GubastiKudryash

Олег упал на колени, посреди вагона в метро.

- Вам плохо? – спросила старушка и с проворностью молоденькой девочки, вскочила с места.

Но Олег этого не услышал. В глазах потемнело, а по телу выступил холодный пот. В голове только и звучал, безумный детский плач.

- Уступите место! - проворчала все та же старушка. – Не видите, человеку плохо.

Олега, под руки усадили на освободившееся место.

- Свяжитесь с машинистом, - продолжала командовать бабка.

Олег сидел, не чувствуя тела. Ему казалось, что он летит в некой капсуле, запущенной в космос. Звуки тяжелые. Голова раскалывается, словно туда залили раскаленный металл.

Кто-то связался с машинистом и старушка, наклонившись к Олегу, что-то сказала. Сказала довольно громко, но Олег слышал только крик ребенка.

- Все хорошо, - ответил он, не слыша собственного голоса и не видя собеседника.

Детский крик глушил все звуки. Олег не слышал людей, шума поезда. Он не слышал, как голос из динамиков объявил о приближении к станции Пролетарская.

Спустя несколько секунд, детский плач стал тише. Он все еще остался в сознании, но уже не так громко. Олег услышал тяжелые звуки тормозящего поезда. Услышал бабку, которая склонившись над ним, безостановочно тараторила, поплевывая на него слюной. Почувствовав силы, Олег двинул рукой и, на удивление, у него это получилось. Спустя пять секунд, вернулось зрение. Теперь он смог увидеть всех этих людей, которые с интересом и некоторой долью страха, наблюдают за ним. Кто-то открыто пялится. Кто-то скрывает взгляд, словно им совсем неинтересно, что тут происходит. Кто-то презрительно косится и по их глазам читается: Нажрался какой-то смеси, вот и таращит!

Оценив ситуацию, Олег вскочил с места и помчался в другой конец вагона. Народ послушно расступался перед ним, как перед прокаженным.

Поезд остановился, и Олег первым вылетел в разъезжающиеся двери, быстро смешавшись с толпой.

Плач ребенка стал тише, но не исчез. Стоило перестать думать и отключиться от реальности, как он вновь набирал силу, заполняя пространство и приглушая остальные звуки.

Все началось после празднования его двадцатидвухлетия. Олег с родителями накрыли небольшой стол. Подняли символический бокал шампанского за его здоровье. А на следующий, день, когда он спустился в метро, детский плач поглотил его с головой. Тогда он точно так же упал в вагоне и ему все-таки вызвали врача. После осмотра, сказали, что никаких отклонений нет. Все симптомы списали на стресс и усталость. Посоветовали хорошенько выспаться и бросить вредные привычки, если таковые имеются.

После этого случая, Олег часто слышал детский плач. Иногда крик прорывался в сознание резко. Будто клаксон грузовика. Иногда проникал медленно и тягуче, словно ручеек, ищущий себе путь на ухабистой дороге. Часто плач звучал долго и нудно. Его как бы и не было вовсе, но стоило остановиться, перестать думать и вот он уже заполнил всю голову.

Первые случаи были самыми тяжелыми. Олег падал замертво и очухивался спустя десять или пятнадцать минут. Последнее что он помнил, это крик… детский, громкий и неестественно тяжелый.

Со временем стало легче. Словно он приспособился. Темнеет в глазах, выступает пот и появляется слабость, будто скачет давление. Не больше.

И вот опять. Рухнул посреди вагона.

Странным было и то, что Олег единственный кто слышал плач. Естественно он решил никому не говорить. Никто по сей день не знает о странном звуке, не считая самого Олега и его интернет браузера.

В тот день, он несколько минут бродил по станции, после чего запрыгнул в поезд и без приключений добрался до дома.

Он съехал от родителей полгода назад и теперь снимал комнату в коммуналке. Тяжело было сначала, но со временем свыкся.

- Привет! – донесся голос Сани из темноты.

Олег вздрогнул, но вида не подал.

- Здарова.

- Хозяйка сегодня приходила, - сказал Саня и включил свет.

- И?

- Как обычно. У тебя все норм, а у нас все плохо.

Ради приличия Олег выслушал жалобы Сани.

- Здесь не убрано. Здесь пыль. А эту полку вообще надо было давно починить, - передразнивая хозяйку, говорил Саня.

- А чего же вы не вытрите и не почините?

- Да за такие бабки она сама должна все ремонтировать, - возмутился Саня.

- Я тут это, поработать хочу. – Сказал Олег и в подтверждение слов достал ключи.

- Тебя еще не достала эта работа?

- Нет. – Привычно соврал он.

Только Олег завалился на диван, как в кармане завибрировал телефон. Пришла очередная заявка на клиента. Работа разъездная и совсем не имеет графика, поэтому приходится всегда быть начеку.

Олег устроился в эту компанию на время, но вот уже второй год продолжает работать. Все как всегда. Все как у всех.

Он посмотрел данные клиента, выделив про себя несколько неприятных элементов. Клиент – молодая девушка, которая вряд ли понимает, на что она подписывается. Клиент не имеет собственного жилься, снимая комнату в коммунальной квартире. По опыту Олег знал, что эти два фактора сильно снижают платежеспособность клиента и он бы с удовольствием «завернул» его, но регламент компании обязывает принимать решения на месте.

Что ж, придется ехать.

Посмотрев погоду и пробки, Олег, под теплыми лучами августовского солнца поехал к очередной жертве долговой ямы. Быстро найдя нужный дом, он позвонил в домофон.

- Входите, - без лишних расспросов ответила девушка и дверь открылась.

Подъезд переживал не лучшие времена. Облупившаяся краска, корявые надписи и такие же корявые рисунки смотрели на Олега со стен. На пролетах между этажами, кофейные банки пухли от окурков.

Похоже, в этот подъезд даже рекламный спам никто не приносит, - отметил он.

Олег остановился перед увесистой железной дверью и прежде чем постучать, посмотрел имя. Наташа…

Четыре звонка рядом с дверью, немного запутали его, но он все-таки нашел нужный.

Тяжелая дверь с металлическим лязгом отворилась.

- Добрый день. Меня зовут Олег. Вы оставляли заявку. – Выпалил он стандартную фразу.

- Проходите. – Наташа впустила его и сильно хлопнула дверью.

После солнечного света, полумрак показался кромешной тьмой. Олег стоял в коридоре (наверное, это был коридор), слушая, как девушка пытается закрыть дверь.

Спустя две минуты, глаза привыкли к полумраку, и Олег осмотрелся. Коммуналка, почти ничем не отличается от места, где живет он. Квадратный коридор, одна кухня и четыре двери. Наташа, наконец-то защелкнула дверь и повернулась к Олегу.

- Проходите на кухню… мы ведь можем это сделать на кухне.

- Сможем, - сказал Олег и улыбнулся, подумав о другом.

Он сел на хлипкий стул и незаметно стряхнул хлебные крошки со стола.

- Копии документов, пожалуйста, - официально начал он.

Наталья как кошка выскочила из кухни, вернувшись с пачкой бумаг в руках.

Они почти не разговаривали. Олег знал, что все разговоры приведут к тому, что клиенты начинают жаловаться на жизнь и стараются вести себя довольно уверено. Словно берут эти жалкие двадцать, тридцать или пятьдесят тысяч на пару дней, зная, что скоро все отдадут. Но опыт говорил об обратном. Чаще всего люди не возвращают деньги. Прилично делают несколько платежей и на этом счастливая жизнь заканчивается.

Олег знал, что клиентов надо проверять. Проверять по полной. Как на допросе где-нибудь на Петровке. Светить в глаза фонариком и спрашивать номера телефонов, контакты, точный адрес работы. А после этого, лично проверить все, что только что наговорил клиент.

За время работы, Олег окончательно разуверился в добром и честном человеческом слове.

Но он, зная свой характер, не всегда выполнял регламент компании. Ему было жалко людей, кто готов пойти на такие грабительские проценты. В его списке был уже не один нерадивый клиент. Отчего страдала его зарплата. Но… но он продолжал верить людям. В такие моменты в его душе проходила настоящая борьба. Одобрить и загнать человека в долговую яму, при этом самому потерять часть зарплаты. Или же отказать и оставить без средств.

Олег был бы рад помочь всем нуждающимся. Но это было невозможно. В любом случае его будут винить.

Дай ты им денег – будут винить в непомерно высоком проценте. Не дай денег – прозовут жмотом, который зажимает деньги. Чужие деньги, не свои.

Олег достал последний листок из своей папки и по пальцам расписал девушке все, что ее ждет. Он никогда не скрывал высокие проценты. Часто делал акцент на том, что вернуть придется в два раза больше.

Наташа, молча, слушала и кивала. Ее большие щенячьи глаза, смотрели на него как на спасителя.

Олег понимал, что сейчас она готова на все, лишь бы деньги оказались у нее в кармане.

Все расскажет. Все подпишет. Только дайте денег.

Дайте денег.

Денег!

- Вопросы? – спросил Олег и взглянул на Наташу.

В ответ она помотала головой.

- Вам все понятно с условиями? С получением и возвратом?

- Да. – Кротко ответила она.

- Тогда оформляем?

- Оформляем, - все так же тихо ответила Наташа.

Олег разложил на столе бланки и формы.

- Ознакомьтесь с договором, а я пока заполню, - сказал он и протянул ей три листа.

Когда он выводил первые буквы, в его голове начал нарастать детский плач.

Опять!? – недовольно подумал он. – Второй раз за сутки.

Ему повезло. Крик не ворвался в его мозг как камень в окно. Детский плач тянулся тонкой ниточкой, изредка прорываясь на поверхность сознания. Казалось, что ребенок плачет где-то далеко. За окном. На детской площадке.

И в тоже время складывалось ощущение, что младенец затаился под столом.

Олег глянул на Наташу, которая с серьезным видом читала договор. Точнее делала вид что читала. Все клиенты делают серьезные лица, хотя на самом деле никто не читает.

Отстраняясь от плача, он продолжил заполнять документы.

В какой-то момент ему показалось, что он уловил источник крика. Сложилось ощущение, что ребенок кричит из коридора.

- А здесь есть у кого-нибудь дети? – спросил он, хотя сам не верил в положительный ответ.

- Что простите?

Неужели действительно читала?

- Я спрашиваю, здесь дети есть?

Наташа долго не могла понять суть вопроса. Только что этот высокий парнишка объяснял про выплаты и записывал номера телефонов, а теперь спрашивает о детях.

- Нет. Детей у меня нет.

- А у ваших соседей есть дети?

- Нет. Напротив, мы с подругой живем. Потом бабушка, еще одна бабушка и бездетная парочка.

- Я так и думал… - сказал Олег в сторону. – Вы детский плач не слышите?

- Что, простите?

Наталья приблизилась к Олегу.

- Крик. Детский крик, - почти шепотом сказал он.

Наташа замерла. Только большими глазами водила по сторонам, пытаясь уловить посторонние звуки.

- Нет. Ничего такого. Может быть на улице?

- Может быть... может быть… Ладно, продолжим.

Он уткнулся в документы, отметив про себя, что Наташа выглядит очень даже ничего. Черные волосы стрижкой каре. Большие карие глаза. Точеная фигура, как любил выражаться его батя. А черная обтягивающая майка приятно выделяет все прелести женского тела. Ей бы не помешало прибавить немного в росте, но и без этого, она выглядит восхитительно.

Олег заполнил бланки и собрал все листы в одну увесистую пачку.

- Я еще раз проверю, - сказал он, тем самым сказав, чтобы Наташа готовилась всю эту пачку подписывать.

Пробежав взглядом по знакомым формам и бланкам, он положил документы на стол и протянул ручку.

Он показывал, где надо подписаться. Где поставить фамилию, а где написать ФИО полностью. В это время плач вновь прорезался в сознании. Стоило ему перестать думать и замолчать, как мерзкий ребенок начинал захватывать власть.

Он догадывался, что через пару минут крик усилится до самолетного рева.

Или не усилится…

Олег не мог вывести периодичность и хоть какую-то логическую связь между приступами.

Но ждать не хотелось.

- Здесь полностью?

- Эм… нет. Тут только фамилию и инициалы, - быстро сообразил он.

Сложно не замечать крик, когда он уже показался. Объявился у тебя в сознании и начал торжественное шествие захватывая слух, зрение, ощущение.

Олег поторапливал события и хотел быстрее закончить.

Он выдал карточку и пин-конверт.

- Если будут вопросы, звоните. – Отрапортовал он и вышел в коридор.

Наташа, снова долго ковырялась с дверью. Минуты полторы она стояла, сгорбившись над замком, прежде чем металлическая дверь открылась, и Олег смог выйти.

Он даже не попрощался.

Спускаясь, он чувствовал, как плач нарастает. Но спустя пару секунд стало тихо. Исчез, как будто и не было вовсе.

Глухое эхо шагов проводило его до улицы. А улица, встретила его множеством звуков, где не было детского крика.

По дороге, Олег несколько раз прокручивал результат встречи.

Может все-таки отказать? Типа банк не одобрил. Платеж не прошел. Да мало ли можно придумать причин. Может позвонить руководителю и сказать, чтоб он завернул клиента?

Может и стоит, но я этого делать не буду. – Твердо решил он.

Неделя подходила к концу, а Наташа на связь не выходила.

Несколько раз Олег пытался дозвониться до нее, но длинные гудки были единственным, что он слышал в телефоне.

Ведь знал. Знал же, что так будет, - думал он.

Хотел сделать как лучше. А в итоге, себе зарплату урезал и Наташу в долги вогнал.

Если клиент не отвечает на звонки и всячески скрывается, то регламент говорит одно. Надо ехать и разговаривать лично. Если конечно удастся.

Осень началась дождем и ураганным ветром, который на несколько часов парализовал транспорт в Москве. В такую погоду хороший хозяин даже собаку во двор не выгонит, а Олег уже собирался в дорогу.

