femme.kira

Индекс серии рассказов:

Накопить на конус 1ч

Накопить на конус 2ч

Тонкая работа

Винтажное чудо

Тим опаздывал на классный час. Тренировка заканчивалась около десяти утра. Занятия начинались в полдень, когда дети уже освобождались от многочисленных кружков и секций, но иногда учителя проводили сие мероприятие, чтобы дети не отрывались от общественной жизни.

Выбежав на обзорную площадку, он увидел, что Пал-палыч уже отвел шестой «А» в парк и рассадил на селекционном газоне. Педагоги считали, что сидеть в закрытом помещении вредно, поэтому все предметы, которые можно было делать на свежем воздухе, переносились в обширный школьный парк.

Когда мальчик пробежал лабиринт аллей и оказался на нужной поляне, Пал-палыч уже рассказал пятиминутку новостей и выступали докладчики.

- А! Вот и Ту явился.

- Прошу прощения за опоздание.

- Садись. Раечка, продолжай.

Отличница Раечка, которая за два года превратилась из гадкого утенка в прехорошенькую девчонку с пшеничными косами, фыркнула:

- Повторяю для спортсмЭнов. В этом месяце годовщина снятия блокады с Фениксграда. В связи с этим, в нашей школе будет проведен вечер для ветеранов-блокадников. Нашему классу школьный совет выделил почетное задание: собрать мемуары. Мы их напечатаем юбилейным тиражом и вручим в дар всем желающим.

- Что нам надо? Отобрать добровольцев, которые стали бы корреспондентами и взяли интервью. Обращаю ваше внимание на то, что «тяп-ляп» эту работу выполнять нельзя. Это нереальное свинство - выполнить это дело кое-как. Я сама не смогу быть журналистом, потому что задействована еще в пяти мероприятиях к празднику.

Тим, подперев лицо ладонями, любовался на тоненькую Раечку, чье платье из лунной тафты открывало стройные загорелые ноги.

- Ну? Нам надо шесть человек. По три ветерана на нос. Ребята, ну имейте совесть, я и так сплю по четыре часа в сутки. Не могу же я тащить всю общественную нагрузку. Пал-палыч, скажите им!

Пал-палыч присел с высоты своего трехметрового роста и поправил на хоботе очки:

- Дети, Раечка права. Предлагаю, для большей привлекательности задания, возможность исправить кое-кому оценки по родной речи. Ту, это тебя касается. Ты скоро забудешь космолингву со своим погружением в джунглианскую культуру. Не спорю, такой интерес похвален, и нам очень нужны специалисты-билингвики, но нельзя ограничиваться таким узким профилем.

Тим поднял вверх ладони в знак согласия, он действительно в последнее время интересовался только Семиборьем и джунглианской историей.

- Хорошо. Ратрека, тебя это тоже касается.

- А от уроков освободят?

- Нет, это внеклассное задание.

- Ну надо, так надо.

С грехом пополам, набрали нужное число вольных корреспондентов.

- Попали, - подошел к Тиму подошел Ратрека и, поднявшись на задние лапы, показал наладонник:

- Представляешь, прихожу я такой в городскую ратушу и прям в приемной: «а подайте мне сюда Советника Плюка». Представляешь, как и куда я полечу потом?

- А ты ему сначала позвони. Как все разумные цивилизации делают. Запишись на прием, скажи секретарше, что дело школьное и не терпит отлагательств.

- Дети! Тихо. На перемене все обсудите, дайте Косте рассказать свой доклад.

Все разом замолчали, потому что Костракес учился с ними первый год. Ему, родом с планеты Девяти солнц и так было не сладко, потому что с человеческой точки зрения, Костя был метровым кубом обладающим сильной телепатией. Общался он тоже мысленно, но от сильного стеснения сильно запинался, отчего у Раи болела голова. Во всем остальном Костя был таким же ребенком, как и все. Общительным и добрым. Слушая Костю, Тим одним глазом заглянул в свой наладонник. Первое же имя заставило его поперхнуться.

- Отец, я думал ты прилетел на планету после блокады.

Пат-до-ту перестал скоблить жвалами сублимированный брикет. Тим, в свою очередь, так и не притронулся к пюре с котлетами, которые приготовил Автомой.

- Нет, сын. Я был по ту сторону и попал в плен. Но то, что я увидел, заставило меня полностью пересмотреть свои приоритеты. Я с радостью отвечу на все твои вопросы, только давай сначала закончим трапезу.

В голове Тима не укладывалось. Нет, он знал, что джунглианцы в основном своем составе выступили против человеческого альянса, но были три планеты, которые объединились в союз Красного Быка и бились на равных, бок о бок, с людьми. А получается, что его отец, всего лишь предатель, перебежчик, враг. Привычный мир стремительно разваливался на кусочки.

Они сидели, как и обычно, на одном диване, только отстранившись друг от друга. Тим приготовил самописец, который записал бы речь Пат-до-ту и потом перевел ее в печатный текст.

- Ты, наверное, знаешь, что Силири - первая искусственно созданная и запущенная экзопланета. Секрет ее создания человеческий альянс держит в тайне и по сей день. Остальные обитатели четырех Вселенных всполошились: как так, какие-то млекопитающие, которые в большинстве своем пригодны только в пищу, и создали то, что не смогли Просвещенные. Страшно подумать, что вы еще изобретете и сделаете своими пятипалыми конечностями.

- Так получается, что война началась из-за страха? Реальной опасности не было?

