GubastiKudryash

Забавно, как нелепая случайность может кардинально изменить жизнь.

Вот, например, вчера я встал в семь часов сорок минут. Точнее я проснулся в это время, а встал на десять минут позже.

Через пару часов я уже был на работе.

Обычная рутинная работа, обычным офисным планктоном. День проходил как обычно и я уж думал, что ничего нового этот день не принесет. Хотя нет, вру. Я об этом вообще не думал. Я просто работал и скорее всего, просто ждал, когда прозвенит шесть часов вечера, чтобы я мог встать с просиженного офисного стула и легально пойти домой.

Дома меня тоже ничего не ждало. Я знал это. И, вместо того чтобы пойти домой, я решил удлинить путь и немного прогуляться по парку.

Была осень. Но осень довольно теплая.

Листья только начали желтеть. Жители только начали надевать куртки.

Впереди шла мать с коляской на двоих детей. Слева, немного углубляясь в редкие деревья, мужчина играл с собакой, задорно обманывая, будто бы кидает палку. Наивная собака, трепыхая ушами и щеками неслась за «летящей» палкой и лишь через несколько секунд понимала, что хозяин-то нагло ее обманул.

Я медленно прогуливался по асфальтированной тропинке, а потом, каким-то неизвестным образом оказался на тропинке грунтовой. Я и сам не заметил, как свернул туда, но, зная что парк небольшой и рано или поздно, я обязательно выйду к цивилизации, продолжил идти без страха.

Когда сумерки коснулись верхушек деревьев, я понял, что надо выбираться из этого места.

Снова найдя асфальтированную дорогу, я пошел уже по ней.

Впереди, на лавке спал какой-то бомж, который меня и окликнул:

- Парень! – сказал бомж и ради приличия даже привстал с лавки.

Его красные глаза давно не видели сна. Ему было холодно и он кутался в толстую телогрейку, в некоторых местах рваную и очень грязную.

- Сигаректой не угостите? – спросил он и исчез.

Исчез в прямом смысле этого слова. Его не было секунды две, после чего он вновь появился на той же лавке, в той же рваной и плохо пахнущей одежде.

От удивления я не знал что сказать. Не глюки ли это?

Не проронив ни слова, я достал пачку и, не давая ему в руки, аккуратно, за самый кончик протянул сигарету.

- Меня Вовка зовут, - протянул он руку.

Я сделал вид, что занят: убираю сигареты, проверяю время на телефоне и лишь поэтому не пожал ему руку.

Вовка, видимо, понял и спрятал руку в карман.

- Ну да, чему собственно я удивляюсь, - сказал он сам себе. – А я ведь не такой старый и не такой бедный, как ты думаешь.

- А я и не думаю, - отозвался я, не понимая, почему до сих пор стою перед ним.

Вовка долго рылся в карманах. Его грязные, мозолистые руки вначале облапали черную с масляными пятнами телогрейку, затем по несколько раз залезли в каждый карман. Он проверил и карманы в засаленных джинсах, а затем пошел проверять карманы в телогрейке по второму кругу.

- Потерял, наверное, - растроганно сказал Вовка, вытаскивая из-под телогрейки грязный палец. – Во, видал какая дырка.

Я вспомнил о своем прохудившемся кармане и подумал, что надо бы мне его заштопать.

- А зажигалка есть? – спросил он. - Я мог бы и сам взять, но ты как я погляжу человек хороший, так что не откажешь.

Я протянул зажигалку.

- Садись, покурим.

Сесть я не решился.

- Тогда стой. Вот, как ты думаешь, сколько мне лет? – начал странный разговор Вовка.

Я прикинул его пропитую физиономию, зная, что алкаши часто выглядят намного старше своих лет. Лицо его было усеяно морщинами. Кожа сползла вниз, как будто лицо его, как восковая маска, начала таить и застыла в этом положении. Его большие уши торчали из-под вязанной крупной вязью шапки. Я прикинул, что ему около сорока лет. Может быть чутка меньше. Я хотел было сказать, но заметил одну деталь.

Сквозь крупную клетку шапки, я увидел лысину и редкие седые волосы. Этот факт заставил меня накинуть еще пятерку.

- От сорока до пятидесяти, - размыто сказал я и, достав сигарету, закурил.

- А вот и нет, - растягивая рот до ушей сказала Вовка. – И даже не близко.

- Шестьдесят?

- Ого…

- Семьдесят?

- Однако. – Пародируя Кису из двенадцати стульев, кривлялся Вовка.

- Восемьдесят?

- Не в ту сторону копаешь.

- Тридцать?

- Ближе.

- Двадцать? – уже смеясь, спросил я.

- Двадцать три, - с некой ноткой гордости заявил он.

- Да ладно?

- Вот тебе и ладно.

- Это ж как пить-то надо? – немного резко сказала я.- Или это болезнь, какая?

- В каком-то смысле это болезнь. Даже не болезнь, а зависимость. Только зависимость не от водки. Ты не подумай ничего такого.

- Эх, как тебя жизнь помотала, - улыбаясь, сказал я и бросил окурок в мусорку.

Мне надоело стоять, и я присел рядом с Вовкой, чувствуя некую симпатию к этому «молодому человеку».

Вовка отодвинулся на край лавки, понимая, что выглядит он не очень, да и пахнет от него не лучше.

Вовка тянул окурок почти до самого фильтра. Обжигая пальцы и, скорее всего, втягивая противные пары фильтра, он щурился и вытянул губы трубочкой. Наконец-то он выжал из сигареты весь никотин и лишь тогда кинул окурок в мусорку.

- А тебе сколько годков?

- Не намного старше тебя, - продолжая улыбаться, ответил я. И, дабы вновь не устраивать игру в угадайку, сказал сразу. – Четверть века.

- Я гляжу, ты мне не веришь, - с прищуром сказала Вовка и был прав.

- Верю или не верю, какая разница.

- Разница есть. Для меня.

Вовка вновь полез по карманам.

Незаметно стало темно.

Только я об этом подумал, как фонари вдоль аллеи вспыхнули желтым светом.

- Неужели я и его потерял, - судачил Вовка, проверяя карманы. – Нашел.

Вовка протянул мне потрепанный годами паспорт.

- На, смотри если не веришь.

- Да я верю.

- Смотри-смотри.

С другого конца лавки он протянул мне паспорт.

Я взял документ, раскрыл на первой странице и, немножко был шокирован. С фотографии на меня смотрел молодой пацан двадцати лет. Немного носастый и с большими ушами.

Год рождения значился одна тысяча девятьсот девяносто третий.

- Надо было с тобой поспорить, - ухмыляясь, сказала Вовка. – Хотя бы на бутылку пива заработал. Хотя я и без тебя могу достать кучу денег. Это не проблема.

После его очередного заявления, я также сомневался, но уже не так сильно как с возрастом.

- И как же ты это собираешь сделать?

- Сделать что?

- Достать деньги.

- Я не сказал, что я собираюсь это сделать. Я лишь сказал, что без проблем могу это сделать. Но делать не буду. Мне лень.

- Ааа… - с наигранной задумчивостью протянул я, понимая, что сейчас он должен предложить мне поспорить с ним.

- А еще я отменный фокусник. Я настолько хорош, что могу проделывать такие фокусы, какие не сможет сделать ни один человек во всем мире.

О, понесло парня, - подумал я.

- Я одного не понимаю, чего ты тут сидишь в грязной одежде, скорее всего без шиша в кармане. Если ты можешь достать деньги, можешь проделывать фокусы и, наверное, это еще далеко не весь перечень твоих возможностей.

- Безусловно, не весь. – Без тени сомнения ответил Вовка, - Я могу делать многие вещи и, не делаю их лишь потому, что мне лень. Все просто. Я лентяй от рождения. Но, дабы не пустословить, могу продемонстрировать. Показываю один раз. Могу и много, но не хочу. Лень, сам понимаешь. Достань телефон, набери на нем любую комбинацию цифр и убери его за спину.

Я огляделся по сторонам, так как у меня закралось подозрения, что меня хотят на телефон развести. Может этот Вовка тут с подельниками.

- Ну, чего телишься?

- Ладно, - Я достал телефон убрал за спину и потыкал пальцами по дисплею.

- Готов? – сказал Вовка и убрал руки в карман.

- Да.

Спустя секунду, Вовка сказал:

- Девять, две решетки, восемь и шесть.

Я крайне удивился, когда посмотрел на дисплей телефона.

- Но как?

- Я же тебе говорил. Но не проси меня опять проделывать это.

С Вовкой мы говорили довольно долго. Время приближалось к десяти, когда он сказал:

- Если разрешишь мне переночевать у тебя, воспользоваться душем и дашь мне чистую одежду, то я отблагодарю тебя. Я дам тебе инструмент, с помощью которого ты сможешь делать действительно удивительные вещи.

Я согласился не сразу.

- А где гарантии, что ты у меня ничего не украдешь?

- Ну, какие могут быть с меня гарантии? Тут либо веришь, либо нет.

По крайней мере, несколько раз он меня не обманывал.

Я купил пару бутылок пива и прихватил из магазина еды на две персоны, которую надо только разогреть. Мы с Вовкой отлично поболтали до поздней ночи. Он оказался довольно интересным собеседником и был в тренде всех новых событий, что немного не укладывалось с его внешностью.

Утром, пока Вовка был в душе я быстро пробежался по вещам, проверяя ничего ли не стащил этот тип бомжеватой наружности. Все было на своих местах.

Даже мелочь в блюдце перед входом не тронута.

Мы вместе покинули квартиру. Больше я его никогда не видел.

Вечером того же дня, я вернулся домой, обнаружив странную вещь рядом с блюдцем.

Это были часы на цепочке. Вряд ли они были золотыми, но производители, скорее всего, хотели придать им вид часов дорогих и элегантных. Наверное, для этого вся задняя крышка была в гравировке непонятного рисунка.

Я открыл часы и оттуда вывалился маленький клочок бумажки.

«Ты хороший человек. Я скопил себе достаточно денег на мою старость, так что теперь передаю это тебе. Наверное, если бы они остались у меня, то я бы никогда от них не избавился. Под крышкой, есть еще одна кнопка. Нажми на нее.

Вовка».

Суть послания мне была не ясна.

Я нажал на кнопку и крышка отвалилась, показывая обычный циферблат с римскими цифрами по кругу. Как и было написано, в центре была еще одна маленькая кнопка. Наверное, я бы ее не сразу заметил, если бы не прочел в записке.

Я осторожно надавил на кнопку.

В этот момент часы начали тикать.

Ну, да, подумал я. Спасибо хоть рабочие.

Некоторое время я крутил часы в руках, но вскоре мне это надоело, и я просто закинул их в карман.

Я завалился на диван и хотел включить телик, но в пульте сдохли батарейки. Маленькая красная лампочка на телевизоре говорила о том, что сам телевизор здесь не причем. Вытащив батарейки и пожевав, раньше это всегда помогало, я вновь попытался включить телевизор и вновь ничего не вышло.

Затем я заметил настенные часы, которые так же не двигались.

