Правда о жизни в самой закрытой стране мира. Довольно интересная статья.
Правда о жизни в самой закрытой стране мира.
Если на клетке с северным корейцем написано «бизнесмен», вы, скорее всего, не поверите. И напрасно. Именно с бизнесменом из Северной Кореи я разговаривал в апреле в Сеуле. Господин Ким владел в Северной Корее шахтой и перебрался на Юг всего около года назад, поэтому все, что он рассказывает, – самая свежая информация.
Какой журналист не любит под видом туриста побывать в Северной Корее! Однако обычно такой опыт сводится к быстрой езде в туристическом автобусе. Впечатлений масса, информации ноль. Северные корейцы по-прежнему не разговаривают с иностранцами у себя в стране. Чтобы поговорить с ними долго, честно и обстоятельно лучше ехать в Южную Корею, где им уже не страшно. Но и здесь они не будут откровенничать с первым встречным. Мой разговор состоялся благодаря известному востоковеду Андрею Ланькову, который живет в Сеуле и пользуется доверием среди выходцев с Севера.
Наш разговор с предпринимателем Кимом был долгим, но я публикую большую его часть. Все, что он рассказал, было крайне интересно мне, надеюсь, что будет интересно и читателям. Где и когда, в конце концов, еще на меня и на вас свалится столько информации из первых, к тому же весьма дельных, рук о самой закрытой стране мира? Здесь я обойдусь без комментариев. Из того, что рассказывает мой собеседник, и так прекрасно видно, что за жизнь и что за строй сложились в современной Северной Корее, и как все это далеко от наших довольно схематических представлений.
ИЗ МВД В БИЗНЕС
– Почему и когда вы начали заниматься частным бизнесом?
– Большинство начало, чтобы кормить семью, когда нам перестали отоваривать карточки. Я лично начал с частной столовой в 2003-м г. (В КНДР, в отличие от других соцстран, карточки вводились не в трудные времена, а были нормой в течение многих десятилетий, практически все продукты и товары распределялись по карточкам – Slon.ru).
– Значит до 2003 г. все-таки можно было жить по карточкам?
– Нет, к этому времени уже основной доход приносила жена. Она торговала на рынке уже с 1998 года товарами повседневного спроса – одеждой, обувью, табаком, бельем, носками.
– Откуда это все?
– Все китайское. Наш уезд – приграничный с Китаем, поэтому люди привозили оттуда товар.
– А откуда вы взяли первоначальный капитал, чтобы начать частную торговлю, из зарплаты?
– От родственников жены, которые живут в Китае. Они приезжали к нам в город, привозили товары для продажи, оставляли жене, она таким образом потихонечку накапливала деньги и постепенно разворачивала собственный бизнес.
– Это был легальный рынок?
– Да, вполне легальный. Они всегда были, если говорить о крестьянских рынках. Но с 1994 года люди стали торговать всем, начался гигантский рост рыночной торговли, почти все и всё покупают сейчас там.
– Все эти вещи, которыми торговала ваша жена, были в каком-то виде в госмагазинах?
– Совершенно ничего этого не было и нет.
– Когда жена начала торговать, вы еще работали в госструктуре. Где?
– В системе Министерства внутренних дел, в местном УВД.
– А почему оставили госработу и начали бизнес?
– Нас пять человек в семье, очень трудно было жить на официальную зарплату, а заниматься чем-то еще, не бросая официальной работы, было крайне сложно.
– Официальная зарплата – это сколько?
– Примерно 3000 вон в месяц – это 2–3 доллара.
– А карточки все-таки давали?
– Да, в системе МВД давали. И на них даже можно было что-то получить. На заводах, например, по карточкам давно перестали что-либо выдавать, еще в 90-е. А в УВД – да, по мере поступления из Китая кукурузы и риса выдавали его сотрудникам
– Сколько?
– Стандартно. 700 граммов зерна на работающего, получалось около 20 кг в месяц.
– То есть, по сути семью кормила жена?