- Да, мой дорогой. Ты не представляешь, какая была развернута агитационная компания. Снимались фильмы, где люди выступали в роли, этаких безумных монстров, которые уничтожают все, к чему прикасаются. К сожалению, человечество за свою историю натворило много ужасных и непоправимых вещей.

- Уничтожило Землю?

- Да, например, полностью убило свою Материнскую планету. Понадобилось всего два поколения, чтобы выросли такие как я. Сильные, безжалостные, считающие людей паразитами общества.

В ход шло все. Яды, огонь, холод. Но люди сражались и, предки мои, они были достойными противниками! И вот тогда мы стали бояться вас по-настоящему. Мы перестали брать пленных.

- И столкнулись с партизанами?

- Да, это древняя людская традиция. Как только что-то выходит из под контроля, они объединяются и подаются в леса. Не подумай, я сам родился в лесу, и наши джунглианские топи не чета вашим. Но это же какой-то кошмар, когда звездолет сбивают из требушета! Огромный, высокотехнологичный, напичканный разнообразной электроникой и магнитными захватами звездолет, выводят из строя обычным булыжником. Без системы наведения, как там у вас говорят?

- На глазок.

- Вот именно, мы так воевать не привыкли. Поэтому стали еще жестче.

- Пап. Выходит, ты мог участвовать в операции на Полуречной?

Джунглианец бесконечно долго молчал:

- Нет. Меня там не было. Нашу часть бросили на осаду Примимае. Город был защищен силовым полем, и мы никак не могли найти и уничтожить источник его питания. После многочисленных штурмов, неся большие потери были, силы джунглианцев приняли решение взять город в осаду.

Мы заваливали его бомбами. Оставляли микроволновое радиовещание включенным по четверо суток кряду, но осажденные не сдавались. Не поверишь, после года осады они давали концерты. Мы слышали пенье и музыку. Они развели лабораторных крыс на еду. Научились готовить концентраты для инопланетников, которые оказались заперты в этой смертельной ловушке. Мы травим газом, вы изобретаете какие-то немыслимые системы защиты из жести и валенка. Я утрирую, не смейся, но все примерно так и было. Руководство сходило с ума. Волна за волной, простые горожане, не военные, отбивали наши атаки.

- И тогда вы применили Его?

- Да. Тогда было решено использовать Средство Тотальной зачистки. Никто не знал, какова настоящая мощность этого дьявольского изобретения. Я тогда был на вылете, и когда взрывная волна прокатилась по планете, мой истребитель, в невообразимом штопоре, рухнул посреди Лаврентьевского леса. В шести километрах от партизанского лагеря. Экзоскелет был сломан в шести местах. Я потерял слух и зрение. Если честно, уже пел песнь предкам, потому что не надеялся выжить.

Пат-до-ту потер под халатом панцирь, в сетке залеченных трещин.

-Но меня не убили. Выходили. Я не знаю, какое найти сравнение для пережитого мной. Ну представь, что бы ты чувствовал, если бы тебя спасли жиглики?

- Глубокий шок.

- Мне вернул зрение обычный фельдшер, далекий от космической медицины. По старинке, как он говорил. «Все вы, скотины одинаковы, что двуногие, что четвероногие.»

- Тебя спасли партизаны?

- Да. Шестой взвод имени Терентия Маслякова. Я подружился с этими людьми, они не были зверями. В каждом из них жила глубокая мудрость и чувство сострадания. Но их всех убили во время авианалета. Никого ни осталось. Лес горел, а ты знаешь, мы переносим очень высокие температуры. Люди погибли, а я выжил.

- И перешел на другую сторону?

- Да. Нас учили не разрушать миры, а созидать. А вместо этого мы сами превратились в разрушителей. Примимае был уничтожен, но в его ракетных шахтах спаслись жители. И они не хотели покидать насиженных мест. Когда на Силири высадились корабли Альянса, их встретили до крайности истощенные люди и инопланетники, которые разбирали завалы и строили дома. И я был вместе с ними. Все дома в центре построены руками горожан. Примимае умер, но на его пепле вырос Фениксград.

- Значит, Полуречная тоже была уничтожена в результате Средства Тотальной Зачистки?

- Да. Она всего в трехстах километрах. Я не знаю, как ты уцелел, честно признаюсь. Но на тебе висел жетон с именем и местом приписки.

- Пап, поэтому ты не можешь вернуться на родную планету, да? Потому что дезертировал?

- Да. Я предал свой народ и приговорен к смерти, потому что считаю, что мы все можем жить рядом и находить общий язык. Как ты и Ратрека, например.

Тим задумался и придвинулся к отцовскому боку. Тот обнял его двумя правыми руками.

- И у тебя там остались родители?

- Да. И твоя тетка Рат-до-ту, она младше меня на двадцать лун. Была еще совсем личинкой, когда меня призвали в армию. Смешная такая, толстая.

- Неужели они не пытались искать тебя, как-то связаться?

- Дорогой мой, они живут на Материнской планете, там очень строгие нравы. Может быть, лет через сорок-пятьдесят, границы откроют, и ты сможешь познакомится с дедушкой и бабушкой. Но пока все что нам остается - это жить и ждать.

- И ты мне не рассказывал?

- На моей родине говорят: «ответы хороши, когда задают вопросы». Надеюсь ты не стал думать обо мне хуже, после всего, что услышал.

-Нет. Признавать ошибки и исправлять их - главное качество разумных рас. Так нам Пал-палыч говорил. Наоборот, теперь я горжусь тобой еще больше, чем прежде.

