Денис нетерпеливо посмотрел на часы:
– Люсь, ну сколько можно?! Договорились же в десять выйти!
Из-за полуоткрытой двери ванной комнаты высунулась на мгновение взлохмаченная, рыжеволосая, и до невозможности прелестная голова жены.
– Три минуты, честное пионерское! Ну не могу же я нечёсаная пойти, что обо мне друзья твои подумают?
Люда смотрела в зеркало и мысленно представляла себе первую встречу с братишками Дэна. Слово-то какое – «братишка». Как дети, ей-богу! Её умиляло это мальчишество, так не подходящее к образу сурового разведчика старшего сержанта Дениса Старостина.
На свадьбе никого из братишек не было. Да и свадьбы-то как таковой не было – приехал на неделю с войны, расписались следующим же днём, благо в ЗАГСе навстречу пошли. И укатил обратно.
Это самое «обратно» тянуло из неё жилы вот уже полгода как. Ещё недавно смешливая компанейская студентка-пятикурсница, Люся теперь почти перестала спать, под глазами залегли тёмные круги. Она опрометью мчалась к телику в начале каждого часа и неотрывно отслеживала все новостные выпуски про ситуацию на передовой. Научилась разбираться в видах полевой артиллерии, беспилотниках, с точностью до метра знала на сколько за последние сутки сдвинулась линия фронта. Жадно впитывала информацию, которая будущей выпускнице филфака вряд ли в жизни пригодится. Когда наши начали отходить на харьковском направлении и в телеграм-каналах появились первые сообщения о потерях, она совсем не своя стала. Там, под Харьковом был Дэн. Он не звонил из командировки, ни разу за четыре месяца. Впрочем, она и не ждала, это было обговорено ещё до отъезда. Его разведвзвод из-за ленты практически не выходил, и любая попытка воспользоваться мобильником могла оказаться фатальной – украинские рэровцы свой хлеб тоже кушали не зазря.
Один раз только, в начале августа, позвонил из Белгорода какой-то парнишка с приветом от суженого. Рассказал, что взвод Дэна выводил их из окружения. Его самого слегка зацепило осколком и, перед отправкой в госпиталь, Денис ему прямо поверх забинтованной ноги медицинским маркером номер Люды написал. Очень просил дозвониться, успокоить. Она не отпускала парня минут двадцать, выспрашивала каждую мелочь. Какой голос был у мужа, не ранен ли, что, дословно, говорил… Мальчишка на том конце провода смущённо бормотал оправдания. Да и в самом деле – что он мог запомнить за пару минут знакомства?
Лето закончилось, начался учебный год. Однажды, в сентябре, прямо во время лекции по итальянской литературе эпохи Ренессанса, в аудиторию зашёл замдекана и попросил её выйти в коридор. Ничего не понимая, она шагнула за дверь и споткнулась взглядом о невысокую женскую фигуру у стены. Мама Дениса! Люся резко, судорожно вдохнула, чувствуя, что тонет, что вот ещё немного и кислород в лёгких закончится, сердце остановится и не будет больше никакой Люси. И не надо, зачем теперь, если… Наталья Сергеевна бросилась к ней, подхватила за талию, усадила прямо на пол.
– Людочка, прости, милая! Живой он, живой! Ранен, в госпитале, в Старом Осколе, сегодня в ночь на Москву повезут. Операция будет, но ведь живой же!
Ранен…Стыдно сказать, но в этот момент Люся даже испытала какое-то облегчение. Её любимый Уайльд утверждал, со всеми на то основаниями, что нет ничего тягостней мучительной неизвестности. И если раньше ей приходилось собирать по крупицам информацию, что-то додумывать, одёргивать себя всякий раз, когда воображение рисовало страшные картины того, что могло произойти с мужем, то теперь всё стало предельно просто. Нужно просто быть рядом, просто ловить каждое слово, просто молиться. Хотя вот с последним поначалу было совсем даже не просто. Выросшая в семье технической интеллигенции (папа авиакоструктор, мама – доктор биологических наук) молиться она не умела и к верующим относилась чуть свысока. А как Дэн уехал, недели не прошло – побежала в церковь.
И вот, по прошествии без малого двух месяцев тяжелейшего лечения и реабилитации, муж стоит в прихожей и, совсем как раньше, ворчит, что она долго собирается. Господи, хорошо-то как… Ладно, хватит сантиментов, не хватало только чтобы тушь потекла. Люся ещё раз прошлась расчёской по волосам и улыбнулась своему отражению.
– Люда!
– Да всё, не психуй, я закончила. Вот ведь зануда какой! – она предстала перед глазами мужа и с удовольствием отметила, как у того глаза на лоб полезли от увиденного.
– Какая же ты у меня…
– Слюни подбери, Ромео! – она коротко чмокнула его в губы. – Поехали уже к твоим пацанам, опоздаем.
