Сессия близилась к концу, а на горизонте забрезжили вступительные экзамены. Поэтому расслабляться было рано. И все-таки Ольга решила взять на две недели отпуск. По закону ей полагался двухмесячный, но в этом году полностью его отгулять никак не удавалось. Практически весь июль занимали вступительные экзамены и зачисление, а с первого сентября начинался зимний семестр.
Заместителя, на которого с легкой душой можно было оставить кафедру, Ольга пока не видела. Она полностью доверяла Мише Сенечкину, но он был только ассистентом, хотя и кандидатом наук.
Институт объявил конкурс на две доцентские ставки, освобожденные Паршиковым и Тихоновой. Ольге очень хотелось, чтоб на эти должности были избраны Сенечкин и Коротков. Но требовалось выждать два месяца со дня опубликования объявлений. А за это время могли подать заявления не менее достойные претенденты из других вузов.
Для Гали Забродиной Ольга выбила ставку старшего преподавателя. Под ее мощным нажимом ректор согласился забрать эту ставку у кафедры теоретической механики. В скором будущем должен был уйти на пенсию часто болевший доцент Зацепин. Ольга дала Гале слово, что тогда эта должность будет ее.
Так постепенно, преодолевая то одни, то другие трудности, она создавала коллектив единомышленников.
Из летней сессии они вышли достойно — с минимальными потерями. Теперь предстояло не менее трудное испытание на прочность: новый набор на первые курсы всех факультетов. И чтобы собраться с силами, она решилась на две недели оставить кафедру, назначив своим временным заместителем спокойного и рассудительного доцента Храмова. Виктор Васильевич Храмов имел сорокалетний стаж работы и был в прекрасных отношениях со всеми коллегами. Он умудрялся ладить даже с Паршиковым, одновременно не принимая участия в его сомнительных делишках.
Ольга понимала, что Храмов — только вывеска, а по-настоящему ее замещать будет Миша Сенечкин. Ему она строго-настрого приказала обо всех маломальских происшествиях немедленно звонить ей домой. Тем более, что уезжать она никуда не собиралась.
Вступительные экзамены начинались шестнадцатого июля. Экзаменационные билеты были готовы, отпечатаны и положены в сейф — ключи от него хранились у нее. Конечно, все преподаватели, подрабатывавшие подготовкой абитуриентов, давно уже обменялись информацией об их содержании. Но это Ольгу не волновало. Ведь вариантов было так много, что выучить и перерешать их все означало подготовиться по всему курсу. Ну и пусть готовятся — на здоровье. Теперь главное: не допустить махинаций на самом экзамене. Но заняться этим она собиралась, вернувшись одиннадцатого июля из отпуска.
Весь первый день отпуска Ольга обещала подарить дочке. Последние недели они виделись только по вечерам. Ольга приходила с работы смертельно уставшая, и у нее не оставалось сил даже выслушать Леночку. Наскоро поужинав и поцеловав девочку, она еще долго работала при свете настольной лампы, пока усталость окончательно не валила ее с ног.
Иногда она просматривала научные журналы, взятые в библиотеке, вожделенно поглядывая на статьи и бумаги, терпеливо ожидавшие ее пера. Но на серьезную работу совсем не оставалось времени. И вот теперь, наконец, можно было хоть на несколько дней погрузиться в любимые уравнения и расчеты.
Но сначала — Леночка. В их первый день была суббота, поэтому в детский сад можно было не идти. Утро они решили посвятить походу в зоопарк. А после обеда погулять по городу, послушать концерт в городском парке и поваляться вечером на диване, болтая о том, о сем. Воскресенье мама и дочка намеревались провести на пляже, о котором много слышали, но так ни разу и не посетили. И все время вместе, чтобы можно было наговориться вдоволь.
Но едва они сели завтракать, как раздался звонок. Явился Гена. Сообщение, что Лена с мамой идут в зоопарк, повергло его в глубокое уныние. Такое огорчение было написано на лице Леночкиного братика, что Ольга, покормив завтраком заодно и его, предложила мальчику идти с ними. Просияв, он бросился спрашивать разрешения у мамы.