Второй ветеран, который числился в списке Тима, жил и работал в космопорте...

Продолжение завтра

Индекс:

Первая часть

Вторая часть

Третья часть

Годы шли, сын Томочки вырос, женился, они переехали. Сначала умерла любимая собака по кличке Малыш, потом она похоронила сестру Нину и продолжила жить одна.

Работала в совете Ветеранов и помогала всем, кто к ней обращался. Тома была щедрым человеком, поэтому давала своим клиентам не только консультации, но и деньги. Она считала людей самой большой ценностью на белом свете.

И вот казалось бы живи да радуйся спокойной старости, тяжело заболевает Томин сын. Много лет лечения, операций, но не спасли. И железная Томочка сломалась.

Инсульт, потом за ним еще один. И еще. Каждый из которых стирал по слоям память, личность, слух.

Она сама не хотела слышать. Это был добровольный отказ. Мир в котором не было ее ребенка, стал ненадобен.

У них с сыном были сложные отношения.

Тома - обладательница властного характера, ну и сын в нее пошел. Плюс на плюс выдал минус. Конечно, они любили друг друга. Но как-то совсем по-своему.

Последние годы Тома доживала с невесткой, которая к ее чести создала все условия, чтобы Тамара Алексеевна чувствовала себя максимально комфортно.

“Тебе сколько лет? А? Не слышу? Аааа, а мне — девяносто семь! И все никак не помру. А ты живи-живи, пока видишь солнце, ему надо радоваться.”

День начинался по одному и тому же сценарию:

Когда я приходила, то громко кричала с порога, кто пришел и зачем. Томочка частенько смотрела телевизор спиной к двери, и очень пугалась, если в комнату заходили без предупреждения. Мы кушали, прибирались, разгадывали кроссворды, стригли ногти, смотрели на поезда. Когда Тома уже совсем лежала, я включала ей мультик про кота Леопольда. Он ей очень нравился. Когда ей было получше, она показывала свои фотографии, письма. Она рассказывала, как в этой комнате они и Нина собирали соседей, а художник Н.А. Павлов подарил ей во-от ту гравюру.

Рыжая Томочка умерла в своей постели, окруженная любимой мебелью, картинами, книгами и воспоминаниями. Город никак не отреагировал на этот факт. Хоронили ее семьей, от союза ветеранов прислали только венок.

Мне на память отдали ту самую синюю вазу для революционных гвоздик и огромную гравюру Павлова.

Позже, я попросила у тетки разрешение воспользоваться архивом Томы, который она хранила в своем шкафу. Но выяснилось, что юрист - это до последнего. Папки надписанные «Секретно», оказались пусты. Скорее всего, она тщательно уничтожила все, что по ее мнению, могло попасть после ее смерти в плохие руки. Так что, мне повезло отсканировать только фотографии и получить доступ к письмам, а после рассказать про то, что жила на свете Рыжая Томочка. Очень любила свою семью, страну и дело которому посвятила всю свою жизнь.

Индекс:
Первая часть

Вторая часть

Тома очень любила красные гвоздики. У нее была синяя, со стершейся позолотой, керамическая ваза, в которой они особенно хорошо смотрелись. Самые лучшие цветы, революционные.

Она не была одиноким забытым ветераном, но всегда помнила, что не все такие. Что не ко всем приезжают родственники и друзья, не у всех есть хлеб и деньги на лекарства.

Деятельная натура Тамары Алексеевны требовала занятия посерьезнее, чем продажа газет и марок: она пошла в Союз Ветеранов и стала заниматься как раз такими, забытыми. Юридическая закалка пригодилась и спустя много лет, правда пришлось всему учиться заново, вооружившись уже другим законодательством. Это тоже была война. Совсем другая, но человеческих жертв было не меньше.

“Потому что все такие как Валя. Как земля носит?”

Валентина была самой старшей дочерью в семье и не разделяла взглядов партии. Еще до войны, она вышла замуж за, страшно подумать, мексиканца и уехала с ним навсегда. Там они перебрались в Америку. Муж Вали, может, и был человеком приземленным, зато знал куда и как вкладывать деньги. Пока вся Америка мучилась Великой депрессией, семья Вали жила в скромном, но устойчивом достатке. Когда развалился СССР, она стала искать сестер и братьев, но на контакт пошла только Нина. Для Тамары же, Валя была отрезанным ломтем, капиталистом и идеологическим врагом.

Можно посмеяться над этим, можно осудить, но я понимаю Тому. Всю жизнь она воевала за свой Мир. Мир, в котором каждый получает по своим трудам, проливала за это кровь и приговаривала людей к смерти. Подумайте над этим, когда в очередной раз захотите бросить в лицо человеку: “Да ваш Сталин убийцей был!”

Может и был, но почему за это должны отвечать старики? Они при всем желании ничего уже изменить не могут. Целое поколение обманутых людей.

“А главное, Нина туда поехала! Ты можешь себе представить!?”

Нина и правда ездила навещать сестру в девяностых. Ненадолго. Но отношения между Ниной и Тамарой испортились.

“Как она могла? В то время, как мы тут вдвоем не знали, как ребенка прокормить, во что одеть, как вылечить и на ноги поставить. Ой, даже говорить о ней не хочу, сразу чувствую себя плохо.”

