Ответ на пост «Если бы Амазон снимал "Властелин Колец" сейчас»
Тоже не удержался))
Менталитет афроамериканцев
Не испытывая симпатии к чернокожим дамам от силы вообще, проживаю в южном штате сша. Местные аборигены не особо жалуют кого-то с цветом кожи темнее чем загар. И вот к нам устроилась дама. Симпатичная чернокожая мамзель. Как позже выясниться, местная, воспитанная черной мамой и местным белым папой. Общительная, отзывчивая. На работу она прихадила в женских ботинках на плотформе и со шнуровукой до середины голени, ака армейские-берцы с желтыми шнурками и отполированные как зеркало. В таких ходила саша грей в бдсм сценах и госпожа в конце фильма Евротур. И тут у меня возник вопрос: какого цвета плетку она спользует дома???🤔
В течении первого дня удобного момента не подвернулось. Но, отправившись после работы пропустить по стаканчику я встретил ее там. Она была немного в подпитии. И следа не осталось от той милой и отзывчивой афроамериканской дамы. Это была обыконвенная самка нигера из гетто. И на беспокоивший меня вопрос по поводу плетки, я получил неожиданный ответ с наездом:
- Такого у черного не спрашивают! Особенно у одинокой матери троих детей!
В голове: Все понятно... Вопросов больше не имеем! Через неделю ее не мог терпеть весь персонал, а еще через 2 её уволили за систематические опоздания и прогул.
Вера, война началась - 8
- 17 -
В сентябре 41 года немецко-фашистские войска овладели Шлиссельбургом и отрезали Ленинград от всей страны с суши. Сообщение с городом поддерживалось только по Ладожскому озеру и по воздуху. В городе создались тяжелые условия для его жителей и оборонявших войск. Начался голод. Суррогатный хлеб был почти единственным продуктом питания блокадников. Продовольственное снабжение бойцов Ленинградского фронта и моряков Балтийского флота с каждым днем также ухудшалось. Командиры, бойцы и краснофлотцы, хоть и в меньшей степени, тоже сильно страдали от голода.
Начиная с сентября 41 года, в войсках фронта несколько раз проводилось сокращение суточной нормы питания. В конце ноября в частях первой линии выдавалось 300 граммов хлеба и 100 граммов сухарей. Выдавался мучной суп утром и вечером; мучная каша в обед дополняла хлебную выдачу. Кроме того, солдаты страдали от отсутствия курева. На фронте, как известно, «без табачку ни дружбы ни завяжешь, ни ружья не зарядишь.»
Не смотря на неимоверные трудности блокады, город жил и оборонялся.
Немцы не ограничивались одними бомбежками и обстрелами. Периодически они включали на своих позициях громкоговоритель и начинали вещать:
«… предлагаем сдаться!
… Армия великой Германии непобедима!
… Солдатам обещаем прощение и нормальные условия жизни…»
Красноармейцы же называли громкоговоритель «брехуном». Едва машина появлялась на позициях, солдаты говорили:
«Опять брехун завел свою песню.»
Вызывались добровольцы, которые пытались достать машину из винтовки. Но попытки не венчались успехом. Немцы, в силу своей пунктуальности, с утра три часа бомбили позиции наших войск, после чего выезжала машина, и включался громкоговоритель. Затем проигрывался бравурный марш. Наверное, для поднятия духа сидевшего в машине предателя, который вещал по-русски.
Терпеть ежедневную говорильню было невыносимо.
Начальник штаба полка вызвал Алексея к себе.
- «Брехун» не надоел? - спросил он.
- Надоел! - отозвался Алексей.
- Надо выследить место его нахождения, - сказал подполковник.
- Вряд ли немцы прячут его в одном месте, - с сомнением произнес Алексей.
- Вот и выясни места его нахождения, - велел командир.
На следующий день пунктуальные немцы снова обстреливали и бомбили наши позиции. Бомбежка продолжалась ровно три часа.
Алексей находился на выбранной заранее в качестве наблюдательного пункта вершине холма, с которого хорошо просматривались немецкие позиции.
В бинокль он видел движение вражеской техники, отмечал расположения зданий.
Рассматривая очередные развалины, он заметил, как из-за угла разрушенного двухэтажного дома выползает машина с будкой. Повернув, автомобиль медленно двинулся вперед. Некоторое время Алексей еще сомневался в своей удаче. Но, когда машина подъехала к передовым окопам, он понял, что не ошибся. Завтра надо было выяснять следующее местонахождение машины. Нанеся на карту точку, Алексей свернул планшет, но убрать его не успел. Раздался минометный выстрел со стороны наших позиций, потом еще один…
Командир минометчиков, Павел Осенков, дождался, когда машина немцев достигла видимости с наблюдательного пункта его минометного взвода, и выпустил первую мину. Выстрел оказался удачным. Миной разнесло капот, машина занялась огнем. Вторая мина довершила дело, уничтожив машину до конца.
- Заткнул брехуна, - смеялись солдаты, пожимая руку Осенкову.
Тот даже не улыбнулся.
Тем он и славился в дивизии: спокойный, хладнокровный, не повышающий голоса ни при каких обстоятельствах. В полку восхищались его смелостью и решительностью. Однажды, наблюдая за немцами, он заметил, что к их передовым позициям подъехали несколько гружёных машин. Сгущались зимние сумерки, надо было торопиться. Осенков занял место у миномета, старший сержант Краснопевцев подавал мины. Мины точно настигли цель. Вражеский обоз превратился в куски металла.
В другой раз, при свете осветительных ракет, немцы собрались у походной кухни. Ракеты они пускали каждую ночь, освещая пространство и, видимо, не ожидали неприятностей. Весело гогоча, протягивали они котелки за супом. В это время со стороны русских заработал миномет, напрочь разнеся кухню.
- Осенков накормил немцев из своей кухни, - смеялись минометчики.
В этот раз он тоже не выдержал и принял меры по уничтожению громкоговорителя.
Вернувшись в штаб, Алексей был уже наслышан о действиях командира миномётного взвода. Едва войдя в землянку, он увидел Осенкова.
Тот стоял перед начальником штаба, как всегда, невозмутимый, не опуская головы. Виноватым он себя не чувствовал.
- Ты же раскрыл свою позицию, - увещевал его начальник.
- Не успели они меня засечь, - медленно проговорил Осенков. - Всего два выстрела сделал. А позицию мы за ночь перенесем.
- Товарищ начальник штаба, разрешите сказать, - встрял в разговор Алексей, - мне была поставлена задача уничтожить «брехуна». Я уже третий день за ним наблюдаю, рейд готовлю. А Осенков за пять минут его разбабахал. Наградить надо! К медали представить!