Спустя полтора часа он брел по тротуару, отпихивая упавшие ветки и загребая ногами листья с мусором.

Он подошел к знакомому дому и набрал в домофоне нужную квартиру. Ответа не было. Спустя пару минут он повторил процедуру, но результат был тем же – тишина.

Он уже готовился позвонить в другую квартиру и представиться интернет-провайдером, почтальоном, монтажником – да кем угодно, лишь бы впустили.

Дверь открылась. Вышел мальчик с велосипедом. Олег придержал дверь и вошел в подъезд.

К приторному запаху табака и подъездной затхлости, добавился запах жженых тряпок.

Олег поднялся на третий этаж и остановился перед дверью. Он хотел позвонить, но заметил, что дверь приоткрыта.

Озираясь по сторонам, он заглянул внутрь. Четыре дверных глазка следили за ним.

Не решаясь войти, Олег сильнее постучал.

Тишина.

Сделав голос чуточку грубее, он сказал:

- Наталья! Откройте дверь, мне надо с вами поговорить! – и в завершении постучал еще раз.

Ответа не было.

Он постучал еще раз. Затем еще… и сам не заметил, как оказался в коридоре. Опомнившись, он выскочил на лестничную площадку.

Но, набравшись смелости, он все-таки вернулся в коридор и несколько раз приложился кулаком по двери комнаты.

Тишина.

Олег еще раз набрал ее номер и довольно сильно разозлился, когда услышал за дверью телефонный звонок.

Она все-таки дома.

Она скрывается.

Со злости он дернул ручку, и дверь в комнату послушно отворилась.

Комната оказалась пуста. Неудивительно, что его никто не впускал.

Тесно как в поезде, - подумал он.

Комната была похожа на вагон. Узкая и вытянутая. Одна сторона, зеркально отражал другую. Слева кровать, справ кровать. Слева шкаф, справа шкаф. На другом конце комнаты, почти во всю ее ширину, стоял заваленный книгами стол. На столе лежал телефон, который, скорее всего и подавал признаки жизни.

Олега удивила не сама комната, а тот беспорядок, который здесь творился. Кровати завалены тряпками, вещами и сумками. На полу валяются пустые пакеты, обертки и книги. Не хватало только бутылок и окурков для полноты картины.

Олег бывал и в квартирах похуже. Где грязь годами не счищали с полов и стен. Где пахло кислым пивом и терпким потом. Где мусорное ведро скрывалось под горой мусора. Но это ладно…

Здесь же живут две девушки. Разве они не могут содержать эту комнату-вагон в приемлемом состоянии.

Видимо не могут.

Олег несколько минут стоял на месте, боясь шевельнуться. Он осмотрел комнату и подошел к столу. Здесь было много книг. В основном художественная литература, точнее женские романы. Несколько книг по психологии и философии затесались в общий ряд. Толстый слой пыли лежал на книгах. На всех кроме одной.

Это и не книга вовсе. Толще тетради, но с твердой обложкой.

Он взял ежедневник и открыл на середине. Все страницы исписаны аккуратным красивым почерком. Олег сразу догадался, что в его руках оказалась чужая душа. Личный дневник.

Он открыл первую страницу, где детским почерком коряво написано «Мой дневник».

Олег хотел прочитать, но… слишком велик был соблазн и слишком высок риск. Решив, что лучше выбрать середину, он взял дневник и подошел к двери.

Минут пять он с трудом и заиканием разбирал детский почерк, когда услышал цоканье каблуков.

Только бы не сюда, - промелькнуло в голове.

Но именно сюда и направлялись.

Олег выскочил в коридор и хотел выбежать на лестничную площадку, но шаги были слишком близко. Он метался в поисках выхода, пока не вернулся обратно в комнату.

Почти сразу в коридор вошла бабушка.

Олег навалился на дверь, прильнув к глазку.

Старушка размотала длинный шарф и сняла куртку. Затем отнесла два больших пакета на кухню, открыла противоположную дверь и долго стягивала туфли, при этом приговаривая:

- Господи, зачем нацепила эти каблуки.

Минут пять Олег боялся дышать, наблюдая, как бабка стаскивает тесные туфли. Сердце подскочило к горлу и рвалось на свободу. В ушах стоял звон. Он почувствовал, как вспотели ладони.

Олег проклинал свою глупость. На кой черт ему понадобилось влезать в чужую комнату. Лазить по чужим вещам и трогать чужие дневники.

Хорошо если его поймут и отпустят. А если вызовут полицию. Что тогда? Вряд ли бравые ребята из правоохранительных органов поверят его бредням. Припишут ему пару статей и отправят в каземат как мошенника или коллектора какого-нибудь.

Пока Олег рассуждал и трясся в лихорадке, бабка стянула туфли, бросила их под дверью и вошла в комнату. Спустя пару секунд послышался звук телевизора.

Хороший знак.

Олег приоткрыл дверь и шагнул в коридор. Полы предательски скрипнули. Резкий переход из света в тень, вновь ослепили его. По памяти он добрался до выходной двери.

Нащупав щеколду, Олег долго не мог понять, куда подевался рычажок, за который стоит дернуть чтобы дверь открылась. Вместо привычного рычажка, он трогал крохотный болтик с острыми краями. Вцепившись в него как в соломинку и раздирая до крови пальцы, Олег тянул этот проклятый болтик на себя. Дверь была неприступна.

Сзади послышался шорох. Опасаясь быть замеченным, Олег двумя руками уцепился за остатки щеколды и…

Щелк.

Дверь открылась.

Он выпрыгнул на лестничную клетку и тихонечко прикрыл стальную дверь. Стараясь не привлекать внимания, он медленно пошел по лестнице.

Опасность позади.

Теперь можно не нервничать.

Все хорошо.

Когда он спускался на уровне второго этажа, то услышал, как подъездная дверь открылась. Но это его не напугало. Он был чист.

Снова цокот каблуков.

Олег встретился с Наташей на пролете между вторым и первым этажами.

Наташа держала в руках бутылку пива. Мокрые волосы липли ко лбу. Тонкое черное платьице, совсем не по погоде, так же было мокрым.

Они замерли.

- Наташа, вы, почему не отвечаете на звонки!? – довольно грубо сказал он.

- Не сейчас, - отмахнулась она как от назойливой мухи и пошла дальше.

Олег пошел следом.

- Вам надо внести первый платеж.

- Не сей-час. – по слогам произнесла она, даже не обернувшись.

- Сегодня последний день. У вас будет просрочка и это плохо скажется на вашей истории.

- Плохо скажется? – взорвалась она и повернулась к Олегу. Стоя на ступеньку выше, она все равно была ниже его. – Знаешь, как мне сейчас плохо!? Знаешь!? – подъезд резонировал от ее крика. – У меня подруга умерла вчера, с которой мы со школы вместе. Вот так просто. Взяла и умерла. Пожалуйста, как тебя там… Алексей.

- Олег, - поправил он.

- Олег, давай не сегодня. Давай ты мне после позвонишь. И да, извини что накричала. Как-то само вырвалось.

Олег стоял на ступеньках, не зная, что делать. Давить дальше или отпустить. Он бы так и стоял, если бы сверху его не окликнула Наташа.

- Эй, можешь подойти?

Он послушно поднялся.

Егор Куликов

Сосед – как много в этом звуке.

У кого-то они славные. Выручат в сложный момент. Дадут соли, одолжат инструмент. У кого-то с соседями идет война. Каждый пытается насолить и чем-то поддеть сожителя по лестничной площадке или этажу.

На четвертом этаже в втором подъезде жила бабушка София Владимировна. Она выделялась из числа тех стереотипных бабушек, которые утром едут на другой конец города вооружившись тележками и сумками. Днем сидят в поликлиниках. А с наступлением вечера выходят на свои посты – на лавочки. Дабы обсудить, обхаять и быть может обласкать.

София Владимировна была не из тех. Она сама часто с ненавистью и презрением отзывалась о бабушках, которые сидят на лавочках.

- Сороки! – так она их называла. И это было ее лучшее слово в их адрес.

Она никогда не выходила на улицу без своего фирменного одеяния. Длинное серое пальто в клеточку. Широкопольная шляпа с обязательным атрибутом - цветком. Лайковые перчатки и обувь на каблуке.

Периодически она брала с собой длинный зонт, даже в тех случаях, когда ни дождя, ни ветра, ни солнца не было. Просто зонт нужен был для дополнения образа.

Она переехала в этот подъезд относительно недавно. Пять или шесть лет назад.

Жила одна. Но родственники часто приезжали к ней. По два, три или даже по четыре раза в неделю. Вначале все было хорошо. Но с каждым годом раздор между Софией Владимировной и ее детьми усиливался.

К концу третьего года, соседи безошибочно определяли в какой день или даже в какой час у Софии Владимировны в гостях ее дети.

Дело в том, что она кричала. Кричала громко и частенько применяла маты. Кричала на сыновей и дочерей. Вопила на их внуков. Да и просто разрывая глотку орала в потолок.

Но на улице она вела себя иначе. Клетчатое пальто, широкополая шляпа, зонт и презрительный взгляд на ее ровесниц в телогрейках и валенках.

Местные бабки ее ненавидели. Ненавидели в прямом смысле этого слова. Они замолкали, когда мимо двигалась она. Но стоило ей пройти, оставив после себя шлейф парфюма, бабок было не остановить.

- Пошла наша старая королева.

- Как на подиуме. Может ее с Мишкой нашим познакомить. Они похожи.

…и продолжали обсуждать еще очень долго.

В один из летних дней, вроде бы на четвертый год ее жизни в этой квартире, к ней вновь приехали дети. Приехали всем семейством. В двухкомнатную квартиру набилось человек двадцать.

Как оказалось после, отмечали ее девяностолетие.

Все шло хорошо. До каких-то пор. Никто не знает, что послужило толчком для ссоры, но София Владимировна вновь начала горланить.

- О, привалили! – кричала она раскаляя саму себя. – Всем семейство пришли посмотреть, как я тут живу. А вот вам… - говорила она и тыкала фигу в их сторону.

- Мама успокойтесь, - говорили дети.

- Конечно успокоюсь. Вы за этим и приехали, чтобы я успокоилась. Навсегда успокоилась. Ха-ха! – натужено и наиграно посмеялась она. – Квартиры моей захотели? Не получите. Я еще вас всех переживу. И похороню вас всех. И вас! – зло сказала она и посмотрела на внуков.

Не стоит быть всевидящим, чтобы понять, что на этом день рождения закончился.

Это была не просто обычная ссора Софии Владимировны со своей семьей. Никогда прежде она не кричала так громко и так долго. Никогда прежде в ее голосе не было столько яда и злости. Она брызгала слюной, бросала в детей все что попадется под руку. Она выгнала их в подъезд и заперлась к квартире, продолжая обливать их матом.

Естественно этот день рождения запомнился всему подъезду надолго. Бабушки были только счастливы что у них есть такая обширная тема для обсуждения.

- Сын ее вышел весь в слезах.

- Еще бы… после таких слов. Ты слыхала как она их разносила. И сдохните вы все. И сгниете у меня под забором. А я буду на ваших могилах отплясывать.

- Крыла матом она будь здоров. А на улице ведь приличная женщина.

- На людях мы все приличные.

Бабки с жадностью судачили.

Но удивительным было не то, что София Владимировна разнесла и перессорилась со всей семьей. Удивительным было то, что на следующий день один из сыновей вновь приехал к ней.

Он привез пакет продуктов и, как ни в чем не бывало позвонил в дверь. У него были ключи от квартиры, но он решил, что так будет лучше.

София Владимировна отворила дверь и, не здороваясь забрала пакет.

- Давай я отнесу? – предложил мужчина.

- Нет! – коротко ответила она. – Что ты тут мне принёс?

- Все как ты любишь. Молоко трех процентов, сардельки твои любимые. Макарон купил, хлеба свежего.

- Какого?

- Батон нарезной, - как бы немного опасаясь сказал сын.

- Где покупал?

- В магазине.

- В каком? – продолжала допрос бабушка, держа сына на пороге.

- Здесь на углу.

София Владимировна бросила пакет на пол и продукты разлетелись по лестничкой площадке.

- Сам жри своих червивых родичей, - завопила она. – Там одни ироды торгуют. Все у них там стухло давно. А вы… вы… не можете собственной матери купить достойную еду.

София Владимировна скорчила гримасу и как смогла, ударила по лежащему на полу батону.

- Жри! – сказала она и захлопнула дверь.

Но и это не было удивительным. Потому как на следующий день к ней вновь пришел сын с пакетом продуктов.

В этот раз она открыла дверь взяла продукты и захлопнула дверь перед его носом.

С периодичностью раз в три дня к ней приходили родственник и приносили еду. С периодичностью раз в неделю она вышвыривала их, цепляясь за любую возможность.

То бумага туалетная не так пахнет. То в шампунь ей ртуть подмешали чтобы со свету сжить. То в крупу тараканов бросили. То хлеб не там куплен, потому что она любит немного суховатый, чтобы не был мягким как пластилин…

Ее соседи давно привыкли к этим скандалам и относились к ним уже как к чему-то обязательному. Какой же это будет второй подъезд без криков, ругани и оров? Это уже будет не второй, а самый обычный подъезд.

Много слухов ходило о том, почему дети, которые кажутся весьма обеспеченными, терпят это. Почему не наймут няню? Почему не бросят ее на неделю или две, дабы проучить?

Почему?

На большинство этих вопросов отвечали все те же бабки, сидевшие возле входа на лавочке.

- Потому что дураки они.

- Потому что жилплощадь ждут.

- Потому что боятся ее.

…многое передумали на счет Софии Владимировны. Клеветали, обсуждали, ненавидели, боялись и даже уважали.

Пять лет питались слухами пока кто-то, просто не спросил.