Я пыталась выводить ее на нейтральные темы. Как отдыхали, какую музыку слушали, что носили. Через какое-то время пришлось крепко задуматься, что делать дальше. Она меня слышала все хуже и хуже. Я страшно злилась на тетку, которая, по моему мнению, не обращала на это никакого внимания. И вот как-то, гордая собой донельзя, я вручила Томе слуховой аппарат.

“Что это? Ааа, спасибо.” - сказала Томочка. Открыла ящик стола, где лежали уже три таких девайса, и отправила туда мой. Это был полный провал :)

“Да мой отец еще в Брусиловском прорыве участвовал. Знаешь такой?”

Из шкафа доставалась карта, расстилалась на столе с двумя тяжелыми тумбами по бокам. И начинался урок отечественной истории. Она никогда не путалась в датах, и год 1916 был для нее гораздо реальнее какого-то там 2010. Очень редко, она входила раж и начинала рассказывать про Великую Отечественную, про друзей-юристов, веселых танкистов и неунывающую пехоту.

“Нормальных там не было, что ты. Под конец уже такая злоба душила, за всех, кто умер в Ленинграде, в лагерях, в зверствах Одессы. Я тебе так скажу, если старик с пеной у рта рассказывает, что он снайпер и вот тут всех вертел, скорее всего был кашеваром при полевой кухне. Тот кто действительно шел грудью на штыки, тот молчит. Все слова на «Ура! В атаку!» ушли.”

Она сама стыдилась своих орденов и надевала их только на парад. Смеялась, что чувствует себя броненосцем в потемках.

“Кино любила. Знаешь какое раньше кино было? Целый праздник если картину новую привозили, особенно комедию. И цветы дарили простые, искренние. Что надрал о тебе подумав, главное чтобы охапка побольше, то и подарил. Главное, что подумал же. А сейчас вроде и смотреть много чего, телевизор есть, цветной, а все не то. Праздника нет. “

Я скачивала и записывала на диски «Волгу-волгу», «Веселых ребят», «Весна», покупала мандарины, батончики, гвоздики и мы устраивали Праздник. И знаете, это действительно было весело.

Вчера я выложила первый пост про Тамару Алексеевну. Уже два года как ее уже нет. На этой неделе я буду и дальше писать про моего друга.

Раз в три дня мы ходили гулять. Это был сложный ритуал, с перепроверкой всего по триста тридцать три раза. Она всегда носила короткую стрижку, но никогда и ни за что не выходила на улицу не собрав волосы. Они были потрясающе красиво седы. Прижимала она их сверху дуговой пластиковой гребенкой, чтобы было аккуратнее.

"В институте, там не до красоты было. Аккуратно и хорошо. Жаль, что все снимки черно-белые: волос был как старая медь. Рыжий, аж черный. Я такого цвета потом ни разу не встречала. А ты что? Волосы красишь? Нехорошо. Знаешь кто волосы красит? Только бляди. Еще подумает кто, что ты доступная, объясняй потом"

Я тактично молчала о том, что закрашиваю седину :)

Мы ехали на лифте и осторожно-преосторожно спускались по ступенькам. Потом переползали через пороги. Все знают что за явление «бабушки у подъезда»? Так вот. Я была в стане врага.

У Томочки было свое место, его никто не занимал. Если кто-то по незнанию хотел отдохнуть на правом «крыле» скамейки, его безжалостно сгоняли. В первую очередь за этим зорко следили дети. Тома знала их всех: кто в каком году родился, где учится, кто родители.

А все потому, что она всегда выходила, набив карманы своего синего плащика, конфетами.

"Все не то уже. Вот в былые времена, знаешь какие тут люди жили? Писатели, художники. Сейчас все уже не то, измельчали люди"

Война в ее жизни была всегда. С самого детства она слышала это слово, а в их доме всегда пахло шинелями и кислым «кирзовым» ароматом. Когда она закончила обучение, то ее сразу направили на фронт. Разбираться с военными преступлениями.

- Ты кушай, кушай. Война оскотинивает. Врачи перестают считать людей людьми. Куда уж там солдатам? Политрук, знаешь, как нам говорил: Немцы и Фрицы, это вам не гусь и жолоб. Не знаю почему так говорил, из простых вышел, крестьянских, но сравнение было очень точное.

- Бабушка Тамара, ну так немцы-то, тоже ангелами не были.

- На то были их, немецкие прокуроры и суды. Мое дело - сторона, я только за своих отвечала. Второе будешь?

Тома всегда готовила сама, я только приносила продукты, строго отчитываясь за каждую копейку. И каждый раз она считала своим долгом меня накормить. Только потом я уже могла вымыть полы, заняться стиркой и протереть пыль со всех ее шкафов.

В сорок первом году Тома вышла замуж за однополчанина и, почти сразу же, забеременела. Уехала в мае в Ленинград, а в январе вокруг города сомкнулось блокадное кольцо.

"Валя уже уехала, Нина и Коля на фронте, а я с вот таким пузом одна с Володей"

Владимир Алексеевич - младший брат Томы. В том году ему только-только исполнилось девять лет. Ушел воевать на фронт юнгой, был смотрящим на минном катере. Его историю написал писатель Александр Петрович Воронцов в книге «Юнгаши». Когда Тома попала в больницу, он нашел себе вторую семью на флоте. Родители Томы и Володи блокаду не пережили, не пережила бы ее и Тома с новорожденным сыном, если бы старшая сестра Нина всеми правдами и неправдами не прорвалась в осажденный город и не вывезла уже лежачую сестру с еле-еле живым младенцем.

