Келпи
Всем сиротам при живых матерях.
Несчастной Соня себя не считала. Даже наоборот. Ведь ей повезло вырваться в Москву из опостылевшего Кызыла и даже поступить с первого раза в лицей, на профессию стилиста и парикмахера.
В Москве, вот уже пять лет, работала ее мать, высылая им с бабушкой деньги. Так жили сотни и тысячи семей, где родители уехали на заработки в крупные города. Соне запрещалось гулять после восьми вечера. В девять она уже должна была лежать в своей кровати, держа руки поверх зеленого байкового одеяла, к которому на пуговицы крепилась простыня. Часами она смотрела на стену, на которой висел псевдо-коврик с тремя витязями, общипывая от скуки пыльную бахрому.
Первое, что сделала Соня, когда добралась до комнатки в общежитии, где жила ее мать и некий дядя Степа - это обрезала к чертям опостылевшую косу ниже талии и сделала себе асимметричную челку на пол лица. Потом она отгородила раскладное кресло занавеской и прикрепила на стену плакат «Tokio Hotel». Сев на свой собственный леопардовый плед, Соня зажмурилась и сразу почувствовала себя столичной девой. Это ощущение пузырилось внизу живота и от него перехватывало дыхание. Мир лежал у нее под ногами. Достаточно было выглянуть с общего балкона на восьмом этаже.
Пробивную Соню ничего не пугало. Она первая из всей группы устроилась на работу, мыть полы в офисе. Первая начала курить, первая проколола себе несколько дырок в ухе и купила клипсу в пупок. Она была резкой, смелой и казалась себе донельзя восхитительной, когда стояла у ларька и отсчитывала по рублю мелочь на банку Яги.
Мать никак не отреагировала на ее появление. Соня же, поплакав несколько ночей в подушку под ритмичный скрип родительской кровати, старалась ночевать дома поменьше. Разочарование от этой встречи с лихвой возмещала желанная свобода, которую она никак не могла добиться, воюя с бабкой все семнадцать лет сознательной жизни.
Соня брезгливо сбрасывала ее звонки на мобильнике, который отдал дядя Степа. Он по-отечески хлопал ее по заднице, и иногда у Сони пропадало нижнее белье из стирки, но она не видела в этом ничего такого. Наоборот, ей льстило внимание мужчины гораздо старше нее и имевшего почетную специальность электрика. Училась девушка через пень-колоду, предпочитая тусить с компанией и уезжать с ночевками к подругам. Через год такой жизни, она, с грехом пополам, была переведена на второй курс, и настали долгожданные летние каникулы.
Мать предложила ей оплатить билет, чтобы навестить бабушку. Хитрая Соня сказала, что подумает и надо будет посмотреть, что у нее будет с рабочим графиком. Кто знает, что ей жизнь подкинет? В конце концов, можно взять деньги и никуда не поехать, а кутить с друзьями в свое удовольствие.
С Кириллом она познакомилась в Сокольниках. Девушка выгуливала там новую, совершенно умопомрачительную юбку и каблуки.
Они хихикали с подружками, глядя на бравых парней в «адидасе», которые распивали пиво на соседней лавочке.
- А он тот в кепке очень даже ничего.
- Да пацан еще, что с такого взять? - Орлиным взглядом Соня смерила Оттого и спрятала в сумку начатую пачку сигарет.
- На что спорим? Моим будет.
- Сонька, прекрати. Нарвешься еще на полудурка какого. Кто ж на улицах знакомится?
- Ты как моя бабка. Жизнь, девахи, одна. Надо ей жить. А не смотреть с соседней лавочки.
Соня утерла щепотью нос и нетвердой походкой из-за аршинных каблуков пошла покорять «Олимп». «Олимп» особо покорять и не надо было, он с радостью упал к Сониным стройным ногам и девственной груди. Встречались они раза три в неделю, Киря возил Соню к себе на дачу, где они глушили «Трех Толстяков» и предавались жаркой любви. Лето пролетело в одно мгновение.
