Помоги сила Пикабу!
Здравствуйте, помогите найти этого персонажа изображённого на картинке, нашел на просторах интернета без подписи автора...
Возможно это просто чей-то безобидный арт но я уверен что это не так....
Помоги сила Пикабу🙏🏻
Здравствуйте, помогите найти этого персонажа изображённого на картинке, нашел на просторах интернета без подписи автора...
Возможно это просто чей-то безобидный арт но я уверен что это не так....
Помоги сила Пикабу🙏🏻
А кто-то знает Никиту "Электроника" и Илью Феликсовича с канала "сделановссср"? Забавные ребята. Может есть какая-то информация про них? Очень интересно.
– А что родители?
– В другой спальне были, в левом крыле, – сонно ответил следователь Женя. Он вёл его через сад, нужно было обойти дом. Игровая площадка с деревянными фигурами находилась с задней стороны.
– И не проснулись?..
– Нет. Не слышали даже, как кричала соседка. Наши разбудили. Когда наряд приехал и опергруппа.
Вот это дела. Второй из троицы. Пётр Вениаминович Дорогомилов, он же Горюнков до тридцати одного года. Ножа для колки льда на этот раз на месте убийства не обнаружили, но точно такой же японский нож остался в теле убитого. И выглядело всё теперь намного изощрённей. Кишки намотали на забор, выпустили на всю длину и развесили. Как гирлянды красовались на железной изгороди, оплетённой ранним вьюном. Мёртвому, ему развязали ноги и руки, сбросили с сиденья качели и вставили нож… в общем, туда. Это уже на маскировку заказного убийства под бытовое не тянуло ни с какими волшебными натяжками. Как бы Мишины ребята по указке начальства не старались.
«Уаааа… Уаааа…» – раздавалось за ближайшим углом. Значит, Юра был на месте. Художеством, оставленным убийцей, впечатлился. Кирилл говорил, что он не блевал только в морге, где проводил вскрытия. Чувствовал себя там на своей территории. Был лучше любого судмедэксперта, потому на особые дела всегда привозили первым. И пусть заблюёт всё вокруг и изгадит, но вещи иногда замечал такие, мимо которых обычный тренированный взгляд проскакивал. Например, это Юра заметил щель в доме Вербицкого, на месте убийства, куда вставляли нож для колки льда, чтобы согнуть немного лезвие. На кухне, под гарнитуром. Не важно для чего – не его задача искать причины. Главное, указал на деталь.
Данила остановился. Его самого чуть не вывернуло. От выпитого с Верой в кофейне коньяка подташнивало на голодный желудок. Ужинать перед сном не стал, было поздно. Может, и хорошо, а то местечко рядом с Юрой у клумбы было свободно. Для глаз и желудка впечатлений в саду родителей Горюнкова-Дорогомилова было в это утро достаточно.
– Женщина... – дважды медленно обойдя всё место, вынес, наконец, свой вердикт Данила.
– Что?.. – Кирилл нёс за ним папку, тогда как Женя отошёл к ребятам.
– Своими руками или нет, но с большей вероятностью за всем стоит женщина. И она не совсем здорова. Есть признаки творческой хаотичной инсталляции. Простым языком выражаясь – "художества в полях"...
– Что это значит?
– Скульптор иногда не видит будущей скульптуры в мёртвом камне, а художник – пейзажа на полотне, пока не возьмут в руки один – долото, а другой – свою кисть... – остановились у яблони. – Прониклась на месте, так сказать… А это что?..
На земле, метрах в десяти от тела, лежала заколка для волос. Не затоптанная, не заржавевшая от долгого лежания, а будто вот уронили. Данила подозвал одного из ребят. Знаком показал, что б захватил пакет для найденного.
– Что наши девочки?
– Альбина всю ночь была дома. Аллу и Алёну проверили только утром. Недавно.
Он обернулся.
– Да помилуй же, Саныч, где я столько наружки возьму? Мы с Женькой сами не спали, у подъездов вчерашних девиц дежурили...
– А Вяземский?
– За домом наблюдают. Ему уже сообщили, но пока никуда не выезжал.
– Давай-ка сразу к нему…
Он знал, что Валентин Григорьевич Вяземский подвигами юности не сильно отстал от убитых. И в недавних похождениях тоже. Но вряд ли что скажет сейчас интересного. Любопытно было просто взглянуть на реакции на лице. Человека, который знает, что происходит, отличить от незнающего легко. Однако на лице Валентина Григорьевича во время разговора отчётливо проступил третий тип – допускал, что такое возможно, но не знал, откуда прилетел бумеранг. Да, наследили ребята в этой жизни.
– Вы понимаете, что,.. можете стать третьим? – обязан был спросить его Данила и спросил.
– С чего бы? – достаточно резко произнёс в ответ собеседник. – У меня есть охрана. А за последний месяц Андрей и Пётр, скорее всего, сами во что-то наступили. Я два дня назад вернулся из Греции. Общих долгов у нас нет. А вот у них двоих – были. Пощупайте кемеровских, это ж все знают. Говорил не связываться с ними. Не послушали…
Это было правдой. Не насчёт кемеровских, а по поводу Греции и последних застолий. Дорогомилов и Вербицкий несколько дней гуляли вдвоём, почти все майские. С гостями, разумеется, и с девочками. Обошлось без пароходов и яхт, несколько ресторанов в городе и скучные дачные посиделки. Со слов управляющего, горничной и охраны всё прошло скромно. Надо бы ещё раз их допросить, поскольку Дорогомилов умер, могли теперь сказать что-то больше. Мишины ребята пусть и займутся, у него людей больше.
– Наружку пока не снимать, – распорядился Данила. Вяземский вышел из дома через пять минут, в сопровождении охранника и водителя. Видели, как его мерседес уехал в город. Загородный дом, возле которого они стояли и где хозяин появлялся чаще всего, располагался в полутора километрах от дома родителей Дорогомилова. Всё тут было близко, и кто-то безбоязненно кромсал бизнесменов японскими ножами. Ещё и так дерзко, с вызовом. Кишки на заборе развесили не что б напугать соседей. Это был «звоночек» Вяземскому, последнему из троицы. Стойкое сложилось на этот счёт предчувствие.
Офис Вербицкого в этот день мог вызвать настоящее нерабочее отвращение. Если б только не мысль, что где-то на пару этажей выше ведёт приём Вера Борисовна. Время посещений в её кабинете начиналось в девять. Кому-то проблемы мешали жить прямо с утра. Данила появился позже, до десяти успел доехать до гостиницы и отдохнуть пару часов. Уснуть, кажется, толком не сумел, хотя какие-то видения посещали. Прыгающая с высоты Оксана, музыка, теплоход. Такое было возможно лишь в утренние часы. Провалишься на 20 минут, а перед глазами развернётся целая эпопея. Пытался достать девушку из воды, потому что в грёзах она сорвалась не с крыши двухэтажки, а прыгнула в воду с борта. А когда вынырнули из Волги, вместе гребли на каком-то большом контрабасе к берегу. Надо же такому присниться. Редкие сновидения касались его работы, но иногда оно случалось. Прекрасный повод навестить сегодня психолога.
В мягкое кресло в кабинете, где ещё недавно Андрей Вербицкий проводил совещания, Данила погрузился на несколько часов. Всё было собрано в папку. Имелось небольшое досье на каждого, составлены все были им лично. Их было уже девятнадцать – таким он видел близкий круг Вербицкого на момент убийства. Видео опросов и записи с камер в холле собрал в свой ноут. Включил и пересматривал, как позавчера толпились люди с цветами. Дима написал, что по записи с диктофона ничего интересного не выявил. «Амазонки» язвительно трепались, много молчали, и полезного сказали чуть. Два раза за ночь переслушал.
– Данила Александрович, с девушками-то что делать? – заглянул стажёр. – Кирилл Андреевич звонил. По всем трём подтвердилось, что дома были сегодня.
– Отпускай…
Покрутил снова видео, во второй раз полистал досье. Откидывал голову назад и сосредотачивался. Ничего. Ни один из перечня не подходил. А с появлением нового трупа начинать нужно заново. Если шеф даст команду углубиться, то он останется. Но после недавнего звонка почувствовал, что на самом верху хотят всё переиграть. Борисыч осторожно об этом говорил, намёками. Нехорошо было на личные дела такие убийства списывать, портить покойным репутацию, когда они так постарались при жизни для общества. Зато кемеровские бизнесмены, о которых упомянул Вяземский, много кому надоели, и Мишина группа за несколько часов хорошо постаралась, чего-то на них уже нарыла по своим каналам. Удобней вроде как оказалось всё на них вешать. При возможности, разумеется. Так что полковник слегка «натянул поводок», велел пока не усердствовать. Глядишь и намордник скоро наденет.
В дверь постучали. Одна из «амазонок» оставила вчера здесь помаду, доложил стажёр. Разрешили ей войти. Данила сначала продолжал листать бумаги, а потом поднял голову. Алёна Велеславовна. Или просто Алёна. Нашла свою забытую помадку, накинула на плечо сумочку и вильнула напоследок задом, обернулась в дверях на миг. Даже после Аллочкиных пиздюлей – фонарь под глазом горел ярко, как красный сигнал светофора – оставалась бессовестно красивой. Однако, полагал он, красота должна быть с совестью. С берегами и границами. Полыхающей, как вечный огонь. Красота такой амазонки, как Алёна, может быстро приесться. Вербицкого, по слухам, хватило на три дня, размолвка у них вышла на четвёртый. Да и не в его она вкусе, Данила таких не очень жаловал. Вкус же, как известно, – самая капризная женщина в жизни любого мужчины.
Впечатлённый собственным сравнением, он резко встал. Отложил бумаги. Почему бы и нет? Кофе, в конце концов, после развода он пить уже с кем-то научился. Мог теперь кому-то позволить залезть себе в голову. Хуже от этого точно не станет. Быстро накинул светлый пиджак, сегодня был при костюме. Зашёл выпить чашечку кофе в столовую, для храбрости, разумеется, и там же взял печенье с предсказаниями. «Если волшебство сегодня не случится, пусть это станет его горем», – гласила бумажка. Что ж, он и не ждал чудес. Дело-то сложное. Набрался смелости и с четвёртого спустился на третий…
Повезло, что на приёме никого не оказалось. Вера Борисовна была удивлена, но на сеанс согласилась без колебаний. Уложила его на диван, сама же осталась на стуле. Лишь изредка он не угадывал вопросы и их последовательность – «азбука» для него была знакомой. А потом, когда она спросила про полный контроль, его вдруг осенило. Вскочил. И, удивив её не мало, выбежал из кабинета, пообещав вернуться. Конечно же, контроль! Он просто просмотрел её, потому что она давно готовилась. Вот и не попала в лист подозрений. Сама, можно сказать, не вписала себя в него или вычеркнула. Всегда была рядом и всё контролировала, всё знала о них троих. А женщин, которых Данила отбросил поначалу, можно было насчитать десятка полтора, от младших бизнес-партнёров, сотрудниц, знакомых до мелкой прислуги и подчинённых здесь. Обижена была. Умна. Мудро скрылась в тени перед убийствами и выпала из поля зрения. Он-то отсматривал тех, кто в нём оставался – так ему велели. Всегда самым ближним кругом занимался. Эта же дама немножко отступила за границы. При «сорванной кукушке» последовательна и осторожна. Опасный противник. Разведёт перед носом костёр и устроит пожар.
«И что?..» – не понимал Лев Борисович.
«А то, что ждала она его, – продолжал Данила – Ждала, когда соберётся вся троица, без этого не начинала. И в первый же день приезда Вяземского из Греции Вербицкого вдруг не стало. Дорогомилова – сегодня; убила б и вчера, но он всю ночь в местном казино сидел в подвале. Вяземский теперь по плану. Чую. Печёнкой. А печёнка у «психов» вроде меня – вся в голове…»
Полковник молчал, сопел в ухо.