По природе я человек ленивый, примерно, как Вовка, поэтому чинить часы я не решился, особенно учтивая опыт с починкой пульта.

Вместо этого я выглянул на улицу и замер возле окна.

Улица не двигалась.

Не двигались машины и люди. Собака, задрав ногу у дерева не двигалась. Желтый листочек, сорвавшийся с ветки и тот замер на подлете к земле.

Улица в окне казалась картинкой. Будто бы только что, кто-то неведомый сфотографировал вид из моего окна, распечатал и налепил на стекло.

Я вновь взялся за пульт, поднял его над полом и отпустил.

Пульт повис в воздухе. Он не двигался ни на миллиметр. Ничего в этом мире не сдвигалось ни на миллиметр.

Это я уже потом, проводя эксперименты с хронографом (как я назвал свой аппарат) узнал, что время все-таки продолжает идти. Оно не останавливается в одночасье. Оно идет. Но идет настолько медленно, что одна секунда равно нескольким суткам.

В тот момент я понял, почему Вовка выглядел настолько старым и как он проделывал эти фокусы.

В какой-то момент я испугался, что жизнь не вернется к нормальным темпам. Но это быстро прошло, когда я достал хронограф и дрожащими пальцами надавил на кнопку в центре.

Секундная стрелка на настенных часах вновь начала тикать. На улице закончил свое дело пес под деревом. Машины продолжили движение, а сорвавшийся листочек все-таки коснулся земли.

Я взял в руки пульт, подбросил его и в этот момент нажал на хронограф. Пульт замер в воздухе.

Меня это позабавило. Ну, еще бы… Я держал в руках нечто неестественное. Нечто, с чем я мог бы выполнить все свои мечты.

Но так всегда бывает. Хочешь чего-то. Желаешь. С жадностью считаешь каждую секунду, когда тебе это что-то перепадет. А как только оно оказывается у тебя в руках, то и не знаешь что делать. Держишь и думаешь, куда теперь деваться.

В примерном положении оказался и я.

Некоторое время я боялся своего хронографа. Вдруг он не сработает, а я буду выглядеть идиотом в глазах людей. Или того хуже, меня сшибет грузовик, который я медленно обхожу, зажав в руке хронограф.

Но со временем эти страхи исчезли.

Я регулярно пользовался хронографом и за все время он меня ни разу не подвел.

Поначалу я начал неплохо так бесноваться.

Точнее, бесноваться я начал после того, как удостоверился в его безотказной работе.

Начал я с того, что идя по улице, мне захотелось пить.

Недолго думая, нажал на кнопку, зашел в магазин, вытащил себе литр колы из холодильника и отжал кнопку, когда оказался на улице.

Естественно этого никто не видел.

Чтобы обезопаситься наверняка, я пытался заснять себя на видео в этом состоянии. Но, чтобы увидеть себя, мне надо было либо раздобыть суперскоростную камеру. Либо же стоять перед этой камерой несколько суток.

После этого мне уже ничего было не страшно.

Я заходил в магазин и брал не только еду, воду и продукты. Я добрался до кассы и обчистил ее.

Деньги выпирали из карманов, и я не знал, что с ними делать. На работе я несколько раз показывал фокусы, тем самым повергая коллег в шок. А потом и вовсе подумал. А на кой черт мне нужна эта работа. Я без проблем могу зайти в банк и взять столько денег, сколько бы никогда не заработал, горбатясь в этом проклятом офисе.

Хотя, правды ради, я там толком и не работал. Так, просиживал время и ждал пока закончится рабочий день… Неделя… Год…

С деньгами у меня появилось много друзей. Точнее знакомых. Но я предпочитал называть их друзьями, так как настоящих друзей у меня толком-то и не было.

С хронографом я понял, насколько я все-таки ленивое существо. Я мог бы творить чудеса. Мог бы повергнуть мировую общественность в шок. Я мог бы делать много полезных вещей, но я предпочитал ничего этого не делать.

Мне хватало денег. С деньгами мне хватало девушек. А с девушками мне не хватало времени.

Теперь я понимал слова Вовки о его ленивой заднице. Я ничем не лучше. Я боялся, что каждый раз используя хронограф я старюсь. Для меня время идет как прежде, в то время как весь мир стоит на месте. Боялся того, что буду таким же молодым стариком на лавке, как и Вовка. Но это все-таки было где-то там. Далеко за горизонтом.

А я вот он Я. Молодой, с деньгами, с хронографом.

За пару месяцев я обеспечил безбедное существование моим немногочисленным родственникам. Мать во мне души не чаяла. Отец каждый раз говорил, что гордится мной. Ставил меня в пример друзьям и говорил, что он с самого детства верил в то, что в жизни меня ждет успех.

Он, конечно врал, но мне было плевать.

Жалко конечно, что я не своим умом достал эти богатства. Но, не отказываться же мне от того что имею.

Я и до хронографа был человеком довольно рассеянным и неприхотливым. Мог годами носить одну и ту же обувь. Пользоваться старым телефоном лишь потому, что он рабочий и я к нему привык. В домашнем беспорядке находил вещи намного быстрее, нежели в педантично убранной мной же квартире.

А с хронографом эти качества только усилились. Хронограф избавил меня от множества проблем, которые занимали большую часть жизни. Мне просто стало скучно.

Денег куча. Времени еще больше. А вот желание что-то делать - исчезло.

По сути, я мог бы стать неплохим героем, спасая людей из горящих домов и из-под обвалов. Вытаскивая людей с того света. Но зачем мне все это?

Если я себя на улицу вытащить не могу, чтобы просто прогуляться. Куда мне людей вытаскивать.

Вместо улицы, я отлично вытаскивал себя в клубы и на вечеринки. Там хоть немного моя монотонная жизнь получала некий тонус.

Я часто использовал хронограф. По случаю и без.

Хочется побыть одному – не проблема. Надо куда-то успеть – пожалуйста (хотя я давно забыл те времена, когда куда-то спешил)

Хронограф стал мной.

Я, конечно знал, что он сжирает мое настоящее время, в то время как мир спит и ничего не подозревает. Но соблазн его использования был слишком велик.

Порой, мне хотелось рассказать кому-нибудь. Похвастаться и показать какой я сверхмогучий. Но страх, что его отнимут превышал мое жалкое желание хвастовтсва.

Нередко приходили мысли, что пора бы умерить пыл, иначе уже лет через пару-тройку я буду жалким дедом с кучей денег и без капли здоровья.

Я даже начал себя ограничивать в его использовании.

Но все ограничения шли лесом, когда хотелось вновь прикоснуться к золотой кнопке в центре циферблата.

Я наступал на свои обещания и без зазрения совести пользовался хронографом.

Мне казалось, я прожил вечность. По сути своей, так оно и было, ведь с момента встречи с Вовкой прошло всего пара месяцев. А в состоянии хронографа, времени я не считал.

Многочисленные женские компании надоели. Никогда бы не подумал, что это произойдет, но мне осточертели женщины. Все женщины. Те, кто хочет душевной беседы и те, намазанные сантиметровым слоем с идеальными бровями, пухлыми губками и упругими грудями. Все надоели.

Одна из девушек, Света, с кем я проводил больше всего времени, достала часы из моих рваных джинс и спросила, что это.

- Положи на место и никогда не трогай! – во все горло проорал я. - Ты поняла меня!? Поняла!?

Девушка отбросила часы и уставилась на меня большими глазами с приклеенными ресницами и разукрашенными бровями.

- Совсем что ли псих?

- Никогда не прикасайся к моим вещам.

- Ты бы хоть вещи свои поменял, - недовольно фыркнула она. – А то в этих джинсах ходишь с тех пор как я тебя знаю.

- Мне они нравятся, - умерив пыл, ответил я.

- Купи себе точно такие же.

- Ты не понимаешь.

- Естественно не понимаю. У тебя куча денег, а ты ходишь в старом тряпье. Мне этого точно никогда не понять.

- Я тебе не покупаю вещи?

Света потупила взгляд.

- Я тебе не дарю золото, новые телефоны, шмотки и просто так не даю денег на карманные расходы?

- Даешь.

- Тогда к моим вещам не придирайся.

С тех пор депрессия поглотила меня.

Я злился на Вовку, который подсунул мне эту адскую машину, а сам испарился, взгромоздив на меня это тяжкое бремя.

Я действовал точно, как он. Мог бы выкинуть, мог бы сломать, но делать этого я конечно не делал. Руки не поднимались, хотя мысли и проскакивали.

Скрываясь от всего мира в одном мгновении, я понимал, что в этом мгновении проходит моя жизнь. При большом желании я могу превратиться в дряхлого старика всего за пару дней.

Вспоминая свои первые шалости с хронографом, я удивлялся, как мог поступать так глупо.

Я издевался над людьми, пока они были беспомощны передо мной. Отбирал у них телефоны, вставлял в руки фалоиммитаторы где-нибудь в общественном месте. Портил еду в ресторанах, задирал юбки девушкам.

Господи, с такими возможностями я проделывал настолько подлые и низкие вещи.

Почему я стал именно тем человеком, кому достался хронограф.

На дне депрессии, я совсем забыл, как выглядит реальный мир. Я спал, ел, пил и жил в одной секунде.

Затрудняюсь ответить, сколько прошло времени. Может неделя, может месяц. Время для меня перестало что-то значить с того момента, как я научился им управлять.

Я шел по городу.

Искривленные и неудачно остановленные лица прохожих, смешно смотрели по сторонам, но мне было не смешно.

Я остановил время в теплый зимний день.

Бесконечный день с ярким, утренним солнцем, что может быть прекрасней.

Редкие снежинки искрятся в воздухе. Легкий мороз щиплет лицо и ноги сквозь рваные джинсы. Деревья укутаны белым бархатом. Люди стоят в причудливых позах. Машины застыли, выбрасывая белый пар из выхлопных труб.

Понурив голову, я шел по набережной и наблюдал.

Честно сказать я даже и не помню, что я видел и что там было. Свои мысли были мне дороже. Хотя если и здесь не врать, то я ни о чем не думал. Просто шел в застывшем мире.

Взгляд блуждал по фигурам и силуэтам людей.

Наверное, я бы и этот взгляд пропустил мимо, если бы девушка, на которую я смотрел, не была настолько напугана. Ее глаза сверкали страхом. Рот раскрыт в безумном крике. Она успела выставить перед собой руки, словно испугалась меня.

Я не спеша повернулся. В нескольких десятках метрах от нас, сорвавшаяся с дороги машина неслась на полной скорости. Сейчас она, конечно, стояла на месте, но стоило мне отжать на хронографе кнопку и скорость автомобиля в одно мгновение увеличится до сотни.

А может отжать?

Отойти, отжать и посмотреть, что будет.

Я отошел с примерного пути движения автомобиля, достал хронограф и нажал на кнопку.

Какое же отвращения я испытал, когда в одну секунду, на меня обрушился миллион звуков. Люди, двигатели, голоса, музыка. Но страшнее всего и громче всего был шум скользящих по асфальту шин и крик девушки.

Я не выдержал и вновь нажал на хронограф.