Первого сентября, когда Соню мотало в нутре электрички по пути на учебу, она поняла, что совершенно не хочет больше учиться. А хочет быть с Кирей. Ездить на его убитом запорожце, курить одну папироску на двоих, и от мыслей о уроках и практике ее начало тошнить. Когда от учебы стало тошнить каждое утро, первая что-то неладное заподозрила соседка по этажу. Мать оттаскала Соню за завитую челку, надавала пощечин, а на следующее утро они вдвоем пошли к врачу, который и подтвердил беременность девушки.
Придя домой, мать закатила целую истерику: она не покладая рук трудилась всю жизнь, чтобы прокормить и вырастить шлюху на свою голову.
- Людям-то как в глаза смотреть, а? Людям!? За что позорище-то такой, а?!
Соня рыдала в своем уголке. Кирилл после эсемески: «Поздравляю, ты скоро будешь папой!» сначала не брал трубку, а теперь и вовсе этот номер перестал обслуживаться. Естественно, Соня не знала его фамилии и не могла вспомнить, куда именно он возил ее на дачу. Не до заучивания названий населенных пунктов ей тогда было.
Вопли и разборки в доме прервал, вернувшийся с работы, дядя Степа. Выслушав длиннющий материнский монолог, он сказал коротко: «Бабка вырастила, вот пусть и расхлебывает. Наше дело - сторона» И за двадцать четыре часа, Соня с вещами была посажена на поезд. Сказка закончилась. Она даже плакать не могла, потому что прекрасно знала крутой бабкин нрав. Пощечины матери там и рядом не стояли. Тогда она решила заморить ребенка голодом, но не выдержала. К моменту, когда оказалась в родном городе, от нервов и слез, она похудела на пять килограмм и просто упала в обморок прямо на вокзале. Это-то ее и спасло. Бабка пришла в больницу. Случись разговор дома, наверно это был бы последний Сонин день.
- Ба.. - мямлила Соня - Мне б аборт. Ты скажи врачу. Никто и не узнает, меня ж еще никто не видел. А первый раз, ты ж понимаешь.
- Дура ты. И мать твоя дура. Ладно, ты идиотка, так дите-то в чем виновато? Ты чем думала, когда ноги раздвигала? Все, допрыгалась стрекоза. Рожай теперь, хлебни соли. Мож мозгов прибавится. И только попробуй от дитя избавится, удавлю вот этими руками! - и бабка демонстрировала свои широкие, в старческих пятнах, руки, которые всю жизнь учили Соню уму-разуму с помощью скакалки.
Соню выписали, прописали усиленное питание и витамины. Бабка таскала ее на прогулки. Соня отнекивалась, потому что ей предстояло пройти мимо лавки с бабками, которые не стесняясь обсуждали ее полнеющую талию, свиста местной ребятни и косых взглядов бывших одноклассниц.
- Не хочет она! Может я тоже не хочу, когда поносят из-за тебя. Нет уж, гулять надо, а то ноги отекут. А слышишь, что заслужила, это уж ты меня прости. Что нагуляла, то на лоб и лезет.
Вечерами бабка заставляла ее резать старые дедовские рубашки и учила шить из них пеленки и распашонки.
- Куда, дура!? Швами наружу, оно ж… нежное родится. Угробишь ребенка, как пить дать, угробишь.
Соня озлобилась и замкнулась в себе. Она ненавидела то, что росло у нее внутри. Кирилл все так же не отвечал. Бабкиной пенсии еле-еле хватало на необходимое. Мать перестала присылать деньги и тоже бросала трубку.
Соня уже не плакала, она превратилась в какой-то автомат, который делал только то, что ей говорили. Ела, спала, гуляла и смотрела невидящим взором в незамолкающий телевизор. На шестом месяце бабка вытащила ее из петли и сама откачала. Соня хрипела и умоляла вызвать ей врача.