«Что, прям сегодня третий труп будет?..»
«Да не, денёк подождём. До второго трупа она понимала, что можем не сообразить про связь. И сейчас надеется, что не поймём. Потому, если создать условия… В общем, сегодня устроим ей выходной. А завтра…»
Снова сопит, старый филин. Размышляет. Ясно стало, что если сначала Данилу сюда и не для галочки отправили, то никто ни в Москве, ни здесь всерьёз личную версию уже не рассматривал. Вернее, её спешно перестраивали в заказную. Видимо, поменялись планы. Конечно, не ребята-следаки до такого додумались, им сверху эту мысль прививали. Самоубийство Оксаны накануне в газетах вообще замолчали, не было никаких грехов прошлого у убитых, копайте, пока лопаты не сломаете. А заказняк, как известно, особенно таких людей, желательно маскировать под несчастный случай, да под тяжёлую болезнь. Или под такую вот кровавую, но всё же бытовуху. Поползли уже подзаголовки про завистников, которые именно так всё обставили. Не было никакой мести, чистый заказ. Большой бизнес без большой крови не делят. Лишь бы к лику святых не причислили.
«А тебе-то зачем всё это? – раздалось, наконец, недовольно в ухе. – Ребятам подскажи. Свою задачу ты выполнил, кого надо, отсмотрел. Теперь пусть они и ловят…»
«Да взглянуть я на неё хочу, Лев Борисович, просто взглянуть! – уже нетерпеливо начал сам возбуждаться на начальство Данила. – Мне хоть про Кемерово, хоть про Старую Майну потом пусть напишут! Дайте ещё денёк-другой. Не получится, окажусь неправ – сразу вернусь. У меня профессиональный интерес. Для дальнейшего личного роста…»
Он не видел, но почувствовал, как Борисыч, поразмыслив ещё немного, махнул на него рукой. Знал старика и все его жесты, и, видимо, не больно-то с самого верху давили. Потому выдохнул раньше, чем услышал привычное «ну, добро, добро». А после этого повесил трубку. Выпил коньяку. И, сам того не ожидая, крепко проспал до утра следующего дня. На пять минут прилёг называется. Чуть дело не завалил.
– Собирай людей! – позвонил он следователю Жене рано. – И Мишиным тоже свистни. Пусть все послушают. Хотя бы примут к сведению…
У Миши были нормальные пацаны. И сам Миша был правильным. Другое дело, иглу на пластинку патефона ставило всегда начальство. Пока ехал с водителем, прошёлся по новостным выпускам в интернете. Часть из них, оказывается, пропустил. Ещё позавчера, через полтора дня после смерти Вербицкого, в газетах писали лишь про шестнадцать ударов. Не пятьдесят, не шестьдесят. Видно уже были намётки выводить всё на бизнес-разборки, без всяких личных мотивов. Очень уж менты хотели кого-то из Кемерово нагнуть. Ладно не про отравленную печеньку написали. С Дорогомиловом новости в инете разложились вообще пересохшим фонтаном. Ни слова про то, что выпотрошили. «Четыре удара ножом…» Как-то заткнули рот соседям. Записи с камеры с дома изъяли сразу, Миша сказал. С неё всё равно, как ни работай, ни увеличивай, не было ни хрена видно. Толком даже не ясно, мужчина или женщина, или вообще какое-то пугало. Однако, нет материала – нет пустых толков. Записи затёрли.
– Ну, что ж она – сегодня пойдёт за третьим что ли? Не ёбу ж далась… – с недоверием отнёсся сначала к идее Миша.
Для Данилы же ясно было одно: ёбу или не ёбу, кому бы или чему бы она не далась, а без этих троих уродов не обошлось. Всё из-за них, и никак по-другому.
– Ты сам видел, какое Рождество на соседском заборе устроила, – ответил он вслух Михаилу. – Вот и посмотрим. Есть чувство и понимание, что пойдёт до конца. Сегодня, если поможем. А ошибаюсь я или нет – увидим вместе…
Миша кивнул головой. От него-то требовалось дать двух парней покрепче и помоложе, да помочь устроить засаду. И с Вяземским поговорить заранее, что б отослал всю охрану от себя и приехал в офис Вербицкого один, без водителя. Там чтобы хорошо засветиться, побольше всем о планах на вечер рассказал. Миша обещал устроить. Руками, правда, развёл, мол, сам понимаешь, в газеты и это может не попасть. Бабу, если и возьмут, подальше закроют, а дело всё равно повернут по-своему…
Нервное возбуждение таким у него было впервые. Каждые пятнадцать минут порывался достать телефон, набрать Женю, Кирилла или Мишу. Хотел отменить всё к херам. Пусть сами тут варятся в своём котле правды и справедливости. В какой монастырь не сунься, а правила свои не навяжешь. Более того, прослывёшь дураком. Ну, поймают они её, как объяснил Миша, запрячут куда-нибудь далеко. А граждан Вербицкого с Дорогомиловым похоронят с почётом, и у каждого на главной городской площади будет своя именная плита. Может, кстати, и хорошо – будет куда сходить плюнуть. Тот же Ли Сюнь, например, с уважением вспоминавший Вербицкую Надежду Анатольевну, от сынули её золотого натерпелся премного. Да пусть хоть очередь выстроиться, чтобы плюнуть и растереть – может так и должна выглядеть в современном мире справедливость? На кладбище по могиле не походишь, погонят или замучают штрафами. Статью ещё найдут. А тут – топчи не хочу. И только плита будет знать, насколько хорошим был человек…
К дому Вяземского стекались тихо, по одиночке. Четыре беседки в саду, окружавшем дом полукругом. Такая же площадка с деревянными фигурками, как у родителей Дорогомилова. Строили, вероятно, в одно время, или делал один застройщик. Всё у них тут было как-то похоже, один поставит с вечера золотые врата, а наутро такие будут стоять у всех.
В доме было четыре входа. Данила засел за беседкой с заднего. Два входа закрыли изнутри, а двое Мишиных ребят расположились у четвёртого. Женя, Кирюха и их стажёр затихли в машинах снаружи. Вяземский Валентин Григорьевич оставался в доме один, включил на кухне телевизор и пил, сидя в кресле, вино. Сказал изначально, что не верит во всю эту херню с нападением. Но намекнул, что есть чем защититься. Лишь бы не начал шмалять, когда начнётся бедлам. Данила глубоко вздохнул, когда все они рассредоточились по местам. И в последний раз спросил сам себя, а верил ли он во всё это? Судя по тому, как прорисовал в уме, она появится обязательно. Даже если узнает, что Вяземского охраняет целая армия, придёт всё равно. Не сегодня, так завтра. Армию потому с собой не привели.
И главное. Как он догадался, что нагрешили не двое без третьего, но по-прежнему троица целиком? Да всё те же кишки. Шла по нарастающей, и третьему, последнему из них, бросила смелый вызов. Сегодня, вероятно, назревало лучшее её представление. Убить или погибнуть самой. А лучше всего – сгинуть обоим вместе. Вот только каким же сюрпризом станет для Вяземского её визит. Ведь он и вправду не верил, что за такое можно убить. И даже не предполагал, на кого подумать. Вот они каковы, трое покровителей города – в точности не помнили, сколько раз и кому оказывали своё «покровительство».
Он просидел в размышлениях и во внимании, наверное, до двух часов, пока не забеспокоился. Что ж, может, ошибся, и она не придёт. Осторожно покинул укрытие и подошёл к своей двери. И каково же было удивление, когда она оказалась запертой изнутри.
Вслушался, осмотрелся. Вынул из кобуры табельный пистолет. Медленно начал обходить дом. Посмотрел в сторону беседки, за которой сидели ребята. Тишина. В окнах кухни по-прежнему горел свет, слышался звук плазмы и тонкой струйкой поднимался в небо дым из камина. Жаль сквозь занавески разглядеть было нельзя.
Он хотел сразу было войти, но решил сначала заглянуть за беседку. И только зашёл за неё, увидел тут же обоих ребят. Лежали на земле. Дыхание ровное, тёплые, но без сознания. Бросил быстро Кириллу смс и понёсся к дому бегом.
Влетел.
Сначала было темно, полумрак. Шагнул из прихожей на свет. Тот горел впереди, слева на кухне, совмещённой с залом. Двигался медленно вдоль стены, и скоро увидел зальный камин. Плазма висела над ним. Звук MTV был негромким, но ничего кроме него он не слышал. Ещё три шага и поворот. Должны будут показаться два кресла, журнальный и барный столики. Остановился. Вдох-выдох, и снова шагнул. И тут увидел обоих.
Вяземский Валентин Григорьевич был привязан к креслу. Сидел вполоборота к нему в глубине. Процесс уже начался, и как получилось так, что ничего не было слышно, а парни оказались в отключке, Данила не знал. Более того, был искренне удивлён, увидев ту, что занесла нож над жертвой. Однако её глаза не изменились, когда она перевела взгляд на него, услышав чьё-то появление. Наоборот, в них вспыхнули огонь и ярость. Не страх и испуг.
– Алла Валерьевна… Не надо… – не приказал, но попросил он девушку. И, видимо, зря. Потому что при звуке его голоса она взмахнула орудием.
А дальше прозвучал выстрел.
Данила упал. Едва только сделал шаг к ним, и ноги его подкосились, будто стрелял не он сам, а кто-то в него. Мелькнула перед глазами барная стойка. Странная фигурка на ней. Кажется, даже терял на мгновенье сознание. Перевернулся затем на живот и пополз. Видел, как Алла тоже осела вниз, выронив перед этим нож. В какой-то момент паралич вдруг прекратился, и у кресла он смог встать на колени. Вяземский моргал глазами и ртом хватал воздух.
– Ребята, быстрей!.. – позвал Данила громко, не слыша до сих пор бегущих ног.
Взял девушку за голову, ладонью приподнял с холодного пола. Эх, Алла, Алла… Синие, как бирюза, глаза, угасали быстрее искр костра. Мгновенье – и они уже не держат взгляд. Целил ей руку, не в сердце же.
– Где были так долго?.. – обронил он, когда первым вбежал Евгений.
– Мы ж сразу… – ответил тот.
И вызвал две скорые, оценив всё своими глазами…
Городу нужно было отдать должное, в плане скорости прибытия врачей. И Аллу Валерьевну, и Валентина Вяземского уносили на носилках уже через десять минут, хоть находились все за городом. Девушку сначала забирать не хотели. Сказали, что следует дождаться труповозки, что ехать будет долго, поскольку на город одна. Данила только на них посмотрел, и споры сразу прекратились. Аллу взяли на носилки и унесли. Стажёр отправился вместе с ней.
Почёсывая головы и не понимая, что произошло, в дверном проёме стояли двое Мишиных ребят. Пришли в себя, когда услышали, как бегут Женя и Кирилл со стажёром. И, разумеется, ничего больше не помнили, ни как вырубились, ни когда. Врач скорой задержался и осмотрел их, проверил бегло зрачки и реакции. Потом уже вернулся в машину. Алла всё равно больше никуда не спешила. Не ясно, не ясно, как мог он её просмотреть! Она не подходила под профиль, даже слишком…
– Ты ничего отсюда не брал? – спрашивал Данила всех про барную стойку. – А ты?.. Все четверо ребят помотали головой. На барной стойке не было ничего, кроме рюмок и открытой бутылки. Верно, ему померещилась та игрушка. А всё из-за дурноты, от которой упал.
– Куда сейчас, Данила Александрович?.. – спросил Кирилл.
– В морг, – ответил он. – Затем в отделение…
***
Вопросов оставалось много. Но после разговора с Аллиной бабушкой – родителей у девушки не было – ясным стало почти всё. Данила первым встретил её в морге, уже через час. И пробыл всё время рядом, пока она плакала.