Пономарев усмехнулся:
- Этак наград не хватит. Но благодарность объявляю. Можешь идти!
- Служу трудовому народу! - чётко ответил Осенков и медленно покинул землянку.
Алексей вышел за ним.
- Что? Опять не утерпел? - спросил он.
- Не утерпел, - отозвался минометчик и полез в карман за куревом. Пошарив там, он махнул рукой, что означало: напрасные хлопоты.
Алексей достал кисет и насыпал в протянутую ладонь махорки.
- Вот спасибо! - обрадовался Осенков. - Пойду, своих угощу. Дня три без курева. Злые все.
- Оттого и на немцах отрываетесь, - засмеялся Алексей.
- Не, - не поддержал шутки Осенков, - этому за дело досталось. Не люблю, когда горы золотые обещают.
- Понятно, - произнес вслед уходящему Алексей.
Осенкова он знал с начала войны, когда тот служил стрелком. Был Осенков человеком ответственным. Потому предложили ему перейти в другой полк командиром минометчиков. Говорили, что привыкая к миномету, Осенков выкосил целую рощу, пока научился прицельно стрелять.
Где-то вдалеке опять загрохотали орудия. Теперь уже наши, русские.
Алексей прислушался.
Заканчивался ещё один день войны…
Сколько их осталось?
- 18 -
Осень не заставила себя ждать, пошли холодные, злые дожди. Ветер остервенело, гонял по улицам опавшие листья. Ночью подмораживало. Утром под ногами хрустели заледеневшие лужицы.
Ночью Вере не спалось.
Слишком много событий произошло за короткий отрезок времени.
Радость от окончания училища омрачилась началом войны.
А ведь она мечтала учиться дальше, поступить в институт. Отец и мать поддерживали ее.
Вспомнился вихрастый паренек, что ухаживал за ней. Он ездил на велосипеде мимо ее дома, всем своим видом показывая, что едет по своим делам. Повторялось это несколько раз на дню. Иногда, увидев Веру около дома, предлагал отвести на пруд, искупаться. Вера смеясь, отвергала его предложения. А паренёк переживал ее отказы, краснея, как тот бурак на колхозном поле.
Вера беспокоилась за мать, оставшуюся с младшими детьми. Вестей из дома не было, хоть Вера написала уже не одно письмо. Не было ничего известно об отце, она не знала, где он воюет.
Ночь подходила к концу, а Вера так и не смогла уснуть.
Вставать не хотелось. В комнате было холодно.
Вера опустила ноги с кровати и сразу надела валенки.
Валенки!
Как она была благодарна матери за то, что та заставила взять их с собой.
Зябко поеживаясь, девушка разожгла дрова в печке, поставила чайник на плиту. Сухие дрова затрещали. Вере показалось, что стало теплее.
- Люська, вставать пора! - позвала она подругу.
Та потянулась в кровати.
- Пусть немного печка прогреется, - высунула нос из под одеяла подруга.
- Нас дети ждут, - напомнила Вера.
Чайник сердито выплескивал кипящую воду на раскрасневшуюся плиту.
- Ты бы меньше дров жгла, - заметила вошедшая баба Наташа. - Скоро сугробы наметет, в тайгу не сунешься. Чем топить будете?
- Купим, - пожала плечами Людмила, вылезая из-под одеяла.
- Купим! - укорила ее хозяйка. - Лесорубы все на фронте, лес валить некому.
Она убрала чайник с плиты и поставила вазочку с брусничным вареньем на стол.
- Давайте чай пить, - предложила баба Наташа.
Вера проворно нарезала хлеб, поставила на стол чайные чашки. Баба Наташа любила пить чай медленно, отправляя в рот ложку варенья и долго запивая её кипятком. Она всегда ворчала на девушек, что те не умеют пить чай. Нет у них степенности, смаковать не умеют.
- Всё-то вы бегом делаете, - сетовала она. - Не сибирячки вы. Вот до революции к нам купцы приезжали… Чай пили до потов. Одежку хоть выжимай.
- У нас чая мало пьют, - заметила Вера, - степи у нас сухие. Воды мало.
- У нас в Ленинграде целая река, - погрустнела Людмила, - а чай мы редко пили, кофе чаще.
- Вон оно как, - оторвалась от варенья баба Наташа, - кофею пили.
Поджав губы, она опрокинула чашку на блюдце и вылезла из-за стола.
Вера спешила в детский дом.
Каждое утро ее встречали у двери: девочка-еврейка Рая Срулис и высокий худой мальчик Коля. Рая попала в детдом после того, как ее родителей арестовали и отправили в лагерь. Они были политзаключенными.
Вера вошла в дверь, и сразу к ней бросилась Рая. Вера обняла девочку за плечи. Тут же подбежал Коля. Они так и пошли на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице.
- Вера, - щебетала Рая на ходу. - Мне пришла посылка от родителей.
- Посылка? - удивилась Вера. - И что тебе прислали?
- Я ее не открывала, - сказала девочка. - Она у Жозефины Афанасьевны лежит.
В группе шумели дети, что-то обсуждая.
Ночная воспитательница не могла их успокоить.
Рая первой открыла дверь и вошла в комнату. С ее появлением воцарилась тишина. Дети смотрели на девочку с любопытством. Никому из них не присылали посылок. Каждому было интересно, что же там прислали? В детском доме продукты выдавались по норме. В самом городе, для упорядочения снабжения рабочих и служащих продуктами и товарами первой необходимости, ввели карточную систему. Каждый день прибывали в город эвакуированные люди.
- Посылку делят, - ответила на немой вопрос Веры Варвара Ильинична. - Сходи к Афанасьевне, забери. Она велела.
Вера вошла в кабинет заведующей.
- Хорошо, что пришла, - встретила её Жозефина Афанасьевна. - Не придумаю, что с посылкой делать. Ведь на всех не поделишь.
Она протянула Вере небольшой фанерный ящик.
- Отдай Рае. Пусть сама решит, что делать.
Пришедший в группу Трофимыч, старый дворник, выполнявший все мелкие работы, поддел стамеской и снял прибитую маленькими гвоздями крышку.
Рая достала лежащую сверху связку мелких сушек. Под ними лежали: завернутая в газету банка ежевичного варенья и коробочка леденцов-монпансье. Дальше лежало бережно свернутое теплое детское белье, вязаная шапочка, варежки и шерстяные носки. В кульке лежал колотый сахар.
Для военного времени это было целое богатство.
Рая протянула Вере сушки, сахар и варенье.
- Вера Васильевна, передайте это на кухню, пожалуйста.
Она, с сожалением, открыла коробочку с леденцами и протянула ее, приглашая детей попробовать сладкое лакомство.
В обед детям раздали десерт - кусочек хлеба, намазанный тонким слоем ежевичного варенья и сладкий чай.