- Еще чего захотела, в дурку ж увезут! Вся в мать. Дал же Бог детей! Ничего, шарфиком шею прикроешь, как простудилась, и нормально. Живи скотина! Живи идиотина!
Идиотина родила крепкого и здорового мальчика под четыре кило весом. Родила и отвернулась к стенке. Не хотела ни смотреть, ни кормить. Пришла бабка и, вместо поздравлений, выдала молодой матери пару звонких оплеух. Мальчика назвали как деда - Кара-оол, в графе отца стоял жирный прочерк. Малыш Кара звонко чмокал материнскую грудь, улыбался и смотрел на мир голубыми глазами Кирилла, с которым разлучил свою мать на веки вечные.
Жизнь Сони превратилась в кромешный ад, состоящий из кормлений, стирки, уборки, врачей и прогулок. Сына она не любила. Заботилась, потому что боялась бабушкиных колотушек. Больше всего ее бесило то, что бабка в правнуке души не чаяла.
- Как на деда-то похож, вылитый! Красавец мой, птенчик, золотко. Не то что шалавы эти две. И первая, и вторая. Ты уж в подоле не принесешь.
Чтобы сбежать из дома хоть на пару часов Соня устроилась на полставки нянечкой в больницу. Мыла полы и утки, помогала медсестрам. Потихоньку отходила. В конце концов, ничего страшного не произошло. Злословить всем потихоньку надоело, Кара был обаятельным бутузом и любимцем всех окрестных старух и стариков. Вспоминая Кирилла, Соня прикусывала губу. Скучала, томилась. Рванула бы в Москву и все бросила, но бабка раскрыла готовящийся побег и честно предупредила, что заявит в милицию. А что ждет матерей-кукушек всем известно. «Посодють, будет из-за решетки алименты им платить!» А еще она всем расскажет, что Сонька вешалась, с ума сошла значит. Девушка поплакала в ванной, собрала все, что напоминало ей о Москве, в коробку и убрала ее на антресоли. Смирилась.
Беда пришла откуда не ждали. Санитар больнички стал приставать к молоденькой нянечке, лапать за грудь и задницу, зажимать в укромных уголках и на все просьбы Сони оставить ее в покое оскабясь отвечал:
- Чё? Московским даешь значит, а наших парней не уважаешь? Все про тебя знаем, ни я, так кто другой. Не ломайся, не целка чай.
Соня, которой только-только исполнилось девятнадцать, не могла дышать от страха. Потом ее чуть не поймала пьяная группа ребят, с которыми она все детство бегала на сопки и танцы. Бежала, потеряв шапку и сумку. Пришла писать заявление, а участковый наорал и прогнал взашей. Будет тут еще проститутка на честных парней наговаривать. Знаем мол таких. После этого случая Соня напилась вдрызг и высказала бабке все, что думала про нее, про мать, про Кирилла, про пащенка, который заходился плачем в своей кровати, про всех соседей и знакомых, разнесла кухню, выкинула раковину в окно и уснула в ванной в луже собственной мочи.
Пришла в себя она дня через два. Бабушка забила окно фанерой и поставила вместо раковины ведро.
- Так, Сонька. Квартиру продаем. И переезжаем, где тебя никто не знает. Так жить нельзя. Мальчик подрастает, мало ли что ребенку нарасскажут. Купим домик в глуши, чтоб воздух, молочко. У меня там подкоплено маленечко, на схороны. Да шут с ними, дитю важнее.
Соня обиду проглотила. Конечно, ее же не было, важен только Карочка.
Квартиру быстро продали и купили домик в Шагонаре. Без света и газа, зато с колодцем.
Домик был одноэтажным и длинным. В половине комнат нельзя было жить. Удобства на улицу. Воду надо было греть на плите или просится помыться к соседям. Кара бегал по двору, обнесенному покосившимся заборчиком, облупившегося синего цвета. Бабушка всем рассказала, что внучка у нее - чистый ангел, ребеночка богатейка в Москве родила и няньке сбросила, а та его как своего и взяла. Соне понравилась эта легенда, она даже стала получше относится к мальчику. На тот момент ей уже было двадцать. Хотя все удивлялись, как такой молодой и незамужней дали на попечение ребенка.
