Не досчитались⁠⁠

На очередном ухабе, Коля хотел было заорать во все горло: «Осторожней, не дрова везешь!» но в том-то и дело, что водитель вез дрова.

Трактор ревел и кашлял в вечерней тишине.

В кабине расположился Вовка Шипулин или просто Шипа, а в прицепе с теми самыми дровами, трясся и проклинал все на свете Николай Иванович Краснохвостов, как он сам любил представляться. О том, что в народе его называют Картонка, упоминать не любил.

Ехать было далеко. Даже очень далеко. А для трактора, так это вообще расстояние непреодолимое. Но как только Николай Иванович, он же Картонка, узнал, что его односельчанин едет домой, то тут же вызвался помочь в погрузке, за бесплатную доставку собственного тела. Причем к погрузке вызвался сам.

- Куда это тебе столько дров? – спросил Картонка, приглаживая взлохмаченные от работы волосы. – Миллионером стать норовишь?

- Готовь сани с лета, - пробасил Шипа и полез в кабину. – Хочешь, полезай ко мне? – предложил он Коле.

- Нет уж, - хитро улыбнулся тот. – Я себе там уже такое ложе сготовил, что ехать буду как царь. А у тебя и курить нельзя. И соляркой провоняешься как последний тракторист. Меня потом жена на порог не пустит. Лучше уж я в прицепе.

- Как знаешь, - только и сказал Шипа.

- А что это у тебя там под брезентом? – ради интереса спросил Картонка, так как сам уже давно заглянул туда.

- Там цемент и персики. – ответил Шипа, явно не желая разговаривать.

- Можно один в дороге съем?

- Ешь, - уже из кузова сказал Шипа. – Только сильно не налегай. Мне еще перед председателем за них отчитываться.

- Так ты что, даже не себе все это тащишь?

- Часть себе, часть людям. Зачем мне столько дров? У меня угля припасено пол сарая, - довольно улыбнулся Шипа, растягивая пухлые губы до ушей.

- Ну даешь… я бы никогда не вызвался на председателя горбатиться.

- Давай поговорим на привале. Ехать пора. Темнеет уже.

- Кстати, а что насчет ночевки? – не унимался Картонка, но Шипа сурово глянул на товарища и тот по взгляду понял, что пора бы ему замолчать и лезть в свое царское ложе.

- Ты там это, не забывай про меня на поворотах и ямах! - запрыгнув в прицеп, прокричал Картонка.

В центре прицепа он сделала себе что-то вроде лежака, выбрав самые ровные дрова и сложив их рядочком. Поверх дров кинул бушлат, а под голову положил сумку с пожитками.

По первой ехать было довольно неудобно. Трясло. Сложилось ощущение, что он чем-то насолил Шипе и тот пытается его проучить.

- Да чтоб тебя… Да что ж я тебе сделал? Ух сволочь… - на каждом скачке выражался Картонка.

Вся его импровизированная лежанка пришла в движение, а на одном из очередных скачков, его едва не привалило дровами.

- Чуть не сдох! – испугано выпалил он. Его рыжие волосы растрепались. На лбу выступил пот, а на штанах была замечена новая дырочка. – Карабкаться надо отсюда. – не на шутку испугался Картонка и аккуратно, проверяя устойчивость каждого бревна, пополз к спасительному брезенту.

Едва он добрался до цемента и персиков, как заметил, что забыл на своем царском ложе сумку с пожитками, но обратно ползти не решился. Бушлат прихватил и на том спасибо.

Развалившись на твердом и холодном цементе, он закурил, а потом сунул руку и нашарил спелый, волосатый персик.

Липкий сок, облепил руки и губы. Мелкие волоски впились в щеки и жутко чесались, но Картонка не обращал на это внимания. Он снова закурил и спокойно покачиваясь уставился в даль.

Мимо проплывали леса и поля. Грунтовая дорога, петляя, скрывалась за горизонтом, и Картонка знал, что до родного села Недурное, ехать еще очень недурно.

Трактор равномерно пыхтел впереди. И, каким-то образом, Картонка привык к этому гулу. А равномерная качка даже стала его убаюкивать. Все не так уж и плохо. Солнце коснулось горизонта и скоро должно окончательно провалиться.

Картонка уснул.

Проснулся он от того, что трактор резко затормозил. По крайней мере ему так показалось.

- Черт какой-то, а не водила, - еще не придя в себя, выругался Картонка

Шипа выпрыгнул из трактора и, встав на колесо, заглянул в прицеп.

- Ну, как тебе тут? – опять он злорадно растянул рот в улыбке.