С каждым днем с продуктами становилось все труднее. Сколько ни добивалась Жозефина Афанасьевна, продукты для детского дома, отпускались строго по норме.
- 19 -
В ноябре 41-го пришла пора идти на фронт Ивану Семеновичу.
Марфочка разглаживала повестку на столе, словно не верила тому, что там написано.
- Ты же не молодой, Иван!? - смотрела она на мужа.
- Не старый я, - пожал плечами муж. - Из винтовки еще постреляю.
- Как же я с детьми? - убивалась Марфочка.
- Дети помогать будут, - спокойно отвечал муж. - Чай, не малые уже.
Марфочка снова собирала вещи в котомку, теперь уже для мужа. Напекла шанежки с бараниной.
- Не накладывай ты мне! - останавливал ее Иван Семенович. - Голодным не оставят.
- Когда еще поешь домашнего? - всхлипывала Марфочка.
- Не лей слезы! - прикрикнул Иван Семенович. - Не люблю я того.
Жена замолчала и старалась незаметно вытирать глаза кончиками платка.
Эшелон, увозивший Ивана Семеновича, перевалил через Уральские горы, унося солдат из родных краев, отрывая от привычного жизненного уклада, от родных.
Качаясь на нарах в душной теплушке, Иван Семенович перебирал в памяти прошлую жизнь. Ведь только началось складываться. Дом построил, хозяйство крепкое завел. Жена работящая, добрая. Казалось бы: живи да радуйся, внуков жди. А теперь вернется ли домой? А сыновья? Болело сердце отцовское за сыновей.
- Отец, не стар ты воевать? - прервал его мысли солдат лет двадцати пяти-тридцати.
Иван Семенович поежился. Он не ощущал себя стариком, не смотря на то, что дети были уже взрослые.
- Сыновья мои воюют, я помогать им еду, - посмотрел он на солдата.
- Сколько же у тебя сыновей? - не отставал солдат.
- Воюют трое да дома подрастают трое, - похвастал Иван Семенович.
- Богатый ты, - вздохнул солдат.
- Может, кто останется в живых, - подал равнодушный голос с верхней полки парень, читавший газету, - вон, как немцы прут. Остановить не могут их.
- Паникер! - вскочил молодой солдат, - Речи такие ведешь.
- Не паникую я, - так же равнодушно отозвался грамотей, - А обстановку на фронте знать надо.
- Надо, конечно, - согласился Иван Семенович.
- Сыновья письма пишут? - спросил солдат с верхней полки.
- От Николая да Алексея были письма. А Леонид прислал одно, теперь молчит.
Вокруг заспорили, что бы могло означать молчание Леонида.
- Ты, отец, не думай плохо, - стал убеждать его молодой, - может, в окружение попал. Прорвутся, напишет.
- На фронте всяко бывает! - поддержал его грамотей, - Мне жена сказала, что будет верить в мое возвращение. А если верить, то так оно и будет!
Иван Семенович смотрел в окно.
Всей душой он верил, что сыновья вернутся.
Вера, война началась - 7
- 15 -
Позади оставались города, деревни, леса и перелески, изувеченные бомбежкой поля, истоптанные дороги. Впереди тоже были города, деревни, дороги, которые, рано или поздно, должны были окончиться, потому, что врага надо было остановить, задержать, не дать ему топтать русскую землю.
Полк держал оборону, окопавшись возле березового перелеска. Неподалеку осталась скромная деревенька, занятая немцами. В той деревеньке расположилась вражеская батарея.
Немцы, как по расписанию, после завтрака, который заканчивался у них в восемь часов, начинали методично обстреливать наши позиции. Заставить немцев замолчать оказалось непросто, и они упражнялись каждое утро.
Очередной ночью, отобрав два отделения бойцов, лейтенант Златоцветов пробрался с ними во вражеский тыл. Бойцы разделились на несколько небольших групп и со всех сторон ползком с тыла приблизились к вражеским позициям.
Алексей тихо свистнул.
С земли поднялись стремительные тени и метнулись в окопы, на не ожидавших нападения немцев. Были слышны только стоны и хрипы умирающих. В результате, вражеская батарея оказалась занятой советскими бойцами без единого выстрела.
С наступлением рассвета, красноармейцы, развернув орудия, стреляли по врагу из трофейных пушек.
И все же отступление продолжалось.
Отходили с тяжелыми боями, цепляясь за каждый клочок земли. С огромными потерями в сентябре сорок первого года дивизию переправили в Ленинград, где она заняла оборонительные позиции под Колпино, сменив истребительные батальоны ополченцев.
Бои велись на окраине города.
Периодически предпринимались попытки наступления на Красный Бор. Не приносившие, однако, успеха.
Немцы в очередной раз бомбили окрестности.
Возвращаясь с задания, бойцы взвода Златоцветова наткнулись на недавно разбомбленное здание.
- Лейтенант, - обратился к Алексею рядовой Светов. Он всегда старался быть рядом со взводным. - Разреши передохнуть; говорят: в одно место два раза бомба не попадает.
- Привал десять минут, - разрешил Алексей.
Светов тут же испарился, словно растаял в темноте.
Рядом с Алексеем остались трое бойцов. Прислонившись спинами к остаткам стены, они переводили дыхание. Один достал фляжку и приложился к ней. Потом предал ее другому бойцу.
Привал подходил к концу, как из ниоткуда появился Светов.
- Что за привычка, - укорил его Алексей. - Мы же выстрелить могли.
Светов, молча, подал ему раздувшуюся планшетку.
Алексей ощутил ее тяжесть.
- Что там? - спросил он.
- Шоколад! - почти прошептал Светов.
- Откуда? - строго спросил Алексей.
- Там склады разбомбили, - беззаботно ответил Светов.
- Ты что?! - зашипел Алексей. - Хочешь, чтобы мародерство приписали?
- Не пропадать же добру! Не я, так другой кто заберет, - возразил Светов. - Война, лейтенант.
- Убери с глаз! - велел Алексей, в который раз удивляясь пронырливости солдата.
Светов отошел подальше и повесил планшетку через плечо.
Алексей понимал, что солдат не выбросит шоколад. Он всегда удивлялся Светову. Солдат был практичным, приспосабливал все, что попадало под руку. Иногда успевал во время боя прихватить вражеские автоматы или патроны.
Всегда у него была присказка: «не пропадать же добру».
Правда, найденное им «добро» всегда находило применение у солдат, благо не жадным был Светов. Лишь иногда ворчал, что тяжести приходится носить ему одному. Но на него никто не обижался за упреки, знали, что отходчив Светов.
В последний из дней отступления окопались недалеко от деревни Готобужи. Начались бои за Ориенбаумский плацдарм. На этом участке дивизия сдержала наступление и контратаковала.