Нину комиссовали из за ранения, и она осталась с племянником. Тома же вернулась на фронт, где узнала, что ее муж к тому времени уже развелся с ней и спокойно жил с другой. Он даже не знал, что у него есть сын. По крайней мере, так он потом всем говорил, пока Тома проходила унизительную процедуру подтверждения отцовства и выбивала через суд алименты.

Денег не хватало, и Тома пошла работать продавцом в ларек Союзпечати. Карьеру юриста похоронила навсегда. Слишком тяжело ей было вспоминать. И к тому же, как она говорила, разведенка не могла в те времена спокойно работать: репутация была запятнана.

Им с сестрой дали квартиру в том самом Ленинском доме, где она прожила всю жизнь. Но это не конец Томочкиной истории. Она бы не была сама собой, если бы не отмочила напоследок еще что-нибудь.

Друзья бывают разные. У них может быть какой угодно цвет кожи, цвет глаз и возраст.

С Рыжей Томочкой я познакомилась и подружилась за три года до ее смерти. В миру ее звали Федорова Тамара Алексеевна. Она пребывала в блаженном мире деменции, ничего не слышала и постоянно спрашивала в каком я классе.

Тома приходилась мне очень дальней родственницей, седьмой водой на киселе. И вот, когда закончилось терпение всей ее родни, сидеть с ней сгодилась и я.

Тома родилась еще при царе. Ее отец был соратником и другом Ленина. Да и жила Тома в том самом «Ленинском доме» на Сердобольской, где была последняя конспиративная квартира Ильича. Но это уже в почтенном возрасте. В юности они жили на Петроградской стороне, в простом деревянном доме, вместе со своими братьями и сестрами.

Она рассказывала, что у них был кот. Звали его Федор Иванович. Воспитанейшая животина, мышелов, любимец детей и гроза собак. Отзывался только на полное имя и обращение «Вы». Мать Томочки сутра выходила на крыльцо и на всю слободку звала: «Федор Иванович! Извольте завтракать!» И полосатый мурз царственно шагал домой.

Когда всех уплотняли, то и их дом разгородили. На вторую половину въехал сосед. Сутра повторился ритуал с зазывом Федора Ивановича. Сосед вышел, посмотрел странно на мать Томочки и ушел к себе. Через пару дней он подошел и поинтересовался, почему его каждое утро зовут завтракать, но никогда не приглашают в дом.

Его тоже звали Федор Иванович.

Тома хорошо училась, была ярой коммунисткой и выбрала себе, совсем не женскую, профессию военного прокурора. Она с гордостью показывала мне вырезку из газеты, которую хранила много-много лет. Отличница.

- Ты меня Тамарой Алексеевной не зови.

- Хорошо, а бабушкой Тамарой, можно?

- Эх… Когда-то меня звали Рыжая Томочка. Чаю будешь?

Это был человек-машина-времени. Она не помнила, что мы делали вчера или неделю назад. Ее странная память могла сохранить только мое лицо, а кто я и откуда, она не помнила. Но рассказать по минутам, как шли бои восемьдесят лет назад - запросто. И всегда очень радовалась, когда мне удавалась доораться до нее с расспросами.

Она с радостью рассказывала про своих друзей и подруг, и никогда про дела, которыми занималась:

- Это секретно. Понимаешь? Война штука грязная, отвратительная, в ней нет правых и виноватых, все делают зло.

Она была непростым человеком с крутым характером, тапки в ее доме должны были стоять строго по линии, все надо было делать, соблюдая промышленные ритуалы. Она любила, когда я сидела и вышивала, а она рассказывала, раскладывая перед собой пасьянс из фотокарточек:

- Это Коля. Коля-Василек, он был летчиком. Молодой, синеглазый. Все руки мне целовал. Погиб, и двадцати одного не было, прямо на взлете сбили. Сгорел весь - хоронить нечего. Ох, любила я его. А как умер, так любить и перестала. Никого больше и никогда. Только сына.

На этом месте я молчала, потому что сына Томочки мы схоронили уже давно. Она жила с невесткой на положении грозового перемирия.

«А это моя Рая» - Тамара Алексеевна показывает фотографию серьезной девушки 20-23 лет. На обороте фотокарточки надпись: «Запомни меня такой». Девушка на фотографии одета в белую блузку с незатейливой вышивкой.

- Страшный человек, безжалостный, геройский. Многие хотели на нее походить. А ты кто?

- Я Кира, бабушка Тамара. (повторить эту фразу раз сто, повышая громкость)

- А! И в каком ты классе? Смотри, это я в школе. Наш учитель и мы. Все говорят «плохо жили». Хорошо мы жили. Чулки были шерстяные, двухслойные. У меня и Нины.

Нина - старшая сестра Тамары. Я ее видела всего один раз в жизни. Так и осталась в памяти строгая, сухая старушка с короткой стрижкой, в синем трикотажном сарафане…

- Картошка на обед, с салом. Хлеб. Не плохо мы жили, хорошо.

Однажды мне позвонила тетка, невестка Тамары, и сообщила, что та пропала. Сказать, что мы встали на уши - это ничего не сказать. Томочка плохо ходила, не слышала и ничерта не помнила. В том числе, и где она живет! Обычно у нее забирали все ключи, и кто-то обязательно караулил. Но тут, сбежала в чистом виде.

Нашли мы ее аж на Черной речке. Она себе куртку новую купить захотела. И что неудивительно - купила, а вот на обратную дорогу уже сил не осталось. Ходила потом довольная, как сверкающий пятак, две недели:

- Все думали, что я не могу, а я смогла.