- С этими проклятыми дровами ты еще и почки мои выгружать будешь, - пробурчал Картонка.

- Темнеет уже. Пора нам ночевку искать.

- Мне и здесь неплохо, - ответил Картонка, до сих пор не открыв глаза и даже не присев. Он лежал на спине с закрытыми глазами, скрестив руки на груди. – Есть у меня мысля одна. – таинственно сказала он, не желая продолжать без просьбы.

- И?..

- Если сделать небольшой крюк, то можно на постелях переночевать, а не ютиться в тракторе. – Он протер глаза и уселся на бушлат. – Живет у меня родственник один, тут в хуторе на пять дворов. Лишнюю десятку проедем, зато поспим нормально. Глядишь и накормит нас как следует. А то уже морда вся от персиков чешется.

- Надеюсь, ты цемент там не сожрал? – продолжая скалиться Шипа.

- Не боись. Не трогал.

- Если так все гладко, то прыгай в кузов и поехали к твоему родственничку.

Картонка недовольно пригладил взъерошенные волосы и так же медленно, без настроения, словно его заставляют, начал слазить с прицепа.

До хутора добрались быстро.

Все оказалось, точно так, как и сказал Картонка.

Пять домов, из которых два скорее всего брошенных.

В хутор въезжали уже в полутьме. Трактор щупал фарами одинокие дома и гулом своим разбудил всех собак.

- Давай к тому жмись, - направлял Картонка.

В домах не было света и складывалось ощущение, что здесь вообще никто не живет. Но в крайнем доме, куда подъезжал трактор, открылась дверь и человек вышел на крыльцо.

- А вот и Бармалей, - как ребенок обрадовался Картонка. Он даже вылез из окна и во все горло прокричал. – Здарова Бармалей. – затем закрыл дверь, обернулся к Шипе и спокойно продолжил. – Вообще-то его Дима зовут. Дядя Дима. Я тут свое детство провел. Эх…

На ходу он выскочил из трактора и побежал к дяде Диме.

Шипа видел, как они обнялись, а Картонка долго тряс руку дяди Димы.

Дом оказался простым. Но большего и не ждали.

Дядя Дима оказался здоровым мужиком лет пот пятьдесят. Его длинные, седые усы, сползали ниже подбородка как два каната. На голове паутинка редких волос, а голова посажена так, словно шеи и нет вовсе.

- Принеси нам что-нибудь пожрать, - пробасил он в дом, а сам направил гостей в баню. – Не будем Гале мешать спать, - прошептал он. – Она сегодня с поля только вернулась. Умоталась вся.

Картонка не замолкал ни на секунду. Он спрашивал про какие-то рыбные места, не заросли ли они. Про силки и про хижину в левом овраге. Шипа не вдавался в подробности, и ему было совсем не интересно, где находится этот самый левый овраг и чистые ли еще рыбацкие места.

Тетя Галя, полная, но довольно юркая женщина, быстро накрыла на стол, а сама, пожелав ребятам приятного аппетита, вышла.

Сидели они в предбаннике, расположившись на двух лавках. Еду разместили на переносном, дряхлом столике. Пока огонек в керосиновой лампе не разгорелся, было довольно темно. Но спустя минуту, глаза привыкли, а дядя Дима подбавил газку и плавающие тени запрыгали по копченым стенам предбанника.

- Ну что, - прищурился Картонка. – Теперь можно?

- Да… - как медведь прорычал дядя Дима. – Сейчас достану.

Он зашел в баню, откуда сразу послышался скрип досок. Когда он вернулся, в его руке блестела бутылка самогонки.

- Вот молодец дядя Дима. Вот молодец. Я ведь тут первый раз и попробовал. Он, он меня научил как правильно пить. – тыкал Картонка пальцем в дядю Диму и визжал как ребенок.

- Давайте за встречу.

Выпили. Закусили.

Самогонка оказалась крепкой, но шла довольно легко.

- Ах… Может персиков принести? – спросил Картонка у дяди Димы, а потом, словно вспомнив, что персики-то не его, вопросительно посмотрел на Шипу.

- Тебе этого мало? – дядя Дима обвел широкой ладонью стол где ютилась картошка с грибами, нарезанное вяленное мясо и овощи.

- Я так, к слову.

Снова выпили. Закусили.

- Откуда путь держите? – спросил дядя Дима.

- Я у родственников был, - тут же начал Картонка. – Помнишь тетю Василису? Приветы всем передает. Вещи мне с части передала. Там бушлат и ватники, и варежки. Короче снарядили меня как солдата. К зиме, можно сказать, готов. А Шипа на задание туда ездил. Я еще со двора у тетки своей вышел и думаю, он или не он. Пригляделся, точно Шипа!