– Да, жена. Надо понимать, что у нас в основном женщины занимаются торговлей, и первыми начали в частном бизнесе. Мужчине, чтобы заниматься бизнесом, нужно как-то решить вопрос с работой в госсекторе, потому что официально до 60 лет ты не можешь уволиться. Даже сменить работу почти невозможно. А женщина имеет право быть домохозяйкой.
– Как же вы уволились из МВД?
– Нельзя было официально уволиться. Но я формально вышел в отставку по состоянию здоровья. Я пошел к знакомому врачу, дал ему денег, и врач выдал мне справку о болезнях, которые делали меня негодным к дальнейшей работе.
Вслед за женщинами мужчины тоже начали переходить в частный сектор. И решать вопрос с официальной работой. Можно организовать себе болезнь. Если хочешь освободиться от работы по болезни, нужно в течение шести месяцев приносить документ от врача, о том, что ты не можешь работать. Он добывается с помощью денег. Сейчас цена вопроса 50 000–80 000 вон, если его решать без всяких связей, просто с руководством больницы. Но обычные рабочие не могут себе такого позволить, – а у них и заводы не работают, и карточки не отоваривают, а на работу ходить они обязаны, хоть там нечего делать. И они просто договариваются с руководством завода о сумме – это может быть 5000 вон или 10 000 вон единовременно, или платят какие-то деньги помесячно. И тогда ты просто не ходишь на работу, а зарабатываешь в другом месте, в частном секторе. Такая система отхожих промыслов с денежным оброком.
РОЖДЕНИЕ ЧАСТНОГО ОБЩЕПИТА
– Вашим первым собственным бизнесом была столовая. И как это все работало, откуда она взялась, где она находилась, сколько там было столов, что давали, кого кормили?
– Отличное место, недалеко от городского вокзала. В 1994-м году рухнула государственная экономика, и очень много госпредприятий и учреждений перестали работать, исчезли. Остались пустые здания. И для частника стало возможно договориться с городской администрацией, заплатить ей и начать использовать эти здания.
– И что было за здание у вас?
– До 1994 г. там тоже была столовая, государственная столовая. Которая перестала работать, потому что не было продуктов. А место очень хорошее, близко к вокзалу, и был большой поток клиентов. В день – 200–300 человек.
– Кто все эти люди?
– Обычные пассажиры, путешественники, те, кто ездил через город или приезжал в город. У нас конечная точка железной дороги, дальше надо выходить и добираться местным транспортом, поэтому был большой поток тех, кто пересаживался и ехал в глубинку
– А чем кормили проезжающих?
– Мы ориентировались на дешевое питание. Давали вареный рис с соленьями и приправами, разные виды лапши, спиртное.
– Откуда продукты?
– Все с рынка, с коммерческого рынка.
– Алкоголь местный или китайский?
– Алкоголь – самогонка, которую гнали местные жители. Мы покупали у них для продажи в столовой местную самогонку. Незаконно, конечно, но никаких проблем не было. Почти 100 % алкоголя, который сейчас пьет корейский народ, это самогонка от частных производителей. У нас было несколько постоянных частных поставщиков, они поставляли нам не только самогонку, но и свинину. Это два производства, которые технологически связаны. Отходами злаков, которые остаются после возгонки спирта, кормят свиней.
– Сколько же стоило пообедать у вас?
– Около 1500 вон.
– Если государственная зарплата – 2000–3000 вон, это ведь от силы на два обеда. Откуда люди брали деньги на обед за 1500 вон?
– Уже лет 15 в Северной Корее о госзарплате всерьез никто не думает. Это простая формальность.
– То есть большинство населения занято в частной теневой экономике?
– Да, абсолютное большинство. Люди кормят себя сами. После 1994 года о государственных ценах и государственных зарплатах никто не думает.
– Ваша столовая работала совершенно открыто, с вывеской? Заходите – угощайтесь? Или просто люди знали, что здесь кормят и поят?
– Открыто. Была старая вывеска, которая осталась от государственной столовой. Мы ее даже не меняли.
– Формально держать частную столовую по-прежнему запрещено или нет? Были проблемы с властями?