***
Если раньше о сослуживцах Денис практически ничего не рассказывал, то теперь будто плотину прорвало. Всё время пока толкались в пробке до вокзала, потом полтора часа в электричке, немногословный обычно муж взахлёб сыпал фактами из их общей армейской биографии.
По всему выходило, что именно Дэн и сотоварищи являлись основной движущей силой ликвидации неонацизма на освобождённых и пока ещё не освобождённых территориях.
Он вспоминал как всего полтора года назад, когда только перевёлся служить в недавно сформированный сводный батальон в Ростове, ему предложили возглавить отделение разведвзвода. КМС по стендовой стрельбе, с детства с отцом на охоте, конечно, он согласился. «Летучие мыши», зелёные береты, романтика. В целом, не разочаровался. Ребятки в отделении подобрались интересные.
К примеру, мехвод Юра Буслаев, позывной и погремуха – «Дизель». Больной на всю белобрысую голову фанат техники и всех «Форсажей» с Вином Дизелем. Оттуда и прозвище. Про него шутили, что он неполную сборку-разборку своей «восьмидесятки» (БТР-80) выполняет по нормативам для АК. А может и не шутили. Был бы жив Маяковский – написал бы про Юру поэму «Человек и БТР».
– Или вот ещё Федя Захарчук, для своих – Захар. Крымчанин из Гурзуфа. По рождению украинец, с виду татарин, по сути – самый русский из всех, кого я знаю. Высоченный, под метр девяносто, таких вообще-то в разведчики не берут обычно. Смуглый, худющий, жилистый, а силищи – как у тяжеловоза! «Печенег» с полным БК ему – что зубочистка. Раз, на спор с армейцами, «Шишигу» на тросе двадцать метров протащил, ночник нам во взвод выиграл.
Люда половину слов не понимала, но видя, как увлечённо муж рассказывает, слушала не перебивая, улыбалась только.
Эти двое, да ещё снайпер Славик Сенчихин (Сеня), были, судя по сбивчивому монологу Дениса, самыми близкими его друзьями в отделении. Несмотря на то, что история этой дружбы насчитывала всего-то чуть больше года.
– Славка вообще персонаж интересный. В разведку решил идти, когда ему и семи лет не было, – увлечённо продолжал вещать благоверный. – Читал тогда запоем книжки про Дикий Запад, судьбу проклинал, что не довелось индейцем родиться. А кто у нас сегодня индейцы? Правильно! Разведчики и спецназ! Решение было принято, но в спецназ первоклашек не берут почему-то. Так что для начала записался Славик в турсекцию, в лес ходить начал, в горы. Сначала с группой, а как понял, что к чему – в одиночку стал. Так ему было комфортнее.
Выучился из лука стрелять, побеждал даже на соревнованиях каких-то, но его вся эта мишура не особо интересовала. Дождался восемнадцати лет и ушёл на срочку, несмотря на золотую школьную медаль и мольбы родителей. Через три месяца заключил контракт и закономерно попал снайперить в разведку. За него там чуть командиры взводов не передрались, решая к кому пойдёт.
- Мы по первой почти и не общались. Он исполнительный, не болтливый. Не спросишь – слова лишнего не скажет. А как-то готовимся к выходу, под Изюмом дело было. Сижу рожки набиваю, Захар пулемётную ленту укладывает, Дизель фары бэтэру ветошью натирает. А Сеня привалился к дереву, достал зеркальце карманное и какую-то маленькую прямоугольную коробочку. Палец в неё макает и вертикальные полосы у себя на щеках чертит. Первая, вторая, третья…. Смотрю – на лице будто пятерня пальцами вверх отпечаталась. Дизель сначала косился недоумённо на этот перфоманс, потом не выдержал:
– Слышь, Чингачгук! Ты там, часом, флягой не прохудился? Или хочешь хлопчиков ихних рассмешить, чтоб сами в плен попросились?
– Чингачгук, если верить Куперу, был могиканином, – спокойно пояснил Сеня, продолжая наносить макияж. – Могикане относятся к алгонкинской группе племён, в отличии от команчей, чью боевую раскраску ты сейчас наблюдаешь своими необразованными глазами. Отпечаток ладони поверх лица значит, что воин невидим в бою и хорош в рукопашной схватке.
– А ты хочешь проверить? - Сеня привстал, смотрел исподлобья.
Последовала напряжённая пауза, прерванная общим хохотом. Причём Юра со Славой ржали чуть не громче всех. Потому что у нас, между своими, драк не было и быть не могло. Как драться с человеком, а потом с ним же за «ленту» идти?