Когда они уже выходили из дому, на них налетела Маринка, направлявшаяся к Леночке поиграть. Пришлось и ее брать с собой. Так всей компанией они и явились в зоопарк. Там время пролетело незаметно. Они ходили от клетки к клетке, разглядывали зверей и очень их жалели.
— Бедные, — говорила Лена, — как им, наверно, страшно здесь. Ведь кругом столько людей и некуда спрятаться. Но они же дикие звери.
— А может, они уже привыкли? — возражал Гена. — Они же видят людей каждый день. И потом, их здесь кормят, а в лесу надо пищу самим добывать. Там не каждый день поешь, как следует.
— А давайте у них самих спросим, — предложила Марина. — Эй, олень, тебе здесь нравится?
Олень подошел поближе к решетке и внимательно посмотрел на девочку большими умными глазами.
— Ой, он понял, понял! Он понял, что я к нему обращаюсь, — обрадовалась девочка. — Тетя Оля, а что он хочет сказать?
— Он хочет сказать, — улыбнулась Ольга, — что ему здесь хорошо. Еды хватает, и никто не съест, никакой хищник. Правда, побегать места маловато — вольер небольшой. Но мне кажется, он жизнью доволен. Смотрите, какой упитанный да гладкий. Нет, оленям здесь живется хорошо. Вот хищникам действительно скучновато.
— А по-моему олень ждет, что мы ему покушать дадим. — Гена нарвал травы и протянул ее оленю. Тот охотно стал брать мягкими губами стебельки.
— Гена, а нас не заругают? — Леночка обеспокоено оглянулась. — Смотри, здесь написано: животных не кормить. А вдруг ему эту травку есть нельзя? Еще живот заболит.
— Действительно, Геночка, не стоит этого делать. — Ольга взяла мальчика за руку. — Пойдемте лучше дальше.
Они обошли все клетки, полюбовались плавающими по озеру птицами, поели мороженого и усталые, но довольные, полные впечатлений, вернулись домой.
Как хорошо с детьми, — думала Ольга. Как будто кислороду надышалась. Как они внимательны друг к другу! А Гена — ну просто галантный кавалер. Руку подает, когда Лена со ступеньки сходит. И где только научился?
Она не знала, что теперь всему этому мальчиков учат уже в детском саду. А Гена, как губка, впитывал все, что могло ему пригодиться в общении с Леночкой. Только бы она была им довольна, только бы похвалила.
Он давно выучил таблицу умножения и все пытался решать примеры из Леночкиного задачника. Если числа были не очень большими, у него получалось. Но вот как она находит хитрый икс, который прячется то в скобках, то под каким-то корнем, — этого он понять никак не мог. А еще там бывал и игрек. Нет, это было совершенно непостижимо.
— Но это же, как очень интересная игра! — пыталась объяснить ему Лена. — Вот икс укрылся от меня за буквами, но я его все равно найду. Смотри, я сейчас раскрою скобочки, и ему уже труднее будет прятаться. А теперь я его перенесу на другую сторону от знака "равно" − туда, где его дружок поджидает.
— А почему ты пишешь минус, а там был плюс? — не понимал Гена. — И здесь было два икса, а теперь за скобочкой один. Куда другой делся?
— Так ведь это один и тот же икс. Я его вынесла за скобки и теперь его там нет, — объясняла Лена. — А при переносе с одной стороны равенства на другую надо менять знак, такое правило. Вот теперь он, миленький, никуда от меня не денется. Сейчас я его компанию вниз под черточку отправлю — в знаменатель. И вот он, голенький, передо мной. Попался, голубчик. Давай-ка посмотрим ответ. О, все правильно! Видишь — ответ такой же, как у меня.
— А зачем его искать, этот икс, если есть ответ? Посмотри туда, и все.
— Так ведь интересно! Я с иксом как будто в прятки играю. Ты же любишь в прятки играть. Здесь икс от меня прячется, а я его нахожу. А ответ — чтобы проверить, правильно ли нашла. Я уже и икс с игреком могу находить.
— Неужели тебе это так нравится?
— Конечно! А иначе — зачем бы я решала? Это интереснее даже мультиков. Мультик один раз посмотришь и уже знаешь, что дальше будет. А здесь в каждом примере новые хитрости. Но я хитрее, я этот икс все равно за ручку на свет выведу.