Тетка капала себе корвалол.

Прощаясь, она всегда давала мне конфеты и какие-нибудь сдобные булочки для дочки:

- До завтра?

- А не забудешь?

Ну как я могу ее забыть? До пятницы буду писать про Рыжую Томочку. Ее архив фотографий мне дали отсканировать. Этот человек заслуживает того, чтобы его помнили.

Так получилось, что пикабушники попросили написать еще... и еще.

В общем, получился целый цикл рассказов, читаем новый, и кстати, не последний. Первые вот тут:

Накопить на конус 1ч

Накопить на конус 2ч

Тонкая работа

Цирк пролетал над городом.

Сделав круг, он выстрелил из боков своей тарелки цветными шутихами и конфетти. Жители останавливались, задирая головы или то, чем наградил их Создатель вместо них, и махали в небо руками, клешнями и щупальцами. Бумажные кружочки и блестки летели по улицам, город тонул в разноцветной зиме. Тарелка, покружив еще немного, села в космопорте, чтобы пройти санитарный и таможенный контроль.

Через пару дней в колокольчиковых полях вырос многобашенный ткане-пластиковый шатер, способный вместить всех желающих. За ним выстроился небольшой городок из гримерок и клеток с животными. Все это пахло навозом, карамелью и приключениями.

Тим весь извертелся на пятой точке, так ему хотелось попасть в этот закрытый от посторонних глаз глухим забором мир. Но отец был занят на работе и возвращался поздно вечером, когда Тим уже пил молоко, лежа в кровати, пока Автомой монотонным голосом читал ему сказку. Вдвоем их отец не пускал: робот был старый, довоенный. Еще до усыновления в семье Тима был такой. Он и дома-то путал программы и команды. Что будет, если вывести его на улицу, страшно было представить.

Сначала мальчик страшно боялся отца. Сам он был родом из глухой деревни и инопланетников видел только на картинках. Когда Тим впервые увидел, кто пришел его усыновлять, разревелся в голос.

Пат-до-ту был антропоморфным инсектоидом. Всех друзей Тима, кто остался в живых после обстрела деревни, разобрали родственники, и только у него не оказалось никого на всем белом свете. Пока не пришел Пат-до-ту.

У приемного отца были жесткие трехпалые руки и голова, как у медведки, с огромными черными глазами и усиками-антеннами. Чтобы усыновить Тима, ему пришлось пройти через болезненную операцию вживления Всеразговора, потому что мальчик был слишком мал для жестовой космолингвы. Пат-до-ту потом долго болел, и служба опеки приводила Тима в больницу его навещать. Наверное, боялись, что он от него откажется.

Мальчик как-то набрался смелости и взял его за палец. Он оказался холодным и шероховатым. Пат-до -ту посмотрел на него, и его жвальца шевельнулись. Коробочка на шее, которую вживили прямо в горло, мигнула и показала улыбающуюся рожицу.

- Тебе очень больно?

- Я солдат, сын. Нам надо уметь терпеть.

Голос был мягким, успокаивающим, и Тим сразу перестал боятся. А когда пошел в первый класс, то на перемене к нему подошел пятиклассник и спросил:

- У тебя отец офицер-космодесантник? Зашибись! Познакомишь?

Сейчас отец работал в Военном Министерстве, кем - не уточнял, ловко уводя разговор в другое русло.

А слушать его Тим мог часами. Он не помнил своих родных родителей, но о лучшем отце не мог и мечтать. Они клеили модели космических кораблей, собирали роботов, стреляли из пневматики на заднем дворе по банкам и даже ходили на рыбалку, хотя Пат-до-ту и считал это варварским занятием. Но свежий воздух и движение полезно для развития человека, поэтому инсектоид терпел из педагогических соображений.

И вот, как-то вечером, Пат-до-ту заглянул в детскую, где Тим уже осоловело моргал глазами под монотонное бухтение Автомоя. Отец помахал в воздухе двумя билетами, на которых были нарисованы синие львы Плутона. У Тима сон как рукой сняло, он вскочил на кровати, заверещал от восторга и запустил в потолок подушку. Они идут в цирк!

Это просто прекрасно - идти по улицам новенького, еще и пятнадцати лет от постройки не прошло, города. В новых высоких бутах с узором из хвостатых комет, держа за руку высокого, коло двух метров, и сильного отца, который обещал на обратном пути посадить его на плечи. Идти в припрыжку, громко напевая и перепрыгивая лужи. Навстречу, выныривая из за округлости холма, поднимался самый большой, самый лучший, самый интересный Космический цирк Братьев Чизелли.

- Папа, ты как билеты-то достал? Машка из четвертого «Б» говорила, что даже ее маме-сенаторше не дали. Все раскупили за часы.

- Я у тебя Сириус брал, так что это было не так сложно, можешь мне поверить.

И Тим задохнулся от восторга и счастья, и чуть не лопнул от гордости. Вот у него какой папа. Всем папам папа, хоть и не сенатор. Машка сдохнет от зависти в понедельник.

В вестибюле было очень много посетителей. Над всеми ними реяли головы сионца, одетые в разноцветные панамки со смешными ушками. Тот вертел ими во все стороны, пытаясь понять, где тут вход для его размеров.

Тим выпросил у отца световую вертушку, сахарную вату, мешок сладкой кукурузы и лимонад. Заняв наконец свое место в амфитеатре, мальчик почувствовал себя бесконечно счастливым.

- Папа, а почему ты не в форме?

