Искусство⁠⁠

Желание сделать выставку из одной работы возникло из саморефлексии Леонида Костина над собственной коллекцией. Рассматривая её, он заметил повторяющийся мотив — парность. В его собрании множество произведений современных художников образуют пары: работы из одной серии (например, Сергея Бугаева или Франциско Инфанте), разные тиражи одного произведения (Артём Филатов) или объекты, схожие по форме, но различающиеся по цвету (Владимир Чернышёв). Так практика собирательства Костина в своём почти бессознательном жесте балансирует на грани повторения и различия. Почти одинаковые, но всё же не идентичные объекты складываются в своеобразное «стереоскопическое зрение», придавая коллекции объёмность и внутреннюю игру. Со временем эта логика парности превратилась почти в шутку, «прикол»: вещи рифмуются, спариваются, вступают в неожиданные диалоги. В этом повторе есть и удовольствие коллекционера, и его метод — превращающий собрание в систему напарников.

Неудивительно, что именно носки Всеволода Абазова из группы «ТОЙ» — предмет, изначально существующий как пара, но в данном случае превращённый в застывшую скульптуру (своего рода памятник) — стали выбором для этой экспозиции. Это спорный объект нижегородского художника и одновременно квинтэссенция всей логики коллекции: предмет повседневный, парный по своей природе, но через художественный жест он приобретает автономность и превращается в метафорический символ собрания.

Когда я узнал, что выставка из коллекции Леонида Костина будет состоять всего лишь из одного предмета — носков художника Всеволода Абазова, — я понял, насколько точным и своевременным оказывается этот жест. В памяти сразу всплыла сцена из книги Джоан Роулинг, где самый обыкновенный, даже «низкий» предмет гардероба неожиданно стал символом свободы: во второй части «Гарри Поттера» домовой эльф Добби получает долгожданное освобождение именно благодаря носку.

У Абазова этот предмет проходит обратный путь: он превращён в скульптуру — объект, встроенный в капиталистическую логику современного искусства, который можно купить, хранить и коллекционировать. Минимализм выставочного жеста обнажает ещё один парадокс: коллекционер вроде бы освобождает себя от необходимости демонстрировать всё собрание, но эта свобода оказывается иллюзией. Коллекционер — не только хозяин вещей, но и их заложник: от него ждут решений, мнений, публичных репрезентаций. Коллекция накладывает обязательства на своего обладателя, превращая его в фигуру, через которую искусство обретает социальный статус и символическую ценность.

В этом смысле выставка становится зеркалом не только для зрителя, но и для самого коллекционера. Она предлагает посмотреть на свою роль критически: какую ответственность несёт частный выбор, когда он превращается в инструмент власти? Где проходит граница между поддержкой искусства и его присвоением? И возможно ли коллекционирование как практика свободы