– Я получил разрешение, вроде лицензии. Фактически это гослицензирование частного дела. Это стало возможно с конца 90-х, года где-то с 1997. Внешне – это все то же старое госпредприятие, столовая, подчиненная местной администрации, а фактически ею занимаеся частник. Такая франшиза райисполкома.
– То есть партийные работники, полицейские, кагебешники заходили к вам спокойно, ели?
– Да, заходили.
– А нужно было вешать портреты великого вождя и любимого руководителя в частной столовой?
– Нет. Их и раньше здесь не было. Потому что еще по старым правилам, 1972 года, в производственных помещениях, в цехах, портретов не было. А столовая приравнивалась к производственному помещению.
ХОЗЯИН ШАХТЫ
– А что вы затеяли после столовой?
– Потом я владел шахтой.
– Каким образом целая шахта попала в частные руки?
– Формально это была государственная шахта. Но мы ее как бы арендовали. Она подчинялась 38 управлению ЦК Партии, которое управляет, среди прочего, валютной экономикой. И там просто выдают людям разрешение на занятие определенным видом бизнеса, приносящего валюту. У государства не было денег на эксплуатацию шахты, и они искали частных инвесторов. Мы 60% прибыли отдавали государству, то есть вот этому управлению, остальное оставляли себе.
– Что шахта добывала?
– Золото. Это был золотой прииск.
– На каком уровне нужно было согласовывать аренду шахты – на областном, на районном, в столице?
– В Пхеньяне, на серьезном уровне, в 38-м управлении ЦК Партии.
– То есть нужно было ехать в столицу к высшим чиновникам?
– Такого рода бизнес могут разрешить только в Пхеньяне. Я там на одни только взятки 2000 долларов потратил, но отбил их за месяц, так что имело смысл.
– Ездить в Пхеньян можно свободно? Ведь для выезда из своего уезда нужно разрешение.
– Если есть деньги проплатить разрешение, то можно. А если нет денег – никак.
– И кто же платил зарплату рабочим?
– Я и платил.
– Сколько было работников на шахте?
– 38 человек, включая техников и инженеров. Я сам их выбирал и нанимал. Я платил им деньгами и продуктами: норма по карточке, к которой рабочие привык
Если на клетке с северным корейцем написано «бизнесмен», вы, скорее всего, не поверите. И напрасно. Именно с бизнесменом из Северной Кореи я разговаривал в апреле в Сеуле. Господин Ким владел в Северной Корее шахтой и перебрался на Юг всего около года назад, поэтому все, что он рассказывает, – самая свежая информация.
Какой журналист не любит под видом туриста побывать в Северной Корее! Однако обычно такой опыт сводится к быстрой езде в туристическом автобусе. Впечатлений масса, информации ноль. Северные корейцы по-прежнему не разговаривают с иностранцами у себя в стране. Чтобы поговорить с ними долго, честно и обстоятельно лучше ехать в Южную Корею, где им уже не страшно. Но и здесь они не будут откровенничать с первым встречным. Мой разговор состоялся благодаря известному востоковеду Андрею Ланькову, который живет в Сеуле и пользуется доверием среди выходцев с Севера.
Наш разговор с предпринимателем Кимом был долгим, но я публикую большую его часть. Все, что он рассказал, было крайне интересно мне, надеюсь, что будет интересно и читателям. Где и когда, в конце концов, еще на меня и на вас свалится столько информации из первых, к тому же весьма дельных, рук о самой закрытой стране мира? Здесь я обойдусь без комментариев. Из того, что рассказывает мой собеседник, и так прекрасно видно, что за жизнь и что за строй сложились в современной Северной Корее, и как все это далеко от наших довольно схематических представлений.
ИЗ МВД В БИЗНЕС
– Почему и когда вы начали заниматься частным бизнесом?
– Большинство начало, чтобы кормить семью, когда нам перестали отоваривать карточки. Я лично начал с частной столовой в 2003-м г. (В КНДР, в отличие от других соцстран, карточки вводились не в трудные времена, а были нормой в течение многих десятилетий, практически все продукты и товары распределялись по карточкам – Slon.ru).
– Значит до 2003 г. все-таки можно было жить по карточкам?