Но Гена этого никак понять не мог. И потому тихо ненавидел все иксы с игреками, вместе взятые.
Ольга от души веселилась, слушая их разговоры. Ее совсем не беспокоило, что Леночка так далеко ушла в своем развитии. Да, в математике она соображала лучше Гены и Марины, но зато Гена научился во Дворце пионеров играть в шахматы. Ему подарили на день рождения шахматную доску с фигурками, и он с увлечением принялся учить девочек этой замечательной игре. Вскоре они так ею заразились, что приходилось буквально оттаскивать ребят от доски. Ольга не раз пожалела, что купила им книгу о шахматах. Лена быстренько разобралась во всех обозначениях, и они принялись с увлечением изучать шахматные партии, забыв обо всем на свете.
А еще Гена сделался заядлым спортсменом. В свои семь лет он стал таким высоким и крепким, что ему смело можно было дать все двенадцать. На пушистом ковре Леночкиной комнаты мальчик не раз показывал своим подружкам разные приемы. По их дружному визгу и хохоту можно было догадаться, чем заканчивались попытки девочек его побороть.
Маринка тоже не отставала от друзей. Она с пяти лет изучала английский язык и к семи годам владела им вполне сносно. По ее настоянию Гена и Лена тоже записались в кружок английского при Дворце культуры строителей и начали ходить туда по воскресеньям. А еще у Маринки обнаружился поэтический дар. Совсем недавно ее друзья, изумленно открыв рты, выслушали Маринкин первый стих:
Мальчик Гена дружит с Леной,
Защищает Лену Гена.
Дружит Гена и с Мариной —
Очень славная картина!
— Мама, мама! Марина стих сочинила! Настоящий! Ты послушай! — влетела Леночка в комнату, где Ольга только-только приготовилась поработать над статьей. Но раз такое событие! Статью пришлось отложить.
Стишок Ольге понравился. И рифма на месте, и ритм, и чувства. У девочки определенно есть способности.
— Давайте записывать стихи Марины в тетрадь, — предложила она, — а когда наберется много, можно будет послать их на радио или в детский журнал. Может, услышим или напечатают где-нибудь.
— Давайте. Вот здорово! — Леночка немедленно достала чистую тетрадь и скомандовала:
— Диктуй, Мариночка. Я буду записывать.
Теперь через день-другой Маринка выдавала новый стишок, и тетрадка постепенно заполнялась. В садике ее сильно зауважали, а некоторые дети даже стали заучивать Маринкины стихи наизусть. И читали их дома, хвастаясь: — Вот какая у нас девочка есть! Воспитательница говорит, что у нее талант.
В общем, окружением Леночки и ее теперешней жизнью Ольга была довольна. Девочка постоянно находилась под присмотром, не скучала и совсем перестала болеть. А впереди им светила поездка в Батуми, о которой они так мечтали. Вот только пережить бы вступительные экзамены.
Все Ольгины радужные мечты о двухнедельном отдыхе в сочетании с увлекательной работой над статьями были разбиты через три дня самым прозаическим образом. Позвонил Миша и расстроенно сообщил:
— Ольга Дмитриевна, вас домогается зам по учебной работе Максим Максимыч Рябушкин. Он был просто потрясен, когда узнал, что вы в отпуске. Вы же председатель всей экзаменационной комиссии. Он вчера собрал совещание, а вас нет. Его чуть удар не хватил. Раскричался: “Да как она могла? Когда столько дел! Какой может быть отпуск — экзамены на носу!” — В общем, шуму было!
— Но меня же ректор отпустил. Я же не самовольно, — удивилась Ольга. — Целый месяц практически без выходных. В конце концов, я живой человек. И наука моя стоит, думала ею заняться. Статью никак не закончу.
— Ольга Дмитриевна, я все это ему сказал. И про работу без выходных, и про разрешение ректора. А он одно твердит: “Разрешил, потому что она просила. Но как она могла просить?!”
В общем, Ольга Дмитриевна, он вас завтра ждет к десяти утра. Просил не опаздывать.
Вот и отдохнула! — У Ольги от огорчения просто опустились руки. Но она заставила себя пересилить обиду и явилась в кабинет Рябушкина во всеоружии.