Как выяснилось, Алле Валерьевне организовали «прописку». Не за этим она устроилась к Вербицкому в офис, хотела на самом деле немного другой карьеры. Просто ошиблась с местом работы. И на даче её изнасиловали. Втроём. Вербицкий, Вяземский и Дорогомилов. Рассказала об этом только бабушке, но та велела молчать. И офис пока покидать не советовала, чтобы ничего не случилось из мести за своевольный уход. Эта троица в городе считалась всесильной. На дачу после случившегося Аллу брали ещё несколько раз, но ничего уже не делали, давали, видимо время освоиться и привыкнуть. А она считала дни, когда подаст заявление. Однако, в какой-то переломный миг с собой, видимо, перестала справляться. Психологу не говорила ничего. Просто запланировала убить из мести. Бизнесмены, разумеется, не догадывались, что так всё обернётся, что девушка не простит поруганной чести. Она и не простила. Милая болтушка Алла, как говорили о ней одногруппницы, имела два спортивных разряда, по плаванью и дзюдо. Занималась в секции спортивного ориентирования, а по вечерам – латинскими танцами. Отсюда и сила ударов. Технику же удара ножом, вероятно, освоила самостоятельно, ноутбук ещё проверят. И рост был метр семьдесят пять, крупный размер ноги, где-то под сорок. Вот такая сложилась на Волге картина без мольберта. Её предстояло увести в голове домой.
Казалось, ничто больше не должно волновать. Ни дрожь в её руке – ведь та могла просто трястись от внезапного нахлынувшего перевозбуждения. Ни то, что нож Алла держала правой. Левой она убила первых двоих. И собиралась убить третьего, только не успела переложить в другую руку. Всё-таки не левша, а универсалы, как она, правой пользуются чаще. Ну, не успела переложить, он же ей и помешал, застав над жертвой! И обувь надевала на полтора размера больше, чтобы сложнее было потом отследить. И машину со стёртыми до дисков протекторами тоже найдут, наверное. А в баре, где не было камер, в ту ночь, когда погиб Вербицкий, она не была – бармен частенько выпивал, мог ошибиться со временем. Да даже не с часом, а с днём! Мишины люди пусть и проверят!.. Но… что же тогда было не так?..
Наверное, всё проклятая совесть. За последние десять лет он даже с похмелья не мазал на стрельбище. Но тут, целил в плечо, и вдруг попал в грудь. Прямо в пылающее, полное страданий девичье сердце. Убил. Вот и терзался… Всё, что было плохое и пошлое в этом городке, стянулось сюда, в эти офисы семиэтажки. А почти единственное, что не успело в нём пожухнуть, как те герберы для Вербицкого, запачкали и растоптали ногами всесильные. Потом ещё и добили. Его собственной пулей…
Зазвонил мобильник. Полковник будто выбирал момент, когда слышать никого не хотелось.
– Да, Лев Борисович.
Сначала на другом конце по-стариковски вздохнули и шамкнули.
– Ну, ты как?.. – спросили потом. – Прислать за тобой водителя?..
– Нет. Сам поведу. Уже выезжаю...
Повесил трубку. Не хватало ещё чужого молчания за рулём в дороге. Своим собственным машина будет переполнена, от него-то придётся затыкать уши…
На гостиничной стоянке, когда сел за руль, двигатель завёл не сразу. Пытался не поддаться порыву доехать до офиса Вербицкого, чтобы… проститься с Верой Борисовной. Однако, сдержался. Он даже этого не заслужил. Дома поплачется перед зеркалом. «…назвала неумелой норовистой сучкой…» Вот, что нужно было услышать вовремя, а он не услышал! Другие девушки знали про изнасилование, но не осуждали своих хозяев. Он же не просто проглядел Аллу, а половину выводов сделал неправильно. Всякое в работе бывало прежде – ошибки, просчёты, недогляды. Но сейчас чувствовал себя так, словно выпил целый ушат отвара горькой полыни и всю ночь по затылку били кузнечным молотом. Сердце будто взяли в ладони и непрерывно перетирали руками вместе с речным песком. В груди покалывало мелкими иголочками. Фиаско, полное и разгромное. Теперь только домой. Никуда не заезжая и не сворачивая…
Пальцы включили радио больше по привычке.
«…отцы города и благодетели нового интерната, погибли в ходе кровавых разборок. В Кемерово в связи с этим начались первые задержания. Убийства планировались более полугода…»
Выключил. Будто нарочно все вещали обо одном. Горько усмехнулся и вывернул вправо руль. Левая нога медленно отпустила сцепление, другая надавила на газ. Автомобиль покатил по мокрой и блестящей от дождя дороге. А уже через десять минут он выехал на трассу. Маленький провинциальный городок оставался за его спиной вместе со своими правдами и неправдами…
***
Медная статуэтка встала на камин. На своё место. Требовалось время, чтобы глаза погасли, после третьего раза они всегда разгорались сильнее. Пришлось даже отвернуть к стене – Тутси начала шипеть и спряталась в страхе за пуфик в прихожей. В последний раз, после четвёртой жертвы, взгляд демона настолько разбушевался, что пришлось его спускать в погреб и несколько месяцев держать в земле, дабы не спалил всё взглядом. Нужно уметь самой останавливаться. Тем более у этого дела третий участник был последним. Демон злился, потому что не успел вкусить кровавого пира, как в предыдущие две жертвы. А крови глупой Аллочки, получившей под рёбра пулю, ему не хватило. Тело нужно было взрезать ножом, чтобы он слышал, как лезвие упирается в кости, как трещат мышцы и разрывается плоть. Старого демона, взращенного и воспитанного на древних жертвоприношениях, новомодное оружие не возбуждало. Кажется, раздражало только сильнее, и если каменная стенка камина нагреется под его взглядом, то придётся спускать в глубокий погреб. Зарыть в землю и держать там до осени. Её силы, которые он ей давал, слабее от этого не станут. И ум, и красота, и крепость тела, и положение – всё-всё останется при ней. Разве что на время пленения статуэтки в земле не будут приумножаться. Она даже ларец для этого специальный купила, тоже из меди, с малахитом на крышке. Зароет его прямо в нём, и сила взгляда древнего Уртуткху постепенно охладится.
Пройдёт время, и запертый в статуэтке демон снова станет покорным. Ему понадобятся новые силы, а он, в свою очередь, сможет напитать ими её. Ведь любое божество не было вечным аккумулятором, его нужно было поить живой кровью и зрелищем...
А Аллочка не разочаровала. Всего два часа накануне – и завелась, как маятник на ходиках. Раньше так не заводилась, просто тихонько плакала. Ну, как же – двое уже ушли, и без неё! Третьего в ад нужно самой отправить, иначе никогда покоя на душе не наступит. Убедить надломленный разум, с таким-то даром от древнего, было несложно. Сама у неё нож попросила, дала ей точно такой же. Старый набор одинаковых японских ножей, куплен ещё в семидесятые. Даже вонзить его не успела, когда словила пулю. Зато за троих посмертно и отвечать. У третьего случился инфаркт, не дожил до больницы. «Прощай, глупая белокурая девочка. Я забрала твою боль и всю её прочувствовала, отомстила. Но и тебе в этой жизни делать нечего…» Следователю из Москвы сильно повезло, что застал только Аллу, а не их обеих. Иначе идол был бы сегодня сыт. Может, зря его пожалела и остальных, с таким демоном засады были не страшны, не то что пулю направить в нужное место. С другой стороны, боялась, что от обилия крови станет слишком сильным и перестанет подчиняться…
Провела ладонью по плитке, там, куда вперился взгляд злого демона. Нагрелась как огонь. Видно, и вправду придётся спустить его в погреб. Или найти кого-нибудь завтра, чтобы насытить. Бомжа, например. Так даже лучше, что б все остались довольны. А потом опять перерыв на долгие десять лет. Ровно настолько хватало, чтобы поддерживать вечную молодость и всё остальное. Дорого она заплатила за право таким обладать, сама должна была погибнуть, за этим её когда-то с собой и взяли. Но молодость ранних лет победила, кости соперниц остались в горах. Старой Хозяйки и той, что хотела стать Новой. С той самой экспедиции на Урал прошло больше полвека, и уже в шестой раз пользовалась она взятой в сокровищнице статуэткой. Демон не говорил, сколько отпущено ей, ведь горы она покинула, жизнь будет не вечной без них. Да и не надо. Ей нравился город, и прозябать на холодных хребтах и в пещерах, как все предыдущие, она не желала. В зеркало сама видела, насколько была хороша, и чувствовала себя на прежние двадцать девять. Только сорванные цветы в руках почему-то быстро вяли. И это сильно печалило. Цветы она любила больше камней, но только те начинали сверкать на ладонях истинной жизнью. Напоминали об оставленных когда-то горах…
«Кто я?..» – подойдя к зеркалу, спросила она своё отражение.
«Кто я?..» – снова спросила, поскольку в ответ была тишина.
«Кто я?..»
«Ты… – ответили ей с той стороны нечеловеческим голосом-эхом. – Ты… наша хозяйка… Хозяйка Медной Горы…»
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
– Что… это?.. Ирисы что ли?..
И кабинет, и приёмная – всё в них было по европейскому стандарту. Или как его там принято было называть? Блестит, дорогая мебель, не белёный потолок, пластиковые окна – значит евроремонт. Однако цветы на столе стояли даже не в вазе. Обычная трёхлитровая банка. Пять ирисов в ней выглядели чуть лучше вчерашних гербер. Наклонили головки.
– Не донесла, – глядя на нежные растения, с сожалением произнесла Вера Борисовна. Стебли хотя казались достаточно сочными. – Я и вчера бы не взяла, догадывалась, что так будет. Но аспирантки упросили, они тоже знали Андрея Дмитриевича. Мы у меня дома занимались, когда новость в интернете выскочила.
– Не каждый день на работу ходите? – уточнил Данила.
С ней было ожидаемо нелегко, иногда будто с самим собой разговаривал. Это лишь неопытному уху со стороны могло показаться, что шла беседа двух милых друзей, обменивающихся после долгой разлуки интеллигентными колкостями.
– Зато работаю каждый день. Не помню, кто научил меня видеть разницу.
А вот это он понимал. Иногда хотелось сосредоточиться, не слышать посторонних шумов и размышлять «в безопасности», в зоне комфорта, в родных стенах дома. Но даже его привилегированное положение не всегда позволяло это делать. Начальство, когда долго не видело, начинало пускать слёзы. Бранились, накидывали сверху дел, не понимая, что уединения от увеличившегося объёма требовалось только больше. Приходилось как-то лавировать.
– Значит, Андрей Дмитриевич, говорите, тоже бывал у вас на приёме? – нарочно топорно сменил он тему, грубо перейдя сразу к делу.
И Вера Борисовна оценила такой ход, улыбнулась. Это было очко в его пользу как специалиста в её области.
– Дважды, – ответила она. – С первого раза не понял, что руки ко мне тянуть не нужно…
Данила изобразил гримасу неловкости. Комично получилось, и оба рассмеялись.
– А что же … эти? Его «амазонки»…
Вера Борисовна игриво захлопала ресницами. И ответила словами из песни:
– Мало-мало-мало-мало-мало огня…
Напела. Красивый голос. И сама как таёжная сказка. Тут даже не надо было понимать Андрея Дмитриевича. Закрутить с тридцатидвухлетним психологом утончённого ума и выжигающей глаза внешности хотел бы любой. Хоть раз крутануть столь раритетную пластинку на своём граммофоне. Ей даже просто могли платить за визиты сюда и приходить поглазеть, послушать. Конечно, она своей внешностью пользовалась. Но, судя по всему, сугубо в профессионально-финансовом поле, в личное такие люди, как Вера Борисовна, с работы ничего не запускают. В обычной жизни, скорее всего, была скромна и одинока. Вот она, поломанная туфля сапожника или погнутый докторский стетоскоп.