Они с бабушкой привели в порядок три комнатки, а остальное закрыли, что б не сквозило. Соня пошла работать на почту, бабушка энергично принялась сажать огород. У нее появились новые друзья и знакомые, перед которыми Соня старательно разыгрывала роль заботливой матери. Кара во всю говорил, учился читать и складывать на пальцах один и один. Он всегда смотрел на мать подозрительно и шарахался от ее наигранных нежностей.
-Волчонок. Я для него впахиваю как лошадь, а он хоть бы обнял. - жаловалась подругам Соня. - Другая бы в детдом давно сдала, а я нет, совестливая.
Вместе с пособием матери-одиночки, пенсией бабушки и льготами они зажили еще лучше, чем прежде. Соня и думать забыла о Кирилле и стерла из записной книжки телефон матери. Ее звали на именины и свадьбы, ценили за веселый нрав и трудолюбие. Жизнь продолжалась.
Неожиданно умерла бабка, которой всего-то и было восемьдесят девять. Жить и жить.
Соня об этом узнала вечером, когда вернулась с работы и застала навзрыд рыдающего Кара на руках соседки. Она-то и нашла уже синюю бабку, которая упала где была, на морковной гряде. Соседи уже все сделали без нее. И милицию вызвали и скорую. Горе-то какое! Такая молодая, с дитем и одна как перст.
Соне не пришлось играть шок, потому что это действительно было для нее потрясением. На бабушке лежал весь уход за ребенком и домом. После похорон, она перестала хоть что-то успевать. Пришлось перевестись на другую должность, потому что с ребенком стало некому сидеть. Кара капризничал и стал часто болеть.
- Ненавижу тебя! Ты не моя мама! Верни маму! Где моя мама!? - часами мог плакать мальчик, прижимая к себе фотографию с траурной каймой.
Потихоньку Соня начала пить. Сначала после работы, чтобы расслабится, потом вечерами после детских истерик. В один из субботних вечеров она взяла спящего ребенка из кроватки, завернула его в одеяло и через огород пошла к Енисею. Нет ребенка - нет проблем. Объяснит потом, что родная мать из Москвы приехала ночью и забрала. Она на хорошем счету, никто и не хватится.
- Надо было тебя еще раньше подушкой придушить. Всю жизнь мне испоганил. Пусть тебя Енисей баюкает, а с меня хватит. Всю душу, сученок, вымотал.
Река дышала. Масса воды перекатывала барашковые волны, подкрашивая берег темным в последних лучах заходящего солнца. Берег был пуст и холоден. Соня заходила в воду.
- Забери этого ублюдка. - шептала в пьяном угаре. - Пусть твой будет, мне не нужен. Глаза его подлые видеть больше не могу. Твои глаза, голубые как вода. Вот и бери его.
Но стоило одеялу намокнуть, как ребенок поднял крик и стал брыкаться. Соня даже подумать не могла, что в пятилетнем мальчишке может быть столько силы. Вырвавшись из убийственной хватки, ребенок скрылся под водой с макушкой, но потом его будто что-то вытолкнуло на поверхность и выбросило волной на берег. Соня, шатаясь, выбралась на сушу и села рядом. Мальчик не плакал и смотрел в небо, где загорались первые звезды. Он промок до нитки и мелко дрожал.
- Ну, что? Домой пойдем?
От звука его голоса Соня вздрогнула. Мальчик чихнул, вытер нос рукавом и встал. Дома Соня хотела помочь ему переодеться, но обессиленная, уснула на диване в бывшей бабушкиной комнате.