— Я знаю, что у математиков все готово к экзаменам, — заявил он, едва она открыла рот. — Но вы, наверно, забыли что, кроме математики, есть еще физика и диктант. Вы ведь теперь за все отвечаете. Вы убедились, что там тоже все в порядке? Ведь нет! Вспомните свою речь на ученом совете. Как вы все тогда красиво обрисовали. А сами, оказывается, даже ни разу не собрали ответственных предметников, не проверили их готовность к экзаменам. Как прикажете это понимать?
— Но я думала, я думала... что выйду одиннадцатого и все успею, — жалобно пролепетала Ольга, чувствуя себя провинившейся школьницей. — Максим Максимович, я виновата. Простите меня! Я немедленно свяжусь с заведующими кафедр физики и филологии. Разрешите идти?
— Идите и через три дня доложите, что сделано и что осталось. А если возникнут проблемы, сразу обращайтесь.
Беседа с заведующим кафедрой физики показала, насколько Рябушкин был прав. Новых билетов физики не приготовили, а в старых тридцати содержалось по два вопроса теории и только одна задача. То есть было подготовлено к экзамену всего-навсего тридцать задач, причем повышенной трудности. Задачи оказались настолько сложными, что далеко не всякий школьник смог бы их решить. Практически справиться с ними могли только те, кто знал их условия.
Все сотрудники кафедры, конечно, знали условия задач, поэтому ученики, с которыми они занимались репетиторством, имели громадное преимущество перед остальными абитуриентами. Ведь вызубрить решение тридцати задач не очень трудно. Но вряд ли тот, кто научился решать только эти задачи, справился бы с любой задачей из школьной программы.
— И что здесь такого? — пожал плечами заведующий кафедрой физики в ответ на Ольгино возмущение. — Естественно, раз преподаватели составляют билеты, значит, они и задачи знают. У вас есть доказательства, что условия задач известны абитуриентам? А если нет, так и нечего людей подозревать.
— Но если я захочу, соответствующие доказательства найдутся, — сдерживая ярость, парировала Ольга. — Валентин Моисеевич, вы прекрасно понимаете, о чем речь! Научить решать тысячу задач — это научить решать задачи. А научить платных учеников решать только тридцать задач, содержащихся в билетах, — это злоупотребление служебным положением! Вы же были на том Ученом совете, где я рассказывала о системе приема в ленинградском вузе. Ведь ректор тогда одобрил эту систему. Почему же вы ничего с тех пор не сделали? Сколько лет вы пользуетесь этими билетами? Смотрите, они уже пожелтели от времени.
— Но нам никто не приказывал ее внедрять. А вы вообще куда-то исчезли, — оправдывался заведующий.
— Поступим так, — устав от этого бессмысленного спора, решила Ольга. — Составлять новые билеты нет времени. Берите школьные задачники, и пусть каждый преподаватель подберет по тридцать задач средней — я подчеркиваю! — средней трудности из разных тем. Все эти задачи с краткими решениями прошу предоставить мне в течение трех дней. Сессия уже закончилась, и у преподавателей, думаю, время для этой работы найдется.
Теоретические вопросы оставим, как есть, а задачи отпечатаем отдельно. И каждый абитуриент вытянет себе не менее трех задач из разных тем. Только так мы сможем объективно оценить их знания.
— А со старыми билетами что делать? — растерянно спросил заведующий.
— А что хотите. Можете их вывесить для абитуриентов в качестве примеров. Но только с решениями. Иначе их мало кто решит.
Доложив проректору о проблемах у физиков, Ольга отправилась к филологам. Как она и предполагала, там ее ждало то же самое: к экзамену русисты приготовили только один диктант. Его содержание, конечно, было известно всем заинтересованным лицам. В таких условиях проверить истинную грамотность абитуриентов, вызубривших за деньги только этот текст, было практически невозможно. Объявив русистам, что она его отменяет, Ольга решила воспользоваться сборником диктантов, имевшимся в продаже. Теперь содержание письменной работы знала только она одна. Проректор и эту ее идею одобрил.
Обо всех своих начинаниях Ольга доложила на экстренном Ученом совете, созванном по ее инициативе.