Разумеется, ничего она ему не показала. Мол, приходите, изымайте, хранится всё здесь, других рабочих архивов не имею. Что до убийства – сама не думала ни на кого, а психов – так их тут полгорода было. Практика у Веры Борисовны процветала. Здесь хорошо жили только Вяземские и Вербицкие, и те, кто на них работал. Не обязательно напрямую, но в дочерних предприятиях или в зданиях, которые принадлежали им и абы кого туда не «заселяли». «Естественный отбор» во славу единственных! Она и сама выбрала себе кабинет в семиэтажном офисном центре, где заседал Вербицкий, лишь потому, что здесь можно было почувствовать себя как в столице или даже Европе. Здание класса B+. Чистенько, дорого и все улыбаются. А несколько лет назад она продала квартиру, скопив, наконец, на приличный домик за городом, где смогла разводить любимые цветы. И, можно сказать, совсем стала счастлива. Вот этим поделилась уже от сердца.
– Что ж о цветах-то не заботитесь? – напоследок спросил Данила, когда вкривь или прямо хоть что-то у знал о некоторых из её клиентов из офиса Вербицкого.
– Да не свет это, не свет, – словно её уже достали этим вопросом, ответила Вера Борисовна. – Иранские удобрения. Хотела подешевле, с рук. А вышло вот так…
Данила осмотрелся. Развёл удивлённо руками, указав на роскошь, в которой она сидела, и он перед ней, за столом, с другой стороны.
– Подешевле? С рук?
– Сто двадцать квадратных метров, – просто ответила Вера. – Весь мой первый этаж. Знаете, во сколько обходится содержание такой оранжереи?
Он не знал. И поднялся.
– Понятно. Сто двадцать метров. Ухожу…
Вот же паучиха. Хоть не критично, но обдурила малость. Ночью сделали копию с её журналов, открывали кабинет. В сейфе хранились только плёнки – ей-ей как у западных психологов! Вербицкий был у неё на приёме четыре раза, и раз – у её помощницы Светланы. Пять получалось в итоге. Но, признаться, всё говорило не против неё. Не суйте, мол, нос не в ваше дело. Большего о внутреннем мире и проблемах убитого она всё равно сообщать не собиралась. Скорее всего, не скажут ничего и плёнки. Главное, что они с ней друг друга поняли, и что-то сильно сомнительное после того, как совершилось убийство, скрывать бы она не стала. Может быть, Вербицкому удалось дотянуть докуда-то руки, и Вера не хотела говорить о других визитах по этой причине. Нечем тут было хвастаться, когда речь шла об Андрее Дмитриевиче. Вера Борисовна не «амазонка». Могла же она «оступиться»? Но быстро сделала для себя выводы.
– Обед-обед-обед! – Данила издалека показал на часы Кириллу и Жене, когда вышел после четырёхчасовой беседы с психологом. Время с ней пролетело незаметно. С двумя её девочками поговорит позже. Если не передумает.
Опер и следователь тоже дали понять, что ещё не обедали. И пришлось сесть с ними в машину, чтобы ехать на дачу к Вербицкому. В офисной столовой захватили кофе, печенье и бутербродов с колбасой. Жевали в дороге. Стажёр, который был поставлен охранять комнату с «амазонками», ждавшими допроса, позвонил в пути и спросил, что с ними делать, коли все так неожиданно разъехались.
– А ничего, – ответил Данила в трубку. – Главное, не выпускать и не давать работать. Никакой плазмы, журналов, мобил, пусть занимаются только друг другом… Что?.. Да хоть глаза пусть выцарапают, но сидят и ждут нас до вечера. Открой им окно подышать…
Дима потом прослушает запись. Данила оставил цифровой диктофон под столом. Иногда, когда медузы-горгоны сходились в одном пространстве и им ничего, кроме кислорода в окно не оставляли, таких чудес могли наговорить. Интересно будет узнать…
Только и успели доехать до дач, когда пришла смс от Валеры Казанцева. Данила запросил на всякий случай имена последних девиц. Выяснилось аж три. Те самые, что приносили на Вербицкого и Вяземского с Дорогомиловым заявления, но потом забирали. Переслал сообщение сразу Кириллу.
– Я тут один управлюсь, – сказал он им, отправляя обоих. – Сами поговорите с девочками. Звоните, если что…
Делать нечего, он старший. Хотели подучиться у него, работая рядом, но рук и вправду не хватало. С Москвы уже начали звонить со всего верху, расследуйте, мол, найдите, посадите, обезглавьте. Такого хорошего человека завистники погубили.
На дачу пришлось прокатиться не просто так. Кроме того, что хотелось взглянуть самому, в каком направлении ушёл преступник, произошло ещё одно событие. По нему собственно Мишины ребята и звонили. Два давнышних соседа Вербицкого, Багров и Батурин, чьи дома стояли ближе других, попались недавно, и попались вдвоём. Оба были из списка подозреваемых, беседы с ними запланировали на поздний вечер. Однако ребята успели проникнуть в дом убитого сами. Воспользовались тем, что много входов и окон, оторвали оградительную ленту и даже прикатили тележку. Пытались вывезти сейф, но охранник увидел. И Мишина группа теперь ждала, чтобы обоих забрать в отделение. Знали, кем послан Данила, с уважением отнеслись к ожиданию.
– Чего полезли-то? – спросил он у обоих. Снял с них наручники, когда остались втроём в одной из комнат. – У вас же дома ничуть не беднее…
И что бы они не ответили, он уже знал – убийцы среди них не было. Отпустил бы раньше, чем разносчика пиццы, доведись беседовать с ними с первыми.
– Да денег он должен нам, – сказал за двоих Багров. Батурин в подтверждение кивнул головой. – Больших денег, почти семьсот тонн, зелёными. Наличкой брал. По-соседски, без расписки. Нам тоже так давал, под честное слово. Только спросить-то с кого теперь? Мы ж подтвердить не можем. А в сейф наше при нас же и клал. Позавчера. Вот мы и…
В общем, ребята влипли. Убийство, конечно, на них не повесят, своё слово для Мишиной группы он скажет. Но для подобных изъятий долгов у покойных имелись суровые номерные абзацы в тонкой книжке УК. Теперь это станет заботой адвокатов.
– Миш, забирай!.. – позвал он коллегу через дверь. – Не они, – добавил, когда тот вошёл. Положил перед ним на стол наручники. – Вроде не буйные…
С женщинами всегда было сложнее. Как бокал с охлаждённым вином, с туманной испаринкой на стекле – не всё сразу видно. Вроде и знаешь, каким будет вкус, перед тем, как разлить, бутылку держал в своих руках. Но каждый глоток словно сюрприз. Были и среди мужчин преступники, которым удавалось его обмануть, пусть ненадолго. Но не в провинциальных городках или дачных посёлках. К жительству в таких местах был склонен иной мужской контингент, немного попроще. Его он видел насквозь, простой, словно розовый бисер на вышивке. Такими и были Батурин с Багровым.
Что ж, придётся заново выводить весь близкий круг, который на данный момент становился прозрачным, понятным. Его отпустили на неделю, и времени было достаточно. Не было задачи найти убийцу, важно было понять, есть ли он в ближайшем окружении. Киллеры, кредиторы, завистники, должники – хлопоты Мишиной группы. Данила чувствовал, что без личного тут не обошлось, и дело было не только в количестве нанесённых ударов. Иногда и обычный заказняк маскировали под что-то подобное, жуткое, бытовое. Отбрасывать то, что и сейчас, возможно, была маскировка, опыт работы не позволял. Масса нюансов действительно переплелись слишком тесно. Как говорят доктора, симптомы одного заболевания похожи на симптомы другого. При слишком личном и «горячем», свежем, как правило, оставляют много следов. При более «холодном» и отсроченном варианте всё может выглядеть выверенным и продуманным, меньше следов и больше изящества. Как с тем известным мексиканским блюдом. Убийца в доме Вербицкого наследил достаточно, даже оба орудия оставил на месте. Но в то же время многое из этого пока было бесполезным и ни к чему не вело. Включая след обуви и протекторы шин, взглянуть на которые его позвали.
Забор. На прутьях остался кусок искусственной кожи, с кровью самого Вербицкого. Значит, были перчатки. Залез, осмотрелся, спрыгнул. В посёлок попал, скорее всего, той же дорогой. Камеры все обошёл, потому что знал хорошо расположение. Их тут всего было пять – не ахти какое покрытие для деревеньки в двадцать четыре дома. Ну, типа свои, могучие олигархи и родственники, кто к ним посмеет сунуться? Ан вот, извольте.
Собаки перестали брать след за дорогой. И до неё-то путались. Потом даже пошли за одним из оперов. Но первый раз, когда остановились за ограждением, след лысых шин обнаружили прямо за обочиной. Рисунок хороший, но очень уж походил на квадрат Малевича. Чёрный, красивый и непонятный.
Пока он возился и ползал в траве, пачкая джинсовые коленки, рядом на пригорке появилась молодая женщина. Спускалась по тропинке в его сторону. С открытой улыбкой, хорошо одета, и грациозна как горная серна. Сразу было видно, не местная, из приезжих. Ибо первое, что бросилось в глаза – вкус и достоинство во всём облике. Интересно, что делал тут этот цветок, в поволжской пыли? Грязи, как ни странно, в это время года не оказалось. Приехала, наверное, навестить родителей. Жила где-нибудь в соседнем посёлке или каталась на яхте, которых у берега на якоре стояло судёнышек пять или шесть. Сейчас вышла просто прогуляться.
– Что-то потеряли? – с улыбкой спросила она. – Помочь?
Ну, надо же. Его приняла за деревенщину.
– Ага, – ответил он ей, почти не отвлекаясь. – Я поищу здесь, а вы – вооооон там. Потом поменяемся…
Бегло взглянул на неё вблизи.
Сохранив улыбку, не изменив длины шага, женщина прошла мимо него. Не обиделась, не испугалась, но поняла. Главное, подобрать нужную интонацию. Плюс немного несложной мимики. Правильно заметил один из героев Тарантино: «Не важно, ЧТО вы говорите, главное – КАК вы это делаете…»
Лазанье по кустам ничего не принесло. Кроме общего понимания, которое и так можно было получить от Мишиных ребят. Просто захотелось пройтись везде самому, головой преступника. Даже закрывал глаза иногда, представляя ночь, защитную темноту и прохладный ветер. Безусловно убийца хорошо знал местность. Вот тут он остановился и вышел из машины. В семи метрах от дороги, нарочно съехал в сторону, что б даже в свете фар за зелёной изгородью его авто не заметили. Прошёл до забора и перелез. Какое-то время выжидал момента у цветника Ли Сюня, а затем отворил дверь и вошёл. Интересно, он знал, что та будет не заперта, или готов был проникнуть как-то по-другому? А ещё, возможно, его запустили. Запястья позволил связать, потому что угрожали огнестрельным оружием. Но пулей убивать не хотели, только своими руками и ножом. Выполнил задуманное за несколько минут, насладился результатом и тем же путём покинул дом. Уехал потом в неизвестном направлении. Впрочем, как до этого тут и появился. Даже здесь, вдалеке от трассы, было шесть разных дорог – во все шесть сторон света. Местные гордились своим городком. Небось и два солнца всходило на востоке.
Снова позвонил стажёр.
– Данила Александрович, они тут драку устроили. Я их по разным комнатам рассадил. Две требуют адвоката...
Сцепились-таки «амазонки».
– Кто первым начал?
– Алёна. Аллочку хотела побить, но та её навозила мордой по полу. Что делать?..
– Верни всех назад и сядь вместе с ними... Драться не давай, остальному не препятствуй. И это... Ты бы масла в огонь подлил что ли. Пусть не молчат.
– Как… подлить-то?..
– Придумай что-нибудь... Скажи, что Альбина самая красивая. Оказывай только ей знаки внимания.
