Власть Нургла-не очевидная, не прямая. Не поначалу. Наши враги набивают свои оплоты солдатами. Их бросают в пустоту на ощетинившихся боевых кораблях. Они направляют все орудия в темное небо и клянутся дать отпор нам во имя бога-трупа. Однако они не подозревают, что Нургл уже с ними, крадется сквозь их плоть, грызет их души. К тому времени, когда они почувствуют, что его почерневшие зубы вонзились глубоко, будет уже .. слишком... поздно ..

©Тифус, мостик Терминус Эст, в момент перед переходом из варпа в систему Дуралим.

Алексистор был умирающим телом с червём Тифусом, жующим его сердце. Эта мысль радовала его так же сильно, как тучи раздутых чумных мух, кишащих в засорённом дымом воздухе и травящих бесчисленные души, потерянные от гнили разума.

Духовенство Алексистора называло это колдовским безумием. Не элегантный термин для обозначения возвышенного недуга, но Тифус полагал, что он достаточно хорошо удовлетворил их ограниченные потребности. Большинство из них уже были мертвы или же были там, на улицах, среди волнующихся морей зараженных, так что какое это имеет значение? То покровительство, что когда-то предлагал жалкий святой Алексистор, исчезло. Когда это произошло, статуи мира рухнули, купола разбились, святыни сгорели, а их такие благородные защитники умирали один за другим, похороненные среди вздымающихся орд тех самых душ, которые они думали спасти. Отчаяние висело густой пеленой над этой планетой. Вестник смаковал его кисловатый привкус и молился, чтобы Нургл сделал то же самое.

Однако работа еще не была сделана. Именно это привело его на эту широкую площадь на крыше бывшего Собора Санктус Абсолис в Городе Просителей. Вот почему даже сейчас Тифус и его собственная варбанда ворвались в канонаду болтов, прорывающих тучи мух и разрывающих то, что осталось от когда-то обильных садов площади.

Толпы кричали, выли и бормотали с улиц внизу. Транспортные средства эвакуации Сестер Битвы были похоронены под пластами вздымающихся тел.

- На этот раз выхода нет, канонесса Джогильда, - пророкотал Странник, его слова отозвались симпатическим грохотом его Роя Разрушителя.

Справа от него Повелители Скверны Голроха Гнилодуха неумолимо продвигались под вражеским огнём. Плитка площади трескалась под их тяжелыми шагами. Болт-снаряды выбивали искры разрываясь об их пропитанную чумой броню. Струи разъедающей слизи и потоки снарядов с высеченными рунами вылетали из их собственных орудий, сбивая бронированных противников, наполовину видимых сквозь обвивающий мрак.

Слева от Тифуса отряды Чумных Десантников Шолга и Мьюкуса продвигались вперед, соревнуясь друг с другом, чтобы стянуть внимание врага и проявить себя самым грозным образом. Они обменивались выстрелами с Сёстрами Битвы, изуродованные статуи и декоративные святыни взрывались бурей кружащего мрамора каждый раз, когда выстрел с любой стороны уходил в молоко.

Тифус мало обращал внимания на саму битву. Он видел бесчисленное количество подобных вещей. Он увидит гораздо больше. Он смотрел только на властную фигуру с кипенно-белым клинком, пылающим в её руке, ту, чьи глаза сияли рвением и чей голос звучал в вызывающем гимне, даже когда избранный Странника пытался повалить её. Она должна была знать, что попала в ловушку, что её история как фигуры вдохновения и неповиновения подошла к концу. Джогильда никогда больше не покинет эту крышу. И все же она не поддавалась отчаянью. Её упрямство раздражало Тифуса.

Он положит этому конец.

Странник взревел и с грохотом бросился в атаку. Он высоко взмахнул своим Жнецом Мужей, когда Джогильда повернулась, чтобы встретить его посреди схватки. Тифус опустил ржавую косу в таком оглушительном взмахе, что канонессу должно было рассечь надвое. Но вместо этого она неестественно быстро отпрыгнула и отправила залп болт снарядов в его нагрудную пластину. Он снова и снова взмахивал своим Жнецом Мужей. Его клинок рассек пополам незадачливую целестинку и снёс голову мраморной статуе, но так и не смог найти шею Джогильды.

Разочарованное рычание Тифуса превратилось в гортанный смех, когда канонесса побежала с крыши, чтобы отступить. Он замахнулся снова, удар был достаточно мощным, чтобы пробить бронированное колено Рыцаря. Неведанным образом она парировала, лезвие меча запылало белым огнем в ее руках, а каблуки свесились за край. Вопли и крики зараженных нарастали в проклятом хоре, голоса умоляли канонессу упасть в их ждущие руки. Вместо этого она воззвала к истерзанному небу.

Император, дай мне сил исполнить волю твою!

Затем канонесса, озарившись белым пламенем, сделала выпад, и Тифус застонал, когда ее светящийся клинок прошел мимо его защиты и глубоко вошел в его грудь. Боль была воспоминанием, которое он давно потерял в своей гнилой форме. Но опаляющий рёв ощущений, которые он чувствовал сейчас, приблизились к нему так близко, как ничто другое, что было за столетия до. Гнилостная плоть почернела. Освященные чумой доспехи стекали по пылающему клинку, как свернувшийся воск.

Достаточно! - проревел Тифус, собирая свою психическую мощь и обрушивая её на канонесу, как приливную волну. Но даже когда ее пламенный ореол наконец погас, даже когда её плоть сгнила с костей, а её доспехи расцвели ржавчиной, её дерзкий взгляд все еще впивался в него так же яростно, как и её благословенный клинок.