Институт загудел. Его коллектив раскололся на тех, кто поддерживал Ольгины начинания, и тех, кто был резко против. К сожалению, первые были в явном меньшинстве. Слишком многие сотрудники имели от вступительных экзаменов приличный доход, слишком крупные деньги платили им родители. Посыпались неприятности. В основном это были анонимные звонки в партком. Неизвестные доброжелатели утверждали, что Туржанская хочет единолично распоряжаться набором, чтобы набить себе карман.
Кончилось тем, что обозленная наветами Ольга предложила самому Рябушкину подобрать диктант. Он засмеялся и выдвинул встречное предложение: — Поскольку все диктанты в этом сборнике примерно одинаковой трудности, давайте заготовим конверты с номерами страниц, где они начинаются. И предложим самим абитуриентам вытащить себе диктант.
— А что? Это идея! — обрадовался ректор. — Тем самым мы поднимем подорванное доверие в нашу честность. А то такие разговоры ходят — уши вянут
— И пусть на каждом экзамене присутствуют представители парткома, деканатов и родителей, — предложила Ольга. — Поставим им пару отдельных столов, пусть наблюдают. Чтоб никто не мог нас упрекнуть в необъективности.
На встрече с абитуриентами и родителями ректор рассказал, как будут проходить вступительные экзамены и что делается для их пущей объективности. Ведь равные стартовые условия − благо как для будущих студентов, так и для самого института. Поскольку ничего не понимающий студент — несчастный человек.
— Попробуйте выслушать два часа лекцию на китайском языке, — убеждал ректор родителей, — каково вам придется? А ведь то же самое испытывает студент, не чувствующий призвания к точным наукам. У которого знание математики — на уровне начальной школы. К нам и такие зачастую стремятся поступить — причем всеми правдами и неправдами. И на это их толкают папы с мамами, не понимая, какую участь они готовят своим детям. Поступают, потому что у нас военная кафедра, чтобы армии избежать и получить хоть какой-нибудь диплом. Так вот, отныне этого не будет! Все будет по-честному. По крайней мере, мы к этому стремимся.
Известия о новых порядках на вступительных в Политехническом институте быстро разлетелись по городу. Даже в местной газете появилась об этом небольшая статья. Открытость, с которой институт решил проводить прием, не могла не сыграть свою положительную роль. Теперь уже никто не упрекал экзаменационную комиссию в необъективности. Поэтому Ольгиным недоброжелателям пришлось смириться с неизбежным и принять его как данность.
Для всех желающих были организованы десятидневные платные подкурсы. Их проводили лучшие преподаватели вуза, а не кто попало, как прежде. Теперь на этих занятиях никто не играл на последних скамейках в карты, не читал детективов, и вся аудитория была забита слушателями под завязку. Многие из них потом утверждали, что получили за эти десять дней знаний больше, чем за год занятий с платным репетитором.
Больше всего Ольга жалела ректора. Из самых разных инстанций ему ежедневно звонили с просьбами и требованиями поддержать сынков и дочек власть имущих родителей. Их институт был в городе на отличном счету, и потому многие папы и мамы стремились запихнуть туда своих нерадивых чад любыми путями. Но в новых условиях это становилось практически невозможным.
— Давайте устроим им индивидуальные консультации, — предлагала Ольга. — Посидим пару часов, порешаем типовые задачи. Пусть учат при нас. Я сама готова с ними заниматься. Иначе... Леонид Александрович, они же вас съедят.
— Ах, Оленька! — вздыхал ректор. — Им бы вашу сознательность. Да ведь большинство из них до поры до времени помалкивают. Выжидают: может, их непутевый сам поступит. А когда загремит, вот тогда все и начинается. Такой нажим — света белого не взвидишь.
— Но ведь мы выдержим марку? — испуганно спрашивала Ольга. — Мы же родителям обещали сразу вывешивать списки. Как же тогда быть с этими?
— Не знаю. Но что-то придумывать придется. Конечно, это не коснется основного набора. Может, выпрошу несколько мест для кандидатов. В общем, когда упремся, что-нибудь придумаем. Но вас это не касается. Как я и говорил: если ничего не знает, ставьте двойку.