- Потому что мы ей не родные. Во времена Великой Отечественной, она была еще маленькой девочкой. В четырнадцать лет она потеряла всю семью оставшись совершенно одна. В пятнадцать лет, она спрятала нас от немцев в своем подвале за что сама чуть не поплатилась жизнью. Мы, я и мой старший брат, сидели в этом грязном глиняном коконе и слышали, как они ходили над нами. Слышали, как мама пыталась их выпроводить. Слышали несколько хлестких ударов. С тех пор мы жили с ней. Она заботилась о нас как о родных. Мы пережили войну и страшный голод. Если бы не она, нас бы не было. Никого бы не было из нашей большой семьи. А лет десять назад она пережила инсульт. Все бы хорошо, но на голову стала слаба. Поэтому извините нас. Извините ее, но мы все равно не можем доверить это няне или дому престарелых. Не потому что нет денег или мы их жалеем. Просто мало у кого хватит терпение вынести такое. А у нас и у наших детей хватит. Всего доброго.

Автор: Егор Куликов

Я чертов аналитик!

Дело в том, что я писал статью для одного интернет-журнала, но ее не приняли. И вот, с недавним скандалом на вручении Оскара, я отрыл ее чернвоой вариант. Вот в общем-то и она. Называется:

Какой он, Оскароносный фильм?

Что получится, если взять: именитого режиссера, актера с миллионными гонорарами, выдающегося сценариста и знаменитого оператора? Возможно, фильм получится так себе, но на Оскар его номинируют.

Как бы там ни говорили, а кинопремия Оскар на данный момент является главной наградой не только в США, но и во всем мире. Многие могут оспорить это утверждение, но если провести анонимный опрос среди режиссеров, какую бы они премию выбрали, то ответ, в девяноста пяти процентов будет - Оскар.

И это не удивительно, ведь Оскар является одной из старейших премий мира. Вручение золотых статуэток транслируется в прямом эфире во множестве стран, поэтому счастливчик, получивший Оскара, мгновенно становится всемирно известным в одну ночь. Не считая того, что саму премию еще долго будут обсуждать, осуждать и критиковать.

Регламент и правила присуждения тем или иным фильмам премии, неоднократно менялся и не раз подвергался жесткой критике. Около шести тысяч человек имеют право голоса. Вся масса делится на определенные секции, по специальности. Актеры выбирают лучшую мужскую и женскую роль. Операторы – лучшую операторскую работу. Сценаристы лучший сценарий и так далее. И только общим числом голосов выбирается лучший фильм.

Ни для кого не секрет, что даже номинация на премию Оскар увеличивает прокатную прибыль фильма. А уж если фильм возьмет статуэтку, то эта прибыль может возрасти в десятки, а то и в сотни раз. Одна лишь статуэтка может спасти фильм от банкротства и поднять его в топ по сборам в кинотеатрах.

Это понимают и кинокомпании, которые выпускают фильмы. Например, есть проекты, которые целенаправленно идут на номинацию. Выделяется определенная часть бюджета, которая будет потрачена на продвижение и рекламу фильма в узких кругах и кулуарах киноакадемии.

Так же, в определенной степени, на номинацию влияют и сборы фильмов до самой церемонии. Кинокритики смотрят как реагирует народ и из этого делают выводы.

Халява, критики и DVD

Лучший фильм 2013 года «Операция “Арго”» планировался как оскароносный. Из общего бюджета в сорок четыре миллиона долларов, десять потратили на продвижения фильма к главной цели – получению золотой статуэтки. Были сняты рекламные ролики, выставлена дополнительная наружная реклама, рассылка DVD-копий для кинокритиков и много прочего. Отдельные люди занимались пиаром картины именно в среде критиков. А когда фильм получил «Золотого глобуса» за лучший и фильм, и лучшую режиссуру, сомнений не оставалось. Эта картина определено возьмет и Оскара.

Так и случилось. Фильм «Операция “Арго”» заработал три премии Оскар: лучший адаптированный сценарий, лучший монтаж и, конечно же, лучший фильм.

Время пришло

Все мы видели множество шуток и мемов, о том, что великому и несравненному актеру Леонардо ДиКаприо никак не хотят давать золотую статуэтку. Интернет бурлил. Пользователи негодовали. Простые смертные просили и умоляли жюри киноакадемии по достоинству оценить заслуги актера и наконец-то вручить ему премию. Он ее заслужил еще несколько лет назад. Фильмы с его участием не раз оценивались по достоинству и завоевывали международные награды, в том числе и многочисленные премии Оскар, но сам актер оставался в тени этих наград, хотя и имел мировую славу.

В одном из интервью, ДиКаприо говорил, что ему важно то, что люди смотрят его картины. Важно, что он сам, каждый раз с полной отдачей подходит к работе и вносит вклад в мировую киноиндустрию. Возможно он утаивал, что ему хочется прикоснуться к собственной золотой статуэтке, а возможно это была чистая правда.

Но как бы там ни было, жюри в киноакадемии, поняло, что время пришло. Если ему не дать Оскар в этом году, то мировое сообщество интернета совсем сойдет с ума, а это, киноакадемии не выгодно.

Все знают, что Леонардо ДиКаприо снялся во множестве замечательных фильмах, где ему, по мнению многих критиков и простых людей, просто обязаны были дать Оскар. Но пик давления интернет-сообществ на киноакадемию пришелся именно на фильм «Выживший», после чего ДиКаприо получил свою статуэтку.

Что касается моего мнения, то тут ситуация схожа с Грушницким из романа «Герой нашего времени». Он не был офицером, но при этом крутился в обществе офицеров и его мундир выделял его среди общей массы. Он был как бельмо на глазу, отчего женщины в первую очередь замечали его, а уже потом и остальных офицеров.

С ДиКаприо ситуация схожа. Весь мир знает, что он отличный актер и фильмы с его участием обязательны к просмотру. А то, что он не имел Оскара, лишь наводило дополнительный шум вокруг его персоны. Но у ДиКаприо ситуация легче чем у Грушницкого. Ему и с Оскаром хорошо и без Оскара неплохо было.

Репутация создателя.

Огромную роль на фильмы номинанты, откидывает тень их создателей. То есть, если знаменитый на весь мир режиссер выпускает свой очередной шедевр, который по факту таковым не является, то скорее всего критики найдут в этой работе что-то таинственное. Увидят там новые приемы, новые взгляды на мир и еще много чего найдут, если будут глубоко копать. Критики оставят рецензии, которые потом прочтут люди и, даже не смотря фильм, сложат о нем свое мнение. Многие из тех, кто прочтет положительные рецензии пойдут в кинотеатр, что естественно оставит положительный отпечаток на сборы картины. И, как было написано выше, жюри киноакадемии, отталкиваясь от сборов фильма и от режиссера с именем, включит фильм в номинацию на Оскар.

Еще одна деталь, которую нельзя выбрасывать из списка условий для номинации на премию Оскар, является актуальность фильма. Если вы часто сидите в интернете и следите за мировыми новостями в мире кино и не только, то вспомнить недавнее прошлое не составит труда.

Не так давно, гильдия кого-то там, подала протест что в киноакадемии Оскар слишком мало работников с темным цветом кожи (афроамериканцев так сказать). По их мнению, если там большинство белых, значит и фильмы где актеры снимаются с темным цветом кожи, заведомом обречены на провал. Эта новость долго гуляла по интернету. Много вышло споров. Много всего было вылито и вот, в самый ответственный момент, на вручении премии Оскар за лучший фильм, статуэтка достается фильму «12 лет рабства» в котором как раз-таки и рассказывается о том, как темнокожие люди страдали от неблагодарных рабовладельцев.

Или последний Оскар за лучший фильм «В центре внимания». Прошлый год был полон расследований и разоблачений случаев педофилии представителями Церкви. Не успели журналисты остыть к этой теме, как выходит фильм, основанный на реальных событиях (что естественно дает дополнительный бонус) о журналистах, которые браво расследуют случаи педофилии где замешаны представители церкви.

Многие фильмы нарочно подстраивают под актуальные новости мировых СМИ. Люди, начитавшись новостей готовы съесть больше информации, только уже с эмоциональным подтекстом. Не грубых фактов, а чего-нибудь повыше да похудожественней.

Сейчас нишу угнетаемых чернокожих, занимают женщины с борьбой за равноправие. Кто знает, не увидим ли мы фильм в скором времени на эту тему.

На этом, статья обрывается. Немножко я ошибся с женщиной гомосексуалисткой)  Но как показывает практика, то ли еще будет…

Часть первая "Некий Игнатьев А.В."

Не знаю, что происходило во время моего беспамятства, но очнулся я лишь ночью.

С галочкой повторного знакомства не было, потому как чувствовал я себя нормально и сознание не плелось где-то на задворках разума.

В подтверждении своего ощущения я встал на ноги и почувствовал небывалый прилив сил. Словно я спал несколько суток (надеюсь, такого не было). Мне казалось, я бы с легкостью пробежал марафон и не вспотел.

Ноги приятно холодились о линолеум, и я боялся лишь одного. Что эту лунную и тихую ночь нарушит визит непрошеного гостя.

Но за окном начало светать, а я по-прежнему был один. Один в палате и один в голове.

И лишь под утро. Прямо перед подъемом, меня все-таки посетил голос.

- Сегодня все закончится, - сказал он. – Я уже близко.

Это были единственные слова.

Когда я почувствовал его в голове, то испугался. Я ждал смешанных мыслей. Ждал напильник на зубах. Я ждал чего угодно, но только не этих слов.

И лишь когда он их произнес, я понял, насколько мне стало страшно.

Лучше бы были боли. Я согласен на постоянное его присутствие, но только не это…

Он точно знал, какой эффект произведут на меня эти слова. Потому как голос звучал возвышенный и надменный.

Он вновь был котом, а я мышью.

Только сегодня будет все иначе

Он вдоволь наигрался и пришло время ужинать. И, естественно, в виде ужина буду выступать я.

Я сидел на кровати и смотрел в окно. Появилось чувство, словно я в последний раз вижу солнце, зелень, деревья и людей. Я тупо пялился, мысленно прощаясь с миром.

И я понимал, что сегодня решится все.

Все, к чему я готов и не готов.

Громкий крик «Подъем!» и привычная музыка по утрам, вывели меня и мыслей.

Бодрость, которая некогда присутствовала в теле, испарилась неведомо куда. За эти пару часов одиночества я измотался так, словно действительно пробежал марафон.

Меня знобило. Руки тряслись.

А когда я посмотрел в зеркало, то не сразу узнал себя. Серая кожа. Впалые глаза и зрачки… они бегали из стороны в сторону как у трусливого зайца, ожидающего волка за каждым кустом.

Я вспомнил первую встречу с Игнатьевым и вдруг понял, отчего он был таким. Понял, отчего они все тут такие.

Сегодня я решился.

Я даже несколько раз представлял себе, как буду сжимать тонкую шею Сани. Как жилы будут проступать через кожу на его лбу. Как будут пучиться глаза, наливаясь кровью и страхом.

Я представлял это и желал этого.

Руки продолжали дрожать, но я знал, что в тот самый миг, когда мои пальцы сомкнуться на молодой шее, я не дрогну. Не дрогну и буду сжимать до тех пор, пока жизнь не покинет это чудовище.

Он снова меня избегал. Он прятался от меня. Он чувствовал, что я настроен решительно. В общем-то, как и я, знал, что он не просто так сказал эти слова. Он уже подобрал ключик к моей голове и ему надо лишь вставить его.

Но я не дам…

Я так просто не сдамся.

Я не один из тех.

Я не тот кролик, кто глупо пялится на удава и послушно идет к нему в пасть.

Я не он.

Но я буду действовать как он, потому что иначе нельзя.

Тарелка каши на завтраке осталась нетронутой. Только чашка сладкого горячего чая. Это все, что мне сегодня понадобится.

Когда мы вернулись в комнату отдыха, я заметил, что сторонится меня не только Саня. Меня сторонятся все. Словно я болен чумой. Словно от меня разит нечистотами.

Пусть…

Мне надо лишь выждать момент.

Они сели в рядочек.

Они все повернуты к телевизору. Я невидим.

Невидим у них за спинами.

Медленно, отмеряя шаг за шагом, я начал движение. Медбрат стоит у стены. Ему потребуется десять, может двадцать секунд, прежде чем он вцепится мне в затылок. Но я не выпущу.

Я буду крепко сжимать горло. Мои руки превратятся в клещи.

Приближаясь все ближе к Сане, я чувствовал, как меня наполняет уверенность. Страх исчез, оставив после себя приятное послевкусие адреналина.

Сердце колотится в груди, но я спокоен. Спокоен как никогда.

Телевизор опять транслирует передачу про животных. На этот раз там стая буйволов пытается отбить крошечного теленка от разъяренных львиц.

Я присел точно сзади Сани.

Его короткая стрижка топорщится ежиком. На его тонкой шее видны синие вены. Они нальются кровью и вздуются, когда я схвачу его за шею.

Последний раз я оглянулся назад, увидев скучающего медбрата. Три койки с лежачими больными стоят у окон.

Мне должно хватить время.

Я справлюсь.

Не помня себя, я хватаю Саню в замок, чувствуя, как его тело наполняется силой. Но ему меня не одолеть.

Мы падаем на пол и, в тихой комнате отдыха воцаряются крики и брань. Боковым зрением я замечаю, как медбрат срывается с места и с ошалелыми глазами бежит к нам.

Игнатьев со своим другом старичком отскакивают в сторону. Геннадий Малофеев, этот огромный верзила, панически кричит и убегает.

Я по-прежнему сжимаю горло Сани. Он колотит руками пытаясь достать до лица. Он пытается протиснуть пальцы между своей шеей и моей рукой.

Он кряхтит и дергается.

В один миг, все меняется.

Люди, которые смотрели на меня как на сумасшедшего.

Глаза психов, только что наполненные страхом наливаются яростью.

Первым меня хватает за ногу Игнатьев.

Злобный старик вернулся. И у этого старика сил как у молодого парня в расцвете сил.