– Данила Саныч?..
– Да шучу я! Просто придумай. Девушке своей позвони, если сам не можешь…
И повесил трубку.
Комната пахла мармеладом и пахлавой. Сладкое стояло на столике в вазочках, а рядом дымился в прозрачном чайничке чай. Кружка в маленьких руках китайца казалась просто огромной. Скромная осанка, небольшой сколиоз. Покорные глаза привыкшего подчиняться человека.
– Ли Сюнь, – попробовав душистый отвар, обратился к нему Данила. – Вспомните все последние гулянки. Кто был, во сколько приехал-уехал, как часто выходил подышать к вашим клумбам. Друзья, женщины, гости…
Маленький человечек отвечал односложно. Лишнего не говорил, от себя ничего не добавлял. Если не спрашивали, просто молчал. Потому всё пришлось собирать как пазл, спрашивать нужное, опираясь на гипотетическое. Таков был менталитет, не умысел. Вот же восточные люди, убил на него целых два часа, а ничего. Только давно всем известное и самые ничтожные мелочи. Подобными мазками завершают картину, готовую, когда она есть, нарисована. Управляющий и повар поведали ребятам Миши намного больше про последние загулы хозяев. А пять лет назад, как рассказал управляющий, на теплоходике, будучи в хмельном азарте, Вербицкий и Вяземский с Дорогомиловым этого Ли Сюня самого напоили. А потом подвешивали за ноги и окунали в воду с борта, рыбалили, так сказать, волжскую акулу «на червячка» приманивали. Тогда ещё была жива мать Вербицкого, и чтобы китаец не ушёл, наутро, протрезвев, в качестве извинений подарили ему целую пачку долларов. Кажется, тысяч двадцать. Незавидной была судьба у маленького самурая. Но очень доходной. И, к слову, какой же он самурай, если китаец? Тогда уж Джеки Чэн! Стиль Пьяного Мастера. Каждый выбирает свою судьбу и сколько готов в ней вынести. Этого Вербицкого на самом деле мог заколоть любой человек с улицы. Даже о спину управляющего Гены умудрялся когда-то тушить окурки, и тоже ему платил, за каждый ожог отдельно. Весело прожил свою короткую жизнь Андрюша Вербицкий. Таким даже черту по итогам прожитого подводить было не нужно – сама, ещё при жизни, светилась ярко-чёрным. Очень часто, по каким-то неясным, совсем неюридическим законам, смерть подобных субъектов тянула за собой кровь многих других. Хотелось надеяться, что пара капель, выступившая на разбитой Аллой губах Алёны, окажется последней.
В офисе Данила появился после обеда. Наверное, ближе к четырём. Разумеется, сразу пошёл взглянуть на «амазонок». Первой, завидев его, навстречу вскочила Алёна. Требовала разобраться. Как и накануне, духом была тверда, но по полу Аллочка навозила её лицом прилично. Снова сидели вместе с Альбиной зарёванные. Требовали отпустить к Вере Борисовне. Чуть не поссорились, которая из них первой пойдёт. Алла ещё повторно попросила адвоката, сказала, что всех ненавидит и не может больше тут находиться. Снова расплакалась. Побитая Алёна держалась как камень. Даже улыбалась, видя слёзы «подруг».
– Что произошло? – выведя стажёра в коридор, пожелал Данила узнать сначала его версию.
– Ээээ… Фамилию забыл... Гражданка… Алёна назвала гражданку Аллу неумелой норовистой сучкой. Схватила за волосы. Я видел сквозь дверь. А когда вошёл, еле разнял. Цепкие у Аллы Валерьевны руки, сильней она оказалась…
Вроде все три числились в некоем полуэскортном «секретариате» Вербицкого. Но, видимо, внутри были свои различия и разногласия, раз обижались и называли друг друга такими словами. А про Алёну другие сотрудницы офиса поговаривали, будто год назад Андрей Дмитриевич чуть не женился на ней. Целых три дня тогда ходил такой слух, но быстро угас на четвёртое утро. Вербицкий протрезвел и вернулся к работе. Единственный раз, говорят, когда видели плачущей Алёну Велеславовну. Может, до сих пор чувствовала себя примой в сравнении с другими, поэтому всех называла проститутками?.. Корона – она ведь такая. Один раз надень, а обод потом всю жизнь на голове чувствовать будешь. Даже если не на неё примерял.
Неуютные появились ощущения после третьего разговора с «амазонками». Алиби у Алёны так и не подтвердилось. Но всё равно сомнения в причастности любой из них выросло до порога отказа от подозрений.
– Вера Борисовна!.. – окликнул он её у лифта, около шести часов, когда вышел подняться в столовую-кафе на четвёртый этаж. Нужно было успеть перекусить до закрытия и взять йогурты девочкам, с ними он ещё не закончил. Хозяйка психологического кабинета тоже направлялась наверх. Её кабинет был на третьем.
– Сегодня допоздна?
– Алла Валерьевна и Альбина Петровна ещё у вас, – сообщила она про двух амазонок. – Если задержите их, то я бы пошла домой. Буду признательна. Они у меня сегодня на шесть и на семь…
– Можете ехать, – весело кивнул ей Данила. – Для вас – задержу…
Восхитительно и благодарно улыбнулась. Оставив при этом поднятым барьер.
– Хотела заняться цветами… – объяснила.
Он снова улыбнулся в ответ. С удовольствием сам помог бы ей с домашней оранжерей, а затем сводил бы в парк, в театр или в кино. Защита у неё была, однако, как бронежилет. А времени его снимать и лишних усилий в запасе на это не имелось.
Йогурт, спустившись, передавал уже в руки стажёру.
– Не вернусь через пару часов – отпустишь до завтра, – распорядился напоследок Данила насчёт «амазонок». А сам на стоянке прыгнул в машину. Помчался с водителем из офиса Вербицкого по узеньким улочкам городка.
Кирилл и Женя объехали девушек по наводке Казанцева. Вернее, успели только двух. А по пути, когда выдвинулись к третьей, позвонили родители первой, Оксаны. Там изначально, что дочка, что мама с отцом, отказывались разговаривать. Девушка вообще замолчала, выбежала из комнаты. Отец, правда, потом намекнул, что два года назад, когда всё случилось, от Вербицкого к ним приезжали. Оставили денег, много, и велели молчать. До сих пор ни копейки не потратили, показали пакет. Он и говорить-то начал, только когда поверил, что московский следователь интересуется, и что сами Кирилл и Евгений работают с ним, а не с районным отделом, где проживала семья. Про ночь убийства Вербицкого сказал, что Оксаны накануне дома не было. Но вроде была у подруги, по-тихому дал её номер. А как позвонили договориться о встрече с подружкой, та рассказала, что неделю её уже не видела. И следом уже позвонил отец. Сообщил, что Оксана после их отъезда… спрыгнула с крыши их двухэтажки. Сломала шею. Была ещё жива, но в больницу отправилась в тяжёлой коме. Боялись, не довезут. Данилу набирали из коридора возле реанимации. Сделать что-то в этой ситуации он не мог, но всё же решил доехать сам. На квартиру пострадавшей срочно отправили группу, осмотреть личные вещи и комнату. Юра говорил, что убийца мужчина, но чем чёрт не шутит? Разъярённая кошка становится тигрицей. Рост у Оксаны был выше метра семидесяти. И обувь по размеру близка – это ещё в прихожей Женя заметил.
– Как думаешь, признание?.. – первое, что спросил Кирилл, когда встретились в коридоре больницы.
– Не знаю, – честно ответил Данила. – А не перестарались? Меня с вами не было.
Оба пожали плечами. Не в первый раз вели подобные беседы, делали всё тактично и осторожно. Тем более, с девушкой поговорить не успели, а только с её отцом. Такое, конечно, бывало и хуже, чем сам разговор, вполне могло послужить триггером для прыжка. Следовало подумать об опытной женщине-сотруднице. С другой стороны, прошло несколько лет. И деньги взяли, и в инстанции выше за защитой не обратились, вообще взвалили на себя всю ответственность. Вот как тут судить, кто и в чём виноват? И в то же время всё походило, действительно, на признание. Осталось выяснить, где Оксана была той ночью, а эксперты поищут на одежде следы. Прыгать с высоты и лишать себя жизни в любом случае никогда никому не стоило. Ведь это всё большая иллюзия, что быстрое самовольное падение разжалобит кого-то там наверху, и поможет потом вознестись в рай на весёлом облачке. Скорее, протолкнёт только ниже. Короткий путь – путь в никуда…
Всё равно было жаль. Их всех. Прыгунов с летунами и глотателей таблеток с кислым уксусом. Нельзя не пожалеть человека, потерявшего надежду и способность принимать ведущие к чему-то правильному решения...
Девушка умерла, не приходя в сознание. Прямо на операционном столе. Из дома тем временем забрали её одежду на экспертизу, изъяли из квартиры ножи. А теперь перерывали двор. У отца был гараж, в который он не ставил машину, и там со своими подругами она иногда тусила. Играла в местной готической группе, что пару лет назад, однажды, участвовала в поволжском круизе. Они выступали на теплоходе, а Вяземский с Вербицким и Дорогомиловым оплачивали культурную программу для отдыхающих. Катали по Волге своих гостей и партнёров по новому бизнесу. Вот так и познакомились. Это после того волжского тура Оксана приносила заявление. На третий день, как только дали частный концерт в известном дачном посёлке. Два дня её группу, состоявшую сплошь из молоденьких девушек, оттуда не выпускали. В милицию отважилась прийти только она. И то с ней быстро вопрос «порешали», заявление пришлось забрать на следующий день. Группа после этого больше не репетировала, и каждая из пяти участниц отправилась дальше в жизнь своей дорогой. Об этом рассказал отец Оксаны, пока надежда ещё была и дочь его оперировали… Но всё оборвалось…
– Куда? – спросил Кирилл.
– Домой. В гостиницу…
Дело, на которое он не хотел выезжать, перестало приносить удовольствие. Утром первого дня он почти видел, чем и когда оно закончится. Но надежды на двух подозреваемых лопнули. Новые не появлялись. Теперь понимал, что если не подтвердиться версия с погибшей Оксаной, то он тут скорее всего больше не нужен. Дожмёт «амазонок» и сразу домой. Его задача была почти выполнена. Оставит только ребятам наводки, к чему и к кому присмотреться получше…
– Давай-ка в офис, – попросил он Кирилла, пока не повернули на ведущую к гостинице дорогу. – Документы забыл. На ночь ещё полистаю…
В многоэтажке Вербицкого он в третий раз за день встретил Веру Борисовну. Весёлую, счастливую. Будто отдохнувшую.
– Дождалась, – с улыбкой сказала она.
– Меня?..
– Ваших девушек. И моих клиенток.
– А как же цветы?
– Сегодня пусть вянут без меня…
Медленно пошли пешком. До остановки. Успевали ещё на последнюю маршрутку.
– Я по-прежнему не могу сказать вам, о чём они мне говорят. Непрофессионально. Но могу сообщить о другом. О том, что не сказано…
– Об убийстве? – пытался догадаться он.
– Неа, – играла она.
Пришлось изобразить на лице томительное мучение.
– Ни о чём, – после паузы произнесла Вера Борисовна, когда они оба остановились. – Любое слово клиента – тайна. Но когда слов нет, то и скрывать, стало быть, нечего. Альбина Петровна сегодня молчала. Впервые не сказала ни слова. Все два часа проговорила я, и она меня только слушала…
– А до этого… когда был с ней последний сеанс?
– Я на допросе?
Форточка, которая едва приоткрылась, захлопнулась перед самым носом.
Однако вид у него, вероятно, стал настолько расстроенным, что Вера даже рассмеялась. Вернула своим смехом хорошее расположение духа им обоим. Даже захотелось улыбнуться. Он не сказал о произошедшем на работе. Такое ни к чему. И был благодарен, что шёл сейчас не один.