- По заданию? – удивился дядя Дима.

- Как сказать, - Картонка вновь посмотрел на Шипу, мол можно рассказывать, но Шипа решил сам.

- Председатель залил солярки и сказал, чтоб я ему дров привез и цемента. Все что влезет поверх этого, загрузил своими харчами. Там персики, яблоки и чутка овощей.

Картонка был крайне удивлен, что не знал этой информации про яблоки и овощи. Показалось, что он даже обиделся слегка. Молча налил и не дожидаясь никого – выпил.

- Помнится я тоже в трактористах работал. Ох и хороша жизнь была на то время, - с приятной ностальгией в голосе сказала дядя Дима. – Солярки полный дом был, хоть закатывай. Да и помимо солярки, куча всего была. Вот скажут тебе отвезти что-нибудь из точки А в точку Б. А ты между этими точками домой заскочишь, выгрузишь немножко и попрешься дальше как ни в чем не бывало. И работа была и на столе всегда что пожрать было. Хорошо было… давайте, выпьем за хорошее прошлое и такое же хорошее будущее.

- Батя мой тоже трактористом был, - вставил Картонка.

Выпили.

Картонка достал сигареты и закурив, с удовольствием разлегся на лавке. Дым клубами поднимался к потолку, лаская керосиновую лампу.

- У тебя небось тоже дома погреб от товара ломится? – загадочно прищурив глаз, спросил дядя Дима.

- Ничего такого. Не люблю воровство.

Тут даже Картонка привстал с лавки, а дядя Дима мгновенно изменился в лице и схватился за длинные усы, словно хотел их с корнями вырвать.

- Так, разве ж это воровство? – встрепенулся Картонка. – Это плата за работу.

- Плата за работу у меня в баке. А если я пообещал доставить груз и не доставил, то это будет считаться воровством.

- Э не брат, - помахивая пальцем сказал дядя Дима и наконец-то отпустил свои моржовые усы. – Воровство, это знаешь, что? Вот если бы я сейчас к Кольке залез в карман и вытащил у него денег несколько тыщ…

- Нет там денег, - улыбаясь сказала Картонка. – Пачка сигарет, спички и больше ничего.

- Пусть даже пачка. Вот вытащил бы я у него пачку, тогда стал бы вором. А если я тащил на тракторе имущество фермы или имущество этих богачей, которые даже не знают, что такое работа. Кто в поле ни разу не выходил на целый день. Разве же это воровство? Это как капля в море. Они этого не заметят, а мне приятно. Дополнительный доход всегда душу греет.

- Но ведь воровство. – стоял на своего Шипа, но сильно не напирал.

- Сложный ты человек. И живется тебе, наверное, туго. Имея такие возможности, ты не делаешь ничего. А так бы жену свою баловал. Женат ведь?

- Женат.

- Вот… то перевез, там чуть-чуть отсыпал, того подвез, там подкалымил и вот тебе туфельки для жены твоей. А если напрячься, то и на шубку можно заработать.

- А совесть?

- А что совесть? Совесть будет молчать, когда у тебя всегда еда будет на столе и деньги в карманах будут водиться. Поверь моему слову. Совесть ведь не будет тебя мучить, если тебе жрать нечего. В таких случаях и на настоящее воровство пойдешь. И пачку у Кольки вытащишь. И жалеть еще будешь, что у него так мало в карманах было. Помяни мое слово.

- Послушай дядю Диму. – влез в разговор Картонка, докуривая сигарету. – Он меня жизни научил. Он дурного не посоветует.

- Все равно я вас не понимаю. Вот, к примеру, стащу я сейчас фермерские дрова и пару мешков цемента. Никто не заметит. Я знаю, что никто не заметит, потому что ни накладных тебе, ни путевых документов. Ни черта нет. Отсыпали на глаз дров, вывалили мешки и сказали вези. Я знаю, что их никто не считал, но если стащу, то получится, что у хозяйства украл. А на хозяйстве этом, люди работают. Тогда получается, что у людей украл.

- И как ты жив до сих пор? - ухмыльнулся дядя Дима. – Взрослый мужик. Женат уже, а в таких простых вещах не разбираешься. Можешь называть это воровством. Как хочешь. Но это другой вид воровства, если можно так выразиться. Так что не бойся и делай свое дело спокойно. Вот я за всю свою жизнь, ни копейки не стащил у народа. У личности я ни разу ничего не тронул. А что касается ферм, совхозов и компаний, то там душа моя нисколько не болела. А вот человека не трогал. И не трону! Для меня это святое. Я это и за грех считаю. Стащить что-нибудь себе в дом, это милое дело. Ладно, хватит демагогию разводить. Давайте лучше выпьем.

