Тень атома.⁠⁠

Личное распоряжение императора. Найти и доставить живым.

«Это всего лишь просьба, выполнив которую, Вы окажете невероятную честь нашей стране». Черта лысого! Слухи обо мне ползут гораздо быстрее, чем я успеваю от них бежать.

«Вы знаете слишком много. Имена. Факты. Вы видели его»

Видел. Дуло автомата отвратно пахло железом, в комнате на окраине Берлина было почти темно - пара свечей лишь едко коптила воздух, не проходивший через заколоченные окна. Четыре офицера SS ждали от меня чуда, а я видел пыльного старикашку с дыркой в башке. Мы бы чудно поболтали и больше, чем 30 минут, на протяжении которых офицеры сверлили меня взглядами. Я не обещал, что они увидят духа. Я не обещал шоу с разбитыми тарелками и трясущимися люстрами. Я обещал вызвать дух Адольфа Гитлера через полгода после его смерти и я, и только я разговаривал с ним, хоть со стороны и казалось, что меня чрезвычайно увлекает беседа со старинным сервизом в кособоком серванте.

-Майерс, хватит морочить нам голову!

Душка-офицер, потрясая одновременно всеми тремя подбородками, резко встал, уперся руками в стол и навис надо мной, выдыхая мне в лицо смесь табака и перегара. Такие как он не бегали, истекая потом и дерьмом по полям сражений. Дай бог, если он вообще в своей поросячьей жизни держал в руках что-то тяжелее поясного револьвера. Вру, честно, вру. Сейчас эта туша сжимала в своих лапах нечто ценное для меня на эту секунду – мою жизнь.

-Поздравляю, вы прервали сеанс.

Дядюшка Адольф не погладил бы тебя по голове, полковник Финке. Ты, жирный ублюдок, продаешь последние известные тебе факты о фюрере в обмен на свою жизнь. А я, трусливый ублюдок, продаю их тебе в обмен на свою.

-Имена, Ганс, факты. И если они окажутся выдумкой, а ты полным психом, то мы найдем тебя и вывернем наизнанку. В буквальном смысле.

Славно. Вы, четверо боровов, трясетесь каждую ночь, боясь, что для вас так и не наступит утро, нанимаете медиума для того, чтобы вам было чем откупиться от палачей, и это я оказываюсь сумасшедшим?

У меня даже хватило бы наглости попросить денег, если бы я не знал, что у прославленных чинов SS сейчас ни копейки наличности в карманах. Но старые связи решают многое, и меня вышвырнули из страны с пакетом новых документов в благодарность за полученную информацию. «За тобой тоже придут и это лишь вопрос времени». Ночью после сеанса они были готовы выбросить меня в канаву, а уже через неделю я был передан из рук в руки как самый дорогой груз. Все результаты моей работы оказались чистой правдой, а животный страх перед тем, кто говорит с мёртвыми, победил человеческую жадность.

-Вы пересечёте границу округа Широяма в одиночку на выданном вам автомобиле. Всё, что вы почувствуете и услышите, необходимо будет записать в блокнот. Мы не ручаемся за корректную работу техники в этой местности.

А я не ручаюсь за корректную работу своей головы. Вы вытащили меня из моей норы, ткнули носом в моё прошлое и поставили перед фактом того, какую невероятную честь окажет вам моё путешествие по Нагасаки.

После «реабилитации» в Европе, примеряя на себя новую личность, я изящно расправлялся с воспоминаниями о войне. Я пил. Страдал, вызывая дикую жалость у хозяйки снимаемой мною квартиры. Хозяйка была фармацевтом и щедро отпускала мне успокоительные без рецепта. Иногда мне казалось, что моё настоящее имя и звание написаны прямо у меня на лбу, а седая хозяйка лишь горестно вздыхает, обнаруживая моё всё еще дышащее тело где-то на полу.

Я пробовал слезть с успокоительных и выпрыгнуть из бутылки. Через 10 часов бодрствования ко мне пришли муж и сын хозяйки квартиры. Пришли и легли прямо в мою постель. Я закрывал глаза, задерживая дыхание как только мог, но запах гнилого мяса проникал прямо под кожу. Мертвецы хрипло дышали, а всё моё тело ниже шеи было парализовано, не давая возможности сбежать. У сына сквозь пробитое горло свистел воздух, но это не показалось мне забавным даже на следующее утро.

Какого черта вообще покойникам нужно дышать??

От почерневших лохмотьев военной формы пахло гарью и я вдыхал запахи крематория до самого рассвета. Ближе к утру сын начал плакать. В ответ на булькающие в его горле звуки, отец начал скулить. А я? Я всего лишь молился о возможности нажраться до потери памяти после того, как это всё кончится.