Когда проснулась, на нее, вместе с похмельем, накатил ужас от того, что она чуть было не сделала. Из кухни доносился заливистый детский смех. Соня вышла в коридор и обомлела: Кара сидел за столом, поедая еще горячие блины, макая их в сметану и варенье. Ее вчерашние бутылки были аккуратно перемыты и составлены в картонный ящик, посуда и плита сияли чистотой. В топке мерно шумело пламя. Мальчик был одет в новое, подстрижен и умыт. Он аккуратно пил чай, держа пиалу двумя ручками и смотрел мультфильм на стареньком телевизоре.
Соня тихо села напротив. Она могла поклясться, что не покупала никаких детских вещей, а сметана у них была в последний раз только на поминках.
- Кара, это что, тетя Света с утра заходила, да?
Мальчик перестал улыбаться и отрицательно качнул головой.
- Нет, это мама.
Волосы на затылке Сони встали дыбом. Похмелье как рукой сняло. Следующие дни стало происходить что-то совсем странное. Дом преображался сам собой. Появился холодильник. Микроволновка. Как-то раз возвратившись с работы Соня услышала звук текущей воды. Заколоченный коридор был отремонтирован и освещен маленькими бра. Кара вышел из прежде закрытой комнаты, вытирая голову полотенцем, которое Соня видела впервые. Заглянув в комнату, она обнаружила там новенькую ванну, туалет и стиральную машину. В ней крутилось Карино постельное белье.
Выйдя в огород, Соня столкнулась с соседкой Светой. Та несла ей в подарок кабачки.
- Ну, ты молодец, Сонь. Такая сильная баба. Все пережила, все вытянула. Как не смотрю, то ремонт у тебя делают, то магистраль тянут. Мальчик - загляденье просто. И нянька у него такая хорошая, золото, а не женщина. Где нашла только? Наверно из старых знакомых?
- Да-а, - кивала Соня, все еще не понимая, что происходит.
Вечером Кара вошел к ней в комнату, она одна не менялась вместе с домом, оставаясь неприкосновенно облезлой.
- Мама сказала, что ты можешь на работу устраиваться как раньше. Нам тебя тут не надо.
- Карочка, сыночка. Какая мама? Эта мама? - Соня показала на большую бабушкину фотографию, которая стояла у нее в серванте.
- Нет. Моя мама. Настоящая мама. Она тебя не любит, но терпит. Это я ее попросил. Не будешь пить в доме, все будет хорошо. И в комнату мою не заходи.
Мальчик нахмурившись погрозил пальцем и вышел. Дверь за ним сама собой захлопнулась. Соня вздрогнула как от выстрела.
Настала осень, огород был убран, грядки тщательно перекопаны и подготовлены к зимовке. Около дома сама собой выросла внушительная поленница, прикрытая сверху пластами шифера. Покосившийся забор сменила сетка Рабица. Ключ от калитки Кара выдал ей, пробрюзжав: «Не потеряй по пьянке, на улице замерзнешь»
В его комнату Соня не заходила, боялась. Старалась быстро перекусить на кухне и убежать к себе, потому что выйдя в туалет ночью, увидела в ней что-то огромное, перекатывающееся, с уродливой вытянутой головой и корявыми когтистыми лапами. Оно перемещалось по кафельному полу, оставляя за собой след, как от влажной половой тряпки, жарило котлетки и смотрело «Рен-тв». На негнущихся ногах Соня вернулась в свою комнату и подперла дверь стулом. В туалет ей уже было не нужно.
Иногда, она прижималась ухом к двери, ведущей в спальню сына. Она слышала, как он смеется и взвизгивает от восторга, что-то спрашивает. Ему отвечал глухой, рокочущий бас. Языка, на котором они разговаривали, Соня не знала. Но у Кара появилось много дорогих и ярких книг, он бегло читал, рассказывал соседке тете Свете стихи и готовился к школе.
Когда сошел снег, дом покрылся новой черепичной крышей и смотрел на мир чистыми пластиковыми концами. Соню все это выматывало и пугало. Она о своем сыне узнавала только от соседей. «Ходит с няней на кружки, да?»; «Замечательную школу выбрали, нет ездить недалеко, конечно няня возить будет. А сколько ты ей платишь? Зарплата то небольшая. А? Знакомая бабушки, из памяти к покойнице, тогда понятно!»
