Ликвидаторы: как разгребали последствия аварии на Чернобыльской АЭС
26 апреля 1986 года в 01:23 на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошёл взрыв. Сразу же погибли два сотрудника станции, здание четвёртого энергоблока было практически уничтожено, «крышку» реактора – бетонную плиту весом около тысячи тонн сорвало с постамента, около 190 тонн радиоактивных веществ – топлива и отходов были выброшены в атмосферу. Изотопы урана, плутония, йода и цезия, имеющие период полураспада от нескольких суток до тысяч лет.
Сотни тысяч людей участвовали в ликвидации последствий катастрофы, они получили незабываемые впечатления, не стираемый «ядерный загар» и очень ненадёжную помощь от государства.
Люди
Ликвидаторы – так называли тех, кто пытался минимизировать последствия аварии на ЧАЭС. Около 600 000 людей со всего СССР могут называть себя ликвидаторами. Самыми первыми на устранении последствий взрыва работали сотрудники станции, пожарные и милиционеры. Все они были обречены. Двое погибли сразу при взрыве, ещё несколько десятков человек умерли в течение нескольких недель после аварии.
Со всех уголков страны к ЧАЭС съезжались тысячи людей: специалисты-химики и физики, военные из войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), солдаты-срочники, строители, бульдозеристы, водители, крановщики, сварщики… тысячи и тысячи людей.
Просёлочные дороги забиты снующими туда-сюда грузовиками, машинами химической разведки, бронетранспортёрами, бульдозерами и самосвалами. Тысячи тонн строительных материалов, целые поезда со сменными бригадами, большие шишки из московских министерств – всё это устремлялось к эпицентру катастрофы. Правительство взялось за решение проблемы, споро, масштабно, не жалея денег и сил.
Но, несмотря, на обилие новейшей техники, главной движущей силой процесса были люди: специалисты и простые работники, которые своими руками исправляли последствия этой чудовищной катастрофы, не давая разрастись ей до мирового масштаба. Именно они получали свои страшные дозы радиации, хронические болезни, проблемы на всю оставшуюся жизнь. Основная часть работ была выполнена в 1986—1987 годах, в них приняли участие примерно 240 тысяч человек. А всего «чернобыльцами» могут считать себя почти 7 миллионов жителей бывшего Советского Союза.
Контроль
Максимальная доза радиации, которую позволялось набирать ликвидатором – 25 рентген, это составляло примерно половину допустимой дозы для военнослужащих при действиях на заражённой местности (50 рентген). Порог острой лучевой болезни, грозящей летальным исходом, начинается где-то на уровне 100 рентген (1 грей). Каждый день дозиметристы вписывали в личные карточки полученные дозы и когда общая превышала норму – работа ликвидатора в Зоне считалась законченной и он отправлялся домой. Но не всегда вовремя прибывала смена, часто данные в карточках занижались, а фон вблизи станции был настолько нестабилен, что даже люди, находящиеся в одной группе на расстоянии 50 метров друг от друга, могли получать совершенно разные дозы и эффективно проконтролировать это даже с помощью индивидуальных дозиметров было невозможно.
Солдаты-срочники, чистившие в первые дни после ликвидации пожара крышу третьего энергоблока, могли получить максимальную дозу за полчаса работы, стоило только на пару секунд взять кусок графитового стержня-поглотителя, заброшенного сюда взрывом с четвёртого энергоблока.
В то время, как рабочие, находившиеся в непосредственной близости от взорвавшегося реактора, но защищённые южной целой стеной получали дозы в тысячи раз меньше.
Уровни радиации (и соответственно дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося 4-го реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году различались между собой в миллионы раз: от нескольких десятых миллирентген в час на южной границе зоны — до сотен рентген в час в некоторых местах на самой АЭС.
С техникой было сложнее. Техника – не люди, она железная, радиацию накапливает в пыли, лежащей во всех швах и под колёсными арками, в металле, в резине – везде. На всех выездах из Зоны были устроены дозиметрические посты, которые меряли всю выходящую технику. Если фон превышал допустимые показатели, машину отправляли на ПУСО – (Пункт специальной обработки), где специальные поливочные машины и ребята, с головы до ног укутанные в резину мыли их из брандсбойтов мощной струёй воды с деактивирующим порошком.
После каждой мойкой проводили новые замеры, если после трёх раз машина продолжала «звенеть» — её отправляли в могильник, а пассажиры добирались до места дислокации пешком.
ПУСО по зоне были разбросаны не просто так. Основной каскад состоял из четырёх пунктов: «Копачи», «Лелёв», «Рудня Вересня», «Дитятки». Каждое следующее ПУСО пропускало — дальше от АЭС и все ближе к миру нормальному — только машины со все меньшим и меньшим уровнем радиации на них. Техника порой служила гораздо меньше людей, сотни грузовиков, тракторов, бульдозеров, бронетранспортёров и вертолётов нашли своё вечное пристанище на «могильнике».