- Я отдыхаю, сын. - инсектоид потрепал его по волосам своими жесткими, шершавыми пальцами, - Стоило за это пролить столько крови, чтобы потом видеть как ты улыбаешься и смеешься. Жизнь в форме - это и не жизнь вовсе. Служба. Нельзя, чтобы она становилась смыслом жизни.

И завертелось. Лунные акробаты, которые, казалось, могли согнуться гармошкой, сменяли многоруких жонглеров с планеты Метаморф. На арену выкатывались шарообразные слоны с Кропиоидных солнц и задорно махали всем бумажными букетами, а те самые, синие тигры слушались дрессировщика, как послушные собачки и рычали, попадая в лад с его флейтой.

Тим так и не притронулся к лакомствам: он был там, на арене. Инсектоид смотрел то на него, то на представление, задумавшись о чем-то своем и подперев треугольную голову рукой.

Наконец конферансье объявил:

- А сейчас, дамы и господа, наш гвоздь программы. Чудо, которое не может сравниться с телепортационной ямой и мышами-призраками Нептуна! Непревзойденный в своем искусстве, маг и чародей в шестисотом колене, наследственный предсказатель и иллюзионист — Петко Пжежич!!!

Тим много-много раз нажал свою кнопку аплодисментов на подлокотнике, а потом еще и сам похлопал ладонями. Так ему понравилось смешное имя фокусника.

Зажгли верхний свет, разрушив чарующую атмосферу циркового полумрака, и на арену вышел немолодой, сгорбленный временем человек в поношенной тройке. Он улыбался, потирая лысую голову и оглядывая зрительный зал.

- Ну! Здравствуй, славный Фениксград! Я тебе ужасно рад! Дальше не срифмовал, потому продолжу прозой. Работаю по старинке: сплошная ловкость рук и никакого мошенничества, воспринимаю нейронные токи ваших эмоций и задаю вопрос великой Вселенной! - фокусник подергал себя за уши, будто они были ручками настройки.

- Все, Вселенная на связи, задавайте ваши вопросы. И смелее. У нас четверть часа эфира.

- А я скоро выйду замуж? - крикнули откуда-то с верхнего яруса и смущенно захихикали.

Петко Пжежич закрыл глаза и ответил:

- Через два года три месяца и шесть дней. Вот за того симпатичного альдебаранца в третьем ряду, он еще не знает о том, что вы не встречаетесь с инопланетниками «потому что они стремные». Проживете с ним всю жизнь до глубокой старости, и будете очень счастливы, несмотря на то, что вас не примут семьи с обеих сторон.

- А когда будет конец Света!? - выкрикнул щуплый малец лет пятнадцати, подняв при этом руку, словно он находился в классе.

- Никогда. Так что, на твоем месте я бы сегодня урвал время у сна и подготовился к контрольной по физике. И вообще, завязывай ты с этими паранормальными пабликами: они предсказания найдут даже в миске каши, а Мир, он вечен. Дальше!

- Я разбогатею?

- У меня пропала собака. Где она?

- Кем мне стать?

Вопросы сыпались один за другим. Пат-до-ту наклонился к Тиму и прошептал, понизив громкость Всеразговора:

- Как думаешь, он правду говорит? Или это все подставные зрители?

- Как-то они больно искренне реагируют, тебе не кажется? Мне бы хотелось, что бы это было правдой. - Тим тоже вытянул руку, привлекая к себе внимание.

- Да, мальчик, слушаю.

- Я увижу еще когда-нибудь моих родителей? Я только родился, когда мою деревню стерли в пепел. У меня даже фотографии не осталось.

Петко Пжежич поманил его ладонью на сцену:

- Ты пришел в правильное место, в правильное время, к нужному человеку. Увидишь. Спускайся.

Тим обернулся на отца. Тот одобрительно кивнул.

Фокусник встал у него за спиной, положив ладонь на плечо мальчика.

- Смотри. Вот туда. - и показал на противоположный конец арены.

Весь зал ахнул и затих. На песок ступили четверо: чернобородый мужчина в стеганном комбинезоне с длинноствольным лазером через плечо и крепкая румяная женщина, которая вела за руки двух совершенно одинаковых, веснушчатых девочек лет семи. Тим сглотнул комок в горле.

- Что замер? Коммуникатор чай есть. Фотографируй.

Стараясь унять дрожь в руках, мальчик поднял руку с наладонником и включил видеосъемку. Родные, чьих имен уже никто не помнил, улыбались ему с того света, сумев пройти через призму времени.

Выключив запись, Тим поднял голову и прошептал:

- Спасибо.

У Петко были очень уставшие, серые глаза:

- Не за что. Может у тебя еще есть желание? Такое вот самое-самое.

- А можно я вам на ухо скажу?

Фокусник нагнулся и что загадал мальчик, зал не слышал.

- Приди домой и выпей три стакана воды одним махом. Утром сбудется.

- Только чтоб по моему желанию, а то неудобно будет!

- Хорошо.

Тим поднялся на свое место.

- А что ты у него спросил?

- Пап, если скажу, не сбудется же.

Фокусник продолжал:

- Смотрю, зал заскучал. Нехорошо как-то получилось, что я желание Тима исполнил, а ваши нет. Давайте так. Вы сейчас, каждый, подумаете о самом-самом сокровенном, о чем мечтали всю свою жизнь. А я это исполню.

Петко Пжежич встал посредине арены, раскинув руки как дирижер.

- Поехали, слева направо!

