Как брат остался без пальца
Было это зимой 1987-го года. Братья ходили в детский сад, а я соответственно в школу в 4-й класс. Вернувшись вечером из бассейна, я обнаружил дома непонятную суету. Мать с отцом о чём-то тревожно совещались, подбегали к одному из заплаканных братьев и успокаивали его. В случившееся меня никто не посвящал, но из обрывков подслушанных телефонных разговоров матери с подругами и переговоров матери с бабушкой, я понял, что у брата что-то случилось с пальцем, хотя с виду у него было всё как обычно, и он даже вскоре перестал плакать и играл как ни в чём ни бывало. В дальнейшем прояснились детали произошедшего: дети днём играли во дворе детского сада и подняли тяжёлую крышку какого-то ящика. Затем дружно отпустили её, а брат не успел убрать руку. На первый взгляд ничего ужасного не произошло, но вскоре стало ясно что безымянный палец на правой руке брата не двигается. Тут впервые прозвучали слова «больница», «операция», «милиция», «суд». Из опять-таки подслушанных разговоров стало понятно, что воспитательница не уследила за детьми, и они полезли в этот злосчастный ящик. Что дальше произошло с воспитательницей точно не могу сказать, но явно ничего хорошего, хотя вина руководства садика также присутствует, ведь этот ящик не с луны свалился, и закрыть на замок его забыла не сама воспитательница.
Родители всё чаще и чаше говорили фразу «Филатовская больница». Мол, там хорошие врачи и они обязательно помогут. И что без операции уже не обойтись.
Близился час Х – час операции на пальце. В один из дней утром отец сказал мне, что я еду вместе с ним отвозить брата в больницу. Мать напутствовала меня отвлекать брата от плохих мыслей и постараться развеселить его. Приехав в больницу, мы поднялись по лестнице в огромный светлый холл, из которого вдаль уходил длиннющий коридор, и стали ждать врача. Я развлекал брата как мог, и даже сумел убедить его, что мы приехали в центр по подготовке космонавтов, и ему надо тут будет пожить несколько дней, чтобы лучше подготовиться к полёту в космос. И что сейчас придёт очень важный космонавт и заберёт его для тренировок. Брат с нетерпением ждал «руководителя центра полётов», хихикал и задавал мне наводящие вопросы. Вскоре из коридора появился врач, только почему-то он был не в привычном белом халате, а в синей робе и синем же колпаке. Брат обрадовался и пошёл ему на встречу. Врач взял его за руку, сказал отцу что дальше нам идти нельзя, и что он уводит брата. И тут произошло нечто такое, что впечаталось мне в память настолько прочно, что я до сих пор вижу перед собой картину тех минут, как будто она произошла мгновение назад. Произошедшее настолько поразило меня своей абсурдностью и нелогичностью, что я даже своим 10-летним мозгом тогда понимал, что так делать было ни в коем случае нельзя.
Итак, брат за руку с врачом уже готов был уйти по длинному коридору в глубину больницы, а отцу оставалось только улыбнуться и пожелать брату скорейшего возвращения, как эта больная тварь начала рыдать, словно малолетняя школьница после нагоняя. Брат смотрел на отца круглыми от непонимания глазами, а затем, осознав, что его сейчас уведёт куда-то в неизвестность незнакомый дядя, завопил и начал вырываться из рук врача. А папа, глядя на это, стоит на месте и горько плачет.
Что же он делает… Я ведь уже убедил брата, что ничего страшного не будет, и оставалось только спокойно проводить его, а теперь… Отец, видя, как визжит и вырывается брат, взвыл раненым зверем, и слёзы ещё больше полились из его раскрасневшихся глаз. Брат же в свою очередь окончательно и бесповоротно убедился, что его уводят в пыточную камеру, где будут изощрённо издеваться, бить и прищемлять пальцы, и что его уже никто и никогда не спасёт, ведь даже папа осознаёт весь ужас будущих мучений брата, от чего ревёт и воет, чего он раньше никогда не делал.
Брат бился в конвульсиях, силясь вырваться из рук доктора и визжал, захлёбываясь от ужаса предстоящей неминуемой смерти в адских мучениях. Врач, поняв, что разыгрываемый на его глазах дьявольский спектакль, давно вышел за рамки разумного, прикрикнул «ну всё, хватит», резко дёрнул брата за руку и быстрым шагом поспешил ретироваться.
Отец ещё долго стоял и вглядывался в тёмный зев коридора, всхлипывая, утирая слёзы, и прислушиваясь к затихающим душераздирающим визгам своего сынульки.
На обратном пути отец не проронил ни слова, лишь иногда злобно огрызался на меня, если я делал что-то не так, как ему хотелось. Я чувствовал себя глубоко виноватым в произошедшем, ведь папа плачет и очень зол на меня, значит я опять что-то сделал неправильно.
Через неделю брат вернулся из больницы. Я сразу заметил несколько изменений в его поведении. Вместо плача он начал истерично визжать, и делал это теперь по малейшему поводу. Кроме того, он начал говорить несколько новых слов и фраз. Частенько он подходил ко мне и другом брату с вопросом «а ты кушал хуй на ужин»? За столом на котлеты он стал говорить «тухлая тушёнка», хотя ранее никогда не знал таких слов.
В течение последующих месяцев брат постепенно перестал визжать и вернулся к привычному для себя плачу, а также забыл все матерные фразы. Палец так и не заработал, т.к. не удалось срастить сухожилия даже после повторной операции. По всей видимости этот случай в дальнейшем повлиял на формирования его характера и последующую жестокость. В дальнейшем этот брат решил «заказать» меня и своего же горячо любящего отца.