Девушка сменила выражении лица и даже немного сдвинулась с места, уходя от автомобиля. В машине сидел седовласый дедок на лице которого не было страха. Он до крови прикусил губу и были хорошо видны его старания остановить или хотя бы увести машину.

Я вернулся к девушке. Протиснулся между ней и автомобилем, который через какую-то долю секунды должен был размазать ее по асфальту. Подхватил каменную девушку на плечо и, особо не заморачиваясь, положил ее как полено на грязный тротуар.

Палец уже нащупал кнопку, но я вдруг подумал, что будет как-то некрасиво с моей стороны, спасти одну лишь девушку.

Двери машины были закрыты, поэтому мне пришлось взять кирпич, разбить окно, добраться до замка и открыть дверь. Возился я с этим мужиком довольно долго.

Подхватить его так легко как девушку мне не удалось, поэтому я выволок его и положил рядом с ней.

После чего я встал поодаль, и нажала на кнопку.

продолжение в комментариях

страница автора

Дворовый пес Жюль или благородно Жюль Верн, не всегда был таковым.

Когда-то у него были хозяева. Когда-то он получал в достатке еду и его с удовольствием чесали за ушами. Когда-то он любил и ему отвечали взаимностью. Но судьба сыграла с ним злую шутку.

Никто не знает, как Жюль появился в селе.

Он прибился к забору у дома деда Пантелея, где рос удобный куст, который и заменил ему место, хозяев и все, что было в прошлой жизни.

Несколько дней, дед не обращал на пса никакого внимания. А тот и носа не показывал из-под куста.

Когда Пантелей заметил собаку, то лишь кинул презрительный взгляд. Не до пса ему было. Пару месяцев назад умерла его жена, и пес явно появился тут не в самое лучшее время. Но, то ли звезды сошлись правильно, то ли Жюль оказался достаточно настырным, но дед все-таки окликнул собаку:

- Э, Барбос, или как тебя там зовут? – сказал дед и пошевелил палкой кусты.

Жюль выполз из своего скромного жилища и уставился на деда.

Некогда большая собака испытывала не лучшие времени. Ребра торчали, будто она проглотила огромный бочонок. Голодные и испуганные глаза с опаской осматривали деда. Комки сбитой шерсти и бесчисленное количество репейника сковывали движение. Единственное что не изменилось, так это большие коричневые уши. Жюль весь был коричневым, но за последнее время, уши выгорели и стали чуть-чуть рыжими.

- Тебя как звать? – спросил дед.

Собака естественно не ответила. Она лишь прижала уши-лопухи и присела на костлявый зад.

- Ошейник гляжу у тебя есть. Ты, чей будешь? – настойчиво продолжал спрашивать дед. – А ну подойди сюда. – Сказал он псу и сам же подошел.

Пантелей испытывал некоторый страх перед собакой. Даже перед такой исхудалой и испуганной. Мало ли что взбредет ей в голову. Возьмет с голодухи да цапнет за ногу. Или того хуже, вцепится в горло.

Но, как только дед оказался перед Жюлем, который от страха отводил взгляд, прижимал уши и наклонял голову к самой земле, он понял, что этот пес его не обидит.

- Нет, ты не укусишь, - улыбаясь, сказал дед. – Пойдем со мной.

Дед пошел в дом, но Жюль не сдвинулся.

- Ну, ты чего? Пойдем.

Жюль попытался сделать шаг, но в самый последний момент передумал и забрался обратно под куст.

- Не доверяет. Боится, - сам себе сказала дед и, шаркая тяжелыми ботинками, побрел домой.

Спустя десять минут, недоверчивый, напуганный и облезлый пес, с жадностью приник к эмалированной миске. Он хватал куски размокшего в супе хлеба и проглатывал их совсем не пережевывая.

- Ну-ну… - приговаривал дед. – Так нельзя. Жевать надо. Ну, ты чего, чего…

Жюль управился с миской в считанные секунды. Вылизал ее досуха и посмотрел на деда, глазами полными надежды, на еще одну порцию.

- Нет милок, тебе много нельзя. Пойдем.

В этот раз Жюль последовал за дедом. Виляя облезлым хвостом, пес едва передвигался. Его сильно шатало, и он припадал на переднюю лапу.

- Сиди здесь, - приказал Пантелей, а сам пошел в дом.

Пес послушно сел.

Пантелей вынес ножницы и присел рядом с собакой.

- Дай-ка сниму эту удавку.

Дед снял широкий ошейник с худой шеи пса. Маленькая бирка с кличкой собаки крепилась на крохотном, проржавевшем кольце. Подслеповатыми глазами Пантелей попытался рассмотреть надпись.

- Какое странное имя. То ли Жулим… Желем. Жтрюм. Жмень. – дед крутил деревяшку в руках, подставляя под лучик солнца. – Жмонь. Жилю. Женя, Жулик, - сказал дед и пес тут же поднял голову. – Тебя Жулик зовут?

Пес естественно не ответил, но всем видом показал, что это имя ему нравится.

- Ну что ж, Жулик так Жулик. Иди ко мне.

Дед легко повернул худое тело пса и состриг ему репьи и клочки шерсти, вначале на спине и боках, а после и до пуза добрался.

- Эк тебя судьба потрепала, - приговаривал дед, состригая последние комки сбитой шерсти.

Когда он закончил стрижку, то оглядел пса и воскликнул:

- Вылитый Жулик! Выглядишь как последний обормот. Будто с тюрьмы удрал…

Вечером, дед еще раз накормил своего нового питомца и бросил старое ватное одеяло на порог.

- Спокойно ночи Жулик, - сказала дед и побрел в дом.

Наутро, Жулика на месте не оказалось.

Ни собаки, ни одеяла, ни мисок, которые дед оставил у порога.

- Точно Жулик, - только и сказал улыбнувшись дед. – На вечер прибился и бросил. Ну не жулик, а?

Пантелей не сразу узнал, что пес был недалеко. Жюль, а по-новому Жулик, ночью оттащил одеяло и миски к себе под куст.

- И чего ты привязался к этому растению? – спросил собаку дед, когда обнаружил Жулика.

Пес выбрался из-под куста и, виляя хвостом, с любовью посмотрел на старика.

Прошла всего лишь ночь, но выглядеть он стал намного лучше. Несмотря на свои проплешины после стрижки и по-прежнему торчащие ребра, Жулик стал живее и намного счастливее. Вчера он едва волочил свое бренное тело, а сегодня уже хвостом виляет. Розовый язык свесил на бок и смотрит на деда горящими глазами.

Несколько раз, Пантелей возвращал Жулика во двор.

Матерясь и проклиная приблудившегося пса, он даже сколотил грубую будку. Бросил туда одеяло, поставил миски и пригласил собаку широким жестом, мол проходи, для тебя старался.

Счастливый Жулик залез в будку, но пробыл там не больше минуты. Поджав хвост, пес убежал обратно под куст.

Дед крепко выругался. До боли сжал челюсть, прикусил губу и хотел было разломать будку, но сдержался. Жалко все-таки. Полдня провозился.

Старик был не из тех людей, кто сдается. В его скучной и монотонной жизни вдруг появилась цель.

- Не собака, а цыган какой-то, - кричал дед. – Чего ты как не родной, под кустом прячешься. Я тебе тут и будку смастерил. И жрать сюда приношу, а ты все к боярышнику этому лезешь. Там медом намазано? Или там тебя кормят? – спрашивал дед.

А Жулик лишь вилял хвостом и прижимал уши.

- Ничего… Ничего. Не было еще случая, чтобы Пантелей проиграл кому-то. А уж собаке и подавно. Вот увидишь. Увидишь! – махал дед пальцем. – Я тебе устрою сладкую жизнь. Кормить перестану, тогда посмотрим, кто кого… посмотрим.

Разгоряченный дед, раскидывая проклятия и ругань, ушел в сарай.

- Я тебе устрою сладкую жизнь. Устрою, - приговаривал дед, когда вышел из сарая, держа в руках толстую цепь и длинный железный кол.

Матерясь и жалуясь на нерадивого пса, он вбил кол возле будки и накинул кольцо.

- Жулик! Иди ко мне. – Ласковым голоском пропел дед.

Наивный Жулик подумал, что гнев деда прошел и теперь, ему перепадет что-нибудь вкусное. Игривой походкой он подбежал к деду и привычно сел рядом, ожидая, когда покормят.

Дед схватил старый ошейник и нацепил на Жулика. В этот раз ошейник пришелся впору.

- Отожрался на моих харчах, дармоед. Посмотрим, как ты теперь запоешь. – Сказал дед и довольный пошел домой.

Жулик действительно запел.

Вначале он пытался вырваться. Упирался лапами в землю, натягивал цепь как струну и поскуливая старался выскочить из ошейника. Но старая, потрескавшаяся кожа крепко вцепилась в шею пса.

Спустя несколько часов, Жулик начал петь. И песня его разнеслась по всему селу, пугая и будоража остальных собак. Спустя несколько минут собаки всего села перекрикивались, лаяли и выли.

Дед вскочил с кровати и быстро вышел во двор.

- Цыц! Зараза такая. Всех соседей разбудишь. – Он подошел к Жулику и снял ошейник. – Иди хоть к черту на рога. Только беду мне тут не кликай. – топнул ногой дед, зная о плохой примете – если собака воет на луну, значит смерть хозяина близка.

Жулик, прижав хвост, выбежал на улицу и скрылся в своем привычном месте под кустом.

Наутро, недовольные соседи бубнили на деда, мол, подобрал собаку, так теперь она спать не дает.

- Выгнал я уже этого пса, выгнал. – Отбрехался дед, хотя чувствовал, что уже привязался к Жулику как к родному.

Он пошел к кусту, зная, что найдет собаку там. Принес с собой маленький табурет и сел перед кустом.

- Что мне с тобой делать, зараза ты такая? Чего ты рвешься к этому кусту как к мамке родной? Эх… Заметь, я мужик битый. Я никому и никогда не уступал. Если бы ты знал насколько я упертый. Если бы ты смог хоть немного взглянуть на мой характер, то ты бы остался у меня на пороге еще в первую ночь.

Жулик высунул морду из-под куста и, улыбаясь, смотрел на деда.

- Но ты тоже я гляжу тертый калач. Я бы тебя продержал тут до зимы, чтоб показать кто хозяин, но… Ладно, - вздохнул дед. – Твоя взяла.

Жулик словно понял старика. Он тут же выскочил и начал бегать вокруг сидящего деда. Хвост молотил воздух. Жулик кинулся к деду и, чуть не повалив, начал облизывать морщинистую кожу.

- Уйди. Уйди чертяка. – Смеялся дед, пытаясь оттолкнуть пса.

В этот же день, Пантелей подрубил куст, и аккуратно вместил туда будку. Рядом с будкой поставил две миски.

С этого дня Жулик официально начал свою жизнь под кустом.

Со временем он окреп, оброс новой шерстью и выглядел вполне приличной собакой.

Местные знали Жулика и не боялись. Разве что некоторые бабы проходя мимо, пугливо посматривали на скрывающуюся под кустом будку. Да еще тетя Катя каждый раз проедала деду мозг, что его собака живет на улице и может покусать детей.