В один из сентябрьских дней комдив Богайчук приказал 657-му и 466-му стрелковым полкам выбить немцев из деревни Готобужи и слободы Фабричная и закрепиться в них.
Наши войска заняли исходные позиции. Попытка взять деревню не удалась. Батальоны, остановленные сильным пулеметным и минометным огнем врага, залегли. После второй атаки продвинулись за железную дорогу, но противник окопался в деревне, отражая атаки сильным огнем. Со стороны дороги били пулеметы, не давая поднять головы. Сломить сопротивление гитлеровцев не удавалось, слишком неравны были силы. У наших не было на тот момент поддержки артиллерии. Оставалось надеяться на стрелковое оружие да на смелость и отвагу командиров и солдат.
Алексей не успел перезарядить винтовку, как впереди взметнулась навстречу земля. Больше он ничего не видел. С поля боя его вынесли санитары, заметив, как у полузасыпанного землей лейтенанта дернулась рука.
Очнулся Алексей на госпитальной кровати.
В голове шумело, ныла левая нога. Он попытался приподняться и не смог: боль полоснула ногу, а в голове замолотили кувалды. Подошла женщина в белом халате. Алексей видел, как шевелились ее губы, но слов не слышал. Она взяла его руку, посчитала пульс и опять что-то сказала. Видно, успокаивала. Глаза ее были добрыми и полными сочувствия. Алексей опустил веки: кувалды в голове стали затихать.
Через две недели вернулся слух, стала затягиваться рана под коленом. Алексей уже вставал и ходил на костылях по палате. Врач сказал, что его контузило. Последствия контузии могут проявляться не сразу, а даже через несколько лет.
Еще через две недели Алексей ходил без костылей и просился на фронт.
Комиссия, хоть и неохотно, но подписала документы на выписку.
После ожесточенных боев за Ораниенбаумский плацдарм был получен приказ командования Ленинградским фронтом занять полосу обороны в районе Колпино.
Бойцы и командиры дивизии возводили укрепления под обстрелом врага, отражая частые атаки.
Землю уже сковали первые заморозки, иногда по утрам на поверхности выступал иней. В таких условиях воины рыли окопы, устанавливали проволочные заграждения и минные поля.
Пришедшее пополнение было не обстреляно. Многие не умели обращаться с оружием. Командирам приходилось всюду успевать, проверять, советовать и исправлять недочеты.
Построив взвод, Алексей проверял состояние оружия у пополнения.
- Оружие - к осмотру! - подал он команду.
Бойцы сняли винтовки и передергивали затворы. У очередного бойца заело затвор, он бесполезно дергал его. Алексей взял из рук новобранца винтовку и обнаружил большое количество застывшей смазки.
- Это что такое?! - строго спросил он.
Боец смущенно оправдывался:
- Хотел, как лучше, а она замерзла.
- Командиры отделений! Ко мне!! - закричал Алексей. - Что за непорядок?
Подбежали сержанты.
- Произвести чистку оружия! Проверить и доложить.
После того, как чистка была закончена, Алексей опять построил подразделение для проверки оружия.
- Оружие - к осмотру! - скомандовал он.
Придирчиво осматривая каждую винтовку, Златоцветов остался доволен.
Боец, допустивший оплошность, стоял с красным лицом.
- В следующий раз не переусердствуй, - напутствовал его взводный.
- Товарищ лейтенант! - подбежал к нему солдат. - Вас вызывают в штаб батальона.
- Продолжать проверку! - отдал приказ Алексей и поспешил в штаб.
Кроме него, там находились еще два лейтенанта.
- Пришло распоряжение направить три человека в топографическое училище, - сообщил начальник штаба Пономарев. - Отправляетесь с ближайшим транспортом!
Как известно: приказы командиров не обсуждаются. Через час трое лейтенантов из разных подразделений тряслись в грузовой машине. Машина остановилась у приземистого здания на окраине города. Территория была обнесена забором. У ворот стоял часовой.
Лейтенанты представились начальнику училища.
- Пройдите в класс на общее собрание. Вас введут в курс, - распорядился начальник.
В классе уже сидели десятка полтора таких же молодых командиров из разных родов войск и имеющих разные звания. На трибуну поднялся седой капитан со шрамом на левой щеке.
- Здравствуйте, товарищи курсанты! - приветствовал он собравшихся. - Я - командир вашей группы. Программа вашего обучения будет состоять из следующих дисциплин: огневая подготовка - овладение всеми видами стрелкового оружия. Подрывное дело, физическая подготовка, приемы рукопашного боя, радиодело, прыжки с парашютом и, конечно, топография. Вопросы есть?
Курсанты недоуменно переглянулись.
Один из них поднял руку:
- Кого из нас будут готовить? И зачем топографу радиодело?
- Готовить из вас будут командиров разведывательно-диверсионных групп для заброски во вражеский тыл. Но для всех, даже курсантов других групп, вы изучаете картографию и топографию. Сроки обучения сжаты, программа насыщенна, поэтому заниматься придется с полной отдачей сил. Еще вопросы есть?
- Никак нет! - отозвались из зала.
Начались учебные будни. Благодаря хорошей памяти и усердию, знания Алексею давались легко.
Но, когда дело дошло до прыжков с парашютом, выяснилось, что у него плоскостопие и больше, чем с двух метров, ему прыгать нельзя. Из-за этого лейтенанта Златоцветова отчислили, не дав полностью закончить курс.
Через месяц Алексей вернулся в свою часть. Его назначили помощником начальника штаба полка по разведке. Должность - для молодого лейтенанта - высокая. Но и ответственность не малая.
Без разведки на войне не обойтись. Как говорится: «разведка - глаза и уши армии. Позиции для огневых взводов подыскать или разведать оборонительные сооружения противника, отметить выгодные места для наблюдательных пунктов, собрать сведения о количестве и расположении врага, его резервов, нанести на карту речки, ручейки... Да мало ли еще забот на войне, о которых надо знать заранее.
Алексей стал готовить группы разведподразделений для засылки в тыл врага. Систематически организовывал разведки, благодаря чему, операции выполнялись успешно,а командование всегда было в курсе о противостоящем противнике на участке наступательных действий дивизии.
- 16 -
Прошедшее в заботах и ожидании лето, закончилось дождливой осенью. В перерывах между дождей, бабы пахали поля на быках.
На собрании в конторе правления единогласно выбрали в председатели Прохора Новожилова, того самого, который в первый день войны вез Веру домой. В армию его не взяли, по причине болезни легких. В колхозе он работал на не тяжёлых работах. Теперь же, среди оставшихся мужиков, он оказался самым толковым и практичным.