Кофе они выпили недалеко от её дома. Домик был за городом, но в том направлении автобусы ходили до одиннадцати. В десять двадцать пять стояли под крышей автобусной станции, до которой также догуляли пешком. Сверху накрапывал дождь, а Вера переживала, будет последний рейс или нет. Перешли с ней на ты. И как только автобус появился, перед носом Данилы закрылись уже не окна, двери. Пусть будет так. Если эксперты ничего не выжмут из имеющегося у них за ночь, то утром плотнее займётся Альбиной. Она, в конце концов, ночевала в дачном посёлке. И Юра тоже не отрицал, что при всех мужских признаках, пусть и косвенных в большинстве, пару процентов на то, что убийцей могла оказаться женщина, он оставлял…
А ночью зазвонил телефон. Не мобильный, который он отключил, чтобы выспаться. Всегда в первые дни утомлялся сильно на новом месте. Звонил обычный, гостиничный дисковый, стилизованный под семидесятые. Данила нехотя протянул руку. В окно падал ранний свет, а, значит, было больше трёх часов утра. Поднёс трубку к уху, сказал «алло». И уже через несколько мгновений сел на постели, спустил с кровати ноги, готовый одеться.
«Кого-кого?.. – переспросил он. И уже глуше: – Когда?..»
***
Она застала его в спальне. Поставила предмет на прикроватный столик, когда смело прошла к нему и показала себя во всей красе. Была почти обнажённой, чуть распахнула лёгкую курточку. Голые, в красивых колготках ноги.
– Как… Ты?.. – успел он удивлённо спросить, ставя бокал с мартини на окно. Улыбнулся при этом неловко.
Но когда глаза статуэтки зажглись, сразу стал безвольным и потерял дар речи. Пустил слюну.
Вывела его в сад, где усадила. Крепко привязала руки к цепям, а ноги к сиденью. Забинтовала мерзкий рот. После чего убрала статуэтку в сумочку. Возможность шевелить руками по своей воле и мычать в тугую ткань к нему скоро вернулись. Ничего, никто не услышит. А вот он должен прочувствовать всё, иначе жертва напрасна.
Вербицкий был нежен. Сначала очень старался. Дорогомилов же – сразу груб. За это и получал теперь остриём, без всякой предварительной ласки. Будто рогом разгневанного бизона ему пробивало толстую шкуру с треском. Качели качались, она сама помогала им раскачиваться сильнее. И каждый раз животом он натыкался на нож. Голова его поникла быстро, уже после шестого соития с острой сталью. Пришлось тогда остановить это детское веселье с катанием и продолжить руками самой. Ей нравилось это делать. Сумеет насытить она – вдоволь насытят её. Когда же закончит работу, покажет её плоды тому, для кого всё делала. А в истинном и конечном смысле – для себя самой…
Звук повторился в четвёртый раз и Данила выглянул в окно. Не без раздражения. Дачный дом, почти особняк, на двадцать пять комнат, хоть и был богатым, оказался одноэтажным. Потому всё хорошо было слышно при открытых фрамугах. Так не похоже на стиль обычных миллионеров-олигархов местного пошиба, любивших выставлять своё богатство напоказ и вширь, и ввысь. Уж если строить, то этажей десять сразу, чтоб флюгер на башне скрябал небо и дырявил облака пипкой. Но комплекс строили голландцы, качественно и долго. И вышло как их горная деревушка. Единственным зданием, где действительно было больше одного уровня, оказался двухэтажный жилой дом покойных родителей, пустовавший на данный момент, и баня с мансардой, заставленной сплошь картинами. Кто-то из бывших недавних пассий Вербицкого рисовал, и дамочка эта надеялась тут задержаться. Метила территорию краской. Как сказал садовник, просто не успели за ней прибрать. Картины должны были пойти на выброс, вместе с оставшимися мольбертами, подрамниками, палитрами, кистями и прочими художницкими атрибутами. Теперь, видимо, выброс откладывался. Вербицкий был мёртв, и прямых распоряжений на этот счёт прижизненно не оставил. Да и хотелось взглянуть на мазнявые каракули обиженной мамзели. Вдруг, как окажется, от отвергнутой любви кукушкой поехала, и как личность творческая нарисовала что-то на прощанье. Всё-таки больше сорока ножевых ранений, и все в живот. Так сказал навскидку патологоанатом Юра, после чего, вновь не найдя туалет, выбежал блевать на газон.
– Уааааа… – в пятый раз отрыгнул он с зычным рыком. Данила отвернулся от окна.
Это была новая команда и сюда его «пригласили». Хотя ребят он знал давно. Доводилось работать несколько лет назад и с опером Кириллом, и со следаком Евгением, и патоанатомом Юрой. В тот первый раз убийство было попроще, без колотых и ножевых, почти без крови. Тихо задушили шнуром от утюга и запихнули на антресоль. Залили потом строительной пенкой, но прежде замотали тело в пищевой целлофан. Через какое-то время труп, понятно, «вытек», однако мумию обнаружили через год. Успела высохнуть, дом долго стоял пустым.
Сейчас всё было намного красочней. Сначала били ножом для колки льда – тоже валялся в крови у кресла. Потом – принесённым с собой японским ножом для разделки рыбы, и оставили торчать в животе. Садовника с поваром уже опросили, таких ножей ни один из них в комплексе никогда не видел. Оба работали на Вербицких и Вяземских больше шестнадцати лет. Да и базе самой доходило двадцать, ещё родители в начале нулевых строили. У Вяземских стояла малая судо-ремонтно-строительная верфь на Волге, а Вербицкие в Подмосковье, Самаре и Казани прокладывали теплотрассы. Богатые в Поволжье и России люди.
– Уаааааа…
Кирилл гоготнул.
– Все одиннадцать лет вот так. Когда кровь не из носа видит, – сказал опер про Юру, удобрявшего снаружи стриженный американской машинкой газон.
– Так что ж в анатомах всё сидит, мучается?
Кирилл пожал плечами.
– Упёртый как Сизиф. Тот бы ему поклонился…
Очень не хотелось сюда ехать. И больше из-за прохладной майской погоды, грязюки под ногами и вечного холодного бриза с широкой Волги. С утра специально заходил к полковнику, что б не по звонку сорваться. Спрашивал. «Лев Борисович, а я-то зачем? Группа ж работает …» «А ты другую возглавишь. Кирюша с Женей – ты помнишь их – будут на подхвате. А анатом Юра – на две команды один …» Добавил потом: «Ну, просили меня, просили. Лично генерал. Сказал, что б хозяйке Медной Горы звонил, мол, мастера пусть на недельку отпустит…» Данила любил несмешные шутки шефа. И было приятно, что ценили его работу. Майора, и даже капитана, он получал за заслуги раньше стандартного срока выслуги. Но переться весной в какую-то заскорузлую… в общем, так далеко не хотелось. И судя по тому, что коньяку не предложили, всё по нему уже было подписано и решено. Только выезжать, обговаривать бесполезно. Проще было жить лет двести назад, невольником, крепостным – можно было податься в бега куда подальше, затеряться в Сибири, в Поволжье. А тут и сейчас – всё равно найдут.
– Может, в гостиницу для начала, Данила Александрович? – спросил Кирилл. – Вещи завезёте, отдохнёте часок с дороги. А я заеду…
Они действительно торчали тут два часа, и осматривать, кроме трупа, которому после смерти развязали руки и оставили в кресле с ножом в животе, больше было нечего. Эксперты поработали первыми. Юра на тело давно насмотрелся. Он был тут с раннего утра, сразу, как позвонили, и уже третий завтрак спускал коту под хвост. И вправду упёртый. Знал, что выблюет, но всё равно ел.
– Вещи в гостиницу пусть отвезёт водитель. А мы давай сразу в офис Вербицкого…
Вербицкий Андрей Дмитриевич был сорока двух лет отроду. Не женат и бездетен. Сынок из последнего московского золотого поколения. Его родители слышали когда-то вживую самих Битлз, не здесь, а в далёкой Америке. Андрюшу завели поздно, когда нагулялись. У самих отцы – не последние люди из парткома, а дед – тот вообще сидел за одним столом с Молотовым. Большую политическую карьеру членов семьи можно было проследить аж до 17-го года, до выстрелов Авроры и взятия Смольного. А, стало быть, наследственно были людьми обеспеченными и со связями. До тридцати лет Андрюша был сущим демоном для городка, куда переехали из Москвы. Он сам и двое его дружков, такие же сынки партийных. Потом уже за ум взялись, приобщились к делам родителей в середине нулевых, и вроде как немного успокоились. А храмов-то сколько построили, отмаливая грехи бурной юности, – не счесть. Два или три. Остановились, когда вошли в 2010-м в крупный холдинг. Там деньги оказались нужнее. Стали на доходы покупать особняки: в Греции, на Мальдивах, в Испании, на разных диких островах. Где-то даже к местной общине присоединились и католическую церковь на чужбине выстроили. В этом же дачном комплексе, который их родители для себя и для друзей строили, встречались, когда задерживались в России дольше пары месяцев. Могли вместе кутить неделю, но уже по-тихому, не как в ранней молодости. Иногда переползали на яхту и всё веселье продолжалось на Волге. С девками, цыганами, медведями, балетом-варьете с оркестрами – всё, как положено. Про весь этот задний фон бытия знаменитой троицы – Вербицкого, Вяземского и Дорогомилова – по дороге сюда по телефону слил Валера Казанцев, знакомый гэбэшник. Хороший парень и в доску свой, в армии служили вместе… И фамилии-то оказались у всех старинными и звучными! Правда только Вербицкий с Вяземским носили свои с рождения. Сынок Горюнковых стал Дорогомиловым всего лет десять назад, папенькино с маменькиным имечко, видите ли, приелось, на дальнейшую жизнь не устраивало. Говно всегда норовило в обёртку «Мишек на Севере» завернуться. Зато заводик по изготовлению стеклопластика Дорогомилов Петя возглавить не забыл. Его отец выкупил это производство у государства ещё в 90-е. Многие партийные чинуши тогда хорошо сориентировались в новой жизни. Так, что на пятнадцать поколений вперёд хватит…
Убили Андрея Вербицкого левой рукой. Это Юра тоже успел сказать предварительно, когда в очередной раз забыл, где туалет, и выбегал стремглав на улицу. Бежать, как оказалось, было ближе, чем путаться в коридорах без указателей, ища по дому толчок. Тыкали умершего все сорок-пятьдесят раз снизу вверх, и некоторые удары были очень сильными. Подробности всплывут после вскрытия, Юра и так сообщил много при первичном внешнем осмотре. Хотелось бы, конечно, узнать пораньше и остальное, но можно пока пощупать людей.
Просторный кабинет с внутренней кальянной, когда приехали, облюбовали уже эксперты. Как и приёмную с комнатой отдыха. Данилу всё равно больше интересовал секретариат, располагавшийся в левом блоке. И весь его персонал. «Личные амазонки», как отрекомендовал их на входе охранник, знающе подмигнул вдобавок. Разговорчивый тип оказался, подробно с ним можно побеседовать позже.
И, действительно – хватило одного лишь беглого взгляда, чтобы понять: по многим признакам перед ними стояли настоящие амазонки. По всем, кроме одного, самого главного – обе груди у трёх девушек были на месте. Их даже звали примерно одинаково: Алёна, Альбина и Аллочка. Две уже были зарёванные после разговора с сотрудниками, одна пока держалась. Алёна. Она сразу показалась более стойкой, и грудь у неё была крупнее, чем у двух других. Это ж как для мужчины яйца. Чуть показать или выставить вперёд, погреметь, покатать по столу – продвинешься дальше конкурентов.