- Ты бы на цепь ее посадил, - говорил дядя Вова, сочувствуя деду.

- Пробовал, - только и отвечал дед. – Но Жулик там и часа не просидел. Видать не цепная собака, а благородная. Я знаешь, как долго с ним бился? А в итоге вон что вышло. – Говорил дед и махал рукой в сторону будки.

- Тогда ошейник ей нацепи, чтоб люди знали, что собака не бродячая.

- А кто ее не знает, - усмехался дед. – Всему селу известно, что у меня тут Жулик живет. Живет и объедает.

Жулик, услышав, что его зовут, тут же подбежал к деду. Пантелей провел рукой по голове, взлохматив загривок. Довольный Жулик подбежал к дяде Вове и получил еще одну порцию ласки.

- Я бы и сам рад, обуздать его как-нибудь, - с досадой говорил дед. – Да вот только не знаю как. Собака попалась упертая, прям как я в молодости.

Шло время. Пришла зима, а Жулик так и жил в своей будке под кустом. Заботливый Пантелей утеплил будку. Оббил кусками линолеума и на вход повесил старое грубое покрывало.

- Теперь у тебя и дверь есть, - довольно сказал дед после работы.

Соседи свыклись с Жуликом, а стервозная тетя Катя продолжала высказывать деду недовольство.

- Только пусть попробует моего Митьку покусать, я ему устрою.

- Твоему Митьке уже лет пятнадцать, я больше за Жулика переживаю, чем за твоего сынишку. – Парировал дед.

- Допросишься ты Пантелей, ох допросишься. – Кидала напоследок тетя Катя и, задрав нос, уходила.

Митька весь в мать пошел. Проходя мимо Жулика, обязательно камень кинет или миски сворует.

Пантелей ломал голову и никак не мог понять, чем же Жулик провинился, что они его невзлюбили. Или быть может, дед чем-то виноват? В долг не брал. Плохого не делал. А отчего же такая злость к Жулику?

Дед и сам понимал, что собака на дворе, да без намордника это нехорошо. Мало ли что у нее в голове вертится. Возьмет да цапнет. Или кошку загрызет. Или еще чего натворит. Но время шло, а Жулик так себя ни разу и не проявил. Он и зубы-то показывал лишь, когда улыбался и бежал облизывать.

С первым весенним солнцем, Жулику стало плохо.

Два дня бедный пес мучился. Ничего не ел, не пил. Ссохся весь и превратился в того же пса, который больше года назад прибился к деду. Разве что шерсть его, теперь лоснилась и сверкала на солнце.

Спустя два дня, Жулик не смог покинуть будку. Он так и остался лежать под кустом, высунув измученную морду на улицу.

Все догадывались, что это сделала тетя Катя, но доказательств не было. Она говорила, что ничего не делала, все сваливая на случай. Мол, сожрал какую-то гадость вот и окочурился.

- Зачем ты так с ним? – спрашивал дядя Вова, невзирая на отговорки тети Кати.

- Да не я это. Не я.

- Не ты, так Митька твой.

- И не Митька, - упиралась тетя Катя.

Спустя неделю она перестала скрывать, что смерть Жулика это их рук дело. Даже гордилась этим, заявляя, что они избавили село от опасности.

- Он мог и покусать кого-то. Тут дети играют, а этот оглоед без намордника бегает. – говорила тетя Катя. – Если Пантелей так любил этого пса, так посадил бы его на цепь во дворе. Никто бы и слова не сказал.

- Темный вы народ, - чувствуя беспомощность, говорил дядя Вова.

- Чего это? Ничейную собаку убили всего лишь.

- Вы не собаку, вы человека убили.

К сожалению слова дяди Вовы, оказались пророческими. Не выдержав утраты, дед Пантелей умер через полтора месяца.

Автор

Есть такие времена, когда все идет, мягко говоря, не совсем хорошо.

Ты стараешься. Из кожи вон лезешь. А жизнь смотрит на тебя и так задумчиво, а давай-ка я тебе немного усложню, а то больно легко идешь.

Я думал, что я хороший сотрудник. Выполнял все поручения. Работал сверхурочно. Не был в отпуске несколько лет. Думал, что меня ценят, а потом бац и уволен.

Причина?

Какая к черту причина? Может сокращение. А может, понадобилось освободить место для сынишки босса. Да, кого вообще волнует причина увольнения, кроме увольняемого. То есть меня.

И вот, стою я с пакетом документов на руках и думаю, куда податься. Большую часть времени я проводил на этой работе. Моя девушка, забыла, как я выгляжу. Личную жизнь я забросил в дальний угол. Хотел чего-то добиться. Чего-то достичь. А тут раз и свободен.

Стоишь и не знаешь, что делать. А на кой черт мне нужна эта свобода, если я теперь безработный.

Логическая цепочка выстраивается весьма просто. Нет работы – нет денег. Нет денег – нет съемной квартиры. Нет съемной квартиры – жизнь на улице.

Это лишь те, кто имеет свою жилплощадь, могут позволить себе несколько месяцев не работать. Отвиснуть дома, отдохнуть. Настроится на новый лад и только потом отправиться искать новую работу.

Что касается меня, то по скромным подсчетам, денег хватит на четыре месяца съема квартиры. При условии, что я не буду, ни есть, ни пить. Лягу под одеяло, закрою глаза и буду лежать колом, чтоб лишнюю энергию не расходовать.

Вот в таких условиях я вполне могу прожить четыре месяца. Просуществовать четыре месяца.

В такие моменты, думаешь, что дальше опускаться некуда. Но оказывается, что тебя бросает девушка.

Причина?

Какая к черту причина. Бросает и все тут.

Хотя, по правде сказать, у нее были причины. Я все время отдавал работе. А в итоге уволен. И все старания коту под хвост.

- Я от тебя ухожу, – Сказала мне Света.

Уходить ей не пришлось, так как вместе мы не жили. Она собрала некоторые вещи, поцеловала на прощание в щечку и ушла.

Теперь я точно смогу прожить свои долбанные четыре месяца.

Судьбу часто называют злодейкой, но я так не считаю. Судьба, скорее всего, иронична и весела. У нее отменное чувство юмора и совсем нет кнопки стоп. Уж если она взялась за тебя, то ничего тут не поделаешь. Приходится терпеть.

И не было бы так обидно, если бы девушка ушла до увольнения. Или же после того как я найду новую работу. Но нет. Ей приспичило уйти именно сейчас. В момент, когда я лишился одного очень важного ориентира в жизни, Света лишила меня еще одного.

Ну что ж, не раскисать и не впадать в панику. Город большой, работа должна быть.

Но, как я говорил выше, если судьба берет тебя в оборот, то ничего не поделаешь.

Я мог бы выживать, занимаясь своим делом. Точнее своим хобби. Увлечением. Называйте это как хотите. Я люблю рисовать. Говорят, что у меня неплохо получается. Да я и сам вижу, что получается недурно. Особенно если сравнивать мои рисунки с рисунками среднестатистического человека.

Но на рисовании далеко не уедешь. Веков двадцать назад я был бы нарасхват, но времена изменились. Теперь этих художников пруд пруди. В общем-то, как и писателей, и фотографов, и музыкантов, и актеров. Куда ни плюнь, обязательно попадешь в творческую личность.

Но, холстами сыт не будешь. Можно конечно поиметь с этого какую-то копейку, но чтобы сводить концы с концами, нужна настоящая работа. Та, где платят деньги.

У меня много знакомых. Много хороших знакомых. И всего пара друзей.

И из этой парочки, только Саня поддерживает меня с рисованием. Каждый раз, когда он оказывается у меня дома и смотрит мои работы, то цокает языком и говорит.

- Блин, бросай ты свой офис и начинай рисовать.

- Ага, конечно. А жрать мне что прикажешь? Масло с палитры на хлеб мазать и чаем запивать?

- Разве никто не покупает?

- Да, кому они нужны.

И, по сути, я был прав. Несколько работ я продал через интернет. Несколько портретов я писал на заказ, но эти несколько большой погоды не сделали.

Вернемся к моему положению.

Всю ночь после того как я оказался безработным, я шерстил интернет в поисках новой петли на шею.

Блокнот полнился записями с компаниями, куда надо позвонить, куда сходить и где напроситься на собеседование.

С решимостью Наполеона я лег спать, а когда проснулся, понял, что судьба все еще держит меня в обороте.

Я заболел.

Да чтоб ее…

Я вообще не помню когда болел последний раз. Мой медицинский полис заброшен в дальний угол. Я понятия не имею где он. В больнице я был всего пару раз. Один раз сдавал кровь из пальца, еще в школе, и один раз посетил стоматолога.

Но утром я не мог пошевелиться.

Жар охватил меня с головы до ног.

На улице лето. Жара. Градусник упирается в потолок, а я болен.

Какого черта.

Меня трясет. Голова раскалывается и лопает по швам. Глаза лезут из орбит и, если бы я не клал ладонь на закрытые веки, точно бы выпрыгнули и лопнули как воздушные шарики.

Пришлось идти в больницу.

Еще эта бюрократия в регистратуре. Надо было скорую вызывать. Но нет. Я сильный. Я дошел. Думал, пусть скорая поедет к пациентам больным. Больным по-настоящему, а не как я.

Но лучше бы я этого не делал.

Эта бабка в окне регистрации, совсем, наверное, ослепла за своими бумажками. Видит же, что я едва стою на ногах. Меня шатает как в шторм на корабле. Так она мне еще что-то про закрепления говорит.

- Вы у нас не закреплены, - что-то такое она мне пыталась объяснить.

Я бы с удовольствием наорал на это седовласое чудо в белом халате, но у меня не было сил. Я едва ворочал языком.

- Вот полис, - сказал я, и стал тыкать ей бумажкой в лицо.

- Я вижу, что это полис. Но вам надо прикрепиться.

Может она хотела денег. Я не знаю. Да и взятку я бы не дал. Не в том я положении чтобы деньгами разбрасываться.

Короче говоря, меня приняли.

Приняли, когда я оторвал им дверной косяк, за который ухватился, падая и теряя сознание.

Тут они замельтешили перед глазами как заведенные. И очередь мне нипочем. И закрепляться уже нигде не надо. Лишь бы не помер в поликлинике.

Откачали.

Выписали кучу лекарств и отправили домой.

Через несколько дней ко мне приходили те самые знакомые.

- Это на тебя порчу навели, - сказала Юля, подруга Светы, которая почему-то не покинула меня вместе с ней.

- Ну да, порчу навели. – Прошептал я, сидя на кухне и крепко сжимая горячий чай.

- А может, прокляли. – Продолжала Юля, не слыша моих слов.

- Хватит с меня этих проклятий. Просто жизнь немножко невзлюбила.

- Точно порчу навели.

Разговор ни к чему не привел.

Спустя полторы недели, когда я выздоровел, то подсчитал деньги, и оказалось, что мое время пребывания в квартире сократилось до трех месяцев. Проклятая болезнь съела целый месяц квартиры и полторы недели моего личного времени.

