Когда заканчивал школу, то единственным желанием было побыстрее сбежать куда подальше из родного городка. То бишь, из моей родной , большой деревни. Поэтому, луч образования, скользящий вдоль прямой дороги светил мне лишь на филфак. Во-первых, литература – это было единственное, что меня интересовало. Помимо сигарет и девчонок, разумеется. Во-вторых, конкурс был сравнительно небольшим, в масштабах пяти-шести человек на место. Таким образом, терять мне было абсолютно нечего.
Как оказалось, поступить было не трудно. Труднее было учиться. Вернее, не просто учиться, а быть настойчивым, активным и соответствовать званию студента. С учетом того, что меня, все же, со временем благословенно выпнули оттуда, я ни дня не сожалел о проведенном времени в стенах этого блестящего учебного заведения. Знания, которые я получил там за два семестра, можно сопоставить с объемом того, что я получил за все десять лет учебы в школе. В пользу института ,разумеется.
Впрочем, я отвлекся. В этом рассказе мне хотелось написать о моем преподавателе, профессоре Коваленко. Сразу оговорюсь, что фамилию и все остальное я сознательно изменил . Преподаватель был возраста почтенного, приближенного к древнейшему. Кажется, в ту пору ему было уже за восемьдесят. Как он с нами справлялся, и, главное , - кто ему в таком возрасте позволял работать ?, - навсегда останется для меня тайной. Тем не менее, вполне себе так бодрячком, он ежедневно приходил на лекции и не начинал их, пока не чувствовал под своими ладонями лакированную гладь лекционной кафедры . Были у нас в аудиториях такие фанерные возвышения, выполненные , вручную. Обычный сколоченный ящик в виде пюпитра для нот. И назывался он, почему-то, кафедрой. По мне, так простая деревянная формальность. Но Виталий Сергеевич так не думал. Короче, если кафедры в аудитории не оказывалось, из группы выделялось несколько парней , которые бегали по всему этажу и разыскивали эту треклятую кафедру. Помню, однажды мы с пол-часа ее искали, высунув языки и оббежав этажа три. Не нашли. Заходим с виноватым видом. Словно изменники Родины. Что сделал профессор ?! - О !, он поступил как настоящий мэтр. Как истинный джентльмен. Надменно выдвинув вперед нижнюю челюсть, он торжественно отомкнул защелки старого дипломата и , верхняя крышка откинулась , он изящно опустил свои ладони на импровизированный пюпитр. И начал лекцию.
Нас в группе было человек двадцать пять. Трое парней и аж целых двадцать две девушки. Цветник, не иначе. Была еще и вторая группа . Примерно с тем же численно-половым составом. Очень часто нас объединяли в поток. В этом случае, шестерых счастливчиков попросту накрывало волной женского изобилия, обаяния, красоты и юности. Помню, сижу в самой гущи этого малинника, и тут меня вызывает Коваленко. Вопрос, естественно, я не расслышал. Он спокойно повторяет. Пока собираюсь с мыслями , слышу его укоризненное : «Да уж … Довольно-таки, взбалмошный молодой человек !» Вначале не совсем уверенно, но по мере рассказа все более близко к тексту передаю то, что слышал на его лекциях. Достаточно подробно, и даже приукрашивая эпитетами . На память, слава Богу, никогда не жаловался. Он молча слушает, глядя поверх наших голов. Очевидно, ему досадно. Не удалось, как видно, застать меня врасплох. Разрешает присесть, и тихо, задумчиво добавляет : « Хам. Умный, начитанный , хам. Вдобавок, взбалмошный»
Очевидно, я напоминал ему кого-то из его далекой юности. И, скорее всего, напоминал не совсем дружественного по аналогии персонажа. Гонял он меня жестко, на семинарских занятиях я почти не отдыхал. На лекциях, обнаружив ,что я снова затесался в самый центр женской обители, он выпускал в моем направлении весь словесный запас аллегорий, загоняющих меня под плинтус. Не помогло даже харизматичное обаяние нашей старосты Вики Орлинской . Ударов его от меня она отвести не смогла. Напротив, чуть позже составила мне компанию. Став объектом его колких шуточек. В те дни, когда я по каким-то причинам пропускал пары. А позже старик и вовсе разошелся. Завидев меня в библиотеке, а иногда я туда каким-то чудом залетал, он делал изумленные глаза и многозначительно смотрел на библиотекаршу Ядвигу Антоновну. Что-то со смыслом гнусавил на французском и Ядвига чуть не сползала под стол, не в силах сдерживать смех. Понятно, что после таких ясновельможных уколов мне, как представителю третьего сословия, приходилось лишь втягивать сопли и молча зубрить языкознание. Таким образом, жизнь моя напоминала малиновый кошмар , перемежаемый французским соусом. Я уже не говорю о том, что поиски и доставка кафедры в аудиторию стали непременным атрибутом моей студенческой жизни. Тем не менее, зачеты я получал от него автоматом. С успехом защитил курсовую по этимологии крылатых выражений. В принципе, можно было смириться и жить-поживать и дальше в статусе непризнанного гения, но судьба сыграла со мной шутку, которая , по сути, подвела черту под всей этой историей…
(продолжение следует)