униженных, склонных к разрушению и испытывающих радость уже от того, что им удалось «убить время», которое они постоянно пытаются сэкономить.

Кто любит мертвое, неизбежно любит и силу.

Человеческая жизнь не может «проживаться» по образцу, заданному родом: человек должен жить сам. Человек — единственное животное, которое может скучать, быть недовольным, чувствовать себя изгнанным из рая. Человек — единственное животное, для которого собственное существование составляет проблему, которую он должен разрешить и которой он не может избежать. Он не может вернуться к дочеловеческому состоянию гармонии с природой; он должен продолжать развивать свой разум, пока не станет хозяином природы и хозяином самому себе.

Приспосабливаясь к ожиданиям окружающих, стараясь не отличаться от них, человек может приглушить свои сомнения по поводу собственной сущности и приобрести уверенность. Однако цена за это высока: отказ от своей спонтанности, индивидуальности и свободы. Психологический робот живет лишь биологически, эмоционально он мертв; он двигается, как живой, но тем временем жизнь его, словно песок, уходит сквозь пальцы. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно цепляется за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей рекомендации для чего бы то ни было, чем слова «это что-то особенное». Нам сообщают имя железнодорожного кассира, у которого мы покупаем билет; сумки, игральные карты и портативные приемники «персонализованы» инициалами их владельцев. Все это свидетельствует о жажде «особенного», но это, пожалуй, последние остатки индивидуальности. Современный человек изголодался по жизни, но поскольку он робот, жизнь не может означать для него спонтанную деятельность, поэтому он довольствуется любыми суррогатами возбуждения: пьянством, спортом или переживанием чужих и вымышленных страстей на экране.

Способ подавления самостоятельного мышления состоит в том, что всякая истина считается относительной.

Есть ли в нашей культуре тотемизм? Да, есть, и он очень широко распространен, хотя люди, страдающие от него, обычно не считают необходимым обращаться к помощи психиатра. Человек, исключительно преданный государству или политической партии, для которого единственным критерием ценности и истины служат их интересы, для которого флаг, как символ группы, является священным объектом, исповедует религию клана и культ тотема, даже если ему самому все это кажется вполне рациональной системой (в рациональность своего поведения верят, разумеется, приверженцы любой примитивной религии).