Я бы мог уже проходить стажировку или испытательный срок. Или того лучше, мог бы вкалывать в какой-то компании. Я бы уже обвыкся с коллегами и узнал бы примерный характер каждого. Но нет. Вместо этого я знаю, какую таблетку, когда и как часто пить. Знаю, как разбавлять и как полоскать горло. Когда и сколько раз.

Отличный опыт болезни.

Еще и Саня умотал куда-то к родственникам. Даже поговорить и пообщаться не с кем.

Все дни напролет я искал работу, а тихими вечерами, садился и рисовал.

Я уже прикидывал, что если продам свои вещи, то смогу тут протянуть еще пару месяцев. Ноутбук хоть и с царапинами на крышке, но все равно тысяч за пятнадцать должен уйти с молотка. Еще есть телефон, электронная книга, стиральная машина и микроволновка. Скоро придется идти на крайние меры.

Даже когда болезнь меня отпустила, судьба продолжала держать. Каким-то чудом, я не мог найти работу по специальности. Я упорно прочесывал интернет, но как назло, ничего не было. Предложения появлялись, а когда я им звонил, они будто бы пугались и говорили, что штат полон.

У меня сложилось ощущения, что их всех предупредили. Если будет звонить вот этот человек, отказывайте без раздумий.

С такими темпами я скоро в порчу поверю. И в церковь пойду, и к бабке ведунье обращусь. Лишь бы разорвать этот порочный круг.

Месяц остался позади, и я отчаялся вконец.

Жизнь продолжала мне совать палки в колеса. Точнее она нагло отжала у меня велосипед, избила и бросила на обочину.

Саня вернулся от родственников и заглянул ко мне. Опять зудел, что все это знак. Тоже мне, экстрасенс хренов.

- Это, - говорит, - знак. Чтобы ты занялся тем, что любишь. Это, говорит, не только знак, но и повод.

- А хрена ли, ты сидишь в офисе, а не пишешь романы и не сочиняешь музыку на контрабасе?

- Я ничего этого не умею. Я человек простой. Показали как делать. Я делаю.

В тот вечер он опять кивал и восхищался моими работами, которые хоть немного коротали нудные вечера и не давали совсем упасть духом.

В рисовании я забывался и как будто отправлялся в какое-то плавание. У меня не было проблем. Не было работы, но она мне там и не нужна была. Когда я выходил из этого состояния, то чувствовал, как отдохнувший мозг вновь погружается в реальный мир проблем.

Забавно, но я никогда не ценил дружбу. Точнее я ценил, но не понимал ее истинную цену.

Потому что когда у меня деньги были на исходе, а я не сдвинулся в поисках работы ни на йоту, Саня опять зудел мне про рисунки. Я, естественно сопротивлялся, и говорил, что этим не заработаешь.

После чего он сказал мне несколько слов, которые я запомнил на всю жизнь.

- Делай, что считаешь нужным, но знай, что в моей квартирке для тебя обязательно найдется уголок.

В тот момент я едва не расплакался. Честное слово. Я не сентиментален по природе и совсем забыл, что такое слезы. Но тогда…

Тогда я понял, что человеку иногда не хватает самых простых, искренних и понятных слов.

Порча на мне висела. Проклятие. Или судьба решила меня проверить на прочность. Но после слов Сани я был готов на все. Пусть даже все вместе. Злая судьба, бабкино проклятие и порча цыганки. Я знал, что вынесу это. Знал что справлюсь.

И вы знаете, с этого момента жизнь вернула мне мой искорёженный велосипед и даже дала пинок под зад.

К Сане я в итоге не переехал. Великим художником не стал. Я устроился на работу, продолжая совершенствовать себя в рисовании, которое стало приносить не только душевное удовлетворения, но и неплохую сумму.

Да, плечо друга и сказанные вовремя слова могут творить чудеса.

Испытал на себе.

автор

Нервный Старикашка крутится вокруг гончарного круга и никак не может остановиться. Отсечет кусочек от загадочного животного очень похожего на быка, отойдет, присмотрится и вернется обратно.

Основную часть он уже вылепил и теперь доводил свое творение до совершенства.

- Вы опять за старое взялись? – спросил Старика мужчина с длинной бородой.

- Взялся, взялся. - Отвечает Старик, с головой вовлеченный в свое дело, что даже не смотрит на собеседника.

- Когда ждать от вас очередного шедевра? – немного насмехаясь над Стариком, спрашивает мужчина.

- А тебе Миша, лишь бы посмеяться да пошутить. Я вообще-то благородным делом занят.

- Я нисколько в этом не сомневаюсь. Просто вы так стараетесь, проводите тут все свое время. А кому это надо?

- Как, кому это надо? - вздрагивает Старик и впервые смотрит на собеседника. – Мне надо. Им надо, - Старик машет рукой в сторону. – Создание, знаете ли, дело не простое. Это тебе не абы как, слепил и готово. Тут мыслить надо. Тут точность важна и умение. Знаешь, сколько я макетов запорол, пока вышло вот это?

Старик возвращается к мокрой, глиняной скульптуре. Он вновь начинает бегать по кругу, выискивая изъяны и недочеты.

- Но ведь никто не ценит, - разрывает молчание Михаил.

- И что с того? Что с того, что не ценят? Это нравится мне. Я делаю то, что люблю. Меня оценят. Вот увидишь, оценят.

Старик хватает нож и делает аккуратный надрез, возле уха. Он вновь отстраняется и смотрит на свой шедевр, не замечая, как грязной рукой хватает себя за бороду.

- Аккуратно! – кричит Михаил, но уже поздно.

- А, ничего страшного, - говорит Старик, - красота требует жертв. Кстати, красивое выражение. Посмотри со стороны, как по-твоему, стоит еще что-нибудь изменить?

Михаил отодвигается от скульптуры, явно подражая старику, хмурит брови и чешет густую бороду.

- Что-то у него голова какая-то маленькая. – он смотрит на Старика, но в ответ получает презрительный и недовольный взгляд. – А хотя, если приглядеться, то все гармонично. – тут же поправляется Михаил.

- Думаешь так оставить?

- Честно?

- Ну, разумеется.

- По правде, я бы все-таки сделал голову чуть больше.

Старик переводит взгляд с Михаила на скульптуру и недовольно, шепотом бурчит под нос:

- Голову ему побольше сделать. Видел бы он, сколько уже перепробовано. А помимо головы, есть к чему придраться?

- Нет, скульптура почти идеальна…

- Что значит почти… - Старик замирает на месте.

- Нет-нет… это не то что вы подумали. Я оговорился. Мне все нравится. Честное слово нравится.

Старик еще раз окидывает взглядом скульптуру, затем с недоверием смотрит на Михаила, который всем своим видом показывает, что даже под пытками он бы ничего не изменил в этом идеальном творении.

- Отлично, - восклицает старик. – В таком случае, сделаю ему больше кучеряшек. И голову менять не придется, и она будет казаться больше.

Он бросается к скульптуре, мочит по локоть руки и налепливает куски глины на голову быку. Затем берет ножичек и аккуратно вырисовывает каждую волосинку.

Заскучавший Михаил ходит вокруг Старика и с любопытством наблюдает за его работой.

- Все равно мне не понять ваших мотивов.

- А не надо ничего понимать. – не отрываясь от работы, говорит Старик. – Я просто делаю свое дело. Я, так сказать готовлю почву для чего-то лучшего. Чего-то выдающегося.

- А там у вас что? – спрашивает Михаил и прикасается к простыне, закрывающей еще одну скульптуру.

- Э, нет, - машет пальцем Старик. – Тебе туда нельзя. Там у меня идеал. Там мое самое главное творение. Там я весь. Так что не вздумай туда заглядывать. Ты меня понял?

- Одним глазком?

- Никаким ни одним.

- Ладно, потерплю. Вы ведь покажете?

- Как будет готово, обязательно покажу. Давай я лучше тебя вот чем займу. Пойдем-пойдем… - Старик ведет Михаила к длинному стеллажу, где на полках стоит множество самых различных скульптур. – Смотри сколько я всего сделал. Многие из них уже там… я часто наблюдаю за ними. Вот этот мне особенно нравится, - Старик берет скульптуру огромного тигра. – Посмотри какое изящество, - он проводит ладонями по скульптуре. – Смотри какие правильные и четкие линии. Это тебе не кусок глины на землю кинуть и сказать, что ты гору сделал. Это надо уметь и что немаловажно, это надо любить. А этот? Смотри-смотри…

Старик берет в руки скульптуру дикого гуся.

- Это не менее красивый экспонат. И все это богатство скоро будет там. Не могу дождаться, когда уже наступит время. – улыбается Старик. – А теперь иди, мне работать надо. Давай-давай, иди. Ты меня отвлекаешь.

Старик возвращается к скульптуре, а Михаил неспешно уходит, засматриваясь на призрачный силуэт запретной скульптуры под белоснежной простыней.

. . . . . .

- Ну как они там? – спрашивает Михаил.

- Отлично! – хлопает Старик в ладоши. – На волне вдохновения я не мог остановиться. Я делал шедевр за шедевром. Идеал за идеалом. Это непередаваемое ощущение. Это сродни чего-то высокого. Ты, наверное, себе представить не можешь, какое это чувство, представлять их в глине, затем отпускать их на волю и наблюдать за ними. Смотреть как они живут, как двигаются, как едят, как умирают. Это непередаваемое ощущение.

- Покажете?

- Ну, разумеется.

Старик ведет Михаила к стеллажам, которых порядком прибавилось. Бесконечные коридоры полок уходят за горизонт.

- И это все сделали вы? – не веря своим глазам, спрашивает Михаил.

- Я не сидел сложа руки, - с ноткой гордости говорит Старик. – Я работал не покладая рук. И теперь ты можешь видеть мой результат не только на этих пыльных полках, но и на земле. Это, я тебе скажу, ощущение непередаваемое.

- Какие забавные экземпляры, - смеется Михаил и указывает на едва видимые скульптуры насекомых.

- С ними мне пришлось повозиться, - с ностальгией вздыхает Старик. – Эти мелкие ножки, жилки, глазки… это кстати был мой первый опыт с такой ювелирной работой.

- И у вас здорово получилось.

- Спасибо Миша. Спасибо.

Михаил долго осматривал полки. Над некоторыми экземплярами он смеется. Некоторые повергают его в ужас. Но ни одна скульптура не оставила его равнодушным.

- А как же ваше главное творение. Оно готово?

- Почти. Осталась лишь самая малость. Последний штрих, так сказать.

- Когда же вы его представите? Честно сказать, мне не терпится посмотреть.

- Если бы ты знал, как мне не терпится. Но спешка нужна лишь при ловле блох. Кстати, тоже отличное выражение. Если ты не знаешь, что такое блохи, можешь посмотреть воооон на той полке, - Старик показывает рукой вдаль.

- Я даже представить себе не могу, что скрывается под этой простыней. Вы придумали столько видов, что мне и в голову не приходит, что прячется там. Такое ощущение, будто бы и нечего больше придумать. Вы все сделали. Все что можно было.

- Всему свое время, - говорит Старик, отмечая про себя, что и это отличное выражение. – Иди-иди… мне работать надо. Я тебя позову.