Работа
Ликвидационные мероприятия включали две основные составляющие: возведение саркофага над уничтоженным энергоблоком для предотвращения дальнейшего распространения радиоактивных веществ и деактивация уже заражённой территории. Помимо этого на широкую ногу была поставлена радиационная разведка, которой занимались как военнослужащие войск радиационной, химической и биологической защиты, так и гражданские специалисты. Они тщательно проверяли фоновые уровни и уровень заражения почвы и воды во всей зоне отчуждения и за её пределами, именно на основе их данных принимались решения о проведении тех или иных работ и об отселении жителей.
Самыми опасными были работы в непосредственной близости от разрушенного реактора, где и были сосредоточены основные «запасы» выброшенного взрывом радиоактивного топлива.
Верхний слой земли снимали с помощью бульдозеров с «бронированными» усечёнными кабинами только для водителей. Кабины укрыты листовой броней, с маленькими освинцованными оконцами, несколько огромных зеркал заднего обзора установлены на радиаторе, двери и переднем бампере. Позднее стали применять и радиоуправляемые машины советского и японского производства.
Затем схожим образом оборудованные экскаваторы засыпали грунт в металлические контейнеры, рабочие закрывали крышки и краны грузили их на большие грузовики, чтобы затем захоронить в специально отведённых местах. Все работы производились строго по времени, иногда одна рабочая «смена» не превышала пяти минут.
«Нас одиннадцать человек. Значит, общее время работы — около часу. Работаем. Прибежал водитель ИМРа, пулей влетел через верхний люк в машину, захлопнул крышку. Заурчал мотор. Я послал первого бойца, сделав засечку времени. Он сноровисто поставил контейнер, отбросил крышку, посигналил водителю рукой — можно грузить. Подготовка контейнера заняла всего лишь сорок секунд. Боец вернулся, тяжело дыша от возбуждения. Поразительно, как много пота выделяет человек под влиянием страха».
Сергей Беляков, «Ликвидатор»
Помимо уборки грунта массового пилили и закапывали деревья, отмывали дороги, стоянки техники, чтобы максимально снизить количество радиоактивной пыли, разносимой вместе с транспортом.
Но основная работа – это, конечно же, возведение объекта «Укрытие». Он был сооружён за рекордно короткий срок: 206 дней, силами почти 90 тысяч человек. Циклопический «саркофаг» включает в себя семь тысяч тонн металлоконструкций и почти 800 тысяч тонн бетона. Здесь работали сварщики, резчики, крановщики, рабочие-строители, сотни водителей и операторов тяжёлой техники. Оперативная разработка проекта и руководство строительством лежало на плечах 605-ого управления специального строительства Министерства среднего машиностроения СССР.
Именно эти люди ценой невероятных усилий и собственного здоровья предотвратили развитие катастрофы, сдержали радиоактивную «заразу» в минимально допустимых рамках. Почти 95% выброшенного радиоактивного топлива находится в пределах «Укрытия».
Основной состав ликвидаторов из различных частей и подразделений, а также гражданских специалистов размещался за пределами 30-ти километровой зоны отчуждения, людей старались размещать по розе ветров в самом благополучном от АЭС направлении — в южном. Поэтому каждый рабочий день включал в себя длительные поездки «туда-обратно».
«Распорядок дня был таков: подъём в 6 утра, приведение себя в порядок, завтрак. В 7.00 – погрузка в автотранспорт, в 8.00 – уже на Чернобыльской АЭС. Получали дозиметры. Химические разведчики определяли степень заражения тех мест, где будем работать, и в зависимости от радиоактивного загрязнения этих мест планировалось время, которое мы будем работать (час, 1,5 часа, 2 часа)… за время работ в полку ни разу не слышал, чтобы кто-то из ликвидаторов отказался ехать на Чернобыльскую АЭС. Надо – значит надо. Работать на станции считалось очень престижно, поэтому каждый комбат стремился, чтобы его батальон работал на Чернобыльской АЭС».
Сергей Колпаков-Мирошниченко «Чернобыльская боль»
По воспоминаниям ликвидаторов одно из самого неприятного, что могло случится – было отрицательное решение на посту дозиметрии, который выпускал транспорт из зоны. Если уровень излучения превышал допустимый даже после «отмывки», то машину не выпускали за пределы поста, а это значило что экипажу и рабочим теперь приходилось выбираться на попутках, потом решать проблемы с транспортов уже в расположении. Однако работа на ПУСО тоже была не из лёгких: приходилось работать в самую жару закутанными в резиновые плащи, полные комплекты ОЗК, не снимая респираторов и очков из-за летящих во все стороны брызг и водяной пыли со взвесью радиоактивных частиц.