Малофеев бьет меня по носу, и я чувствую, как рот наполняется кровью. Кровь плещет на линолеум. Кто-то хватает меня за вторую ногу.

Медбрат как репейник цепляется к руке, и я чувствую, что больше не могу сжимать.

Саня едва дергается, но он жив. Жив и смотрит на меня все теми же глазами полными ярости.

Мои руки разжимаются, и Саня как мешок отваливается на пол. Он кряхтит и задыхается. Он хватается за горло. Но он жив. Жив…

Четким ударом свободной руки, я бью медбрата, который тут же падает. Отцепляется с руки и хватается за нос.

Вторым ударом я обезвреживаю Игнатьева.

Но как мне справится с Малофеевым?

Гена поднимает меня на руки и бросает прямиком в уцелевший ряд стульев.

Скорее всего, я сломал несколько ребер, но мне было не до этого. Не успев опомниться, он вновь поднимает меня на руки и кидает в центр комнаты. В этот же момент, с перекошенным от злобы лицом, ко мне прыгает Саня и хватает за горло.

Все пошло не по плану.

Теперь я оказываюсь в цепких лапах этого молодцеватого парня. Четким ударом в челюсть я заставляю пальцы разжаться, а сам вскакиваю на ноги и отбегаю в сторону.

Хватаю стул и начинаю махать им из стороны в сторону.

Обезумевшие психи выстроились передо мной полукругом. Они хотят меня убить, но боятся сделать первый шаг. Боятся получить стулом.

Я смотрю на их лица.

Ни капли сомнения. Ни капли жалости. Лица перекошены в ярости. Слюни стекают по подбородку. Красные от гнева глаза как иглы впиваются в меня.

Я понимаю, что жить мне осталось недолго.

Совсем недолго.

Круг медленно сужается.

Я делаю шаг назад и упираюсь в койку одного из лежачих пациентов, понимая, что дальше отступать некуда.

Первым кидается Гена, который тут же получает стулом в висок и замертво падает.

Саня кидается следом за ним и вновь как клещами стискивает мне горло. Я хриплю и пытаюсь разжать его пальцы. Но не в этот раз…

Сжимая горло, он прет на меня как вол. Я чувствую койку с больным позади меня, но Саня напирает сильнее и мы, опрокидывая кровать, падаем.

В этот самый момент…

В эти короткие доли секунды пока мы падаем, я замечаю, что лицо Сани, секунду назад перекошенное от ярости, вдруг приобретает привычные ему черты.

В один момент ярость улетучивается из глаз, оставляя полное непонимание ситуации. Я вижу, как Саня продолжает сжимать мое горло, но он не осознает, отчего он это делает.

Пока мы падали, он разжал руки и повалился на меня.

Я думал, что я уже не встану.

Думал, что психи, воспользовавшись моим положением, набросятся на меня и растерзают как собаки брошенную тушу.

Но когда я выбрался из-под тела Сани, то увидел, что все обитатели этого этажа, смотрят на меня растерянными взглядами.

Поднялся огроменный Гена Малофеев и я уж подумал, что он точно будет мне мстить за удар стулом по голове. Но он лишь приложил ладонь к кровоточащему виску и, увидев меня валяющимся на полу, широко улыбнулся и помахал здоровой рукой.

Остальные продолжали стоять полукругом, но в их глазах больше не было ярости. Не было злобы и желания растерзать меня.

Только медбрат, который корчился на полу, тяжело посмотрел на меня исподлобья и что-то прошептал. После чего он вскочил и убежал из комнаты отдыха, оставив меня один на один с разъяренной толпой.

Непонимание и ступор длился недолго.

Спустя минуту или две, глаза психов вновь налились яростью.

Я успел за это время встать на ноги и прислониться к стене, вновь вооружившись стулом.

Глупая улыбка Гены сменилась яростью. Он убрал руку с кровоточащего виска и ринулся ко мне.

В этот раз стул не остановил его.

Огромная рука схватила меня за шкирку и швырнула в центр комнаты. Это было худшее, что я мог себе представить.

Оказавшись посередине, не имея в защите даже захудалого стула, больные набросились на меня.

Я получал один удар за другим. Звезды часто вспыхивали в глазах. На мне разорвали штаны и поставили бесчисленное количество синяков и ссадин.

Я свернулся в комок, не имея возможности бить в ответ или же просто защищаться.

В моменты затишья, когда удары сыпались, не так часто, я открывал опухшие глаза. Краем уха, я услышал, как по коридору мчится толпа медбратьев. Их тяжелые шаги доходили до моего сознания, вместе с тяжелыми ударами больных.

И в этот самый момент, когда я лежал на забрызганном собственной кровью полу, я понял, что все мои мысли о голосе были в корне неправильными.

Не знаю, что именно повлияло на это осознание. То ли скопившиеся доводы у меня в голове. То ли неплохой удар все в ту же голову.

Но я понял кто обладатель голоса.

А еще я понял, что если сегодня ночью я не разделаюсь с ним навсегда, то он разделается со мной.

Пока психи лупили мое обмякшее тело, а персонал бежал на выручку, я полз как змея, волоча отбитые ноги. Полз с одной единственной мыслью.

Лишь бы это был не сон.

Только бы не сон…

Она должна быть там.

Должна…

На пару секунд я выключился, когда Малофеев приложился по ребрам ногой. Но когда сознание вернулось, я продолжил ползти, не обращая внимания на боль.

В какой-то степени мне повезло, что все больные в один момент сошли сума и захотели меня прикончить. Они путались друг у друга, и часто мазали, нанося бессмысленные удары по полу.

Наконец-то я добрался до цветочного горшка и погрузил руку в теплый шероховатый грунт.

Несколько секунд я шарил в горшке, молясь, чтобы она оказалась там.

Наконец-то, пальцы ухватились за гладкую поверхность ручки, которую я тут же выхватил из горшка, повалив цветок на бок.

Земля смешалась с кровью, образовав неприятную грязь.

Ручку я сунул в штаны, в надежде, что сегодня они не будут делать проверку комнат.

В этот же момент Малофеев схватил перевернутый горшок и поднял его над головой. Оставались какие-то доли секунды перед тем, как тяжелый глиняный горшок, размозжит мою голову и остановит это безумие. Но кто-то из персонала сшиб Малофеева с ног, и они кубарем покатились к стене.

И без того безумная суматоха превратилась в хаос и полную неразбериху.

Психи бегали от персонала. Я лежал на полу. Голова пульсировала, а тело ныло от боли.

Кто-то схватил меня за ногу и поволок по полу. Я надеялся, что это был кто-то из персонала, но на деле это вновь оказался Малофеев.

Не знаю, куда он меня волок, но на него тут же набросилось человека три и кое-как повалили на пол.

В следующий раз меня отволокли в сторону и оставили лежать на полу, пока не разогнали больных по палатам.

Семенов стоял в стороне и с интересом наблюдал за происходящим.

После того как в разрушенной комнате осталось лежать четыре тела – я и трое недвижимых больных, персонал решил разобраться со мной.

На руках меня отнесли в палату.

- Как вы себя чувствуете? – спросил Семенов голосом полным злобой.

- А как вы думаете, я буду себя чувствовать после такого? – прохрипел я, чувствуя боль в груди.

- Откуда вы берете столько проблем? Как вас угораздило?

- Они набросились на меня…

- Неправда! – перебил Семенов и ударил рукой по стене. – Мне все доложили. Это вы… - он подошел и ткнул пальцем мне в грудь. Ощущение было, словно железный прут вонзили меж ребер. – Это вы зачем-то реши придушить Сашку. Зачем вы это сделали?

- Я сглупил… - сказал я, и зашелся долгим кашлем.

- Ты у меня здесь надолго завязнешь, - сквозь зубы процедил Семенов.

Он и сам был теперь похож на психа. Губы дрожат. Изо рта вырываются капельки слюны. А глаза наполнены яростью, точно, как у больных, кто хотел разорвать меня на части.

- Ты сгниешь здесь. Я тебе это устрою. – Продолжал он тыкать пальцем в грудь.

- Дайте мне обезболивающее… Все болит.

- Обезболивающего тебе? – Семенов еще раз ткнул пальцем и отвернулся. – Приведите его в порядок. Мне бы не хотелось, чтобы у нас еще и он загнулся. Итак, уже полиция к нам зачастила.

- А что после? – спросил кто-то.

- После? Пусть вновь слюни попускает. Может, будет посговорчивей.

Я ликовал.

Первая часть плана, чтобы меня накачали галаперидолом была выполнена.

Пока Семенов давал распоряжения и легко управлял моей судьбой, я незаметно сунул ручку под матрас и со спокойной душой откинулся на койке.

Боль осталась. Болело и ныло все тело, но я был в какой-то мере счастлив.

Семенов покинул палату, а после него, со мной не стали заморачиваться. Обтерли мокрой тряпкой, помазали какой-то мазью ушибы и ссадины, после чего вкололи галоперидол и спустя две минуты я увидел яркую вспышку света. Это была обычная лампа. Но, под препаратом она показалась мне вторым солнцем.

Я улыбнулся и уснул. Уснул долгим беспробудным сном.

.

Веки были тяжелы как никогда. Голова гудела, а тело продолжало болеть, словно я несколько километров тащился по твердым шпалам за поездом.

Несколько минут или же несколько часов, я впадал в беспамятство и вновь включался в реальность.

Я знал, что мне необходимо встать и сделать то, ради чего я здесь нахожусь. Но я не мог. Не мог пошевелить руками и ногами. Не мог слезть с кровати.

Я едва ворочал тяжелыми глазами и едва поднимал свинцовые веки.

Плотный туман в голове не позволял думать, то сжимая мысли до крошечной точки, то размазывая их по всей черепной коробке.

Спустя еще некоторое время я смог пошевелить головой.

В этот раз меня не привязали, что не могло не радовать.

Сбросив ноги, как два бревна на пол, я несколько минут привыкал к новому состоянию.

Встать я пока не решался.

Вместе с отходняком от лекарства, я чувствовал спазмы в ногах и где-то далеко в желудке. Или в печени… или в селезенке… сложно определить, когда все тело ломит и ноет от боли.

Но эти спазмы явно отсылали меня ко вчерашнему дню. Такому короткому и такому насыщенному.

Легкое покалывание прошло по ногам и рукам. Тело начинало чувствовать, а вместе с чувствами возвращалась и боль. Тяжелая, долгая и невероятно нудная боль!

Я встал на холодный линолеум и сделал несколько шагов. На большее меня не хватило. Пришлось уткнуться рукой в стенку и дать себе передышку.

Я чувствовал, что сознание почти вернулось. Это вызывало опасения, так как голос ждет меня. Я в это уверен на все сто процентов.

Он сейчас лежит в кровати и как хищная птица сужает круги перед броском.

Надо действовать быстрее.

Вытащив гладкую ручку из-под матраса, я сделал несколько кругов по палате, проверяя устойчивость и собственные силы.

Аккуратно, как лучший вор во всем мире, я вставил ручку в дверь и тихонечко, дабы не проронить ни звука, открыл дверь.

Тихое гудение ламп и пустота встретили меня в коридоре.

Чуть позже ко мне донеслось легкое бормотание телевизора.

Неужели в комнате отдыха кто-то сидит? Об этом я не подумал.

Мне надо на ту половину корпуса. Именно там находится палата Сани-стихоплета.

Именно там и живет голос.

Босыми ногами я прошлепал до комнаты отдых и да… там действительно сидел кто-то из персонала. Больше того… это была не девушка, как из моих прошлых снов. Это был один из тех бравых парней, кто растаскивал сегодняшнюю заваруху. Я не знал его имени, но знал наверняка, что если мы с ним столкнемся один на один – мне не жить.

Он упакует меня за десять минут и вернет обратно в палату. А дальше…

А дальше мне уж точно не жить.

Дальше мне существовать в этих стенах. Смотреть телевизор и боятся Хозяина. Трястись от каждого шороха и угождать ему во всем.

Что делать?

Несколько минут я размышлял над ситуацией.

Можно дождаться, когда он уйдет в туалет или уснет. Хотя после таких происшествий вряд ли здесь вообще кто-то будет спать.

Да и время играет не в мою пользу. Стоит моему разуму очистится от лекарств, как он вставит ключик в мой мозг и пиши пропало. Больше я себя не вспомню, и в этом месте все останется как прежде. Разве что добавится одна известная личность к списку больных.

В какой-то момент мне показалось, что он уже начала шарить в моей голове. Внезапный спазм и резкая боль в зубах. Возможно, это была попытка, потому как боль прошла так же быстро, как и началось.

Я зажмурил глаза и едва сдержал крик.

Надо было решаться.

Я должен был решиться на что-то… бездействие меня убьет.

Ничего лучше не придумав, я отошел от угла на десяток шагов и приготовился бежать.

По моим подсчетам, я должен успеть проскочить комнату отдыха до того, как этот верзила поднимет свое мускулистое тело с кресла и погонится за мной.

Качнувшись несколько раз из стороны в сторону, как бы приводя мышцы в тонус, я сорвался с места и побежал.

Босые ноги громко хлюпали по линолеуму. В правой руке я держал гладкую ручку и даже не смотрел в комнату отдыха.

Я целенаправленно мчался к палате. Нет. Я летел к палате.

Не чувствуя ни боли, ни страха, ни жалости.

Парнишка сорвался с места быстрее, чем я ожидал.

Когда я трясущимися руками пытался попасть ручкой в дверь, он был в десяти шагах от меня.

Наконец-то ручка вошла в паз и я открыл дверь

Ворвавшись в палату, я тут же захлопнул дверь и вставил ручку с внутренней стороны.

Эта глупая конструкция, когда вставленная ручка с одной стороны, полностью блокирует все попытки открыть дверь с другой стороны, должна его остановить. Она должна дать мне время.

Как только я вставил ручку, дверь с грохотом задрожала. Это бравый парнишка лупил ее с той стороны.

- Открой дверь! – орал он. – Открой эту сраную дверь!