– Нет, к этому времени уже основной доход приносила жена. Она торговала на рынке уже с 1998 года товарами повседневного спроса – одеждой, обувью, табаком, бельем, носками.
– Откуда это все?
– Все китайское. Наш уезд – приграничный с Китаем, поэтому люди привозили оттуда товар.
– А откуда вы взяли первоначальный капитал, чтобы начать частную торговлю, из зарплаты?
– От родственников жены, которые живут в Китае. Они приезжали к нам в город, привозили товары для продажи, оставляли жене, она таким образом потихонечку накапливала деньги и постепенно разворачивала собственный бизнес.
– Это был легальный рынок?
– Да, вполне легальный. Они всегда были, если говорить о крестьянских рынках. Но с 1994 года люди стали торговать всем, начался гигантский рост рыночной торговли, почти все и всё покупают сейчас там.
– Все эти вещи, которыми торговала ваша жена, были в каком-то виде в госмагазинах?
– Совершенно ничего этого не было и нет.
– Когда жена начала торговать, вы еще работали в госструктуре. Где?
– В системе Министерства внутренних дел, в местном УВД.
– А почему оставили госработу и начали бизнес?
– Нас пять человек в семье, очень трудно было жить на официальную зарплату, а заниматься чем-то еще, не бросая официальной работы, было крайне сложно.
– Официальная зарплата – это сколько?
– Примерно 3000 вон в месяц – это 2–3 доллара.
– А карточки все-таки давали?
– Да, в системе МВД давали. И на них даже можно было что-то получить. На заводах, например, по карточкам давно перестали что-либо выдавать, еще в 90-е. А в УВД – да, по мере поступления из Китая кукурузы и риса выдавали его сотрудникам
– Сколько?
– Стандартно. 700 граммов зерна на работающего, получалось около 20 кг в месяц.
– То есть, по сути семью кормила жена?
– Да, жена. Надо понимать, что у нас в основном женщины занимаются торговлей, и первыми начали в частном бизнесе. Мужчине, чтобы заниматься бизнесом, нужно как-то решить вопрос с работой в госсекторе, потому что официально до 60 лет ты не можешь уволиться. Даже сменить работу почти невозможно. А женщина имеет право быть домохозяйкой.
– Как же вы уволились из МВД?
– Нельзя было официально уволиться. Но я формально вышел в отставку по состоянию здоровья. Я пошел к знакомому врачу, дал ему денег, и врач выдал мне справку о болезнях, которые делали меня негодным к дальнейшей работе.
Вслед за женщинами мужчины тоже начали переходить в частный сектор. И решать вопрос с официальной работой. Можно организовать себе болезнь. Если хочешь освободиться от работы по болезни, нужно в течение шести месяцев приносить документ от врача, о том, что ты не можешь работать. Он добывается с помощью денег. Сейчас цена вопроса 50 000–80 000 вон, если его решать без всяких связей, просто с руководством больницы. Но обычные рабочие не могут себе такого позволить, – а у них и заводы не работают, и карточки не отоваривают, а на работу ходить они обязаны, хоть там нечего делать. И они просто договариваются с руководством завода о сумме – это может быть 5000 вон или 10 000 вон единовременно, или платят какие-то деньги помесячно. И тогда ты просто не ходишь на работу, а зарабатываешь в другом месте, в частном секторе. Такая система отхожих промыслов с денежным оброком.
РОЖДЕНИЕ ЧАСТНОГО ОБЩЕПИТА
– Вашим первым собственным бизнесом была столовая. И как это все работало, откуда она взялась, где она находилась, сколько там было столов, что давали, кого кормили?
– Отличное место, недалеко от городского вокзала. В 1994-м году рухнула государственная экономика, и очень много госпредприятий и учреждений перестали работать, исчезли. Остались пустые здания. И для частника стало возможно договориться с городской администрацией, заплатить ей и начать использовать эти здания.
– И что было за здание у вас?
– До 1994 г. там тоже была столовая, государственная столовая. Которая перестала работать, потому что не было продуктов. А место очень хорошее, близко к вокзалу, и был большой поток клиентов. В день – 200–300 человек.