Обычный тест, который он всем подсовывал, девушки сдали на отлично. Старались очень. Наплёл, как всегда, что изучал, каким там образом работают у них полушария, говорил, тест важен для дальнейшего понимания – строить с ними последующие беседы. На самом деле смотрел на почерк левой и правой руки, и на общую моторику обеих. Первый раз в жизни столкнулся с таким, что с двусторонней задачей справились все участники. Ну, Аллочка чуть хуже других написала левой. А так – полный восторг! Интересно, что ещё они выполняли одинаково хорошо обеими ручками? Любая из них могла заколоть убитого. Осталось выяснить, какая к ударам была приложена сила. Девчонок сегодня же проверят на динамометрах и прочей силоизмерительной лабуде, поскольку все три из них регулярно бывали на даче. Где были конкретно этой ночью, оставалось пока неизвестным. Аллочку вроде видели в три утра в каком-то баре. Алёна утверждала, что провела всё время дома. Альбина была на той же даче, но в самом дальнем домике. Это она плакала больше всех. «Пихнул, и ушёл…» – рассказывала она про Андрея Дмитриевича, навестившего её не столь романтично в десятом часу вечера. Вроде, по словам сторожа, никуда потом не выходила, и покойного видела не последней. Шумиха утром в посёлке уже поднялась, когда сама за рулём уезжала оттуда на работу. Машину вывела через третий выезд, ближний для неё. С ней почему-то не подсуетились, все остальные машины перехватывали. Не доставало сил у местной полиции, людской ресурс везде был ценен. В общем, все три девчонки жили одни и были одиноки – понятно, что не в полном смысле слова, при таком-то гусе-начальнике! – и надо было их проверять. Время наступления смерти – от двух до четырёх. Жаль, камер мало, и в городке, и на дачах. Многое смогли бы отсеять на начальном этапе.
– Ну, что? – с улыбкой, весь простоватый, но только на вид, спросил тихо Кирилл, когда временно отпускали девушек. От столичного сыщика всегда ждали каких-то чудес. Три года назад он их им показал. Кролика из ширинки не доставал, но что за «египетский фараон» запрятал тогда на антресолях мумию, вычислил за два дня и одну ночь.
– У них не только две сиськи… – серьёзно ответил Данила. – Есть две руки. Причём у каждой. Правая, и левая. Ну, всё как с сиськами, догоняешь?..
– Чего?.. – не понял опер.
Но он уже махнул на него рукой – самое интересное начиналось далеко впереди, на этом же первом этаже, но сразу у входа в здание.
В офис почти одновременно приехала целая толпа и охрана едва справлялась у турникетов. Море цветов, в букетах, вёдрах, руках, под мышкой, по несколько штучек, огромными охапками, в целлофане, газетах, красные, жёлтые, розовые, яркие и нежно-бледные. Двое парней с крашенными голубыми волосами и серёжками в ушах привезли огромный веник цвета морской волны. Как-то, через шесть с половиной часов после того, как садовник обнаружил тело, информация об убийстве просочилась-таки наружу и взорвалась камуфлетом. Уже даже журналисты прибыли, с камерой и микрофоном. Данила хотел лично отсмотреть всех, кто так быстро откликнулся на разошедшуюся новость. Это было его основной задачей – не должники с кредиторами, не конкуренты с завистниками, а личный и ближний круг. Именно в этом он специализировался. Одного подозреваемого успел уже исключить – того самого садовника. Ли Сюнь долго служил в доме Вербицких, ухаживал на дачах и в двух особняках за клумбами, разбивал большие цветники, давал указания двоим помощникам, но лично всегда занимался цветочками в горшках для мамы погибшего, подрезал их и пересаживал в её приёмной, и продолжал это делать после смерти Вербицкой, в прошлом году. Имел водителя и машину. А ещё был карликом. Тридцать два килограмма весу и сто двенадцать сантиметров росту. Данила даже руки его успел рассмотреть. Если с изящным ножом для колки льда китаец управился бы, то не с той здоровенной японской «катаной». И сил бы у него хватило разве что разделать ей рыбу. Повар тоже был на полпути, чтобы встать рядом с Ли Сюнем у черты невиновных. Никак он не подходил под убийцу, блевал, склонившись, вместе с Юрой на клумбу Ли Сюня, и, как сказал управляющий Гена, был «тихим мирным геем-пацифистом». Об этом Данила мог сказать и сам, ещё не услышав такой характеристики. Навыки профильного психолога и «портретиста» в таких делах выручали.
Среди полусотни подъехавших соболезнующих паства выделялась самая разнообразная. Три юноши, худых и элегантно одетых, приехали с ведром высоких роз и комнатной собачкой. Последнюю часто передавали друг дружке, и той весьма не нравилась ходить по рукам. Тварь злобно огрызалась, пока, наконец, одного из них, самого тощего и прыщавого, не типнула за нос. На кончике показалась капелька крови, но у бледных мажоров, включая укушенного, это вызвало только умиление. Просто Морковка – так звали собачку – была не в духе, как выразился один из них, её утомил длинный переезд. Эти же трое тихоней, кстати, спровоцировали хаотичное возведение мавзолея из цветов и мягких игрушек у одной из стен холла, до турникетов. Охранников никто не слушал, их вообще оттеснили быстро, да ещё и накричали. Но как только они отошли, скандалы у стены прекратились. Оператор с телевидения – понятно, что местного – включил, наконец, камеру и начал снимать. И это было хорошо. Потом можно изучить запись, посмотреть на некоторые лица. Девушка с микрофоном и звукооператором, приехавшие с ним вместе, пыталась договориться с ЧОП и попасть за турникет, заснять приёмную и кабинет Андрея Дмитриевича. Даже строила глазки, глупо и неуместно хихикала. Кокетничала, получается, работала как настоящий профи. Однако морж там плавал – все трое мужланов в форме быстро превратились в интеллигентных «кенов», и, не вступая в диалог, отвернулись от назойливой прессы.
А вот подтянулись и первые «партнёры». Сосредоточенные лица, как у оборотней в полнолуние сведённые на переносице брови. Ну, сразу видно, что люди серьёзней некуда, срать без охраны не ходят, в дорогих безвкусных ботиночках и не все ещё поснимали «малину» и золотые цепи. Ими займётся Мишина группа, ребята из местного отделения. Даниле они были не интересны. Даже если убил кто-то из них. Куда больше заинтересовали четыре буддиста в соответствующих одеждах. Оказывается, незадолго до смерти Андрей Дмитриевич, по слухам, принял буддизм. Никто его правда с веником перед собой, метущим дорожки, что б не наступить на невидимых гусеничек и микробов, не видел, но воины турникета всех четверых пропустили сразу же. И снова отогнали назойливую прессу. Тех уже собралось на подступах втрое больше.
Позже других, и сначала среди общей толпы их действительно не было видно, появились какие-то стипендиаты факультета искусств и деятели местной культуры. Всего-то принесли пару цветков на всех, но тоже как-то узнали. Новости вылезли в интернет. Толпа к тому времени разрослась до паломнического хода. И с появлением последних вошедших начались самые громкие разговоры. Галдели, орали, спрашивали друг друга, цыкали и шикали, призывали к спокойствию, но получалось только хуже и громче. Самые скромные не задавали вопросов напрямую, а тихо и молча стояли в сторонке, напрягали уши и делали вид, что смотрят на рождавшийся у всех на глазах цветочный мавзолей, восхищались им, поддакивали и кивали головами. Всем-всем хотелось узнать пикантных подробностей. Аж слюни роняли. Ведь не во сне преставился местный богатей Андрей Вербицкий, не за завтраком на веранде подавился печенкой, не оторвался от натуги в туалете тромб, не переехал двухэтажный автобус в Лондоне, не разжевал крокодил на ночном флоридском сафари, не сраная атипичная пневмония, не рак, не инфаркт, не волчанка, не васкулит. А больше сорока ударов ножами, тыкали связанному в живот, пока не умер. И продолжали наносить удары после смерти. Патологоанатом Юра это ещё не подтвердил, но по предварительной картине было ясно. Кто-то Андрюшу малость невзлюбил. Не то за старое за что припомнили. Не то не успело забыться новое, и «резанули» эдак ещё по горячему. Такой вот грустный криминальный каламбур.
– Что скажешь, Саныч? – подошёл следователь Евгений, закончивший опрашивать заместителя покойного, когда Данила рассматривал какой-то настоящий зоопарк. Четыре молодые женщины, переодевшиеся лисичками и львицами, с шариками и сахарной ватой, тоже приехали с букетом цветов, с чётным количеством. Ссорились, кто будет возлагать. В глаза готовы были друг дружке вцепиться.
– Вот же бестиарий… – покачал он головой.
Потом вышел за турникет, когда народу стало меньше. Через час. Подошёл к зеркалу, размалёванному уже губной помадой. Один из юных бледнолицых джентельменов, тех, что с одной собачкой на троих приезжали, оставил воткнутой свою серьгу. Маленький вандалёнок. Прямо меж плиток расковырял в стене шов, насвинячил замазкой на пол. Вот чего он тут с селфи долго крутился.
– Макс!.. – позвал Данила одного из охранников ЧОП-а, с кем уже разговаривал.
– Кто оставил вот эти герберы в вазе?..
Охранник пожал плечами.
– Проверить по камерам?
– Ага, отследи.
Обычные кладбищенские цветы. Один только нюанс – будто на кладбище уже побывали. Словно с могилы, несвежие, пожухшие.
После пяти вечера, перекусив слегка здесь же, в столовой офисной высотки – целых семь этажей как ни как, почти небоскрёб по местным меркам – собрались подвести первые итоги. В кабинете, где покойный проводил планёрки. В ближайшие дни их там точно не будет. Ждали, когда вернётся Кирилл от старшей сестры Андрея Дмитриевича. Из всех ближайших родственников покойного в живых оставалось только она. И вроде как лечилась от какой-то формы ДЦП. Разумеется, как и принято было в богатых семьях, жила в полном достатке, где-то далеко, за городом, но не на Волге, а с другой стороны, возле соснового бора.
– Водитель, первый зам, близкий друг, сестра, три амазонки, два соседа по дачам и доставщик пиццы с настройщиком антенны, – вслух был зачитан список тех, кто мог оказаться во время убийства рядом. Вернувшийся Кирилл покачал головой насчёт сестры Вербицкого и её водителя. Никуда они два дня не выезжали.
– Десять. Плюс те, кого мы пока не знаем, – закончил Данила, подведя маркером под именами черту на доске.
– Минус одна амазонка, – поднял вверх телефон Евгений. Только что ему пришёл ответ на запрос от дознавателя. Алиби Аллы Валерьевны Сазоновой, той самой Аллочки, что «смазала» немного левой рукой, когда проходила тест, подтвердилось.
Что ж, хорошо. Из видимых десяти секторов круг сузился на один. Но менее круглым от этого не стал. Девять возможных претендентов пока оставались.
Где-то к восьми вечера из перечня убрали ещё троих. И первым от общей компании грешников откололся мальчик-доставщик. Он привозил из города пиццу на скоростном спортивном велосипеде, донёсся за двенадцать минут. Андрей Дмитриевич сам вышел и лично с ним расплачивался. В 22-00, сразу после неудачного визита к Альбине. Пиццу он заказывал для них двоих. Но, как выяснилось после третьей беседы с Альбиной недавно – сразу не признавалась, ибо не каждая женщина сможет сказать о себе подобное – не особо-то у них что-то и вышло. Человека убили, а она до последнего переживала из-за того, что он её не захотел. Потому и не смог. Слишком много коньяку выпил, а она ещё и платье не то надела, нервничала. Вот он быстро и ушёл, не стал второй раз пытаться. А пиццу забрал по пути, у второго въезда в их дачное царство. И пока портрет мальчика как убийцы разваливался, опера прислали подтверждение, что и его самого, и его велосипед видели после часу ночи у бабушки в доме. Нашли четверых друзей, что вмести с ним до пяти утра сидели во дворе, пили пиво и гоняли музон. Соседи тоже через забор их видели. Один даже заглядывал пару раз, прикрикивал. Вот и не вышел доставщик сегодня на работу, отсыпался, болела голова.