- Тебе бабами и руководить, Прошка, - рассудил дед Аксений, - забота теперь одна: хлебушек для фронта вырастить. Чем можем, помогать будем.
Прохор, не жалея себя, объезжал поля, собирал сведения о вспаханных гектарах, снаряжал обозы с хлебом. Заботясь о будущем урожае, он организовал вывоз навоза на поля. Колхозных коров, еще летом угнали на восток, остались только буренки во дворах.
Отголоски взрывов с каждым днем приближались.
И вот, однажды, по деревенской дороге прошли колонной советские солдаты. Уставшие, с темными от пыли и гари лицами, с потрескавшимися губами, шли они, стараясь не глядеть на жителей деревни.
У некоторых были перевязаны головы, руки. Они шли, не останавливались на отдых.
-Знать, немцы близко, - вздыхал дед Петро, опёршись руками на плетень.
- Защитники! - истерично кричала Лялячка из своего огорода. - Мы то тут как же?
- Замолчи! - окоротил ее Прохор, оказавшийся в тот момент около ее дома. - Оббеги баб, пусть хоть хлеба вынесут, воды иль у кого чего есть. Ишь, ругать она вздумала!
Сердобольные бабы уже несли вареную картошку, молоко в кувшинах, краюхи хлеба, сало, вареные яйца. Они подбегали к строю и совали в руки солдат еду. Те смущенно брали из их рук продукты и, со слезами на глазах, благодарили.
- Ешьте, - говорила Елизавета Павловна солдату с перевязанной головой. - Может, наших кто накормит. Она совала ему хлеб и творог в миске — всё, что успела схватить со стола.
- Держите, хлопцы! - Прохор передал солдатам мешок с собранным хлебом.
Дети и бабы долго еще стояли на дороге, провожая тоскливыми взглядами красноармейцев, в думах о завтрашнем дне.
Утро жители деревни встречали у занавешенных окон, следя из-за ситцевых занавесок, как пришельцы, не заставившие долго ожидать своего появления, по-хозяйски распахивали ворота и входили во дворы.
Не церемонясь, заходили в двери катухов и сараев, вытаскивали оттуда сопротивлявшихся и визжащих свиней, блеющих овец. Кудахтали куры, выдворяемые из курятников, недоуменно возмущались петухи.
Жители не оказывали никакого сопротивления. Да и кто мог бы оказать, если солдаты наперевес держат в руках автоматы.
Бабы, наблюдая из окон, посылали проклятия пришельцам, вытирая слёзы и сожалея о своей скотинке. Как зимовать без нее? Холили, кормили, надеялись перезимовать не голодая. Чем теперь кормить детей? Но и не бросаться же на грабителей во спасение скотины, когда неизвестно, что будет с самими.
Пришельцам показалось мало собранной животины: они стучали в двери домов или запросто входили в них, пугая баб и детей висящими на груди автоматами.
- Млеко, яйки, буттер!, - командовали они, показывая на стол. - Бистро! Шнеллер!
Непонимающие бабы бестолково суетились на месте, вызывая недовольство немцев.
Но те сами хватали горшки и кастрюли с теплых печек и уносили щи или кашу.
Завоеватели хотели поесть любой ценой, даже лишая еды хозяев. Когда они покидали дома, бабы прижимали к коленям напуганных детей и крестились.
Через несколько часов по домам прошли полицаи, сообщая жителям, что надо собраться в центре деревни. В случае неявки обещали поджечь хаты непослушных.
На площадь явились все жители, включая младенцев на руках у матерей и опирающихся на толстые палки стариков. Бабы, надвинув на глаза вязаные шали, несмело разглядывали пришельцев, диктующих новые жизненные порядки. Они боялись переспросить непонятные или недослышанные слова.
Толпа даже не роптала.
А переводчик все чеканил и чеканил слова, стараясь глубже вбить их в глупые славянские головы.
- Теперь можете разойтись! – он сложил развернутый лист бумаги - Херр Шульц, комендант вашей деревни, надеется на лояльное отношение к немецким солдатам.
- Какой хер? - почувствовав себя свободным, спросил дед Аксений у своей соседки Клавдии Шапошниковой.
- Ох, дед! - вздохнула та. - Не до смеха теперь!
- Где уж смеяться, - в тон ей произнес дед, - когда хер немецкий указывать будет, как нам жить.
Свободный дух жителей деревни было не так-то просто сломить. Скорее они были напуганы и озадачены неожиданными обстоятельствами.
Утром опять по домам спешно собирали жителей.
- Нравится им лекции читать, - возмущался всё тот же неугомонный дед Аксений, идя по подмерзшей за ночь дороге. - Поди опять поучать станет.
- На старости лет учеными станем, - кряхтя соглашался с ним дедок с аккуратно постриженной бородой.
С крыльца колхозного правления на селян злобно смотрел херр Шульц, сжимая пальцы, тесно обтянутые тонкими блестящими перчатками.
- Сегодняшней ночью из машин ваших освободителей был слит бензин, - четко вещал переводчик. - Херр Шульц обещает не трогать бестолковых деревенских аборигенов, если они сами приведут к нему преступников. В случае неповиновения будут казнены трое стариков. Несомненно, жители знают, кто совершил преступление против власти и сразу назовут бандитов. Херр Шульц ожидает три минуты.
Дед Аксений первым вышел из толпы, не дожидаясь добровольцев или боясь, что кто-нибудь не выдержит и сознается. Он поклонился в строну односельчан и громко крикнул:
- Не поминайте лихом! Не жалейте!
Херр Шульц взмахнул кожаной перчаткой, и двое солдат поставили деда у стены правления.
- Еще есть добровольцы? – спросил переводчик, выслушав перед тем речь коменданта. - Херр Шульц сомневается, что старик один сливал бензин.
- Есть! Есть! – вперед выдвинулись два бородатых старика, опирающихся на толстые палки.
- Мил человек, - обратился один из них к переводчику, - Передай начальнику, мол, мы бензин тот слили. Трое нас там было.
Переводчик передал слова деда коменданту.
Херр Шульц слушал внимательно и все больше хмурился. Потом повернулся к переводчику и что-то отрывисто произнес.
- Вы раскаиваетесь? - спросил переводчик.
- Нет! – крикнул дед Аксений. - Родину защищать не грешно!
- Огонь! - повторил по-русски команду херра Шульца переводчик.
Затарахтели автоматы.
Старики упали, не успев понять, что с ними произошло.
Толпа глухо охнула и замерла.
Никто не ожидал, что вот так быстро погибнут, пусть старые, но еще крепкие деревенские мужики. Ведь они сами пришли сюда, не ожидая такого нелепого конца. Значит, такое может случиться с каждым стоящим сейчас на площади? Как жить дальше? Как долго терпеть немецкий гнет? Бояться за своих детей? Женщины боялись глядеть друг на друга, вдруг прочтут в глазах соседки свои мысли?