Не обращая внимания и пытаясь его не слушать, я повернулся к больным и тут же получил смачный удар по лицу.

Я устоял на ногах, но удары посыпались один за другим. Не видя ничего перед собой, я выкинул кулак вслепую и, по-моему, угодил куда надо.

Саня, который сейчас был не вовсе Саней, упал на пол, но тут же вскочил на ноги.

Я вложил всю силу в удар и вновь повалил его.

Он кричал. Кричали за дверью.

- Извини, - сказал я Сане, и со всей силы ударил его ногой в голову.

Он потерял сознание.

Пока Саня лежал на полу, я подошел к Беспалому, который как обычно бегал глазами из стороны в сторону.

- Ты этого не сделаешь, - сказал он мне.

И этот голос. Теперь не было ни единого сомнения, кому он принадлежал. Кто управлял отделением. И кто, называл себя Хозяином.

Все сошлось как в детских пазлах.

Он был тем самым другом Семенова, над кем издевались сверстники и которых он позже убил. Скорее всего, одним из его сверстников был и старший сын Игнатьева, который погиб при непонятных обстоятельствах.

Именно он управлял отделением и не мог ворваться в голову Семенова, лишь потому, что тот, сам этого не осознавая, каждый раз спасал себя коньяком с кофе.

Именно он управлял Саней, Игнатьевым, Малофеевым и каждым в этом отделении. Он бы и мной начал управлять, дай ему больше времени.

Тот громкий и болезненный выдох, когда все превратились в зомби, принадлежал ему. Он не соврал мне, когда сказал что видел меня корчащимся от галоперидола на траве, в день смерти Алексея. Это я видел лишь Саню. Это я был слеп.

Но окончательно я понял лишь тогда, когда во вчерашней заварушке, мы, обнявшись с Саней падали и зацепили его кровать. В эти доли секунды он потерял контроль над всеми, и я увидел это. Я успел это заметить.

А сейчас он лежит передо мной и дергает зрачками.

- Ты не посмеешь! – прохрипел он сквозь зубы.

Его огромная голова лежит на подушке. Он дрожит. Ему страшно.

Я добрался до него.

Не раздумывая, я сомкнул пальцы на его шее и начал душить. Я чувствовал его мягкую, дряблую кожу. Ощущал его кровь в жилах. Слышал его хрип и видел его угасающие глаза.

- Посмею, - натужено сказал я. – А вот ты больше не посмеешь.

Конец был близок. Он больше не хрипел. Он закрыл глаза и как бы уснул.

Но нет…

Эта тварь забралась мне в голову.

Он вставил ключик в мой разум.

Продолжая сжимать, я видел яркие вспышки из его детства. Видел мир его глазами.

Дети. Безумные и обезумевшие дети, которые не знают меры, плевали на него. Несколько раз они его ударили, а после того как он упал, один из них помочился на него.

С криками и звонким смехом они убежали, а он остался лежать у забора, глотая слезы и вытирая теплую мочу с лица.

Я видел его отца. Какой-то больной из этого отделения обрюхатил его мать. У его отца такая же большая и круглая голова на тонкой как спичке – шее.

- Я не виноват, что союз вульгарной женщины и сумасшедшего дали такой результат. Я не просил эти способности… но раз уж они у меня, я решил пользоваться ими. – Звучало в моей голове.

Резкая боль в зубах заставила меня закричать.

Но я не разжал руки.

- Ты совершаешь ошибку! – прозвучало под коркой.

Я корчился от боли, чувствуя, как он копается в моей голове. Чувствуя, как его тонкие длинные руки по самые локти погрузились в мой череп.

Я ничего не видел и не слышал, продолжая сдавливать тонкое горло Беспалого. В кромешной темноте, превозмогая боль я последний раз сдавил обездвиженное тело и почувствовал что падаю.

Не на пол.

Я проваливался в густой туман, который сменился черной тьмой, где не было ни звуков, ни чувств, ни ощущений.

Я оказался в космосе сознания.

Я не чувствовал своего тела, надеясь лишь на то, что успел убить Хозяина.

Некоторое время спустя. Томас

Беспалого не стало.

Я все еще оставался в больнице, но Семенов уверял, что скоро меня отпустят.

Я видел, как счастливый Игнатьев покинул корпус. Саня-стихоплет вновь увлекся рэпом и когда его выпустили, он несколько раз приходил ко мне и приносил сигареты.

Забавный оказался парнишка.

Я привык к распорядку и решил, что не буду чинить персоналу лишние хлопоты, отчего вел себя сдержано и послушно. Выполнял все приказания. Пил таблетки и чувствовал себя замечательно.

Ссадины, ушибы и огромный синяк под глазом прошли.

Сегодня я расположился на привычном для меня месте – кресло, придвинутое к стене.

Две койки с лежачими больными стояли у окна. Истинные психи, то есть те, кем не управлял Беспалый, как обычно уселись перед телевизором. В этот раз они смотрели передачу про растения. Довольно забавные фильмы тут все-таки показывают. Со временем я и сам начал просвещаться, узнав много нового.

День был солнечным. И солнце, врываясь сквозь окна, ласкало мою бледную кожу.

Я чувствовал тепло, и улыбка сама собой нарисовалась на лице.

И все бы ничего, если бы не новый человек в нашем отделении.

Я любил новых людей. За это время их было не много, но я подходил к каждому.

Скучно здесь. Даже очень скучно.

Персонал, а именно Вадим Мартов и Инна Шувалова (я успел познакомиться со всеми), разговаривали меж собой у стеклянных дверей.

Их-то я давно знал, а вот новая девушка была здесь впервые.

Стройная. Гладкое личико. Пышные волосы. И скорее всего не менее пышная грудь. Под халатом плохо видно.

Они ей что-то рассказывали. Говорили долго. Чуть позже подошел Семенов, который оживленно включился в разговор.

Я не выдержал и, встав с кресла, направился к ним.

- Здарова Вадим. Привет Инночка. Здрасьте Семен Сергеевич - поприветствовал я старых знакомых.

Они в ответ лишь улыбнулись.

- Вы меня не познакомите? – спросил я Семенова.

- Мы оставим вас наедине, - ответил он своим отвратительно нежным голоском. И зачем он коверкает? Я же слышал, как только что он говорил нормально.

- Вам что, сложно нас познакомить?

- А вам что, сложно познакомиться самому? – вопросом на вопрос ответил Семенов и довольно сильно задел меня. Он что-то шепнул Вадиму и все трое ушли.

- Что это с ним? – спросил я незнакомку и пожал плечами. – Обычно он весьма учтив. Ну да ладно… Вы здесь новенькая? Устроились медсестрой или как?

Девушка посмотрела на меня глубокими серыми глазами, но ничего не ответила. Она нервничала и не переставала теребить пальцами полу белоснежного халата.

- Ну так, по какому вы тут вопросу? Если хотите, я могу вам провести экскурсию и рассказать много всего. Я должен скоро выйти, так что пользуйтесь моментом. Вы плачете? – спросил я ее, увидев две блестящие бусинки слез на щеках. – Отчего вы плачете? Не стоит. Не надо.

Я придвинулся ближе и обнял ее.

На удивление, девушка доверчиво прижалась ко мне, и я почувствовал приятный и в тоже время знакомый аромат уюта и тепла.

- Вас кстати как зовут? – спросил я, когда девушка перестала плакать и выбралась из моих объятий.

- Меня з-зовут, - продолжала она заикаться от недавних слез. – Зовут Катя.

- Очень приятно. А меня Айрон Томас.

Конец

Автор

Часть первая "Некий Игнатьев А.В."

Утро началось как обычно для всех. И совсем необычно для меня.

Противный голос бабки разносился по коридору.

- Подъем! Подъем!

Снова звон ключей, тяжелые шаги по линолеуму и скрип открывающихся дверей.

В этот раз меня выгнали вместе со всеми.

Пока мы умывались и чистили зубы, персонал тщательно просматривал палаты на наличие тайников. Хотя, что-то спрятать было бы проблематично. В палате кроме кровати была еще и тумбочка. По крайней мере, у Игнатьева она стояла. В моей же палате была лишь кровать. Одна кровать и окно с решетками.

Я долго стоял возле умывальника, пытаясь дождаться Саню. Но он избегал меня. Он промелькнул в комнате отдыха на одну секунду и скрылся.

После завтрака включили телевизор, и больные расселись по местам. Складывалось ощущение, что здесь никто никого не лечит. Просто живут. Точнее просто существуют, поедая завтраки, обеды и ужины. А между делом смотрят телевизор.

Я занял привычное для меня кресло в отдалении от всех. Стена надежно защищала тылы.

Я ждал появление голоса.

Но вместо голоса пришел Семенов.

- Доброе утро, - сказал он, улыбаясь в бороду.

- Доброе.

- Как ваше настроение?

- Хуже некуда.

- Ничего страшного. По первому времени у всех так. Все через это проходят.

Знакомая фраза.

- Я разрешу вам встретиться с семьей, но при одном условии.

Я вопросительно посмотрел на него.

- Если вы обещаете вести себя хорошо и пить таблетки, которые я вам пропишу.

- Как прошло общение с полицией? – спросил я, оставив его без ответа.

- Все хорошо.

- Вот так просто?

- А как вы хотели?

- Не будет никакого расследования? Вот так просто – все хорошо.

- А какое может быть расследование, если он повесился. Неприятно конечно, что полиция к нам зачастила. Но я списываю это на случай.

- Вы слишком много списываете на случайность, отказываясь видеть закономерность. – Грубо заметил я и встал с кресла.

Семенов отступил на шаг. Видимо слегка припухшая щека напоминала ему о моем ударе.

- О чем вы говорите. Какая к черту закономерность. Полину кто-то задушил. Этого я не отрицаю. А вот Алексей сам повесился. Пришла к нему белочка вот он и решил свести счеты с жизнью.

Голос Семенова был обычным. Это не могло не радовать. Он все еще считает меня нормальным.

- Ну, так что насчет таблеток и примерного поведения?

- Я постараюсь.

- Этого мало.

- А вы и вправду не видите, что в вашем отделении творится нечто странное?

Семенов улыбнулся и в этот раз посмотрел на меня так, как всегда смотрит на психов.

- Вы сейчас мне опять будете рассказывать про голоса?

- Нет.

- Обычные больные. Обычное отделение. Не вижу здесь ничего странного. Ладно, мне пора идти. У меня дела.

Знаю я твои дела. Зарыться в своем шикарном офисе и целый день любоваться грамотами, попивая кофе с коньяком.

Коньяк – промелькнуло в голове.

Голос говорил, что ему трудно управлять пьяными людьми.

Мне срочно надо напиться, - подумал я и вспомнил, что в моем чемодане до сих пор покоится две бутылки отменного вина.

Семенов заметил, что я провалился в свои мысли, и тихонечко ушел.

Я вновь остался наедине с психами.

Надеюсь, что я так и останусь отдельно от них.

День тянулся невыносимо долго. И весь день я ждал, что меня посетит голос. Ждал его с нетерпением и в тоже время боялся, что он все-таки придет.

Он и вправду пришел. Ненадолго. Кинул лишь пару фраз, как бы напомнив мне, что я не забыт.

Семенов вернулся с толпой медперсонала и я подумал что пришли за мной. Но меня они не тронули. Даже косого взгляда не бросили.

- Забирайте на процедуры, - сказал Семенов, указывая на кровати с лежачими больными. – Я приду чуть позже.

Бравые ребята послушно выкатили кровати и шумно поволокли их по коридору.

Ближе к вечеру, когда большинство больных разбрелось по корпусу, я присел рядом с Игнатьевым. Его друг старичок с морщинистым лицом недовольно посмотрел на меня, но смолчал.

- Теперь мы с вами на равных, - сказал я Игнатьеву.

Я боялся, что он вновь кинется на меня. Боялся его сурового лица и глаз, налитых яростью.

Но Игнатьев был тем самым добрым старичком с обвисшим лицом и лохматой головой.

- Вы позволите? – спросил я.

Игнатьев исподлобья посмотрел на меня и указал на стул.

- Извините, что прервал такую интересную игру, - сказал я старичку, который продолжал недовольно коситься на меня.

- Мы уже закончили, - сказал Игнатьев, отодвигая шашки в сторону.

Я огляделся по сторонам. Все как всегда. Кто сидит перед телевизором. Кто пялится в окно. Персонал на своем обычном месте возле стены.

- Вы просили меня о помощи.

Игнатьев повторил мое движение, осмотревшись по сторонам.

- Вам надо уходить отсюда.

- Я задам вам пару вопросов.

- Нет. Не надо. Он снова придет, - прошептал Игнатьев и глаза его налились страхом. Голос, как и подбородок, начали дрожать.

- Кто он?

- Голос. Он снова будет сидеть в моей голове, - прошептал Игнатьев.

- Вы знаете, кому он принадлежит?

- Нет. Не знаю. Не хочу знать.

- Как долго он вас ломал? – спросил я понял, что Игнатьев знает, о чем я говорю. – Как это случилось?

Игнатьев вновь подозрительно посмотрел по сторонам.

- Не знаю. Это случилось давно. Вначале были кошмары и голос. Потом была боль и я понял, что больше не принадлежу сам себе. Мне страшно. Помогите мне.

- Вы ведь не сумасшедший? – на всякий случай спросил я.

- Нет. Как и многие здесь.

- Но вас все равно продолжают тут держать.

- Это его рук дело. Он управляет нами.

- Всеми?

- ДА.

Игнатьев постоянно с опаской посматривал по сторонам. Мне показалось, он даже уменьшился в размерах. Втянул седую голову в плечи и сильно ссутулился.

- Как вы думаете, кому принадлежит голос?

- Вы тоже его слышите?

Я запнулся. Мне не хотелось говорить правды. Но это ведь не Семенов. Это обычный больной, которому вряд ли поверят, если он расскажет об этом.

- Да. Я тоже его слышу.

- Тогда вы пропали. Как и все мы. Вам не выбраться. Смиритесь с этим.