Выпили в молчании.

Шипа почувствовал, как начинает пьянеть и решил пропустить несколько раз. На уговоры он не поддавался и дяде Диме с Картонкой пришлой выпивать вдвоем.

Керосинка начала барахлить и едва не погасла. Дядя Дима тяжело встал, что-то подкрутил и огонек вспыхнул с новой силой.

- Выезжаем завтра поутру, - сказал Шипа Картонке.

- По самому?

- По самому. Надо к обеду воротиться.

Картонка недовольно вздохнул и снова выпил в одного. К полуночи они прикончили бутылку и смели всю еду со стола. Шипа чувствовал легкий туман в голове. Его разморил этот вечер – еда и самогонка. Клонило в сон, и он понял, что пора на боковую:

- Должны мы чего? – спросил он дядю Диму.

- Гости у нас тут редкость, - встрепенувшись ответил дядя Дима. Язык его едва ворочался, и слава получались жеванными и не всегда понятными. – Не пережжиай. Иди спать. Галя вам в доме… в комнате… постелила она вам. Колодец лева отдома. Хотя Колька тут все знает... Пойду-ка я спать. – дядя Дима попрощался, прихватил грязную посуду и уже на выходе обернулся к Шипе. – Попомни мое слово. Человека трогать нельзя, а у общества, можно немного и одолжить. Ладно, бывайте.

Его широченная спина едва прошла в дверь. Он чуть не уронил посуду у порога и лишь каким-то чудом устоял на ногах.

- Пойдем, проведу. – так же тяжело сказал Картонка. – Колодец там, туалет там, - тыкал он пальцем в темноту. – Как зайдешь в дом будет две двери. Та что сразу налево, это наша. Я пошел, глаза закрываются. – шаркая ногами он побрел к дому.

Шипа сходил в туалет, умылся и нарвался на собаку, которая кинулась на него с бешенным лаем.

- Ух, черт! – крикнул он и отпрыгнул. А пес, натянув цепь, брызгал слюной и лай его невыносимо громко разносился по ночному хутору.

Наощупь, стараясь никого не разбудить, Шипа нашарил ручку левой двери и открыв ее, услышал звонкий храп Картонки.

Он прилег рядом. Несколько раз даже толкнул товарища, чтобы тот хоть на минутку прекратил свой ор и дал ему маленький шанс заснуть.

Назойливые комары кружились в темноте. Одного Шипа прибил на щеке, а за вторым охотился, пока не провалился в сон.

Утром, ни свет ни заря, Шипа проснулся, протер глаза и начал расталкивать Картонку.

Спустя двадцать минут безрезультатных попыток он уже хотел было ехать в одиночку, так как Картонка открывал глаза, что-то мямлил, говорил, что проснулся и тут же вновь засыпал. На его беду, он же сам вчера и показал Шипе, где находится колодец.

Ковш холодной воды окончательно разбудил Картонку, который вскочил, вытянулся в струнку, и туманным, непонимающим взглядом смотрел на Шипу.

- Вставай, в прицепе доспишь.

Картонка молча встал, взял свои пожитки и побрел к прицепу.

Утро серело и гнало обратно в дом.

Картонка морщился от неприятного ощущения мокрой рубахи на груди и что-то бормотал под нос. Закинув вещи в прицеп, он лениво забрался на вчерашнее место и быстро соорудил себе лежанку.

Утренняя роса смочила брезент и дрова. Картонка продолжал бормотать и все пытался приладить бушлат и сумку. В это время трактор разорвал утреннюю тишину и дернулся.

Пять минут спустя они уже ехали по грунтовой дороге, поднимая тяжелую пыль.

На удивление, трактор приятно рокотал, а прицеп плавно покачивался. Картонка снова уснул. Он ворочался и мечтал вернуться обратно в дом. Там хоть не так в бока давит. Хотя вчера было намного удобнее, думал он про себя. Да, однозначно, вчера было лучше.

Но он не сразу обратил на это внимание. Сон был сильнее любых неудобств.

Лишь несколько часов спустя, когда Шипа остановился на кратковременный привал, Картонка заметил и прокричал во все горло:

- Я-то думаю, какого черта мне бока так давит! А это сволочь эта… Человека он не тронет! Гад Бармалей, все-таки спер мешок!

Автор