Стали расспрашивать. Про индейцев всем было интересно. Правду всё же говорят, любой мужчина – до старости мальчик. Сеня, из которого обычно клещами слова не вытянешь, поймав любимую тему стал невероятно словоохотлив. Вывалил на нас море информации о своих любимых краснокожих. О том, как они с лёгкостью читали следы месячной давности, как придумали способ разводить совершенно бездымный костёр, как часами могли прятаться в двух шагах от противника под водой, дыша через надломленный стебель камыша.
Оказалось, что именно индейцы изобрели много всяких приблуд и хитростей, которыми мы до сих пор пользуемся, начиная с трекинговых палок и водонепроницаемых дождевиков и заканчивая походными аптечками и хинином...
В общем, на задачу все уходили уже с раскрашенными лицами. И правильно. Когда ж ещё в индейцев играть если не на войне?
– С тех пор у нас так и повелось, что второе, наше то бишь, отделение разведвзвода – «команчи». Денис рассеяно забарабанил пальцами по стеклу вагонной двери. Их остановка была следующей, и Люся с мужем вышли в тамбур. Дэн продолжал:
– Остальные поначалу пальцем у виска крутили, шептались, что пора, мол, парней менять, пока они скальпы коллекционировать не начали. Но время шло, мы со всех задач возвращались с результатом и в полном составе. Сеня потихоньку нас учил всему, что знал. До остального сами доходили. Постепенно вокруг нас появился такой, знаешь, таинственный флёр, – он улыбнулся уголками губ.
– В соседних подразделениях стали пересказывать небылицы про «команчей», многие из которых мы, правду сказать, сами же и распространяли. А Славик даже эмблему нам нарисовал – голову индейца, у которого чёрная боевая раскраска была нанесена на глаза как маска, в виде расправившей крылья летучей мыши. Такой вот символизм. Рисунок с оказией уехал на Белгородчину, а через полторы недели вернулся в виде десяти вышитых шевронов – по числу бойцов в отделении.
Поезд остановился.
– Наша, идём.
***
Пара шагнула на небольшой безлюдный перрон. Было видно, что электрички останавливаются здесь в лучшем случае через одну, отсутствовала даже табличка с названием станции. Они прошли до конца платформы и спустились с неё к крохотному пятачку – вездесущий «Магнит» и пара ларьков. Слева от них, в нагретой солнцем «четвёрке», дремал таксист.
– Подожди, я сейчас.
Дэн подошёл к машине и, постучав ладонью по крыше, о чём-то спросил зевающего водилу. Люда увидела, как тот поднял глаза на мужа, смерил его посерьёзневшим взглядом и приглашающе кивнул – садитесь.
В машине молчали. За окном мелькали ухоженные деревеньки без названия, вилась вдоль дороги река, солнышко припекало. Дэн был рядом и всё было хорошо. Люся клевала носом и жмурилась от удовольствия как кошка. «Едем к его друзьям знакомиться, впереди месяц отпуска, через полторы недели на море…». Положила голову мужу на плечо и уснула. Проснулась от того, что прекратился мерный гул двигателя. Машина остановилась.
Денис вылез из салона, помог выйти ей и протянул водителю тысячу.
– Не надо, убери. У меня самого племяш там. Я вас подожду, обратно же поедете?
Дэн благодарно кивнул ему, повернулся и медленно побрёл к высокой бетонной арке, возвышающейся невдалеке.
Девушка озадаченно помотала головой. Какой племяш? Где «там»? В смысле «не надо денег»? Она вопросительно посмотрела на закурившего таксиста, перевела взгляд на удаляющегося мужа, потом на арку.
Под венчающей её большой красной звездой глянцево поблёскивали свежевыкрашенные чёрные буквы. «Военное мемориальное кладбище», ошеломлённо прочла Люда.
За ней, сколько видно было взгляду, щерился частокол деревянных крестов. Все новые, недавно вкопанные. Разноцветные, крикливо-яркие похоронные венки, прислонённые к ним, смотрелись как-то неуместно. Вообще во всей этой картине было что-то неправильное. Люся поёжилась и ускорила шаг, догоняя Дениса.
Сгорбленная фигура мужа со спины казалось ей по-детски беззащитной. Вот он остановился у одного из крестов. От тени кладбищенской ограды отделились двое, подошли к нему, молча встали рядом. Один – долговязый, дочерна загоревший, с рукой на перевязи. Второй – блондинистый, широкоскулый, в камуфляжных штанах и куртке с закатанными рукавами.
Люда застыла в паре шагов за их спинами, не решаясь встать ближе.
– Здорово, пацаны. – нарушил молчание Дэн, не глядя на друзей. – Спасибо, что приехали.
Обнялись, ещё помолчали. Денис, наконец, поднял глаза и глухо сказал, глядя на фотографию в траурной чёрной рамке, прислонённую к кресту:
– Привет, Сеня. Прости, что на похороны не смогли. Мы с Захаром последние два месяца всё по госпиталям, а Юрку командир не отпустил. У них там такая жара пошла… Как говорится, спасибо, что живой.