. . . . . . . .

- Пойдем Миша, пойдем.

- Неужели вы завершили свое главное творение?

- Так и есть.

Старик подходит к простыне.

- Ты готов?

Михаил кивает.

Старик одним движением сдергивает простынь и перед Михаилом открывается две скульптуры.

- Но… - заикается Михаил. – Это же мы.

- Я удивлен твоей проницательности. Да, это мы.

- Вы сделали эти скульптуры точно такими же как…

- Все верно. Они полностью подобны нам.

- И, вы их уже того... отпустили?

- Да. – радостно восклицает Старик. – Мое главное творение теперь живет вместе со всеми. Отныне, я могу с гордостью водрузить эти экземпляры на общую полку. Как ты думаешь, чем я буду теперь заниматься?

- Понятия не имею.

- Наблюдать, Миша. Теперь я буду наблюдать.

. . . . .

- И как поживают ваши творения? – задает Михаил привычный вопрос.

- Даже не спрашивай, - отмахивается Старик.

- Все так плохо?

- Хуже, чем плохо. Я их не понимаю.

- Кого?

- Людей.

- Людей?

- Да, людей. Это мое последнее и самое главное творение. Они должны были жить как все. Должны были дополнить гармонию, а вместо этого они ее рушат. Должны были радовать меня, но каждый раз приносят мне лишь разочарование.

- Что они натворили на этот раз?

- Я думал, что все будет хорошо. И, честно сказать, вначале так и было. Но со временем они стали другими. Не теми, кого я создавал. Они восхваляют разрушение и совсем не ценят созидание. Я сделал им прекрасные виды, но они поклоняются грому и урагану. Я сделал им невиданное количество животных, но они их уничтожают. Они стирают их с лица земли, словно хотят остаться там в одиночестве. Помнишь быка, которого я делал? Тебе у него еще голова не понравилась. Помнишь? – Михаил кивнул. – Они назвали его бизоном. Бизонов было не счесть. Поголовье их стада уходило за горизонт, но люди решили, что они им не нужны. Они уничтожили их. Представляешь? У-ни-что-жи-ли. Мне было так больно наблюдать за этим. Так больно, - Старик присел возле пустого гончарного круга и задумался. Он уронил седую голову на руку и устремил взгляд в бесконечные коридоры стеллажей.

- Мне очень жаль, - попытался утешить Михаил. – Но я заметил, что у вас добавились новые полки. Вы снова начали творить? – не теряя энтузиазма спросил Михаил.

- Не совсем. Это полки с видами, которых больше нет.

- То есть как нет?

- А вот так. Нет и все тут. Были и нет. Испарились. Теперь они есть только на этих полках. Еще недавно там стояло несколько экземпляров, а теперь мне не хватает места. Эти люди… они их истребляют под корень. Начисто. Наголо. Когда они истребили бизонов, я думал, что им не нравится, что бизонов слишком много. Я думал они боятся их численности. Тогда я сделал им несколько животных ограниченным числом. Я думал это вразумит их. Но нет. Нет! Они и их вычистили. Как мне больно, Миша. Как больно мне на это смотреть. – Старик тяжело вздохнул. – Я удивляюсь им. Они убивают мои создания, но трепетно относятся к своим. Они начинают сами делать себе новых животных и заботится о них. Они уничтожают мои творения и строят свои. А затем с восхищением смотрят как уничтожаются и их творения. Зачем? Зачем они это делают? Мне кажется, что они разрушения любят больше чем созидание. Но ведь так нельзя. Нельзя. Но знаешь, что самое интересное. Когда они истребили быков, морских коров, несколько птиц и прочие виды, которых уже и не перечислить, я продолжал надеяться, что им не нравится только то, что я для них сделал. Но нет. Они учинили расправу сами над собой, словно они сами себе не нравятся. Недавно они так подчистили свое поголовье, что мне даже страшно стало в какой-то момент, как бы они там всё не стёрли под корень.

Старик, не желая разговаривать, отвернулся.

- А может… - боязливо начал Михаил и замолчал.

- Говори.

- А может от того что вы сделали их похожими на нас и заложили в них частичку себя…

- Я всюду вкладывал частичку себя, - перебил Старик. – Извини, продолжай.

- Может быть от того что они так похожи на нас они и не хотят жить в мире сделанным вами. Может они решили создать свой мир. Создать свои экземпляры и жить только с ними.

- Может быть ты прав. Но как бы не вышло это им боком. Неужели мы тоже такие жестокие?

- Нет, что вы.

- Не утешай Миша. Мне сейчас не до этого. Ведь, если в них есть моя частичка и они так себя ведут, значит и мы такие, окажись на их месте. Все мы одинаково жестокие. Животные, люди, боги…

Автор

На горящей плите стояли кастрюли. От этого, в крохотной кухне было как в бане. Еще и жена ходила из угла в угол, отмеряя расстояние.

- Не мельтеши ты так, - раздраженно сказал муж и достал пачку сигарет.

- Ты тут еще и курить собрался? – остановилась жена. – Мне итак дышать нечем.

- Марафон бы свой прекратила, то и дышать нашла бы чем, - спокойно ответил муж и, под злобным взглядом жены, все-таки закурил.

- Это уже ни в какие ворота не лезет.

- А я тебе что говорю.

Сергей медленно втягивал дым. Тлеющая сигарета едва слышно потрескивала.

- Мне все-таки не понять, - опять начал Сергей. – Этот человек… хотя это еще и не человек совсем. Он полностью зависит от нас. Он без нас ничто, а мы не можем с ним управиться. У Шаповаловых шестеро детей. Шес-те-ро, - по слогам произнес муж и покачал пальцем. – А у нас один. Всего один и тот умудряется права качать.

Жена прекратила бегать по кухне. Она, молча подошла к плите, помешала мутное варево в кастрюле и повернулась к мужу.

- И что ты предлагаешь?

- Может его кормить перестать. – полусерьезно, полу насмехаясь предложил Сергей.

- Я тебе перстам, - сказала Валентина, уперев руки в бока.

- А что ты предлагаешь? Бить его нельзя. Кормить перестать ты не разрешаешь. Отобрать у него все что есть, тоже нельзя. Что делать?

Валентина призадумалась не замечая, как с половника, на пол капает жир.

- Аккуратней, - сказал муж, указывая на половник и при этом сам уронил пепел на пол.

Пока жена прятала половник в кастрюле, муж незаметно подтер пепел ногой.

- А давай его к деду отправим? – предложила вдруг жена.

- Куда?

- К деду. А то мы с тобой все пугаем его да пугаем. Надо бы и слово сдержать. Сказали, что в ссылку поедет, значит пусть едет.

- То есть, ты хочешь сказать, что мы, два взрослых человека не можем справиться с этим оболтусом, а твой батя справится?

- По крайней мере, мы ничего не теряем. Каникулы только начались, так что пусть едет.

Муж, поразмыслив, решил, что дело может выгореть.

- Черт с ним, ты права. Пусть едет.

Этим же вечером, двенадцатилетнему Вадиму сообщили не очень радостную для него новость.

- Мы тут с твоей матерью поговорили, и решили, что ты поедешь к деду.

- А вы меня не хотите спросить? – тут же уперся Вадим, нахмурив черные брови.

- Мы тебя в известность ставим. – Отец даже встал со стула для острастки. – Мы тебе сколько раз говорили, что если не будешь слушаться. Если будешь плохо учиться, то отправим к деду Гришке.

- Я к нему не поеду.

- Это почему же? – спросила мать и посмотрела на мужа, мол все правильно сказала.

- У него там скукотища. Я там не знаю никого. У нас каникулы начались. Я не хочу туда ехать. Я не поеду. – коротко закончил Вадим и хотел было выйти из комнаты, но отец преградил путь, став в дверном проеме.

- Ты давай мне тут канитель не разводи. Сказали, поедешь, значит поедешь. Завтра же.

- Не поеду. – Вадим поджал нижнюю губу и подбородок его начал дрожать.

- Иди, собирай вещи. Сегодня можешь гулять до десяти и заодно, скажи друзьям, чтобы на лето про тебя забыли, - сдержанно резюмировал отец.

Как бы Вадим не сопротивлялся и какие бы злостные планы он не строил, но поехать ему пришлось.

Утром, едва солнце оторвалось от горизонта, отец уже вез нерадивого сына за тридевять земель от родного дома.

Мальчик не плакал. Он лишь грустно глядел в пыльное окно автомобиля и чувствовал, как сердце его разрывается. Ему казалось, что весь мир рушится. Грандиозным планам на это лето никогда не свершится. И во всем виноваты родители.

Всю дорогу отец пытался завести с сыном беседу, но Вадим лишь отнекивался или отдакивался, не желая бросать слова понапрасну. Сынишка хмурил густые брови, кидал короткие ответы и всей душой ненавидел отца. Не просто не любил, а именно ненавидел. Потому как именно он увозил его с привычного мира, в неизвестность.

Но юный Вадим и сам не заметил, как его безграничная ненависть, неожиданно вдруг обернулась самой теплой и нежной любовью. Он никогда так страстно не любил отца и никогда так не хотел оказаться в его машине, как сейчас, когда смотрел как отец уезжает.

Сдерживая слезы, он уставился на пыльное облачко и на машину, где сидит его отец.

- Не плач, - сказал дед и хлопнул внука по плечу.

- А я и не плачу. – Ответил Вадим. Хотя внутри, он обливался слезами, и умолял бога и вселенную. Умолял кого угодно, лишь бы отец не уезжал. Но никто ему не помог. Одинокая машинка скрылась вместе с облачком пыли.

- Что ж, - проскрипел дед, - Пойдем в дом. Кушать будем.

Вадим, молча, поплелся за стариком.

- Дед, а тебе здесь не скучно? – спросил внук, ковыряясь ложкой в тарелке борща.

- А мне некогда скучать.

- А телевизор?

- А что телевизор?

- По вечерам смотреть. Там фильмы классные идут. Трансформеры, капитан Америка, Мстители. Они там классно дерутся.

- Это что за Трансформаторы? – спросил дед и отложил ложку в сторону.

- Не трансформаторы, - улыбнулся внук. – А трансформеры. Это такие пришельцы. Они из машин обычных, в роботов переделываются. Стреляют, летают. Классные короче.

- Так у меня тоже есть один. – в сторону сказал дед и принялся доедать борщ.

- Есть? – глаза Вадима вспыхнули огоньками. – Настоящий трансформер?

- Да.

- Покажешь?

- А вот как поедим, так и пойдем смотреть.

Вадим слопал тарелку и скучающе смотрел, когда же этот нерасторопный дед, доест свой борщ.

- Доел? – вскочил Вадим из-за стола.

- А чай.

- Рррр, - прорычал Вадим и сел на место.

Дед, не спеша, поставил чайник, подождал пока вскипит вода, затем залил чай и ушел. Вернулся он с пучком мяты.

- Тебе с мятой?

- Все равно, - оборвал внук. - Дед, ты скоро?

- Куда торопиться-то? Никуда твой трансформатор не денется.