Елизавета Павловна, придя домой, закрыла наглухо ставни на окнах. В голове билась единственная мысль: «защитить своих детей!»
В ту ночь спать легли вместе. Прижимая к себе маленького Кольку, мать протянула руку и обняла сына и дочь. Так наседка своим крылом укрывает беззащитных цыплят.
Утром не хотелось подниматься с постели. Но проснувшиеся дети просили поесть.
Елизавета Павловна вышла во двор, боясь встретить немцев. Она направилась в сарай доить корову. Потом варила картошку и накрывала на стол. Все время ее не отпускало ощущение, что вот откроется дверь и придут выгонять из дома.
Непривычно было сидеть дома, не ходить на работу. В колхозе всегда находились дела. До войны работали с рассвета и до заката, не разгибая спины. Сеяли хлеб, сажали бураки, пололи огороды, косили сено, работали на току…
Чтобы не сидеть в праздности, она взялась за спицы. Детей на улицу не выпустила, пусть будут на глазах. Так и просидели целый день, не высовываясь на улицу и не ведая, что там твориться.
Ближе к обеду следующего дня с улицы послышались выстрелы.
- Неуж-то опять расстреливают? - встревожилась Елизавета Павловна. Но выйдя на крыльцо поняла, что идет бой.
«Наши наступают», - обрадовалась она.
В деревне слышалась перестрелка, деловито стучали пулеметы. Она увидела, как во двор забежала соседка, Зоя Дорохова. Впереди нее бежали дети.
- Лизавета! - кричала Зоя. - Прятаться надо! Твоя хата на отшибе, может не сунуться сюда.
Хозяйка широко отворила дверь и буквально заталкивала детей в сени.
- Что там твориться? - спросила она, тревожно оглядываясь на дверь. - Стреляют с обеих сторон.
Во дворе опять послышался шум. Прибежали еще женщины с детьми.
- Прятаться надо в погреб, - предложила Федора Степнякова.
- И то — дело, - поддержала ее Мария.
В погребе просидели весь день, прислушиваясь к стрельбе и взрывам. К вечеру стало затихать, и женщины выбрались из погреба.
- Надо домой идти, - озабоченно смотрела в сторону деревни, Мария.
Там людей ждала неизвестность.
Женщины потянулись к своим домам.
Увы, по улицам двигались ненавистные немецкие солдаты. Они снова занимали дома, вывешивая на дверях таблички: «beschaftigt» (занято).
Женщины стояли около дверей родных хат в недоумении: «что означают надписи?». Некоторые сразу поворачивали и шли в летние кухни, где были небольшие печки и можно было жить, не попадаясь на глаза захватчикам.
Устроившись на новых местах, немцы опять собирали жителей на площади.
- Муштруют нас, как юнцов на плацу, - возмущался идущий рядом с бабами Иван Лопухов.
- К порядку приучают, - поддержал разговор Кузьма Дронов. - Мы же — мужичьё, из дубов струганное.
-Ты не ори так, - зашикали на него женщины.
- Боитесь, бабы? - усмехнулся Кузьма.
Ему никто не ответил.
Подходили к правлению, и даже разговаривать никому не хотелось, не то, что спорить с Кузьмой.
На крыльце стоял всё тот же херр Шульц, потирая руки в блестящих перчатках и строго оглядывая толпу, ища дерзкого, смелого взгляда. Но никто на него не глядел. Разочарованный, он кивнул головой переводчику и медленно, чтобы тот успевал переводить, громко начал читать очередное обращение.
- Убедившись в том, что немецкий порядок надолго водворен в вашей глухой провинции, - вторил герру Шульцу переводчик, - объявляются новые правила проживания на территории, освобождённой Вермахтом.
Сдать все оружие, какое имеется в наличии у населения!
Переписать всех животных находящихся в наличии. Убивать животных для нужд населения запрещается!
Запрещается появляться на улице после девяти часов вечера и раньше семи часов утра!
Запрещается выезд из деревни без особого разрешения господина коменданта!
Сдать зерно, картошку и прочие овощи для нужд солдат Великой Германии!
Сдать радиоприемники, патефоны, если таковые имеются!
Сдать…!
Сдать…!
Сдать…!
В случае неповиновения — расстрел!!!
- закончил переводчик.
Толпа опять молчала.
Что могли возразить женщины, дети, старики, окруженные солдатами, завоевавшими половину Европы и не знающими пощады.
Оставшиеся не призванными в Красную Армию деревенские мужики стояли отдельным кружком. Никто из них не произнес ни одного слова.
Едва Елизавета Павловна переступила порог кухни, в дверь постучали. Вошли Марья и Федора.
- Как жить будем? - запричитала Марья, повалившись на лавку.
- Детей не пугай! - оборвала ее хозяйка. Младший, Колька, тут же разревелся. Сестра взяла его на руки.
- Не кричи! - успокаивала Надюшка брата, - не то немцы заберут!
- Не мели, чего не след! - накинулась на нее мать. - Накличешь еще!
- Что нам делать, Лизавета? - устремила на нее взгляд Федора. - Ты у нас самая рассудительная. Что делать будешь?
-Эх, бабы, - вздохнула хозяйка. - Как бы знать, что делать надо. Жить буду!
- Подохнем! - причитала Марья. - Хлеб заберут, животину заберут!
- Надо припрятать хлеб, не весь, конечно, - предложила Федора. - Хоть в огороде.
- В огороде нельзя, - усомнилась Елизавета Павловна. - В балке надо закопать. Приходите ночью, зерно приносите.
- А немцы? - пугливо спросила Марья.
- Они теперь победу отмечать станут — напьются - не до нас им будет.
Ночью женщины спрятали зерно в ближайших балках.
Немцам было не до них. Праздновали закрепление на занятых территориях. Трезвыми оставались лишь часовые.
Ночь освещалась тусклой луной.
Бабы возвращались с опаской: вдруг часовые заметят. Шли там, где недавно был бой. Федора споткнулась и чуть не упала на убитого солдата.
- Бабы! - воскликнула она. - У него шапка со звездой! Наш он!
- Где ты разглядела звезду? - зашипела на нее Зоя. - Темно.
Мария зажгла спичку.
- Точно, наш, - сказала она. - Вон и ружье рядом валяется. У немцев — автоматы.
- Похоронить надо, - твердо сказала Елизавета Павловна.
- Ошалела! - сверкнула глазами Федора. - Немцы рядом. Да и устали мы землю мерзлую колупать.
Елизавета Павловна, не раздумывая, сняла лопату с плеча и, расчистив снег, воткнула ее в землю. Почва, промерзшая сверху, отскакивала мелкими комками. Подчиняясь ее воле, бабы застучали лопатами о твердую землю. Солдата положили в яму, и тут Мария спросила:
- Ружье с ним положим?