Зрители загудели. Вдруг кто-то вскрикнул:

- Волосы! У меня синие волосы! Как я всю жизнь хотел, посмотрите. Даже на руках синие!

- С ума сойти! Я умею играть на гитаре. Нет, вы не понимаете. Я знаю, как это делать, а ведь у меня нет музыкального слуха. Или есть!? Мне срочно нужна гитара!

Кто-то стал проталкиваться к выходу. И над общим гулом, где кто-то смеялся, а кто-то плакал от радости, обнимая своего обретенного питомца или радуясь вернувшейся на место руке, гремело шипение трех голов сионца:

- С-с-сдох-хла тетя Ф-фира-а-а! Ш-шас-с-стье-то какое!!! Наконец!

Мальчик тихонько спросил:

- Пап, а ты что загадал?

Инсектоид протянул ему руку. Она была теплой. Живой.

- Мне хотелось, чтобы твоя потребность в тактильности была... Я же знаю, неприятно обнимать меня из-за разницы температур. Это чудо. Настоящее.

И они дружно нажали кнопки аплодисментов.

Придя домой, Тим первым делом выпил залпом три стакана воды и, отказавшись от ужина, лег спать.

В школе, на физкультуре все столпились вокруг мальчика, потому что только он один успел посетить цирк до того, как его оцепили военные.

- Это надо было видеть! Смотрите, я даже видео снял. Мои родители.

- Слушай, ну это не чудо! Могли спрятать голографический передатчик в бортике. Ты задаешь вопрос, а оператор в будке командует: Быстро смонтируйте изображение и voila! – кисло прокомментировал второгодник Ратрека и, сев на пол, почесал лапой мохнатый бок. Ему было очень обидно, что он не попал на представление: родители посадили его на короткий поводок за двойку по алгебре.

- Хорошо, допустим. Но папа-то теплый. Мы градусником меряли: тридцать шесть и шесть.

- Ты уверен, что он у тебя живой? - вклинились в разговор отличница Раечка, которая спустилась с каната и подошла к группе освобожденных от занятий. - Джунглианцы не могут переносить такой перегрев долго.

- Да! Сутра был вроде очень даже живой. Шутил и ворчал радостно. Что-то кричал про уродов в белых халатах, которым теперь все это придется обосновать научно. Ты, лучше, вот это объясни!

Тим открыл рот, но оттуда донеслось только едва слышимое потрескивание. Ратрек бухнулся на пол и завыл, зажимая передними лапами висячие уши:

- Прекрати немедленно!!! У меня сейчас перпонки от этого шума лопнут!

- Вот так. Прости пожалуйста, Ратрек. Папа говорил, что с вами только жестами общаются.

Рая от удивления даже открыла рот:

- Ты сейчас на джунглианском говорил?

- Ну да. Просто это не честно как-то. Отец знает мой язык. А я его нет. Ты не поверишь, какие у них интересные сказки. Только вот переложить их на космолингву никак совсем. Получается… как торт из картона делать.

- Понимаю, ох завидую тебе страшно-престрашно. Но почему же цирк закрыли?

- Фокусник пропал. Вот и закрыли, ищут. - вздохнул Тим и пошел на беговую дорожку.

Отец пришел пораньше и сел рядом с сыном. Мальчик слушал аудиозапись джунглианской книги:

- Это так красиво, что невозможно передать голосовыми связками. Нет таких слов в человеческом языке.

- Мы всю историю были расой поэтов и воинов. Такая отрада слышать родную речь, я ведь так далеко от дома.

- А ты отвезешь меня на свою планету?

- Когда-нибудь ты поедешь туда, чтобы предать мое тело покою. Это делают все сыновья, по нашей старинной традиции. Думаю, тебе там понравится, хоть и придется не покидать скафандра.

- А фокусника нашли?

Отец отрицательно покачал головой и стал переодеваться.

- Пап, а он убежал не потому что ты там был? - подозрительно спросил Тим, в голову которого стали закрадываться сомнения.

- Ты уже большой. Думаю, сможешь держать язык за зубами.

Инсектоид завязал кушак халата и вернулся в гостиную с брикетом своей еды.

- Такие люди, как этот Петко, опасны. Одно дело, когда кто-то пожелает смерти противной, как сто чертей, тете Фире. А если кто-нибудь захочет убить сенатора, допустим? Такие люди не поддаются контролю. А значит, они несут угрозу обществу.

- Пап, но ведь он добрый. Очень добрый.

- Я достаточно разбираюсь в людях, чтобы понять это. Но это не понимает мое начальство. Поэтому мне пришлось уволится. Пусть разбираются дальше сами, а я не желаю мараться кровью невинного человека. - инопланетник потянулся и захрустел твердым брикетом, роняя крошки на диван.

Тим обнял колени и задумался.

- Такое настоящее Чудо, и тут же его объявляют опасным.

- Не переживай так. Представь, что некий неравнодушный, прекрасным хуком справа уложил поспать часового и вывел волшебника за кордон, посадил на ближайший корабль, где капитаном был старый друг этого некого, и уже вчера он улетел далеко-далеко отсюда. А там будет новый цирк, в котором он будет уже аккуратнее предсказывать и помогать. По старинке. Как умеет.

Тим застрекотал. Пат-до-ту улыбнулся переговорным устройством и обнял сына по-человечески, теплыми руками. Со стены на них смотрела фотография в новенькой рамке, на которой были изображены четверо: мужчина с черной бородой, полная румяная женщина и две девочки в одинаковых платьях. Вечерело.