Обжигая пухлые губы, Вадим и чай выпил быстрее чем дед. А спустя минуту начал зудеть.

- Дед… ну дед… ну ты скоро.

- Ты мне лучше вот чего скажи. Как твои трансформаторы в роботов превращаются, ежели это просто металл?

- Там есть частица, великая искра. – оживленно начал рассказывать внук. - Она оживляет всех если к ней притронуться. Там Оптимус прайм и Десептиконы. А еще там есть Бамблби и...

- Стой, прррр, - воскликнул дед, словно лошадь остановил. – Ты мне столько слов непонятных наговорил, что я совсем себе голову сломал.

Дед видел, что глаза внука горят и он готов часами разговаривать на тему этих странных трансформеров.

- Там все понятно дед, Десиптиконы прилетают на планету, чтобы найти искру. Чтобы завоевать весь мир и убить всех людей. Но есть и хорошие трансформеры…

- Пррр, - опять вмешался дед. – Тогда у меня хороший трансхормер.

- Хороший?

- Ну, да.

За этим разговором, дед допил чай и повел внука на смотрины.

Вадим семенил сзади и постоянно торопил деда.

- Не мелькай перед глазами! – окликнул дед.

Они зашли за дом.

Дед отворил ворота старого, покосившегося гаража.

Вадим, зажимая нос от пыли, осмотрел помещение, но никакого трансформера не увидел.

Дед молча подошел и скинул плотный брезент.

- Вот твой трансформер, - сказал дед, указывая на трехколесный мопед. – Как говоришь твоего робота звали?

- Оптимус прайм, - без энтузиазма ответил Вадим.

- А это Оптимус Муравей, - шутливо сказал дед.

- Не смешно.

- А я и не смеюсь.

- Я думал у тебя настоящий трансформер, а это… - Вадим по-взрослому махнул рукой и собрался было уходить.

- Постой. Ты говорил, что они оживают, когда их искра касается так?

- Ну.

- А вот она эта самая искра. – дед указал на Вадима.

- Не понял.

- Ну, вот же. – дед схватил Вадима за руки. – Вот она эта самая искра. Если не веришь, то со временем поймешь. И это самый хороший трасформер. Он знаешь как мне помог в свое время.

Первый день в доме у деда, запомнился Вадиму скукой и разбитыми обещаниями. Он ожидал увидеть настоящего робота, а вместо этого ему показали трехколесный мотороллер, который даже не на колесах, а на кирпичах стоит. Весь покрытый пылью и ржавчиной, мопед одиноко стоял в центре гаража. Вадиму казалась, что будь у него в руках та самая искра, даже с ее помощью он не смог бы оживить эту рухлядь. Этот автобот был мертв.

Следующий день, Вадим не отходил от деда. Он на некоторое время занялся какой-то игрой во дворе, но ему быстро наскучило, и он увязался за дедом хвостиком. Водил с ним корову на выпас, кормил птицу, присматривал за домом и к вечеру они вновь оказались в гараже.

- Давай вместе оживим этого трансформера.

Вадим нехотя подавал деду ключи, придерживал там, где говорили придержать. Скучающе смотрел на мертвого автобота Муравья.

Спустя полмесяца, когда Вадим совсем заскучал, Муравей неожиданно ожил.

Вадим не верил своим глазам.

Пыльный, грязный, в ржавчине и с протертым кожаным сиденьем, мотороллер начал кашлять и дрожать. Гараж быстро заполнился выхлопными газами.

- Вот… вот она божья искра. – кричал от радости дед. И эта радость передалась Вадиму. Он горящими глазами смотрел на мопед и руки его тряслись от счастья.

- Он жив! Жив! – кричал Вадим.

- Садись, сейчас проверим.

- А можно? – спросил Вадим, взглядом показывая на прицеп.

- Полезай. – Разрешил дед.

Вадим взобрался на прицеп, вцепившись ручонками в борта. Дед уселся за руль и мотороллер, нехотя дернулся и заглох.

- Сейчас мы его реанимируем, - сказал дед, заметив во взгляде Вадима досаду.

Не слезая, дед что-то подкрутил, и Муравей вновь начал кашлять.

- Видишь, как болеет твой автобот! – сквозь рев прокричал дед. – Слышь, как кашляет. Ну ничего… ничего.

Дед вывернул ручку газа и мопед выехал во двор.

- Едет! Едет! – кричал в прицепе Вадим. – Мы его оживили. Мы искра. Искра.

Они проехали несколько кругов по двору.

- А ну, скачи, открой ворота. Сейчас мы твоего автобота по полям прогоним.

Вадим одним прыжком смахнул с прицепа и пулей долетел до ворот.

Битый час они мучили едва живого автобота прежде чем вернулись домой.

Вадим сиял от счастья.

- Ну, вот, - сказал дед. - А ты не верил, что у меня собственный трансформатор есть.

- Не верил, - довольный сказал Вадим.

- Ну, кто там у тебя следующий был?

- Не понял.

- Капитан какой-то там. Мститель был?

- Мстители были. – Подтвердил Вадим.

- Что ж… Нам бы пора становиться этими мстителями. Мыши мне зимой все пшено изгадили. Пойдем, мстить будет.

Вадим вцепился в морщинистую руку деда и, подпрыгивая, пошел за ним.

На протяжении лета, родители навещали Вадима три раза. И каждый раз они замечали те изменения, которые происходят с их сыном.

- Как он так ловко управляется с ним? – шепотом спрашивал жену Сергей.

- Понятия не имею, - поднимала Валентина плечи.

- Работать с пацаном надо, - отвечал дед, когда его спросили о методах воспитания.

- К сожалению, для нас это никак не исправит ситуацию, - опустив взгляд сказал Сергей.

- Это почему же? – спросила жена.

- Раньше мы его пугали ссылкой у деда, - пояснил муж. – А теперь будем его пугать тем, что не отпустим на лето к деду.

- Нет в вас божьей искры, - улыбаясь сказал дед и подмигнул Вадиму.

Они поняли друг друга без слов.

ГубастиКудряш

Я научился читать еще ребенком. Когда я пошел в школу, то умел читать, писать печатными буквами, складывать и вычитать. Короче говоря, программу первого класса знал назубок.

Но уметь читать, не значит любить.

Позже, когда мои одноклассники проливали слезы над утопленной собачкой Муму, я с нетерпением ждал, когда же эта нудная книга закончится. Я бы и не читал ее вовсе, если бы не боялся получить двойку.

И над несправедливостью к товарищу Левше, с которым так жестоко поступили, я не плакал и не убивался. Я читал всю школьную программу, но, как бы это выразиться, читал лишь оттого что надо.

Спустя несколько лет, классе в шестом или седьмом, у меня внутри вдруг что-то щелкнуло.

Я не помню какая именно книга стала тем толчком, но с того времени я читал без остановки. Благо библиотеку отец собрал огромную. Я стоял перед шкафом, забитым книгами и думал, это же, сколько надо времени, чтобы прочитать каждую книгу в этом шкафу. Но эту мысль сменила более страшная – это же сколько времени потрачено на то, чтобы написать все эти книги.

Вначале родители обрадовались моему рвению к книгам. А спустя время, мама самолично отбирала у меня книгу и выгоняла на улицу.

- Бледный как поганка, - говорила она. – Иди с друзьями погуляй.

И я испытывал знакомое чувство годовой давности. Когда меня точно так же заставляли читать, и я делал это лишь из-под палки. Теперь я гуляю, потому что заставляют.

И чего эти взрослые никак не определятся со своим выбором.

Что касается матери, то она у меня человек не начитанный. Нет, она конечно женщина умная с образованием, но вот художественную литературу она никогда не читала.

Честно говоря, я отношу себя до десяти лет похожим на маму, так как читал лишь то, что надо было. А после, я стал больше походить на отца. Когда меня было за уши отрывать от книг.

Спустя несколько месяцев беспрерывного марафона с книгами, когда меня даже мать оставила в покое и не выгоняла на улицу. Я как-то стоял перед книжным шкафом и долго думал, что же мне такое почитать. Естественно в том возрасте я больше ориентировался на обложку, нежели на содержание.

Нарисованные ковбои или чудаковатые пришельцы были мне намного интересней, чем серая обложка с названием и фамилией автора.

- Что думаешь? – спросил отец.

- Какую книгу почитать.

- Эту читал? – не задумываясь, он вытащил красную книгу Жюль Верна.

Я с брезгливостью посмотрел на обложку, затем открыл и саму книгу.

- Что-то не хочется мне ее читать, - сказал я и вернул книгу отцу.

- А эту? – он протянул мне еще одну. Не помню точно, какая именно книга была, но эта пустая обложка вновь ничем меня не привлекла.

- Не, и эту не хочу.

- Если что обращайся. – Сказала отец, и оставил меня один на один с этим огромным книжным шкафом.

Тогда я выбрал себе толстую книгу. На обложке был изображен конный воин с огромным мечом в руках. Прижимая книгу к груди, я ожидал сражений, крови и отваги.

Я с жадностью погрузился в чтение, но спустя несколько часов понял, что читать-то я читаю. Да вот только мысли мои бегают отдельно от книги.

- Фигня какая-то. – Сказал я и отнес книгу на место.

Следующая книга была про ковбоев. Ярко-желтая обложка с силуэтом города дикого запада. Двухэтажные деревянные дома, бордели, банки и конечно же перестрелка людей в шляпах.

Эта книга должна меня увлечь в свой мир с первой страницы.

Но… спустя сто страниц я вновь был среди своих мыслей.

Следующие попытки вновь не увенчались успехом. Все книги, которые я себе подпирал, были до того скучные, что мне уже хотелось бросить это дело и выйти на улицу поиграть с друзьями.

В тот момент я сдался и пошел к отцу.

- Папа, - застенчиво спросил я, чувствуя себя немного пристыжено.

- Чего?

- Можешь мне книжку подобрать?

- Так я ж тебе давал.

- Я не запомнил название. – Ответил я и опустил взгляд.

Отец вернулся к книжному шкафу и достал книгу.

- На, попробуй эту.

И, хоть я и взял тогда эту невзрачную книгу под названием «Крутая волна», мое скептическое отношение все-таки осталось со мной.

Нехотя, я оглядел серую книгу.

На первой странице, над надписью Глава первая, красовался карандашный рисунок моря.

С тяжелым сердцем и с неверием я начал читать.

Как же я ошибался.

Спустя три часа беспрерывного чтения, я понял, что не читал книги лучше, чем эта. Я влюбился в нее.

А спустя пару дней, вновь подошел к отцу.

- Папа, дай что-нибудь почитать. – Не стесняясь, попросил я.

Отец протянул мне следующую книгу.

И вновь, не отрываясь, я провел за ней почти всю ночь. Благо каникулы летние позволяли засиживаться допоздна.

С того времени, отец стал моим наставником в чтении. Он выдавал мне одну книгу за другой. Которые я с легкостью и самое главное, с интересом проглатывал.

- Папа, составь мне список. – Просил его я.

- Некогда, - говорил отец.

- Пап, а ты что сейчас читаешь?

- Тебе все равно еще это рано.

- Ну, скажи? – не отставал я.