- Кара, поговорить надо. Выйди пожалуйста. – как-то не выдержала Соня и постучала в дверь, за которой звучала музыка.
Семилетний Кара был высоким и ладно скроенным. Он не до конца закрыл дверь, и Соня успела разглядеть рабочий стол с удобным стулом, книжные полки, пианино и большой аквариум с яркими рыбками.
- Чего тебе? Отвлекаешь. Мне сольфеджио учить надо.
- Сына, что тут происходит? Откуда все эти вещи, ремонт, одежда? На чьи деньги?
- Мама покупает.
- Я твоя мама! И я ничего не покупаю!
- Бухала бы меньше, покупала бы.
Соня отвесила сыну затрещину и ей так хорошо на душе стало, аж слезы на глаза от облегчения навернулись.
- Паскуда! Я тебя не убила, родила, сопли и говно вытирала, а ты себе мамку другую нашел! Хорошо бабка померла и не видит всего этого! Порадовалась бы за внучка, золотце свое! Он как заговорил, но погоди у меня!
Кара изумленно смотрел, как кровь из разбитого носа капает на рукав новой полосатенькой рубашки. Дверь в его спальню широко распахнулась и в один миг Соня, в чем была, очутилась на улице. Сидела на травке, пуча глаза и открывая-закрывая рот. На ее глазах дом втянул в себя окна и двери.
Соседка, тетя Света, проходя мимо забора плюнула и перекрестилась:
- От прости Господи, дал же Бог житинушку. Такая тетка хорошая, а как выпьет, совсем ум теряет. Хорошо хоть сыну в таком виде не показывается.
- Теть Свет. Окна.
- Ну что окна. Хорошие окна. Хожу-завидую. Из какой халупы такую красоту сделала. Ты мне лучше скажи, как все успеваешь, и огород садить и глушить горькую?
Соня смотрела на совершенно глухой фасад дома.
- Ты иди домой-то милая, прохладно, а ты в тапочках, простудишься.
- Куда идти? Дверь то где?
- От страсть какая. Да ты что, ослепла что ли?
Тетя Света показала на стену:
-Да вон она, на месте. Где и всегда. Не видишь что-ли? Ох, ты господи.
Соня в ужасе скользила руками по доскам пытаясь нащупать хоть какой-нибудь признак двери.
- Ну все. До белочки допилась. - тетя Света достала из кошелки мобильный телефон и набрала номер больницы, где работала.
Соню увезли на скорой в наркологию. Домой она вернулась только чрез три недели, прокапанная и веселая. Сын встретил ее сидя на пороге, он клеил из картона кораблик.
- Кара, а я замуж выхожу. Хороший такой мужик. Толя. Водилой работает. Будет у тебя папка, заживем. Пить я бросила, надо же было до таких провалов в памяти нажираться. Будет у тебя папка и мамка. Все как у людей. Ну? Ты рад?
Мальчик на нее даже глаз не поднял.
- В этот дом ему нельзя.
- Это еще почему? Мой дом. От бабки достался, по всем документам.
Тут Соня кривила душей, потому что дом по завещанию должен был отойти Кара, как только он станет совершеннолетним.
- Его мама убьет. И тебя убьет, если ты еще раз меня хоть пальцем тронешь. Сказала, так и передай.
- Я твоя мама.
Кара махнул на нее рукой, собрал свой картон и ножницы и ушел в дом.
Толя лечился в соседней палате, и довольно скоро у них с Соней закрутился бурный роман. Соню из-за этого романа и выписали пораньше времени. Ухажер явился к ней через три дня, с папироской и позвякивающими пакетами. По-хозяйски обошел дом, пристройку с курями, попинал калитку, крепкая ли, и, крякнув от удовольствия, вошел в сенцы.
- Ну что, Соня! Заживем?
