Гоголь. Антисемитизм. Украина 19-ого века (запорожье)

Нашел этот текст на либру (ссылка внизу), решил поделится.

Сказать, что запорожские казаки не уважали и презирали евреев, значит, ничего не сказать, - казаки стремились к поголовному уничтожению евреев. Историк Н.И.Костомаров, один из авторов украинской национальной доктрины, писал: "Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою", другой украинский историк Н.Полетика не менее удовлетворённо отмечал: "Освободительный путь украинского народа в семнадцатом веке прошёл по трупам евреев". Но мало того. Истребление евреев сопровождалось особыми "казацкими забавами" - изуверством и садистскими издевательствами; очевидец раввин Натан Ганновер свидетельствует в своих горестных исторических хрониках "Пучина бездонная": "С одних казаки сдирали кожу заживо, а тело кидали собакам; другим наносили тяжёлые раны, но не добивали, а бросали их на улицу, чтобы медленно умирали; многих же закапывали живьём. Грудных младенцев резали на руках матерей, а многих рубили на куски, как рыбу. Беременным женщинам распарывали животы, вынимали плод и хлестали им по лицу матери, а иным в распоротый живот зашивали живую кошку и обрубали несчастным руки, чтобы они не могли вытащить кошку. Иных детей прокалывали пикой, жарили на огне и подносили матерям, чтобы они отведали их мяса. Иногда сваливали еврейских детей в кучи и делали из них переправы через речки" (Цитируется по Ф.Канделю, 2002,с.115).
Понятна, что эта дичайшая человеконенавистническая злоба не может иметь ничего общего с духовностью, как не может иметь никакого отношения к духовности насилие сильного над слабым беззащитным. Но, тем не менее, истребительный антисемитизм значится в запорожских "доблестях", и, как составная часть национальной традиции, был воспринят Гоголем с рождения. Расхожим объяснением презрительного отношения к евреям на Украине служит довод о нечестной торговой деятельности и эксплуатации простого люда евреями, но наивность и ложность этого доказательства давно было выявлено, а Гоголь об этом не задумывается, и все "жиды", о которых он упоминает в малороссийских повестях являются либо шинкарями, либо ростовщиками. Антисемитизм Гоголя вовсе не был продуктом воспитания и подсознательной традиции: в прославлении им воинственного ухарства запорожцев ненависть к евреям занимает своё место, как средство, оттеняющее величие запорожских казаков - расы героев; образ еврея (у Гоголя только "жид") относится к самым омерзительным персонажам "Тараса Бульбы", да и всё "жидовское племя" показано подлым, алчным, трусливым сборищем, способным за деньги продать всё на свете. А, между тем, когда Тарас задумал пробраться в Варшаву на казнь сына Остапа, ему помогали только евреи, проявляя при этом немалую сноровку, изворотливость и даже самоотверженность. Сцена еврейского погрома в повести "Тарас Бульба" сполна иллюстрирует авторский антисемитизм:
В Запорожскую Сечь пришла весть, что якобы жиды арендуют христианские церкви. "Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё характеры тяжёлые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар.
- Перевешать всю жидову! - раздалось из толпы. - Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре!
Слова эти, произнесённые кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов. Бедные сыны Израиля, растерявшие всё присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печах и даже заползали под юбки своих жидовок; но казаки везде их находили.
- Ясновельможные паны! - кричал один, высокий и длинный, как палка жид, высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом. - Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно слово! Мы такое объявим вам, чего ещё никогда не слышали, такое важное, что не можно сказать, какое важное!
-Ну, пусть скажут, - сказал Бульба, который всегда любил выслушать обвиняемого.
- Ясные паны! - произнёс жид. - Таких панов ещё никогда не видывано. Ей-богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было ещё на свете!... - Голос его замирал и дрожал от страха. - Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те что арендаторствуют на Украйне! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлёма, или ты, Шмуль?
- Ей-богу, правда! - отвечали из толпы Шлёма и Шмуль в изодранных яломках, оба белые, как глина.
- Мы никогда ещё, - продолжал длинный жид, - не снюхивались с неприятелем. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! Мы с запорожцами, как братья родные...
- Как? чтобы запорожцы были с вами братья? - произнёс один из толпы. - Не дождётесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить, поганцев!
Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались в воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил:
- Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного Дороша! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот цехинов дал, когда нужно было выкупиться из плена у турка.
- Ты знал брата? - спросил Тарас.
- Ей-богу знал! Великодушный был пан.
- А как тебя зовут?
- Янкель.
- Хорошо, - сказал Тарас и потом, подумав, обратился к козакам и проговорил так: - Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно, а на сегодня отдайте его мне. - Сказавши это, Тарас, повёл его к своему обозу, возле которого стояли козаки его. - Ну, полезай под телегу, лежи там и не шевелись; а вы, братцы, не выпускайте жида"
Таким образом, милитаризм и антисемитизм, будучи по роду своей природы производным насилия и слагая в совокупности историческую часть украинской духовности Гоголя, не приемлются в соответствие с этнической её частью. Следовательно, духовность, в атмосфере которой осуществляется художественная динамика малороссийских повестей Гоголя, представляет собой неконсолидированное, разнопорядковое состояние, что даёт в итоге своеобразное эстетическое образование, которое я условно, исключительно для удобства пользования, называю: Гоголь первого тона. Данное положение не является, однако. умозрительным отвлечённым приёмом или неким теоретическим ухищрением, а обозначает в литературной критике и философии искусства творчества Гоголя качественно новую аналитическую ситуацию, какая может послужит ключом к пониманию ряда загадочных обстоятельств гоголевского периода русской литературы.
Не подлежит сомнению, что с Пушкиным и Гоголем в русскую литературу мощно ворвалась историческая струя и, как сказал Н.А.Бердяев, "Русская самобытная мысль пробудилась на проблеме историософической" (2001, с.517), а потому в гоголевском периоде существенную функцию должна взять на себя украинская история как таковая во всём её своеобразии. В свете духовностного подхода в бурной и дремучей украинской истории обнажается определённая уникальная её особенность, которая, однако, до сих пор лишена достаточного аналитического интереса, - это отсутствие в украинском сообществе доморощенной аристократии или дворянского сословия с национальными признаками. Родовитые украинские фамилии (Вишневецкие, Острожские, Чарторыйские, Скоропадские), пригодные для этой роли, были растворены в процессе полонизации (воздействия польского шляхетства) в Х1У - ХУ11 веках. На это обстоятельство обратил внимание канадский историк Орест Субтельный и сделал вывод, которому он сам, однако, не придал значения: "В начале Нового времени европейское общество имело чёткую иерархическую структуру. Для этой эпохи народ без элиты - то же, что обезглавленное тело. Вместе со своим собственным дворянством украинцы утратили и возможность когда-либо в ту эпоху обрести нормальное политическое руководство, т.е. слой потомственной элиты, способный выдвигать чёткие общенациональные задачи в политике, культуре и образовании, мудро и бережно опекать церковь, одухотворять народную жизнь светом разума, преемственности и культурной органики... Постепенно казаки выдвигаются в авангард украинского общества и оказываются глубоко вовлечёнными в решение его главных проблем. Вот так и вышло, что взамен естественного лидера - дворянства, потерянного в результате полонизации, Украина получила руководящую и направляющую силу в лице казачества... Соответственно, казак становится ключевой фигурой не только украинской истории, но и национального сознания - примерно так, как ковбой у американцев или викинг у скандинавов" (1994, с.с.124.136-137,158). Сравнивая запорожского казака с ковбоем или викингом Субтельный показал степень недооценки своего открытия, ибо действительная генерация казачества по объёму выходит за пределы символической функции, - главный украинский идеолог академик М.С.Грушевский констатировал, что "представители украинской интеллигенции объявляют казаков непосредственными преемниками традиции старой киевской культуры и государственности - "племени стараго народа Русскаго", наполнившего восточный мир своею славою во времени Олега и Владимира, создавшего православную русскую церковь и культуру, естественными, традиционными покровителями церкви и её интересов" (1991,с.167).
Найдя объяснение появлению казачество в качестве общенационального стимулятора (отсутствие дворянского слоя в украинском сообществе), Субтельный не проследил свою мысль дальше, а она спонтанно продолжается в том, что украинская национальная доктрина приобретает ратоборческую идеологию. Запорожский казак, как н