- Дети Арбата.

- А можно посмотреть?

Отец протянул книгу.

- Ого… - говорил я, держа в руках увесистый томик.

- Там еще два таких же, - усмехался отец.

- А ты мне дашь ее, когда я подрасту?

- Вот когда вырастешь, я обязательно дам тебе ее прочитать, - сказал отец.

Шли года.

Моя жажда к чтению медленно сошла на нет. Любовь к книгам сохранилась, но уже была не такой алчной. Не такой страстной как раньше.

Отец продолжал мне подбирать книги, которые приходились мне по вкусу. Все. Ни об одной книге полученной от него, я не мог бы сказать плохо.

Каким-то магическим чувством, отец давал мне именно то, что мне было надо.

Я больше не приставал к отцу со списком.

Спустя лет пять, я вновь обратился к папе:

- Что читаешь?

- Дети Арбата, - ответил отец.

- До сих пор? – удивился я. – Я уже кучу книг прочитал за это время.

- Я читаю их уже третий раз, - сказал отец. – Каждую зиму я перечитываю Тихий Дон. И Пикуля, и Булгакова. Я люблю перечитывать. Книги тогда открываются новыми красками.

В том возрасте я этого не понял.

Зачем читать книгу, которую уже читал? Зачем, если знаешь все, что там случится. Это ведь неинтересно.

С тех пор прошло много лет.

Мы часто переезжали и библиотека наша растаскалась. Много книг потерялось. Много хороших книг ушло.

Ушли и отец с матерью.

Недавно, разбираясь на чердаке, я нашел тот самый томик «Детей Арбата».

Отец не успел мне дать ее прочитать, когда я повзрослел. Он ушел намного раньше. А я и забыл про эту книгу.

И вот она передо мной.

Я начал ее читать. С любовью и трепетом я перелистывал каждую страничку, зная, что к этим самым страничкам когда-то прикасались руки моего отца. Иногда на краях были пометки. Иногда, педантичный отец, простым карандашом исправлял огрехи нерадивых корректоров, кто пропускал ошибки.

Примерно на середине книги, когда я перелистывал очередную страницу, из книги выскочил листок и, спланировав, заскочил под кресло.

Я выругался и полез его доставать.

И каким же было мое удивление, когда на листке в клеточку я увидел аккуратный почерк отца со списком книг.

- Почти сотня, - сказал я, не скрывая слез.

автор

Большая и не очень дружная семья собирается вокруг больного отца, который вот-вот должен умереть и каждый извлекает из этого трагического события, свою выгоду.

Игорь. Звонки.

Дурные вести пришли. Тяжелые.

Игорь знал, что этот момент, рано или поздно, настанет. Но, почему-то по-настоящему страшно стало только сейчас. Почему-то именно в этот момент. В эту постылую и мокрую погоду. В этот паршивый и неудавшийся год, пришло осознание, что все давно перестало быть понарошку. Родители перестали скрывать свою жизнь от детей. И если они говорят, что им плохо, то дети, обязаны сделать так, чтобы избавить их от этого.

Игорь закусил губу, отдышался немного и позвонил брату:

- Привет. Говорить можешь? – официально начал он.

- Да, могу. Привет! – послышалось из трубки.

- Точно можешь? А то там шум какой-то. На работе что ли?

- Да э... на работе.

- Тебе мама не звонила? – спросил Игорь, решив не выкладывать все с ходу, а прощупать почву. Хотя по голосу понял, что мама Сереге еще не звонила.

- Нет, - ответил Сергей. – Не звонила. Можешь быстрее, я спешу немного?

- Да, конечно. – Игорь не знал, как передать брату известие. Он долго мялся, нудно пережевывая и глотая слова. – Ну… в общем… мама…

- Игорь, давай я тебе позвоню, когда ты соберешься? Или ты опять набухался?

- Нет! Я не пил. Давно уже не пил, - оправдываясь ответил он, хотя только вчера брал пиво.

- Наберу через десять минут!

- Мама сказала, что папе плохо, - без раздумий сказал Игорь, но телефон молчал.

На том конце сбросили.

- Услышал или нет? – сам себя спросил он.

В ожидании звонка от брата он провел десять минут. Потом еще десять…

Прошло уже больше получаса, но Сергей не перезванивал.

- Ну что ж, у него дела, - опять проговорил Игорь вслух, – а у меня дел нет.

Он схватился ладонью за подоконник и невольно уставился в окно. С дерева, вместе с осенней влагой, сползала и желтая листва. Небо затянуло пеленой туч, которые незаметно плыли по небу.

Дождя нет, но хмурится так, что, скорее всего польет.

Редкие порывы ветра ворвались в открытое окно и с жадность разнесли сигаретный пепел по крохотной кухне.

Игорь бы с удовольствием сейчас принял чего-то более горячительного, нежели простой чай, но ничего не было. В холодильнике заплесневелая морковка, мятый тюбик горчицы, рыбные консервы и пачка майонеза. А в морозилке килограмм пельменей и пятисантиметровый слой льда.

Он все-таки открыл холодильник, в надежде, что каким-то образом, там могло образоваться хоть что-то. Но, постояв перед открытой пастью минуту, он убедился, что ничего нового там не появилось с позавчера.

Да, позавчера он его и открывал последний раз.

Пристроив окурок на вершине пирамиды мертвых собратьев, Игорь допил чай и закусил губу.

Он присел на скрипучий стул и снова закурил. Пепел летал по подоконнику. В открытое окно, вместе с ветром врывались и капли. Холодные, противные капли.

- Ало, привет, это Игорь.

- Я вижу.

- Тебе мама не звонила? – повторил он тот же вопрос.

- Нет. А что? – ответил Алексей.

Игорь решил, что не стоит долго тянуть, а лучше все вывалить сразу, дабы не получилось, как с Серегой.

- Значит, еще позвонит. Папе плохо стало.

- Что случилось?

- Она сама еще толком не знает. То ли инфаркт, то ли инсульт. Вызвала врача, вызвала скорую. Ходит, нервничает.

- А что с мамой? – спросил Леха.

- С мамой все хорошо, только нервничает. А так все нормально. По крайней мере она мне сказала, что все нормально.

- Что говорит врач? – снова спросил Алексей, но Игорь услышал вопрос кадровика на собеседовании, а не сына, у которого отцу стало плохо.

Его голос не дрожал и не сбивался. Он словно читал эти вопросы по бумаге, ровной и даже слишком ровной интонацией.

- Я же говорю, она мне не сказала! – вспылил Игорь.

- Кому ты еще звонил? – последовал еще один вопрос.

- Сереге звонил. Правда, не успел сказать ему…

- Юльке звонил?

- Нет еще.

- Ладно, - ответил Леха и замолчал.

Игорь решил не разрывать молчания, ожидая, когда же это закончится.

- Что-нибудь еще? – спросил брат тем же спокойным голосом.

- Нет.

- Хорошо. Давай. Я тебе перезвоню.

- Маме лучше позвони! - крикнул Игорь и опять не был уверен, услышал ли его брат, потому как телефон погас.

Он в очередной раз налил кипяток в кружку и бросил туда одноразовый пакет чая, который использовался уже не меньше трех раз. Вода едва помутнела. На чай это явно было не похоже.

Игорь пошарил рукой в кухонной тумбочке, но кроме специй, прошлогодней муки и множества круп, ничего не нашел. Пустая коробка чая лежала под раковиной, рядом с полным мусорным ведром.

Чтобы немного подсластить себе чай, Игорь влил едва потемневшую воду в банку из-под сахара и обжигаясь, ополоснул весь сахар, затем хотел перелить обратно в кружку, но, задумавшись на мгновение, делать этого не стал.

Прежде чем набрать сестре, Игорь еще раз прокрутил разговор с Алексеем и вдруг понял, что ему стало противно не то чтобы слышать голос брата. Ему даже представлять его внешность было противно – настолько он вывел его этим своим пустым тоном и полным равнодушием.

Относится к этому не как к серьезной проблеме, а как к чему-то обыденному. Отец все-таки давно уже не молод и для него любые осложнения могут быть смертельными.

Противно стало на душе от такого отношение. А спустя минуту, Игорь уже и себя ненавидел, потому что сам точно так же отнесся к маминым словам.

- Он лежит, весь бледный, - задыхаясь, говорила мама, - Голова кружится. Ни встать, ни сесть не может. Отказывается от больницы, ничего не ест. А все равно его рвет и рвет. Бубнит как в бреду, точно не понимая, чего несет. – Мама говорила без умолку. – Жду врача. Наш фельдшер сказала, что это инсульт. Или инфаркт – добавила она.

- Все будет хорошо мам, - успокаивал ее Игорь. – У вас там, какая погода? Жарко, небось?

- Жарко!

- Просто на солнце перегрелся. Я по новостям видел, у вас сейчас каждый пятый солнечный удар получает. Ты тоже смотри там аккуратней. Все будет хорош, это солнечный удар, вот увидишь.

- Будем надеяться. Будем надеяться. Все, позже наберу, в дверь звонят.

Ее голос оборвался тишиной.

Игорь стоял на кухне, и первая мысль которая пришла в голову – ничего страшного.

Со всеми такое бывает. И тут же, секунду спустя его накрывает волна осознания, что все это по-настоящему. Отец, который лежит на кровати за тридевять земель отсюда, может умереть сегодня. Даже сейчас может умереть. С ним может случиться все что угодно, так что не стоит недооценивать судьбу.

Еще один бычок взобрался на вершину окурков, когда Игорь достал телефон и набрал сестре. Но в трубке, компьютерный голос девушки, вежливо сообщил о том, что для совершения звонков, необходимо пополнить баланс.

- Черт! И бомжа не знаю, как скинуть.

Но, не успел он окончательно разочароваться, как телефон вибрацией пощекотал ладонь.

- Привет Юль, - радостно сказал Игорь, хватая телефон. И тут же, грустным голосом спросил – тебе мама звонила?

- Не знаю. Может и звонила, я телефон только нашла. Его Ванюша закинул под кровать. От тебя смс пришла, а так бы до сих пор искала.

- Так звонила или нет?

- Нет, наверное, не звонил. Не знаю я.

- Короче, - не выдержал Игорь – Там папе плохо стало. Он может в больницу ляжет. Там все серьезно. Либо инсульт, либо инфаркт. Вызвала врачей и сидит, уговаривает его в больницу поехать. – вкратце рассказал Игорь.

- Инфаркт или инсульт?

- Да. Там фельдшер у них баба какая-то не особо знающая. Она так маме сказала.

- А когда это случилось?

- Сегодня утром.

- И ты мне только сейчас звонишь!? – повысила голос сестра.

- Да, потому что я узнал полчаса назад. Так что не ори тут!

- А куда теперь папу?

Игорь как бык, спустил воздух с шипением через нос и сдержавшись чтобы не кричать, сказал:

- Если так интересно, возьми, да позвони маме.

- И позвоню, - словно в противовес сказала сестра.

- И Сереже сообщи, он пока не знает. – сказал Игорь, но их уже разъединили. – Да чтоб вас! – в голос выругался он и снова закурил.

автор