- Заживем! - Соня обняла любимого и счастливо рассмеялась. Теперь ей было не страшно.
В первый же вечер Толя отвесил тумаков пасынку, что б не грубил матери и выставил его из-за стола без ужина. Кара не плакал, только посмотрел уходя и ухмыльнулся. Ночью Соня проснулась от криков. Кричали во дворе. Толи рядом не было. Накинув на себя первое, что подвернулось под руку, она выскочила из дома и увидела, как неведомая сила тащит Толю, который орал и цеплялся руками за землю, оставляя в ней борозды, в сторону реки.
- Я предупреждал. - сын стоял в дверях.
Ежась от ночного холода и потирая глаза, Соня шагнула навстречу, но наткнулась на прозрачно-ледяной взгляд, как на стену.
- Только попробуй. Я уже устал за тебя просить.
- Ах ты!!!
Но дальше слов у женщины не хватило, она обхватила себя руками и села на землю. Где-то завыли собаки. Крики, отдаляясь, звучали все тише, пока, наконец, не смолкли.
Его выловили через неделю вниз по течению. Признаков насильственной смерти не было. Картина была ясна: напился пьяный и дернуло купаться. Вода холодная, вот и не выдержало сердечко-то.
- Сожгу, - металась Соня на поминках, - Удавлю гада! Это он его убил.
Ночевать дома боялась, ходила к тете Свете. Кара ходил с кем-то за руку в школу. Тетя Света видела невысокую черноволосую женщину, тувинку. А Соня двухметровый сгусток тьмы, который скалился зубастой вытянутой рыбьей пастью и оставлял за собой влажный, пахнущий тиной, след.
- Соня, понятно, горе такое, не успели расписаться, уже овдовела, ну так мальчик-то причем? А? - увещевала ее соседка, которой гостьюшка уже опротивела.
- Как дикарка, свой дом стоит, все по гостям шатаешься. Погоревала, хватит. Пора и честь знать.
Соня собрала вещи и ушла. Дом ее вымораживал. Она не могла согреться. Тварь уже ее уже не стеснялась, ходила по комнатам, разучивала с Кара гаммы и пылесосила. Женщина не могла спать. По ночам Тварь подходила к ее двери, шептала и скребла когтями по стене. С работы Соню уволили за постоянные пьянки. Она чувствовала, как сходит с ума. Кара лез обнимать это страшилище, разговаривал с ним на его гортанном наречии, смеялся и прижимался личиком к огромным когтистым лапам. В лунные ночи, Тварь выходила в огород и превращалась в огромную, алоглазую лошадь. Кара был при ней резвым каурым жеребенком. Они пропадали до рассветных лучей, мальчик после этого весь день отсыпался.
В одну из таких отлучек Соня решилась.
Облила стены в кухне маслом, открыла газ и потянулась за спичками.
Мощным толчком ее повалило на пол. Дом ходил ходуном, словно животное, норовящее скинуть нежеланного всадника. На четвереньках, ударяясь о стены, Соня выбралась из дома и в ужасе выбежала за калитку. В домах загорались огни, люди спешно покидали покосившиеся здания. Новый толчок был еще сильнее, земля стала расползаться прямо на глазах. С вздохом, вглубь нее провалился Сонин дом, огород и курятник. В следующем толчке котловина схлопнулась, не оставив даже следа того, что тут когда-то что-то было. Туву лихорадило землетрясение 2011 года.
Соню увезли в психдиспансер. На месте ее дома провели раскопки, но не наши ни обломков дома, ни тела мальчика, который, как были уверены соседи, не успел покинуть дом.
- Хороший был такой мальчишка. Вежливый.
Долго еще судачили кумушки, глядя на зарастающий бурьяном пустырь.
- А нянька у него все-таки странная была, постоянно ноги у ей мокрые. Как не зайдет, так потом лужи и песок повсюду. Но мальчика любила, страсть.
- Что ж поделать. Сиротинка, вот и погибли вместе. Всех жалко.
А о Соне и думать забыли.