- Он не сломал меня.

- Это лишь вопрос времени.

- Много здесь нормальных людей?

Я придвинулся к Игнатьеву ближе.

- Я не знаю. Может быть, и я уже давно ненормальный. Я запутался.

Игнатьев начал дрожать. Он косился по сторонам и отказывался смотреть мне в глаза.

- Кто здесь нормальный? – повторил я вопрос.

- Не могу. Не хочу. Уйдите. Уйдите.

Игнатьев повысил голос и медбрат, который безразлично подпирал стенку, посмотрел на нас.

- Тише.

- Отстань. Я ничего не знаю. Не знаю.

Медбрат отлип от стены и пошел к нам.

Я встал со стула и вернулся на кресло.

У Игнатьева я правды не добьюсь. В общем-то, как и у остальных. Здесь как будто все повязаны одним делом. Одним голосом. Одним Хозяином.

Медбрат что-то спросил у Игнатьева, затем кинул презрительный взгляд на меня. Но подойти не решился. Он вернулся к своему посту возле стены.

Чуть позже, когда я шел в туалет, в стеклянной двери на лестничную клетку я увидел знакомую мне фигуру.

Это Катя.

Как я был счастлив видеть нормального человека в этом здании.

Я прильнул к стеклу и несколько раз постучал. Катя не видела меня. Или не хотела видеть. Она уже спускалась, когда я стукнул сильнее и пугливо посмотрел в коридор – никто ли не увидел?

Катя обернулась.

Она поднялась ко мне и приложила ручку к стеклу.

- Нам нельзя видеться, - прошептала она мне.

- Почему?

- Никто не должен знать, что между нами что-то есть.

- Катя мне нужная твоя помощь.

Катя огляделась по сторонам.

Я последовал ее примеру и еще раз осмотрел помещение. Никого. Несколько тел слоняются вдали. Медбрат вместе с психами смотрит телевизор.

- Ты можешь зайти?

Катя еще раз посмотрела по сторонам.

Она хотела. Я видел ее сомнения. То прикоснется к карману, где лежит ручка от всех дверей. То пугливо одернет, словно ухватилась за горячее.

- Если они узнают, то вообще запретят мне здесь появляться.

- Никто не узнает, - успокоил я Катю, хотя сам был не уверен в своих словах.

Катя все-таки достала ручку и открыла дверь.

Мне безумно хотелось обнять ее. Прижать. Вдохнуть аромат ее волос. Хотелось ее поцеловать…

Но я лишь отступил от двери и поплелся в другой конец коридора, где не было персонала.

Выдерживая дистанцию в пять-семь шагов, Катя пошла за мной.

- Я так рад тебя видеть, - сказал я и впервые за несколько дней улыбнулся.

- Что случилось? Почему тебя здесь держат?

- Это все из-за нервного срыва. Что говорит Семенов?

- Он не любит говорить о тебе, так что я почти ничего не знаю.

- А слухи?

- Слухи ходят разные. Что ты слышишь голоса. Что у тебя поехала крыша. Много чего болтают.

Я не выдержал и взял Катину руку. Но она отдернула и спрятала руки в карманах.

- Не надо. Если узнают что мы вместе, то будет только хуже.

- Катя, ты была права. Здесь действительно творится чертовщина. Я слышал голоса, - сознал я. – Только не говори Семенову. Я не хочу, чтобы он знал. Он конечно врач, но дело в том, что врач здесь не поможет.

- Я же тебе говорила, - сказала Катя то, что я меньше всего хотел услышать.

- Давай не будем сейчас бросаться в прошлое. Мне нужна твоя помощь. У меня в доме, в чемодане, есть вино. Тебе надо его принести.

- Витя не надо…

- Что не надо? Ты не понимаешь, что здесь происходит. Мне срочно надо напиться.

- Я разговаривала с твоей женой, - стеснительно сказала Катя. – Она рассказала о твоем прошлом. Еще она рассказала о том, как у тебя были проблемы с алкоголем. Проси что угодно, но вино я тебе не принесу.

- Ты не понимаешь! – процедил я через зубы. – Если ты не принесешь мне вина, то я здесь сдохну.

- Витя… - повторила она и пугливо отступила на шаг.

- Здесь есть человек, - решил я объяснить ей всю суть. – Этот человек может проникать другим в головы и управлять ими. Его голос я и слышу. Но он не сможет мной управлять, если я буду пьяный. Пойми, я не просто хочу налакаться. Мне это жизнь может спасти. Ты мне веришь?

Катя молчала.

Она хотела бы мне поверить. Выражение ее милого лица говорило о том, что она готова принятья меня таким, какой я есть на самом деле. Но вот глаза… глаза говорили что она мне не верит.

- Ты мне веришь? – повторил я, надеясь услышать положительный ответ.

Катя отступила еще на шаг.

- Катя…

- Я хочу тебе верить.

Она начала медленно двигаться спиной к выходу.

- Ты ведь сама говорила, что здесь что-то нечистое.

- Говорила, - послушно сказала Катя, продолжая удаляться.

- Разве ты не слышала голоса?

Катя помотала головой. По ее щекам потекли слезы.

- Я не смогу принести тебе вино. Я люблю тебя, но не принесу.

- Катя!.. – сдерживая голос, сказал я.

Она вновь покачала головой.

- Катя не делай этого. Ты меня убьешь!

- Я не могу, - сквозь слезы сказала она, продолжая отступать.

Я сделал шаг ей на встречу и упал, скорчившись от невыносимой боли в зубах.

А голос в голове произнес.

- Не стоит просить о помощи невинную девушку. Ты ведь и ее можешь потянуть за собой. А путь у тебя будет нелегкий.

В глазах потемнело.

Сквозь плотный шум, я услышал, как Катя бросилась ко мне. Она плакала. Мне даже показалось, что я чувствую, как она хлещет меня по щекам.

- Не стоит этого делать. – Повторил голос и исчез.

Зрение возвращалось медленно.

Первое что я увидел, это была заплаканная Катя. В стеклянных дверях дальше по коридору, появилось много врачей. Втаскивали какие-то кровати, а из-за стены на меня смотрел Саня.

Его огромные глаза и коротко стриженая голова выглядывали из-за угла.

- Сволочь! – прокричал я во все горло. – Я убью тебя.

Тьма вновь поглотила меня.

автор

Доброе утро любители пощекотать нервы. Выкладываю очередную главу, где главный герой, как и положено по жанру, оказывается в той психбольнице, куда недавно приходил как гость. Он максимально близко подобрался к своему неприятелю. Хотя тут непонятно... кто к кому подобрался.  Приятного чтения.

.

Для желающих начать сначала, оставляю ссылку на первую главу.

часть первая "Некий Игнатьев А.В."

.

Очнулся я ночью.

Двигаться и соображать получалось с трудом. Я даже не сразу заметил, что пристегнут к кровати тугими ремнями.

Зрение и слух восстановились быстро, а вот сознание шло где-то далеко позади. Оно словно втекало обратно мне в мозг как расплавленная смола. Такая же медленная, тягучая и невыносимо горячая.

Голова гудела.

Вместе с сознание возвращалась и боль.

Виски пульсировали, надуваясь как воздушные шарики. В один прекрасный момент они лопнут и забрызгают всю палату кровью.

Превозмогая боль и прилагая неимоверные усилия, я повернул голову, убедившись, что в палате я один.

Только я и серебристый лунный свет.

Естественно я не знал сколько сейчас время. И одинокая луна в небе мне в этом никак не помогла.

Несколько раз я впадал в беспамятство и возвращался вновь.

И каждое возвращение было все более чистыми и безболезненным.

Спустя некоторое время (какое именно я не знал), сознание приобрело прежнюю форму. Разве что совсем чуть-чуть было заторможенным.

Не успел я обрадоваться этому событию, как ко мне в черепушку подселился гость.

- Не думал, что мне хватит выдержки, чтобы дождаться, когда ты очухаешься. Как тебе вчерашнее шоу, а? Я видел тебя через окно. – Сказал знакомый мне голос. Сказал прямо у меня в голове. Где-то в центре, точно между ушами.

- Чего тебе от меня надо? – спросил я, стараясь сделать голос уверенным и немного грубым. Не знаю насколько у меня это вышло.

- Я ведь предупреждал, что тебе здесь не место. Я тебе говорил и предостерегал. Но ты как баран, которому приглянулись цветные ворота, прешь напролом. Ты как осел, которому вместо морковки повесили деньги, и он больше ни черта, не видя вокруг себя и тупо идет за пачкой денег. И как после такого, тебя можно назвать нормальным человеком. Как после такого Вас, можно называть нормальными людьми. Как?

Я молчал. Я ждал, чтобы он продолжил. И он продолжил:

- Хорошую тебе дозу впендюрили, если ты до сих пор не очистился от галочки. Кстати, как тебе? Забавное ощущение, не правда ли? Вроде бы жив, но в тоже время жизни нет. Нет ничего. Есть только пустота. Гнусная пустота. Ну. Чего ты молчишь?

Он злится. Нет, пока что он думает, что мне, нечего сказать. Пусть.

Пусть закипит.

- Стоит отдать тебе должное. К тебе было не так-то просто подобраться. Но я терпелив. Я привык ждать. Многие годы я только тем и занимался, что ждал. Ждал мать с больницы. Ждал, когда придет папа, которого я никогда не видел. Ждал. Ждал и надеялся, что друзья примут меня к себе. Я ждал… ждал и ждал. Но дождался лишь понимания, что папа не придет никогда. Друзей у меня нет. А мать плевала на меня с высоты своих лет. Честно говоря, я давно хотел с тобой поговорить по душам. Но мне то одно мешало, то другое. То ты заедешь к нам на пару часов. То приедешь и напьёшься с этим боровым кофе с коньяком. Кстати говоря, управлять людьми и залазить к ним в черепушку, когда они пьяные почти невозможная затея. Это тоже самое как копаться в мыслях сумасшедшего. Страшное дело. Полная неразбериха. Роешься как бомж на помойке, а ничего дельного найти не можешь. Я и сейчас с нетерпением ждал, когда твой мозг очистится от галочки. Дождался-таки… не уснул. Я умею ждать.

Голос был доволен. Я чувствовал, как он торжествует у меня в голове. Словно гладиатор в Колизее, который повалил противника и ходит вокруг него ожидая, когда публика опустит пальцы вниз и он сможет с чистой совестью прикончить своего врага.

- Надеюсь ты понимаешь, что это не я убил Алексея. Его убил ты. Ты и еще раз ты. Алексей был хорошим человеком, но он зашел слишком далеко. Я помню, как он приходил к нам. Помню, как копался в его голове и не скрою. Я думал и его затащить в свою команду. Но он нашел выход. И знаешь, что это было?.. знаешь? Это была обычная водка. Он приходил выпивший к нам. А уходя от нас, шел в запой. Водка, единственное что его спасало. Так что его убил ты.

- Я согласен покинуть больницу, если ты меня отпустишь.

- Слишком поздно. Ты слишком много знаешь, чтобы тебя отпускать. Извини, но нет. Тебе отказано в помиловании.

- Чего ты хочешь?

- Еще недавно я хотел лишь того, чтобы меня оставили в покое. Я хотел тишины и спокойствия. Но меня лишили этого. Ты лишил. Понимаешь, стабильность растет вместе с человеком. В детстве я не думал ни о чем. В юности я хотел перемен и чего-то нового. И лишь к зрелости я созрел к стабильности. Только тишина… только спокойствие.

- И что тебе мешает?

- После того, как ты окончательно сдашься, мне не помешает никто. Пойми, здесь всем плевать на то что творится в Ясной Поляне. Естественно не обходится и без моей помощи. Но не делай я ничего, тут бы ничего и не поменялось. Ты не представляешь, какое было счастье, когда в мои лапы попал Игнатьев. Я сразу понял, что человек он простой. А вот его сынишка может мне пригодиться. Семенов правда тоже не лыком шит и половину пожертвований он без зазрения совести кладет себе в карман. Но после того как Игнатьев оказался подо мной, наша жизнь изменилась к лучшему. Ты не представляешь, что здесь было пять или десять лет назад. Здесь был ад. Ад в прямом смысле этого слова. Холодный зимний ветер свистел в оконных щелях. Больных кормили помоями и отходами. А сейчас… сейчас здесь санаторий. Нет. Игнатьев это золотая жила. А тут приходишь ты. Писатель свободы. Зачем ты сюда пришел! – голос повысил тон. – Тебя здесь не ждали, и ты за это поплатишься.

В голове наступила тишина. Промелькнула мысль, что он покинул меня. Но нет. Я чувствовал его. Он притаился под коркой мозга и ждал. Чего же он ждет?

- Ты убьешь меня?

- Я еще не решил. Возможно ты убьешь себя сам. Возможно тебя накачают лекарствами, и ты превратишься в одного из нас. Точнее в одного из них. Я, как ты можешь заметить, вполне нормальный.

- Это ты сдвигал мою комнату? Ты заставлял меня стоять над моей дочкой с подушкой? Ты показал мне убийство Полины?

- Ну, разумеется, я. Ты думаешь, здесь все обладают такими способностями? Я и никто больше. Только я. Я Хозяин этого места. Я контролирую всех. Я говорю, что здесь можно и чего нельзя. А Семенов. Семенов - это отличный отвод глаз. Днем я часто занят другими делами, поэтому к тебе я возвращался лишь ночью. Но ты был слишком далеко, чтобы до тебя добраться. А здесь ты под боком. Здесь ты рядом. Здесь ты со мной.

Он играл со мной. Я был той самой мышью, которая отчаянно пытается спастись, но подлый кот, в самый последний момент преграждает ей путь лапой.

Я почувствовал себя зверем, закрытым в клетке. А я и есть зверь. Палата как летка. Даже решетки на окнах.

- Спокойной ночи мой дорогой писатель. Мне надо поспать. – сказал голос и исчез.