«Русый молодой парень — мойщик ПУСО — рассказывает:
— Смена у нас по 12 часов — с 8 до 8 вечера, или всю ночь до 8 утра… Ночью полегче — нежарко, и машин меньше, можно придремнуть… И по 0,6 радиков за смену пишут. Если удастся на ПУСО продержаться, дома буду через месяц… Я сам из Симферополя. Из армии полгода как вернулся, три месяца как женился, а тут в чернобыль — пажа-а-алте…»
Сергей Мирный «Живая сила. Дневник ликвидатора»
Но не всем ликвидаторам удавалось разместиться в относительно безопасных местах. Самые ценные и необходимые кадры проживали прямо на станции в непосредственной близости от самого разрушенного четвёртого энергоблока.
«Вход в подвал ничем не примечателен. Тускло светят лампочки в тяжелых проволочных плафонах, тенями вдоль стен скользят люди, голоса приглушены, слышатся словно сквозь вату. После очередной пары задраиваемых дверей вхожу в большую комнату, размеры которой оценить трудно из-за полумрака. Очень влажно, циркуляция воздуха почти не ощущается, мешают деревянные двухэтажные нары в несколько рядов. На них спят люди; здесь расквартированы наиболее востребованные кадры УС-605, крановщики, экскаваторщики, сварщики, те, кто всегда нарасхват, те, кто уже самостоятельно светится по ночам от постоянного переоблучения, поэтому им свет не нужен… Отдельные нары завешены простынями. Под края у многих подоткнуты сохнущие портянки, белье. Негромко жужжит электробритва. Мужик с неправдоподобно белым, упырьего вида лицом, сидит на нижних нарах, монотонно раскачиваясь вправо-влево. Увидев меня, он прекращает качаться и извиняющимся тоном говорит:
— Сон потерял, разницу между днем и ночью уже не определяю, живу только от смены к смене. Число какое сегодня?
— Шестое августа, — я протягиваю ему сигареты. Он тут же жадно закуривает, не скрываясь».
Сергей Беляков «Ликвидатор»
Работа ликвидаторов – это свидетельство мужества и героизма мирного времени, самая масштабная экологическая катастрофа была побеждена благодаря неимоверным усилиям обычных людей.
Последствия
Из-за взрыва погибли двое сотрудников станции. Ещё 29 человек умерли в течении месяца в московских клиниках из-за последствий острой лучевой болезни. В последующие годы непосредственно от радиационных факторов погибли более 60 человек, ещё десятки стали жертвами несчастных случаев (дорожно-транспортных происшествий, аварий на строительной площадке) во время операции по ликвидации последствий аварии. Тысячи людей, так или иначе, страдают от приобретённых заболеваний щитовидной железы, болезней системы кровообращения, психоневрологических расстройств долгие годы после аварии.
Из-за аварии на Чернобыльской АЭС значительная часть Киевской и Житомирской областей Украины, большая территория в соседней Белоруссии и часть Брянской области России – оказались подвергнуты радиационному заражению, что повлекло за собой отселение людей и введение специального пропускного режима.
Были полностью отселены два крупных города: Припять с населением около 50 тысяч человек и Чернобыль с 13 тысячами населения, множество деревень и сёл в зоне отчуждения перестали существовать – их жители стали вынужденными беженцами на обеспечении государства. Более 350 тысяч человек подверглись переселению сразу после аварии. Немногие рискнули вернуться домой, около 1,5 тысяч человек вскоре после трагедии заселились в свои дома. В основном это были люди пожилого возраста, которым тяжело было оторваться от корней, которым не могли помочь родственники на «большой земле», сегодня в зоне отчуждения живёт всего около 300 человек, не считая тех, кто работает вахтовым методом, а их около пяти тысяч.
Именно авария на Чернобыльской АЭС поставила под вопрос дальнейшее развитие атомной энергетики.
Развитые страны начали рассматривать использование альтернативных методов добычи энергии, строительство АЭС по всему миру приостановилось, поднялась широкая общественная дискуссия о допустимости экологических рисков, связанных с деятельностью АЭС. Ядерный сектор наиболее развит в европейских странах, например во Франции доля АЭС в общей выработке – более 70%, в Литве Игналинская АЭС вырабатывала больше энергии, чем потребляла вся страна, всего в мире доля мирного атома около 3%.
Однако до сегодняшнего дня все альтернативы атомной энергетики обладают внушительным набором минусов. Этот тип энергетики позволяет снизить выбросы парниковых газов в атмосферу и при нормальной эксплуатации несёт значительно меньше рисков для окружающей среды, чем другие типы энергогенерации. И пока термоядерный синтез остаётся недостижимой мечтой человечества, мы будем свидетелями развития мирного атома.