Федора взяла винтовку и положила ее рядом с солдатом.
- Горемыка, - вздохнула Марья. - Дома не дождутся его и не узнают где похоронен.
Женщины украдкой смахнули набежавшие слезы.
На рассвете Елизавета Павловна вышла из дома. На улице стояла сумеречная тишина. Она посмотрела в сторону деревни. Оттуда доносились мирные звуки: где то проснулся петух и хрипло заорал, вторя ему, лениво забрехала собака. Бабы еще не затопили печек, над трубами не вилось дымков. Она подумала, что немцы отсыпаются после попойки и отправилась за деревню. Женщина собрала все винтовки валявшиеся на земле и отнесла к сараю. Раскопала землю под стогом соломы, благо под соломой земля была мягкой, и спрятала там винтовки, решив, что они могут пригодиться, когда вернутся наши солдаты.
Вера, война началась - 6
- 9 -
Достигнув городка Бауски, основные части переправились через реку Мушу.
Не успевшим отдохнуть бойцам снова пришлось принять бой с механизированными подразделениями пехоты гитлеровцев. В ходе боя был получен приказ отходить на Ригу. Вслед за красноармейцами к Риге потянулась, настигая, большая группа вражеских танков. Они достигли берега реки Даугавы, но взять с ходу город не удалось. Два моста через реку были взорваны. Немцы форсировали реку восточнее и заняли плацдарм на северном берегу Даугавы.
Из-за грозившей опасности попасть в окружение и недостатка сил для защиты города, командование Северо-Западного фронта приказало частям Красной Армии отходить.
Рига также была оставлена.
Город без промедления был занят врагами.
Дивизия продвигалась в Тартусском направлении. Был получен приказ к утру 7-го июля занять северный берег реки Эмайыги и упорно обороняться.
Измученные боями и переходами красноармейцы вступили в город.
Старинный город, с зелеными раскидистыми липами, с тихими, чистыми улицами, казался спокойным, занятым повседневными заботами.
Но это было обманчивое впечатление.
Жители провожали колонны красноармейцев удивленными взглядами.
Среди тишины, сотрясая стены старинного университета и развалины Вышгородского собора, с грохотом взлетел в воздух каменный мост через реку Эмайыги.
Всем стало ясно, что надвигается нечто ужасное, непоправимое.
В течении трех дней дивизия без отдыха сооружала укрепления.
Взвод лейтенанта Златоцветова оборудовал огневые точки переднего края в подвалах, на чердаках и в верхних этажах жилых домов.
К вечеру четвертого дня, обойдя участок обороны слева, в город ворвалась рота гитлеровцев и 20 танков.
Улицы старого города заволокло сизым дымом. В сумеречной темноте завязалась ночная схватка, увенчавшаяся победой красноармейцев.
Утром немцы, не успокоившись, снова попытались форсировать реку. Начался бой. В оборудованных на высоких чердаках наблюдательных пунктах разведчики корректировали огонь, рискуя жизнью.
Ночью взвод Алексея ворвался на вражеские позиции. В короткой схватке были уничтожены застигнутые врасплох гитлеровцы. В свое расположение взвод вернулся с трофеями.
Через месяц боёв дивизия была представлена к ордену Красного Знамени.
- 10 -
Поезд стучал и стучал колесами, наводя тоску на пассажиров.
За окном мелькали поселки, проплывали города.
Все чаще вдоль железной дороги появлялись светлые сосновые леса. Огромным высоким деревьям с игольчатыми зелеными лапами казалось не будет конца.
Иногда дети с радостью наблюдали, как скачут с ветки на ветку проворные белки. Однажды к железнодорожному полотну вышел огромный лось с ветвистыми рогами. Он совсем не обращал внимания на шум коптящего дымом паровоза, не боялся громкого стука колес, ожидая, когда сможет перейти через рельсы.
Как ни была длинна дорога, но окончилась она добротным деревянным вокзалом.
На улице было прохладно. Чувствовалось приближение осени.
- Город Канск! - пронеслось по вагону.
- 11 -
Прорвав окружение в августе месяце 41-го, дивизия вновь продолжала сражаться на правом берегу реки Нарва.
Три дня бойцы отражали яростные непрерывные атаки противника.
Солнце безжалостно палило с неба, на котором не было ни одного облачка. Ветер замер в вышине деревьев, притаившись, словно прячась от порохового дыма, от разрыва снарядов.
По лицам бойцов струился горячий пот, заливая глаза; мокрые гимнастерки липли к телу.
Жара, пыль, свистящие пули, взрывы снарядов.
Казалось, кошмару не будет конца.
Но красноармейцы держали оборону, бились до последнего патрона.
Опять гибли солдаты, раненых выносили с поля боя и отправляли в тыл.
Утром четвертого дня пришлось отойти и занять оборону в укрепленном районе за рекой Лугой. Дивизия снова пополнялась вновь прибывшими бойцами.
Привезли долгожданную почту.
За время отступления и перемещения полков с одного места на другое, солдаты редко получали письма из дома. Теперь их ожидали по нескольку писем от родных.
Алексей получил сразу пачку писем.
Брат Николай воевал под Псковом, в моторизованной бригаде. Его письмо было коротким, видно писал в перерывах между боями.
Пришло письмо от Марфочки. Она сообщала, что проводили на фронт Леонида. Писала, что сестра Тамара пытается повторять песни с пластинок.
От жены Дуси пришло целых пять писем. Она жила в районном центре Большая Владимировка. Дуся писала, что дочка Аленка ждет его домой.
Жена, также, писала незатейливые стихи:
«...Мне уже не раз приснился вечер
на сырых балтийских берегах.
Дальний край, германская граница,
паренек в армейских сапогах…»
Была в письме и фотография Дуси - довоенная, которую очень любил Алексей. Дуся, закутанная в меховую шубку, с уложенной «волнами» прической. Жена всегда была модницей и выделялась на фоне других женщин.
Познакомились они в Шеманаихинской средней школе, куда был направлен на работу, после окончания педагогического техникума Алексей. Евдокия уже работала в школе учителем географии. Алексей стал преподавать русский язык.
В 38-м они поженились. В 39-м родилась дочь.
Потом Алексея призвали в армию. Через три месяца он поступил в военное училище. Дуся с Аленкой остались в Казахстане.
После окончания училища Алексей должен был приехать за семьёй.
Но, не сбылось.
Война порушила планы миллионов людей, заставила жить иначе.
Письма Дуси были длинными, от них пахло знакомыми духами, навевающими воспоминания о доме.