Больше я не совершал подобных глупостей. От общества живых людей меня избавляло затворничество, от общества мёртвых – алкоголь. Я не рад ни тем, ни другим, а единственный человек, которого я хочу видеть, больше никогда не придёт. Моя прекрасная Аврора покинула меня дважды. В возрасте двадцати трех лет после пожара, унесшего всю семью Кунц, и в мои неполные двадцать семь, сразу после моего ухода на фронт. «Ты не должен был». И ушла. От Ганса Майерса ушла даже мёртвая девушка, что только подтверждает всю ничтожность его персоны.

Я не пил месяц, оставил только снотворные, без которых не могу спать. И теперь, в самом своём неприглядном виде, я готов увидеть.

Развалины. Много развалин. Как будто бы я не воевал и не творил своими руками того же, что вижу. Или всё-таки не творил? От этого места веет ужасом и смертью. Было ли мне так жутко хоть раз на поле боя? Или адреналин отключал мозги так, что сейчас я даже не вспомню ни одного лица солдата, надетого на штык моей винтовки?

Теперь у трезвой версии меня есть время подумать, прогуливаясь по останкам Нагасаки. Ни единой души. Я говорил с самоубийцами, с жертвами несчастного случая, с умершими от болезни, да хоть от крысиного яда в чашке чая, но ведь ни разу не говорил с умершим от взрыва атомной бомбы. У многих, кто был ближе всего, не осталось даже тел. А вдруг после этого и души не остаётся?

Неужели Америка встряхнула не только этот свет, но и тот? Ну и засранцы!

Пинаю мелкие камешки, пытаясь настроиться хоть на какой-то рабочий лад. Дышать трудно, спертый воздух как будто почти не насыщен кислородом. Не пахнет ни болью, ни страхом. Делаю первую запись в блокноте, гласящую о том, что люди не успели ничего толком ни понять, ни почувствовать. Даже ведь испугаться не успели. А я видел смерти страшнее, я видел жизни пострашнее этого. Весь мир оплакивал этих людей, будучи в ужасе, а я стою посреди того места, где они встретили смерть, и решаю, достаточно ли они помучились. И почему меня только не зацепило на войне шальной пулей? И ни ведь разу не получилось у меня заснуть и не проснуться, сколько бы я этого не желал. А во время «охоты на ведьм» меня выдергивают из страны эти япошки, разворачивая обратно мой путь на эшафот.

Я уже одновременно и здесь, и там.

Мысль прозвучала слишком правдоподобно и мне это не понравилось. Еще больше мне не понравилось новое ощущение присутствия. Это что-то необычное. Злое. Даже злее меня в мои лучшие годы. Быстро черкнул «Кто-то есть». Оглянулся. Будто бы начало смеркаться, слишком рано для этого часа. С земли, прямо из обломков и грязи стали подниматься темные силуэты. Я был готов встретиться с искалеченными и обожженными мертвецами, потерявшими человеческий облик. Но ничего из этого было похоже на людей. Черные и бесформенные кляксы, наполненные злобой и отчаянием. Им не надо было говорить со мной, но я чувствовал – они ненавидят меня. Они знают, о чем я думал, шагая прямо по их останкам. И сейчас они идут за мной. Тёмная масса объединилась в один сплошной непрерывно движущийся ком. Я попятился и ком резко перестроился, образовав вокруг меня кольцо. Я ощутил жар сотен душ. Они не остыли даже спустя столько времени. Они всё еще горят, и теперь эта бесконечная агония передалась мне. Я падаю и тьма полностью поглощает меня. Неужели это конец?

Я никогда не узнаю, сколько времени языки адского пламени истязали меня. Но я знаю точно, что в один момент прямо с небес на землю снизошел ангел, развеяв едкий чёрный туман.

-Уходи, пока можешь.

-Аврора.

Тем, что осталось от обожженных губ я смог прошептать это имя. Её имя.

-Ты всё равно теперь умрешь. Пускай это случится хотя бы не здесь.

Я был обожжён, напуган и раздавлен, но я мог встать. Убежать. Уползти.

Я вообще по жизни занимаюсь чем-то другим кроме этого?

Мой прекрасный ангел не покидал меня все эти годы. А я был недостоин того, чтобы говорить с ним. И сейчас я недостоин этого больше, чем когда-либо. Но мне важно произнести это вслух.

-Я должен умереть… Здесь.

Я должен был вернуться вечером на той же машине с полным отчетом о том, что стало на том свете с жертвами взрыва атомной бомбы в Нагасаки. Утром меня начнут искать, проклиная всё на свете.

А я буду смотреть на свой обгоревший труп пустыми глазницами из черного силуэта.