Некоторое время я ждал что он объявится вновь. Но кроме тишины и одинокой луны никого не было.

Хоть голова и гудела как колокол, мысли все равно кипели.

Я понимал, что время играет против меня. Совсем скоро он доберется до моего сознания. И, как ни странно, у меня есть два пути. Убить его или убежать самому.

Вариант побега мне нравился больше. Во-первых, убивать мне еще не доводилось, и я боялся этого чувства. Как бы там ни было, но страх поднимался из глубины души от одного лишь представления, что я сжимаю тонкое горло Сашки-стихоплета.

Я надеялся, что утром все разрешится. Утром я поговорю с Семеновым. Если надо извиниться – извинюсь и он меня отпусти. И, как только я окажусь за пределами Ясной Поляны, то прыгну в машину, прихвачу с собой всех своих девок и помчусь прямиком в Москву.

Гори она пропадом эта книга. И деньги пусть пылают адским пламенем, лишь бы все были живы. Хотя денежки все-таки жалко. Ведь там не месячная зарплата. Там хорошая сумма, которая могла бы обеспечить мне безбедное существование как минимум на год вперед. Не только мне, но и всем нам.

Нет…

Прочь. Дальше от Ясной Поляны. И чем дальше, тем лучше.

Прорабатывая план разговора с Семеновым, я уснул.

- Подъем. Пора вставать. Подъем. Поднимайтесь. – скрипучий голос старой бабки вывел меня из сна. Она как надзиратель в особо опасной камере, шла по коридору, бесконечно повторяя: «Подъем!». Она звенела связкой ключей и открывала все двери. Зачем ей ключи, если хватало одной единственной ручки. Было для меня непонятно.

- Я бы с удовольствием поднялся. – сказала я сам себе и попытался высвободить руку.

Крепко привязали сволочи. Профессионально работают.

Наконец-то очередь дошла и до меня. Дверь распахнулась.

Незнакомая мне бабка не бросила на меня даже мимолетный взгляд. Видимо ей плевать кто лежит в палатах. Ее дело кричать, звенеть и открывать двери.

- Отвяжите меня! – проорал я ей в след.

Но в ответ услышал лишь:

- Подъем! Пора вставать.

Спустя пару минут коридор наполнился шаркающими звуками тапочек по скользкому линолеуму. Больные проходили мимо моей палаты направляясь принимать утренний туалет.

Как оказалось, туалет находится в противоположной стороне корпуса, где я так ни разу и не был.

Ну ничего… учитывая мое положение, мне предстоит побывать не только там.

Полчаса я лежал на кровати как экспонат в кунсткамере. Больные опасливо заглядывали в палату и тут же скрывались за дверью, бурно обсуждая увиденное.

Спустя еще полчаса по коридору разносился тарахтящий звук металлической тележки. Это везут завтрак.

Надеюсь, хоть сейчас ко мне придут, - подумал я.

Я жутко хотел в туалет. Но кричать не решался.

Я здесь вообще в незавидном положении. Стоит мне начать кричать и качать права, меня объявят сумасшедшим и обколют лекарствами. Если продолжать терпеть и молча повиноваться, то недалеко и тот момент, когда я замочу им койку.

Если меня не отвяжут через час, то вместо здравого смысла и рассудка мной будет управлять мочевой пузырь. Который итак уже до краев полон.

Больные, которые испуганно заглядывали мне в палату, вдруг разбежались и я остался один.

А спустя минуту появился Семенов. Левая сторона лица заметно припухла. Легкая синева виднеется под левым глазом. Видимо его жена пыталась скрыть побои, так как даже на бороде видны следы тональника.

Уверенным шагом он вошел в палату. Еще бы ему не шагать тут уверенно, когда я лежу прикованный к кровати.

- Как прошла ночь? – спросил он. Но спросил не тем ласковым голоском, который обычно включает при общении с больными.

Это конечно хороший знак. Значит, он считает меня нормальным.

- Все хорошо, - ответил я.

- Как спалось?

- Немного движения сковывает, а так все нормально.

- Вы помните вчерашний день? – спросил Семенов и стал по левую сторону от меня.

- С точностью до мельчайших деталей.

- Помните свои поступки?

- Помню.

- Как меня ударили?

- Помню.

- …как кричали что мы здесь все сумасшедшие. И что мы все слышим голоса.

- Помню.

- …и как то, что и вы слышите голоса.

- Помню, помню. Все помню. А теперь отвяжите меня, иначе я вам тут сейчас так помочусь, что ваш персонал и вы надолго это запомните.

- Не стройте из себя героя. – Улыбнулся Семенов, но, почувствовав боль, скрыл улыбку. – Не вы один тут мочитесь в кровати. Так что нам не привыкать. И пожалуйста, не делайте такой надменный вид, будто вам все должны. Если вы и являетесь известным в прошлом писателем, то сейчас вы никто. И если я захочу, то вы отсюда очень долго не выйдете. Так что давайте без истерик.

Я проглотил все обиды, понимая, что он прав.

- Полностью с вами согласен. Я буду тихо слоняться по коридору, но сейчас мне надо сходить в туалет. С этим я ничего поделать не могу.

Семенов оценивающе осмотрел меня с ног до головы.

- Вас сейчас отвяжут и выдадут больничные вещи. Вы сходите в туалет, сделаете свои дела. Переоденетесь и вернетесь в эту же палату. И без глупостей.

- Мне обязательно одеваться в больничное шмотье?

- Такие правила.

- Согласен. Только отвяжите.

- Есть, кто свободен? – прокричал Семенов и в дверях тут же возникли два бравых парня. Раньше я их не видел. Здесь что, за ночь весь персонал сменили.

- Отвяжите его, выдайте белье и проводите в туалет. – Приказал Семенов.

Бравые ребята с короткими стрижками, которые сами смахивали на больных, подошли к койке и быстро высвободили меня из заточения.

Я скинул ноги на пол, ощущая приятное покалывание. Кровь вливалась в окаменевшие конечности.

Спустя десять минут я сидел на той же койке, привыкая к светлой просторной одежде.

Семенов восседал на стуле. Непривычно было видеть его сгорбившимся на маленьком стульчике, который не идет ни в какое сравнение с тем троном, что стоит в его кабинете.

- Думаю, у вас есть вопросы.

- Правильно думаете. Вопрос первый. Когда я отсюда выйду?

- Это зависит от вашего поведения. – Спокойно ответил Семенов и сложил руки домиком.

- То есть как?

- После вчерашнего инцидента у меня закралось подозрение, что вы не совсем нормальный. И не у меня одного появилось это подозрение. Вы поживете у нас некоторое время. Если все будет хорошо, то мы вас отпустим. Я даже не буду претендовать на компенсацию за моральный и физический ущерб.

- Огромное вам спасибо! – съязвил я.

- Повторяю еще раз. Вы не в том положении, чтобы качать права. Так что слушайте внимательно наставление врачей и персонала. Особенно слушайте то, что говорю вам я. Потому что я здесь хозяин.

Знакомые слова, - промелькнуло в голове.

- А можно с вами поговорить начистоту?

- Это лучшее что может делать больной с лечащим врачом.

- Вы слышите голоса? – осторожно спросил я.

- Я нет. А вы видимо слышите.

- Я этого не говорил.

- Ну как же… вчера вы об этом даже кричали.

- Вчера был тяжелый день. Возможно, я просто перенервничал.

- Возможно. Ко мне сейчас должны прийти люди из полиции, так что вынужден вас покинуть. Никаких лекарств я вам прописывать не буду, но вам все-таки необходимо побыть с нами.

- Можно мне хоть семью увидеть?

- К сожалению, нет. Я распоряжусь о том, чтобы им сообщили, что с вами все в порядке. А пока что отдыхайте. – Семенов взглянул на наручные часы. – Сейчас как раз начинается замечательная передача про животных. Вы любите животных?

- Обожаю, - в сторону ответил я.

- Тогда советую поторопиться. Вам еще надо позавтракать.

- Я не хочу есть.

- Тогда занимайте лучшие места в зрительном зале.

Семенов хлопнул ладонями по ляжкам, встал и, не попрощавшись, вышел.

- Покиньте, пожалуйста, палату, - сказал один из бравых парней.

Я послушно вышел. Пройдя длинный коридор, оказался в комнате отдыха.

Никогда бы не подумал, что окажусь в подобном учреждении. Да еще и по эту сторону решеток. Но судьба играет с нами как со слепыми котятами.

- Это не судьба играет. Или ты теперь меня величаешь судьбой. – Прорвался голос в мою голову.

Я хотел ответить ему весьма грубо, но сдержался.

- Ты все еще здесь?

- А куда мне деваться. Я здесь надолго. Надеюсь и ты здесь на долго. – усмехнулся он.

- Я достану тебя.

- В какой-то степени ты уже достал меня. – Голос явно злорадствовал. – Но тебе осталось недолго меня доставать. Потому что в скором времени тебя достану я.

- Кем ты себя возомнил? Сверхчеловеком? Богом?

- На бога я замахиваться не буду. А вот про сверхчеловека ты хорошо заметил. В этом есть доля правды.

- Как ты этому научился?

Голос задумался. Не знаю, как именно я это понял. Скорее всего я почувствовал. Я часто знал его настроение, когда он сидел в моей черепушке.

- Это пришло, само собой. – Ответил он.

- Просто так.

- А как иначе. Однажды, будучи еще совсем ребенком, я случайно залез в голову к своему другу. На какие-то пару секунд я оказался в его мозгу и понял, что вижу мир его глазами. Естественно я испугался этого состояния. И после этого случая, я еще долго не лазал ни по чьим головам. А после…, впрочем, не важно.

- Что было после? – заинтересованно спросил я. И вновь я почувствовал, что ему хочется продолжить. Он жаждет общения, с нормальным человеком, коим я себя продолжал считать.

- …а после, когда мои так называемые друзья предали меня, я не на шутку разозлился на них. Я думал они мне настоящие друзья. А они издевались надо мной. Обзывали меня. Били. Каждый день они унижали меня и был только один, кто заступился за меня. Только один из этой своры предателей. – Голос не кричал. Но вспоминал явно без удовольствия. – когда я научился пользоваться своими способностями его одного я и пощадил. А вся эта шобла из четырех человек, больше никогда меня не тронут. Ни меня, ни кого-то еще.

- Ты убил их?

- Ну что ты… я ведь говорил, что никого не убиваю. Они как-то сами справились. Не без моей помощи конечно.

- То есть они сейчас все мертвы?

- Да.

Я не знал, о чем еще говорить.

- Ты можешь оставить меня в покое? Я устал.

- Скоро все вернутся. Тогда и я уйду.

- Расскажи мне еще о своем детстве. Кто были твои родители? – спросил я, решив не терять времени попусту.

- Мать работала в больнице, - живо начал голос. – А отца я никогда не видел. Я спрашивал у матери кто он, но она ни разу мне не ответила. Она вообще была суровая женщина. А если сказать по правде, то была не только суровая, но и весьма любвеобильная. Это я узнал уже позже. Когда смог залазить людям в головы. Она, конечно моя мать и многие скажут, что мать это святое. Но это не так. Моя мать не была святой. Она была самой настоящей извращенкой. В детстве, она не стесняясь, приводила своих хахалей к нам домой. Я бы и не узнал никогда кто мой отец, если бы она не думала о нем слишком часто. Наверное, он был отменным любовником. Я залез ей в голову и вместо статного мужчины, каким часто представлял себе отца, увидел обычного больного человека. Оказывается, он был пациентом в корпусе где она работала. Может быть именно так и появились мои способности… О, мои подданные возвращаются. Нам пора прощаться.

Голос исчез. Так же быстро, как и появился.

Я очнулся на кресле перед телевизором, где шла передача про животных.

Спустя пять минут, комната отдыха заполнилась больными. Пришел Гена Малофеев. Молчаливый грузный парень. За ним последовали Игнатьев, с мятым стариком, Шарафутдинов, Жуков и конечно же Саша-стихоплет.

Не говоря ни слова, они заняли места и уставились в телевизор.

Я оказался во втором ряду.

Диван по центру в первом ряду заняли Игнатьев с другом старичком. Саня сел справа от них, точно напротив меня.

Я видел его худенькую шею с легким пушком на затылке.

Оглядевшись по сторонам, я отметил, что все заняты своим делом. Больные прилипли к телевизору, а персонала и вовсе нет. Обычно кто-то стоит либо возле дверей, либо подпирает плечом стенку в комнате отдыха. Но сейчас все было пусто.

Руки чесались. Мне хотелось наброситься на этого худощавого парня и как можно сильнее схватить его за горло. Нащупать большими пальцами кадык и вдавить его ему в глотку. Чтобы он никогда не причинил мне зла. Ни мне, ни кому-то еще.

Проваливаясь в памяти, словно мне вновь вкололи хорошую дозу галочки, я вытаскивал руки вперед и вновь одергивал.

Вновь огляделся по сторонам. Никого.

Но, если я придушу его прямо сейчас, то скорее всего… что значит скорее всего? Сто процентов меня оставят здесь навечно. В этих коридорах, с этими недочеловеками. И хорошо если оставят здесь, а не отправят в тюрьму.

И в то же время, если я струшу и упущу эту возможность, то Саня достанет меня. Он сам сказал, что ему осталось недолго копаться в моей голове. Еще чуть-чуть и он подберет ключик. И тогда… тогда я убью себя. Быть может еще кого-то. Неугодного ему.

Надо решаться… надо решаться…

Пока я повторял эту мантру и жмурил глаза, медбрат вкатил лежачих больных и резко, как в каком-то ралли, развернул кровати.

Все пропало. Теперь он отсюда не уйдет.

И этот новый парень с короткой прической действительно уткнулся плечом в стену и вместе с нами начал смотреть передачу.

День подходил к концу. Про меня словно все забыли.

Персонал раздал всем по порции пилюлей и тут же заставил их выпить. Больные послушно глотали таблетки и вытаскивали языки.