– Кто все эти люди?
– Обычные пассажиры, путешественники, те, кто ездил через город или приезжал в город. У нас конечная точка железной дороги, дальше надо выходить и добираться местным транспортом, поэтому был большой поток тех, кто пересаживался и ехал в глубинку
– А чем кормили проезжающих?
– Мы ориентировались на дешевое питание. Давали вареный рис с соленьями и приправами, разные виды лапши, спиртное.
– Откуда продукты?
– Все с рынка, с коммерческого рынка.
– Алкоголь местный или китайский?
– Алкоголь – самогонка, которую гнали местные жители. Мы покупали у них для продажи в столовой местную самогонку. Незаконно, конечно, но никаких проблем не было. Почти 100 % алкоголя, который сейчас пьет корейский народ, это самогонка от частных производителей. У нас было несколько постоянных частных поставщиков, они поставляли нам не только самогонку, но и свинину. Это два производства, которые технологически связаны. Отходами злаков, которые остаются после возгонки спирта, кормят свиней.
– Сколько же стоило пообедать у вас?
– Около 1500 вон.
– Если государственная зарплата – 2000–3000 вон, это ведь от силы на два обеда. Откуда люди брали деньги на обед за 1500 вон?
– Уже лет 15 в Северной Корее о госзарплате всерьез никто не думает. Это простая формальность.
– То есть большинство населения занято в частной теневой экономике?
– Да, абсолютное большинство. Люди кормят себя сами. После 1994 года о государственных ценах и государственных зарплатах никто не думает.
– Ваша столовая работала совершенно открыто, с вывеской? Заходите – угощайтесь? Или просто люди знали, что здесь кормят и поят?
– Открыто. Была старая вывеска, которая осталась от государственной столовой. Мы ее даже не меняли.
– Формально держать частную столовую по-прежнему запрещено или нет? Были проблемы с властями?
– Я получил разрешение, вроде лицензии. Фактически это гослицензирование частного дела. Это стало возможно с конца 90-х, года где-то с 1997. Внешне – это все то же старое госпредприятие, столовая, подчиненная местной администрации, а фактически ею занимаеся частник. Такая франшиза райисполкома.
– То есть партийные работники, полицейские, кагебешники заходили к вам спокойно, ели?
– Да, заходили.
– А нужно было вешать портреты великого вождя и любимого руководителя в частной столовой?
– Нет. Их и раньше здесь не было. Потому что еще по старым правилам, 1972 года, в производственных помещениях, в цехах, портретов не было. А столовая приравнивалась к производственному помещению.
ХОЗЯИН ШАХТЫ
– А что вы затеяли после столовой?
– Потом я владел шахтой.
– Каким образом целая шахта попала в частные руки?
– Формально это была государственная шахта. Но мы ее как бы арендовали. Она подчинялась 38 управлению ЦК Партии, которое управляет, среди прочего, валютной экономикой. И там просто выдают людям разрешение на занятие определенным видом бизнеса, приносящего валюту. У государства не было денег на эксплуатацию шахты, и они искали частных инвесторов. Мы 60% прибыли отдавали государству, то есть вот этому управлению, остальное оставляли себе.
– Что шахта добывала?
– Золото. Это был золотой прииск.
– На каком уровне нужно было согласовывать аренду шахты – на областном, на районном, в столице?
– В Пхеньяне, на серьезном уровне, в 38-м управлении ЦК Партии.
– То есть нужно было ехать в столицу к высшим чиновникам?
– Такого рода бизнес могут разрешить только в Пхеньяне. Я там на одни только взятки 2000 долларов потратил, но отбил их за месяц, так что имело смысл.
– Ездить в Пхеньян можно свободно? Ведь для выезда из своего уезда нужно разрешение.
– Если есть деньги проплатить разрешение, то можно. А если нет денег – никак.
– И кто же платил зарплату рабочим?
– Я и платил.
– Сколько было работников на шахте?
– 38 человек, включая техников и инженеров. Я сам их выбирал и нанимал. Я платил им деньгами и продуктами: норма по карточке, к которой рабочие привык