- 12 -
Жозефина Афанасьевна опять суетилась, требуя, чтобы детей отвезли в отведенное помещение. Ее успокоили, сказав, что до дома можно дойти пешком.
Воодушевленные дети быстро шагали по дороге.
Дом оказался добротным, двухэтажным. Деревянные ступени лестниц скрипели под ногами любопытствующих детей. Они бегали по коридорам, заглядывали в просторные комнаты, подбегали к высоким окнам, выглядывали в заросший парк.
- Интересно, кто здесь раньше жил? - Раечка степенно шагала по коридору рядом с Верой.
- Здесь учреждение какое-то было, - отозвалась Вера, рассматривая потолок.
- А раньше - купец жил, - поддержала разговор сопровождающая женщина из РайОНО.
- Здорово! - радовалась Раечка. - Тут, наверное, балы устраивались?
- Наверное, - улыбнулась женщина. - Размещайтесь, места всем хватит.
Вера и Лилия Тимофевна, вместе с другими воспитателями, размещали детей по комнатам.
Жозефина Афанасьевна металась по этажам, уточняла сколько еще надо кроватей, простыней, полотенец.
-13 -
После длившихся почти месяц ожесточенных боев, снова был получен приказ отходить в Ораниенбаумском направлении. Отходя на новые оборонительные рубежи, солдаты не теряли надежды на скорую победу.
Но для того, чтобы победить, нужно не только сдерживать врага, нужно действовать, нанося неожиданные, пусть и мелкие по значимости, удары.
Надо знать, где и что думает предпринять противник. Для того, чтобы быть в курсе планов гитлеровцев, части выделяли храбрецов, которые, пользуясь темнотой ночи, неожиданно врывались в расположения фашистов.
В одну из таких ночей взвод лейтенанта Златоцветова на деревенской дороге столкнулся с вражеской колонной. Не ожидая нападения, впереди ехали два грузовика с солдатами. За ними - легковая машина с офицерами.
Лейтенант первым выскочил на дорогу. Бойцы, поддерживая его, забросали гранатами шедшие грузовики с солдатами и легковую машину с офицерами. Не мешкая, собрали оружие и документы, и скрылись в придорожном леске.
- Молодцы, бойцы! - благодарил их ротный, когда ему предоставили ночные трофеи, - просто герои!
-Нас теперь к награде представят? - спросил молодой солдат из пополнения.
- Еще раз отличитесь, представят, - обещал ротный.
В начале войны награждали редко.
Когда он ушел, Алексей пристально оглядел своих солдат.
- Хочу предупредить всех, - сказал он строго, - воюем не за награды!
- Не обижайся на него, лейтенант, - заступился за солдата рядовой Светов, - зелёный ещё он. Повоюет с наше, не станет о подвигах думать.
Алексею казалось, что привыкнуть к войне невозможно. Невозможно привыкнуть к тому, что вчера плечом к плечу стояли в окопе, отстреливаясь от врагов, и без слов понимали друг друга. Пока один стрелял, не давая врагам поднять голову, другой мог в это мгновение перевести дух или найти цель, перезарядить оружие. А сегодня кто-то другой стоит рядом, опять надо настроиться на один лад, чтобы его плечо не мешало, а внушало доверие. Невозможно не думать о тех, кто остался лежать на земле, а ты не можешь даже вырыть могилу для товарища, потому что сзади наступают враги. Но, видимо, человек привыкает ко всему. Или не привыкает, а смиряется с обстоятельствами?
Светов, поняв его мысли, нахмурился.
- Навидался я много в этой жизни, лейтенант, - сказал он просто. - Тебя тоже отпустит. Будешь по другому на войну смотреть.
- 14 -
Вера и Люся сняли комнату у бабы Наташи в небольшом уютном домишке с кустами смородины в палисаднике.
Комната или, как называла ее хозяйка - «угол», выходила окнами на тихую улицу, где около забора росла раскидистая черемуха.
- Печку-то видели, топить умеете? - недоверчиво рассматривала баба Наташа жиличек.
Люся смущенно молчала.
- Я умею, - сказала Вера. - В деревне выросла.
- А я - из Ленинграда. У нас печки не было, - тихо проговорила Люся.
Хозяйка вздохнула:
- Молодые вы! Трудно придется. Ну-у, может дровишек подкинут власти. А вот продукты у нас сами в огороде рОстят: картошку, огурцы, капусту да солят в бочках. Ой, не знаю, как вы будете жить! В лес сходите, грибов соберите да посушите. Пригодятся зимой.
Девчонки приуныли, слушая хозяйку.
- Слушай, - подала голос Вера, когда они остались одни. - Давай приберемся!
Они вымыли окна, выскоблили полы, развесили свою одежду в древнем хозяйском шкафу, пропахшем нафталином.
В комнате стало просторнее от чистых блестящих окон, от чистого деревянного пола.
- Как дома, - Вера довольно оглядела комнату.
Люся улыбнулась:
- Ты — молодец!
Ей, оторванной от домашнего уюта, нравился оптимизм подруги.
«С такой - не пропадешь», - решила Люся.
Вера никогда не думала о своем характере.
«Главное - не ныть!» - было ее девизом.
Это помогало Вере переносить выпадавшие на ее долю жизненные испытания.
Потом они обустраивали детдом, распределяли детей по группам, расставляли кровати, тумбочки.
Вера отослала письмо домой. В дороге она писала письма, но обратного адреса написать не могла, поэтому ничего не знала о том, что происходит дома.
В Островянке надеялись, что война обойдет деревню стороной.
Оставшиеся женщины и немногочисленные мужчины убирали урожай с полей, работая и днем и ночью. На быках возили зерно в райцентр. Все машины и трактора были отправлены на фронт. Колхозных коров и лошадей отправили на восток, чтобы не оставлять врагу. До прихода немцев успели раздать по дворам рожь, немного пшеницы, проса да солому для коров. Кто успел - накосил сена.
По ночам слышались дальние отголоски взрывов, и горизонт в той стороне светился багряно-красными всполохами.
Некоторые семьи, собрав вещи, потихоньку покидали деревню, не дожидаясь прихода немцев. Большинство же боялись оставлять родные дома, ехать с детьми в чужие края. Надеялись люди, что скоро все кончится, вернется прежняя жизнь.
Вброшу
После принятия всех пунктов Требования протестующих в Сиэттле через месяц
Вкратце: Всех освободить из тюрем, распустить полицию. Дальше мы сами.
p.s. kniga better (с) Gunkin - движение литературных меньшинств
Хорошо разбираетесь в звездах и юморе?
Тогда этот вызов для вас! Мы зашифровали звездных капитанов команд нового юмористического шоу, ваша задача — угадать, кто возглавил каждую из них.
Переходите по ссылке и проверьте свою юмористическую интуицию!