Я же, оккупировал угловое кресло, откуда вел наблюдения. Сзади меня стена – никто не подберется.

Сидя в кресле я наблюдал за лицами больных. Но что можно понять по мимике, если больные на то и больные, что они неправильно выражаю эмоции. Покажи ему смешную картинку он улыбнется. Покажи ему красивое фото он ответит тем же. Что угодно ему покажи, а он будет улыбаться и закатывать глаза.

Ближе к вечеру пришел Семенов.

.

Продолжение в комментариях

.

Автор

Доброе утро дорогие подписчики, коих набралось уже достаточное количество. Последние главы решил не затягивать и выкладывать ежедневно. То бишь на этой неделе, а именно к пятнице, вы узнаете что будет в конце. Кто будет пылать в адском пламени, а кто будет дальше потягивать кофе с коньяком. (если конечно будет)

Приятного чтения.

.

Часть первая. "Некий Игнатьев А.В."

.

Вернуться к книге у меня так и не получилось.

Я несколько раз набирал Алексею, но он сбрасывал. Ответил лишь вечером.

- Ты чего трубку не берешь!?

- Я ведь сказал, что на работе.

- Что ты нашел? Что?

- Оу, полегче. Не кричи на меня.

- Извини. Ну так, что ты нашел? – мягче сказал я.

- Короче, первый из тех, кто попал в Ясную Поляну из наших окрестностей оказался старичок Шелест Иван Викторович. Он и сейчас там лежит на втором этаже. Может быть ты его видел. Один из тех, кто лежит плашмя.

- Да, видел…

- Затем был долгий перерыв. Естественно туда поступали новые пациенты, но все были не наши. Наши поступили через пару лет после старичка. Вначале местный загремел, ходил тут один у нас, а потом попал Сашка Харитонов. Тот парень, который стишки постоянно читает. И вот после этого пацана пациенты начали как горох сыпаться. Один пошел работать, а остался там как больной. Второй, третий, четвертый…

- Так много?

- А ты что думал. Там половина корпуса из персонала состоит.

- Но мне Семенов говорил только про пару человек.

- Больше слушай этого борова. Основной костяк обосновался на втором этаже. Там же, где и твой подопечный. Пока это все что я выяснил. Я не успел дописать. Завтра зайду на обеде и закончу. Готовь денежку, - довольно сказал Алексей.

- Не проблема. Ты главное найди.

- Будет сделано.

Вечером я забрал Катю и привез домой.

Ира по-прежнему держала бойкот и не хотела со мной разговаривать. Зато я вдоволь наигрался с Анькой. Она научила меня стоять на гироскутере. Несколько раз я все-таки приложился об асфальт. Но ничего серьезного, пара царапин и ссадин.

- Как тут круто.

- Нереально. – поддержал я дочь.

Вечером мы поужинали и легли спать.

Я с нетерпением ждал завтрашний день. Я чувствовал, что скоро все должно закончится. Честно говоря, я уже был на сто процентов уверен, что это Саня.

Голос конечно не его, но все к тому и сводится. Именно его глазами я видел смерть самого себя, то есть Полины. Его руки держали подушку. Уж что-что, а шрам между большим и указательным пальцем я видел отчетливо. Это он предвидел мне гвоздь на мостике. Это он управлял мной, когда я писал смс.

С мыслями о скором разоблачении я уснул.

Проснулся я от того голоса Аньки.

- Папа, ты чего? – спросила она, лежа на кровати.

Я стоял над ней и держал в руках подушку. Озноб прошел по коже.

- Я тебе подушку принес, чтоб спалось крепче, - сказал я ей и положил подушку рядом с ней.

- Спасибо, - сказала Анька и вытянула губы трубочкой для поцелуя.

Меня всего трясло от страха. Только что я мог совершить самый ужасный поступок в своей жизни.

Я понимал, что пришел сюда не для того, чтобы отдать ей свою подушку. Я пришел сюда чтобы этой подушкой задушить свою семью.

Я поцеловал дочь и вернулся на кухню.

Какого хрена в этом доме нет ни одной двери?

Я бы с удовольствием повесил щеколду и отгородил свою семью от себя самого. Я понимал, что представляю для них опасность.

Мне стало страшно закрывать глаза.

А что если я снова пойду к ним?

Вдруг в этот раз Анька не проснется и не остановит меня.

Это уже не просто сон. Это реальность. И реальность весьма опасная.

До самого утра я не смыкал глаз.

Кофе и сигареты помогли мне продержаться.

Утром, делая вид, что ничего не произошло, я приготовил яичницу и отвез Катю на работу.

- Давай сегодня вечером поужинаем вместе, - предложил я ей.

- Вместе, это мы вдвоем. Или все вместе?

- А как тебе хочется?

- Хочется вдвоем, но надо бы всем вместе. Чтобы расставить точки над «i».

Бойкая все-таки мадам эта Катя. А хотя, я не против.

- Отлично. Тогда сегодня предупрежу Иру. Заканчиваешь как обычно?

- Да.

- Значит в полдесятого будь готова.

Мы поцеловались, и она пошла на работу.

Утро выдалось особенно жарким.

- Должен пойти дождь, - сказала Ира, засматриваясь на чистое небо.

Она не прогадала. Дождь хлынул ближе к обеду. Сильные потоки водопадом обрушивались с крыши. Анька успела спрятать гироскутер в дом и тут же выбежала на улицу.

- Заболеешь. – крикнул я.

- Папа, я чуть-чуть.

Я видел в окно, как она кружилась во дворе под большими каплями теплого ливня.

В обед позвонил Алексей.

- Наконец-то, - прохрипел я в трубку. – Что там, всех переписал?

- Да, всех. Так-то теперь ты не отвертишься. – Снова этот довольный голос.

- Я и не пытался. Тебя во сколько ждать?

- Я в шесть заканчиваю. Подъезжай, я тебе передам список. Слушай, а можешь мне поверх гонорара накинуть еще того, изысканного вина?

- Ладно, - не сопротивляясь согласился я, хотя помнил, что осталось всего две бутылки.

- Отлично. Вот теперь заживем… - дальше он сказал что-то спутанное.

- Чего?

- Я же говорил, что я никого не убиваю, - сказал Леха.

- Чего? Ты что несешь?

- Я же говорил, что они это делают сами.

- С тобой все нормально?

- Со мной да. А вот с твоим другом не очень.

Только сейчас до меня дошло, что я разговариваю с тем самым голосом.

- Ты думал, что защитишь его, если запретишь ему пить? Наивный. Думал, что сможешь подобраться ко мне через архив? Я здесь Хозяин. Это моя территория и тебе здесь не место. А теперь попрощайся со своим другом. Скажи ему ПО-КА.

- Что ты собираешься сделать!? – прокричал я в трубку.

- Я, ничего. А вот он уже готовится. С любовью из Ясной Поляны. – это последнее что я услышал перед гудками.

Несколько раз дрожащими пальцами я перезванивал, но трубку не брали.

Выскочив из дома, я помчался к машине.

- Давай старушка. – Умолял я, когда моя потрепанная временем Хонда отказалась заводиться. – Давай миленькая.

Шло время, а мотор только кашлял и пыхтел.

Я выругался и в чем был, побежал в Ясную Поляну.

Не знаю почему, но первый кому я набрал это был Семенов.

- Приветствую вас. Вы сегодня к нам заскочите? – ответил он довольным голосом.

- Уже бегу, - задыхаясь сказал я. – Срочно отправьте человека в архив.

- Чего?

- В архив говорю отправь человека. Славочку, Сашечку, Юлечку, плевать кого… срочно!

- Вы перебрали коньяку? Какого черта я буду туда посылать людей?

- Срочно.

- Перезвоните, когда протрезвеете.

Продолжая бежать, я набрал Кате, но она не взяла трубку.

Я едва не навернулся со скользких бревен на мостике. Ноги вымокли от частых луж. Да и дождь лишь немного умерил силу. Задыхаясь, я продолжал бежать.

Вот начинается поселок.

Вот могучие сосны и широкая аллея.

Сколько еще?

Три километра. Два. Четыре.

Мокрая одежда липла к коже и сковывала движения.

Я проклинал курение и чувствовал, как в легких зарождается огонь. Словно мне туда подсыпали горящих углей. Задыхаясь и сплевывая белую и вязкую слюну, я все-таки остановился.

Точнее я перешел с бега на шаг. В правом боку кололо. Грудь вздымалась как меха в кузне. Воздух с хрипом вырывался из легких.

Я увидел здания Ясной Поляны.

Собрав последние силы, я побежал вновь.

- Врача срочно в архив, - крикнул я в регистратуру и тут же выбежал.

Пришлось оббежать весь корпус чтобы попасть в архив.

Маленькое кирпичное здание примыкало к основному корпусу.

Железная дверь была открыта.

В архиве никого. Точнее за стойкой никого.

Четыре ряда стеллажей с бумажными папками уходили вдаль. В одном из них я заметил спину Алексея.

- Леха! – крикнул я. – Слава богу ты жив.

Он не обернулся.

- Леха.

Я обошел стойку и понял, что Леха уже никогда не обернется.

Он был одет точно так же, как вчера. Синяя рубашка, серы брюки и коричневые туфли. Правда в этот раз у него не было на поясе ремня. Ремень сдавил его горло.

Он умудрился изловчиться и привязать ремень к верхней полке стеллажа. После чего накинул его себе на шею и поджал ноги.

Так он и встретил меня.

Удивительно, что шляпа не упала на пол. Он висел на ремне едва согнув колени.

Я подбежал к нему и начал судорожно вытаскивать его из петли.

Руки дрожали. Дыхание, не успев восстановиться, вновь приобрело бешенный темп.

- Не умирай. Не умирай, - шептал я, приподнимая его тощее тело.

Он был еще теплым, но пульс не прослеживался.

Я схватил его в охапку и подняв над землей, начал истошно звать на помощь. До боли в горле я кричал и мне казалось, что прошли часы, прежде чем в архив зашел медбрат.

- Срочно. Искусственное дыхание. Срочно на помощь. Снять. Надо снять.

Вместе с незнакомым мне медбратом мы вытащили Леху из петли и отнесли на улицу, положив на мокрую траву.

К этому времени уже стянулось много народа.

Я видел, как тяжелой и неуклюжей походкой торопится Семенов.

- Что случилось?

- Я же вам звонил! Звонил! – заорал я на него.

Меня оттолкнули.

Один из врачей прощупал пульс и начал делать искусственное дыхание. Затем массаж сердца и вновь искусственное дыхание.

- Он будет жить?

- Не мешайте. Отойдите!

Началась паника.

Зеваки стянулись со всех сторон, как осы на кусок сахара.

Врач пытался воскресить Алексея, но я уже не верил, что он очнется. А спустя пять минут беспрерывной борьбы за жизнь, врач поднялся с колен.

- Он уже мертв. Слишком поздно.

Среди толпы людей в халатах я высмотрел Семенова и твердой походкой пошел к нему.

- Я же тебе звонил. Ты мог его спасти.

Сжав кулак я всем телом вложился в удар.

Семенов, не ожидая такой реакции, крякнул и повалился на траву.

- Тварь!

Я бросился к нему, чтобы еще пару раз влепить по его наглой физиономии, но на меня тут же набросился персонал и повалил на траву.

Я пытался вырваться, но куда там… Когда к каждой конечности прилипло по одному человеку, сложно даже пошевелиться.

Я лежал спиной на траве и все равно дергался, надеясь, что у меня все-таки получится скинуть чужие руки и я доберусь до Семенова, чтобы размазать его лицо в кровавую кашу.

- Отпустите. Он убил его. Он его убил! – кричал я. – Вы тут все сумасшедшие. Вы все! Вы ведь все слышите голоса. Сознайтесь. Сознайтесь.

- Очевидный приступ психоза, - расслышал я чьи-то слова.

- Вы все слышите тут голоса. Все.

Семенова подняли на ноги.

Его красное от злости лицо пылало гневом. Он смотрел на меня сверху вниз, задрав верхнюю губу чуть ли не до носа.

- Вы что себе позволяете? – сказал он, пытаясь казаться интеллигентным перед коллегами.

- Ты ведь тоже слышишь голоса. Да?

- Я не понимаю, о чем он говорит. – Развел он руки в стороны.

- Отпустите меня. Пусти говорю. – сказал я какому-то врачу, вцепившемуся в мою правую руку. Врач покачал головой.

- Вы невменяемы.

- Это вы тут все как психи. Я слышу голос. Вы все слышите голос, но боитесь этого сказать.

Семенов насупил брови и погладил правую щеку, которая начинала вздуваться.

- Он сумасшедший. В чистом виде психоз. Или горячка. Пора ему познакомиться с галочкой, пусть слюни попускает. Вера, - позвал он какую-то барышню. – Познакомьте его с галочкой.

- …галоперидол – крикнула кому-то Вера.

- Вы что творите? Не надо!

Я почувствовал, как страх забирается мне под кожу и придает сил. У меня почти получилось раскидать этих чертовых врачей на моих руках и ногах, но в это время Вера вернулась со шприцом и все-таки вонзила иглу мне в плечо.

Несколько минут я сопротивлялся, чувствуя, как тело слабеет и двигаться становится все сложнее. Зрение поплыло и множество белых халатов превратились в нечто смазанное и абстрактное.

Я чувствовал, как язык вяло ворочается в сухом рту. Я даже слышал собственный голос, но не смог разобрать ни единого слова. Звуки стали жирные и тяжелые. Словно мне на уши наложили вату.

Я сильно зажмурился и зрение на несколько секунд вернулось. И в эти несколько секунд я увидел, как ко мне бежит Катя. Ее халат развевается. Тяжёлые волосы прыгают в такт. Она плачет…

Я вижу слезы.

Не в силах больше сопротивляться лекарству, я запрокинул голову и увидел в окне второго этажа сумасшедшую улыбку Сани. Он смеялся… нет. Он ржал во все горло выставив свои большие как у лошади зубы.

Автор