Дизель, о котором шла речь, подтверждающе кивнул. Денис продолжал, обращаясь теперь уже к друзьям, стоявшим рядом:
– Вы когда меня в «Тигр» поволокли, я ж ещё в сознании был. Славку за рукав держал. Он всё порывался в хату вернуться, вывести этих… Потом не помню ничего, отъехал. А ведь это они нас всушникам слили, некому больше. Получается – враги. Врагов спасал, а себя не спас.
***
Два месяца назад, в самый разгар лета, ребята возвращались с очередной задачи и решили заглянуть на знакомый хуторок. Давно уже по нему сигналы были от соседей, мол, хозяин там всё никак не определится с патриотической позицией. Лавирует между «долгожданными русскими освободителями» и «вiдважними украiнськими захисниками».
Красномордый дебелый мужик лет пятидесяти, обитавший на хуторе с женой и тёщей, занимался разведением домашней птицы. Основательный двухэтажный дом на отшибе, крепкая сварная ограда, хозпостройки.
Зашли вежливо, ноги у порога вытерли. Попросили водички попить и осмотреться. Хозяин радушно улыбался, всё показывал. Дом, чердак, подвал, сараи все открыл. Закончили осмотр – предложил отобедать, чем бог послал. Пока хлебали окрошку на квасе, горячо уверял ребят, что уж кто-кто, а он-то всегда ощущал себя истинно русским человеком. Даже что-то из Тютчева цитировал, гэкая безбожно.
В какой-то момент у него зазвонил телефон. Кинув быстрый взгляд на бойцов, хозяин сбросил вызов, извинился и вышел во двор. Вернулся через пару минут и был нарочито весел, с шутками-прибаутками уговаривал разведчиков остаться на чай, или чего покрепче. Парни отказались, поблагодарили за гостеприимство и двинули к выходу.
Первым шёл Дэн, он же и принял на себя большую часть осколков. Мина рванула метрах в десяти от входа, взрывной волной выбив все стёкла с этой стороны дома. Денис упал навзничь. Шедшие сзади Захар с Дизелем подхватили его под руки и, пригнувшись, потащили к стоящему у ворот «Тигру». Сеня, на ходу сорвав с груди аптечку, зубами вскрыл перевязочный пакет и, как только парни укрыли командира за бронированным корпусом машины, сразу же начал делать тампонаду. Кровь из развороченного осколком плеча лилась алая, тёмная, густая. Камуфляж мгновенно намок, Дэн начал бледнеть, глаза закатились под полуприкрытые подрагивающие веки.
– Кровопотеря большая, надо валить быстрей, иначе не довезём! – прорычал Захар. Подхватив перевязанного сержанта подмышки, они с Дизелем скрипя зубами от напряжения, затащили его через задние двери внутрь «Тигра» и уложили на пол.
В этот момент второй взрыв громыхнул прямо за их спинами. Мина пробила крышу дома в том месте, где еще пару минут назад они сидели за столом. Изнутри раздался пронзительный женский крик, похожий на свист закипающего чайника.
– Убили-и-и-и-и!....
Сеня сунул автомат опешившему Захару и метнулся в дверной проём, откуда уже тянулись навстречу ему языки разгорающегося пожара. Пару мгновений спустя он выскочил наружу с женой хозяина на руках. Та билась в истерическом припадке, вырывалась и царапала ему лицо.
– Убили-и-и-и-и...
Сенчихин передал её Дизелю и повернулся к дышащему жаром дому. Захар попытался удержать его:
– Стой, дурак! Он же сам их навёл! Хочешь сдохнуть из-за этой мрази бандеровской?!
Сеня стряхнул его руку и коротко бросил через плечо:
– Хозяин уже двести. Там мать его в комнате осталась.
Он нырнул в дом. И в это же мгновение очередной взрыв сложил крепкие кирпичные стены так, будто они были сделаны из фанеры.
***
Федя Захарчук достал из кармана плоскую флягу. Открутил крышку, пригубил, передал Денису, тот – Юрке. Когда фляга вернулась к Захару он закрыл её и поставил рядом с фотографией. Отошёл на два шага, постоял немного и, молча повернувшись пошёл к выходу с кладбища. Двое друзей последовали за ним.
Люся смотрела им вслед и беззвучно плакала. «Мальчишки, совсем ведь мальчишки! Потекла всё-таки тушь… Ну и ладно». Она бросила последний взгляд на фото, с которого смотрел на неё с задумчивым прищуром курносый, очень серьёзный парень лет двадцати. И вдруг заметила рядом с фляжкой что-то круглое, размером с пачку сигарет. Девушка подошла поближе.
На не успевшей высохнуть после вчерашнего дождя земле лежал вышитый шеврон с лицом индейца и надписью полукругом – «команчи».