До встречи там, дружище...
Всегда, когда это решение зависело от меня, я был категорически против заведения домашних животных. Именно поэтому, хотя впервые я почувствовал это именно сегодня. И от того, что я ничего не решал, мне не легче. Другое дело, что случается так, что решаешь не только ты. Решить может - брат, мама, жена, ребенок, в конце концов.
Ему всю жизнь не везло. Он родился уже с травмой. Потом болел чумкой, его отчаянно лечили, отчаянно и со слезами на глазах. Я не знал его ДО этого, но я столько времени провел с ним после... Не знаю, то ли родился он таким, то ли стал по обстоятельствам. Так ли это важно?
Он был добрый и ласковый. Его преданность и понятливость скорее сродни породистой собаке, чем беспородному коту. Среди его мяу отчетливо выделялось «мама», когда он именно это имел ввиду. Ни разу он не был агрессивным. В случае каких-то споров со своим братом Бандерасом, как правило уступал ему. Уступал просто по доброте, хотя весил вдвое больше, и мог легко надавать пендалей троим таким наглецам. Он просто не хотел.
Он был совсем молодой. По человеческим меркам - ну лет тридцать пять может... Молодой, толстый и красивый. Ласковый и понятливый. Всегда хотел общения, но никогда не преступал границы - удивительно просто, как кот может тонко чувствовать то, что людям-то до старости лет в голову не вобьешь. Он иногда приходил ночью и сидел на ковре. И если (и только если) я просыпался и не мог заснуть, он прыгал ко мне, укладывался на спинку дивана и мурлыкал. Потом, видимо, когда я уже заснул, выбирал место в ногах, не занятое мной, и мурлыкал там до утра. И даже если я от кошмара какого пнул его - не обижался. Приходил и терся об лицо - мол, чего ты, все нормально.
Он был ДОБРЫЙ. Я не знаю, как это сказать. Иисус таким добрым не был, как этот беспородный кот.
А потом вот так. Рак печени, метастазы. Ничего не сделать. Шла речь о какой-то возможной операции, в случае таких-то благоприятных обстоятельств предварительного лечения, если куда надо обратиться... Нет, ребята. Чудес не бывает. Он умер.
Он почти не жаловался. Только приходил, пока мог, погладиться. И радовался, когда приходили к нему. Последнее, что он пытался сделать (но так и не смог) - вылезти из люльки и погладиться, попрощаться еще раз.
Он не плакал, не мяукал. Он не жаловался. Он просто хотел до последнего мига жизни отдать свою любовь и преданность. Это вот смешное и вроде бы бесхарактерное существо. Людям бы у него поучиться...
Я не прощался с ним. Я не ездил его хоронить. Я даже не взглянул на то, что вот еще вчера было им. Не смог. Сидел и плакал просто. Да и сейчас, в общем-то...
Может быть, я злой, и плохую вещь сейчас скажу. Но в моей жизни очень мало людей, чья смерть вызвала бы во мне такое же потрясение. Пальцев хватит. Да и то - большая честь для этих людей, сравнивать их с Кляксой.