Настройщик антенн и интернета, что был после семи в трёх домиках дачной деревушки, вылетел из списка, едва Данила его увидел. Наверное, тараканов на кухне он убивал, и паре лягушек в детстве вставлял также в жопу соломинки. На этом его подвиги в криминальном мире закончились. Безжалостно был изгнан из подозреваемых вместе с замом – тот признался и назвал адрес и место, где был с проституткой. Проверяли, походило на правду. И личный водитель не без греха – выпивал с соседом, нашлось три свидетеля.
– Данила Александрович, девчонок отпустить?
– Помаринуй до полуночи, но беседовать буду утром. Только им ничего не говори…
И правильно. Тест с девочками ещё не закончился. Хрен с ним, с алиби, пусть пока будут на равных, все вместе. По ним и так ясно, жёсткая была конкуренция, понятно, зачем нанимали. Для работы с документами в офисе имелся целый отдел, для организации личных встреч, деловых и прочего – ещё два. А эти просто крутили попами, ездили в рестораны, встречали гостей, да бывали на дачах у Вяземского с Вербицким. Аллочку, кстати, последней взяли на работу, всего месяца три назад. Ей даже отстаивать пока было нечего, Алёна и Альбина значились на лучшем счету. И вид у Аллы Валерьевны был менее испорченный, единственная с законченной «вышкой». Правда в местном филиальчике.
Буддистов тоже пришлось отпустить. На подозреваемых они не тянули. Но очень ловко и ушло за месяца полтора завербовали в свои ряды одиннадцать человек из семиэтажного здания. Вербицкий же обещал им лодку, и то, что он принял буддизм, не подтвердилось. Они вообще не знали про убийство, пока не пришли сюда. Думали, завтра отправятся на большом катере на один из волжских островов. Медитировать и что-то там постигать. У Данилы через четверть часа беседы с ними аж у самого зачесались руки – потянуло на светлые ратные подвиги. Но когда тряхнул головой, отпустило. Выпроводил кое-как, приставучие. Велел позвать от турникетов охранника.
– Вера Борисовна, психолог, и две её аспирантки, – доложил чоповец Макс. – Её герберки, из дома, не с кладбища. Пока везла, задохлись. Лампы у неё не тянут, на дому выращивает, для себя. Оранжерея. Когда там чего-то не хватает, свету или витаминов, они вот так вот…
Молодец. Почти дознаватель. Сам опросил, хотя не надо было, всё о цветах выяснил.
– А сюда к кому ходит?
– Андрей Дмитриевич кабинет ей сдал, давно, года четыре, – ответил охранник. – Платит аренду. А бывают многие, тема-то модная. Я сам разок ходил, 500 рублей оставил. Альбина Петровна, Алла Валерьевна, Михаил Валентинович. Да десятки только из наших офисов. И с улицы по объявлениям, по рекламе и по знакомству.
Вот с ней бы надо поподробней. Но завтра. Все «амазонки» на приёме у психологини засветились. И зам, и рядовые сотрудники. Может, как «псих» «психу» что-то расскажет.
В девять же вечера, уже перед тем, как собирались заканчивать, нашли и близкого друга, с которым накануне на дачах была назначена встреча на 23-00. Не доехал он до убитого, увезли с аппендицитом с полдороги на скорой. Самому живот взрезали. Только под наркозом и не до смерти…
Для первого дня, решили, хватит. Нужно было перед сном уложить ещё всё в голове. Завтра будут психологи и заново пойдут «амазонки». И прочие, прочие, кто претендовал на второй и третий близкий круг.
Позвонил Валера Казанцев, гэбэшник. Нарыл то, что другие до него усердно зарывали, очень старательно и очень глубоко. Три богатыря во главе с Андрюшей Вербицким, оказывается, по молодости на этих дачах с девочками пошалить любили, причём на свои «шалости» у тех разрешенья особо не спрашивали. Приехали – значит по полной. Тринадцать лет назад нарвались на непростую барышню, с серьёзной защитной дружиной. Вяземским, Вербицким и Горюнковым большие связи пришлось подключать, чтобы замять всё и откупиться квартирами. Кажется, это проходило как «последний подвиг Геракла». Больше серьёзных шумих не случалось. Мальчики взрослели. Однако заявления в местную полицию ещё поступали от тех, кто не очень их тут боялся. И два года назад, и три. Правда, их потом быстро забирали. Сами научились подтирать за собой…
Договорить с Казанцевым не успели, позвонил вечно блюющий Юра. Того, что он был классным спецом, у него было не отнять. Теперь уже дал подробную картину. Смерть наступила в 2:30 утра. Вербицкий позволил связать себе руки. Последние удары были настолько сильны, что повредили рёбра и позвоночник. Убийцей был скорее всего мужчина, не ниже метра семидесяти пяти, левша, с поставленным ножевым ударом. Не только умел колоть лёд в стаканы и потрошить на кухне сазанов. Вероятней всего служил в спецгруппе или владел запретными ударами ножевого боя. Похоже, делал такое не раз. Уж больно хладнокровно. Сначала вонзал аккуратно и истязал, ножом для колки льда: за это говорили несколько отчётливых ран, которые не «перекрывались» другими, от большого орудия. А вот рыбным ножом орудовал от души. И тоже точно. Никаких отпечатков пальцев. О других оставленных следах пока говорить было рано, экспертам требовалось время. После забора, через который перемахнул в полусотне метров от дома, следы пропали. Сорок первый размер, если его. Сел, вероятно, в машину. С протекторами, по которым хрен чего определишь. Про это Юра уже не от себя добавил, а от Мишиных ребят. Вторая группа времени не теряла тоже.
Ну, вот и всё. Часть переосмыслить за поздним ужином, другую – во сне. И завтра продолжить. Служивый, спортсмен, мужчина. Версию Казанцева с личной местью тоже не отметать, за женщин, бывало, вступались не женщины. Начать же следовало с того, что заново пересмотреть весь ближний круг, по степени близости к телу, во времени и пространстве. А так же по самым личным моментам…
***
Перевалило за полночь, а сон всё не шёл. То одеяло, собравшись комом, начинало липнуть между ног, то без него, наоборот, становилось холодно. Простыня закололась и пальцы нащупали гранулу сухого корма. Это вечером она кормила с ладони Тутси. Один шарик провалился меж пальцев, когда та тыкалась мордочкой, и они его не нашли. Нечего есть на постели и пачкать – вот, теперь отыскался. Принцесса на горошине! Лишь когда луна, отогнав, наконец, от себя тучи, заглянула в окно спальни, первые признаки дрёмы распластали тело по постели…
Сон этот пришёл. Она никогда на самом деле не знала, нравится ей больше переживать всё наяву или видеть потом во сне. Не понимала, как получалось так, что грёзы были реальней и твёрже яви. За окном мог прогромыхать автомобиль, или Тутси начинала пищать на кухне и гремела пустыми плошками. Но, что она знала наверняка – такой сон никогда не оборвётся. Он, словно кино, лишь «встанет» на паузу, позволит ей из него вынырнуть, отвлечься на шум, перевернуться на спину или даже встать и дойти до кухни, попить воды. И как только голова коснётся подушки снова, пауза тут же «снимется», а сон докрутится до конца, возобновится с прерванного места. Сладкий, вдохновенный, с запахами и шумом, яркими чёткими до рези в глазах картинками. Проберёт полностью, до дрожи в ногах и руках, вытянет не раз струной её тело и заставит дугой изгибаться спину, громко стонать. А когда закончится, она ещё долго будет лежать на спине, блаженно расслабленной, напрочь лишённой сил, и смотреть «третьим оком» в потолок. Чувствовала, что веки её сжаты при этом плотно, но будто в каком-то серо-розовом цвете видела лбом на высоком потолке все пятнышки, разглядывала их так близко, словно те приближало увеличительным стеклом…
Он крикнул на неё, когда она отошла от кресла, оставив со связанными за спиной руками. Что-то говорил в затылок, надеялся, что игра закончится. Внутренний же настрой между тем нарастал, дыхание учащалось и сердце начинало торопиться. Как только надоело слышать его грязные ругательства, она развернулась, подошла к нему и отвесила ладонью по губам. Затем ещё и ещё, и била, пока не выступила кровь. После седьмого или восьмого раза тот сам уже стал отводить взгляд и опускать глаза в пол. Кричать и ругаться перестал. Понял, что не остановится, хмель выветрился. Сломала…
После заклеила жертве рот. В глазах отразилось осознание беды. Вот только не видел он, насколько та была близка. Нож для колки льда лёг в руку правильно. Сначала чуть надавила, и медленно затем ввела. Пошевелила внутри. Глаза у жертвы от этого полезли на лоб, не сразу понял, что с ним делают, пока ещё только сильно вздохнул и начал краснеть. Так, кажется, он вводил сам? Медленно и осторожно, старался впечатлить поначалу. Растягивал удовольствие и не спешил, дышал своим перегаром. Она считала. Он заходил в неё естеством четырнадцать раз, пытаясь быть нежным. Пока не сорвался. Задёргался как на скачках. Надолго напускного джентельменства там, где после черты его быть не могло, у него не хватило. Ей же всё время держали руки. И ровно четырнадцать раз она медленно входила в него остриём, пока не задышала чаще сама и удары не посыпались быстрее. Как это кровавое соитие возбуждало!..
Двадцать шесть. Встала с колен. Кровь была уже и на ней. Выронила нож, и тот не звякнул, а хлюпнул в лужу, натёкшую с его колен. Какой же живучий. Осознанного страха в его глазах не осталось, только дикий гаснущий ужас. Но сам он был ещё жив и, кажется, слабо пытался следить за ней взглядом. Сквозь тугие повязки на рту воплей его она не слышала, одно лишь мычание, но и оно показалось неимоверно громким. Отвернулась к барной стойке, поискала глазами, где оставила сумку.
«Рыбка-рыбка… Где наши потроха…Чем мы взрежем толстое брюшко?..»
Шагнула к кухне за принесённым ножом. Тухлоутробных сомов нужно было потрошить хорошим лезвием, специально для этого заточенным.
Она оказалась неправа, подумав, будто он был уже в одном шаге от смерти. Потому что, когда обернулась, вновь увидела его глаза. И вот теперь они наполнились настоящим ужасом, тем самым, которого от него ждали. Ибо всё, что мерцало в них прежде, было сродни ночным детским страхам. Кишечник сидевшего на кресле мгновенно со звуком опорожнился…
Очередное отбывание слабо мотивированного бана, а именно:
03 мая 2024, 20:55
Ваш пост Как же имя его ... и передача ... не помню ...
вышел в Горячее, поздравляем! ;)
И тут же;
03 мая 2024, 23:45
Вы заблокированы до 10.05.2024 19:45 за нарушение Правил Пикабу
в посте Как же имя его ... и передача ... не помню ....
Причина: Размещение бессмысленного контента или флуд
.... заставляет многое переосмыслить и проникнуться мудростью
Елены Борисовны Мизулиной, осознать её премудрость и своё ничтожество.
Очень хочеться начать вести себя правильно, но так и не понятно, как это делать:
поскольку когда правила переписываются на ходу, а трактуются, как бох на душу положит, то...
Полный Дзэн — самое репрессируемое сообщество на Пикабу
Вот сегодня опять пришло такое смс , зацепило внимание.
Вроде как непонятные аббревиатуры - это координаты вышки сотовой связи . Написала в чат поддержу оператора - ничего не смогли ответить.
Может это реально какой то sos сигнал ?)
Константин Оборотов написал маленькую детективную историю, которая основана на реальных событиях. Иногда бывает так, что найти преступника помогают какие-то мелкие детали. Они как бы подсказывают детективу, в каком месте следует копать, чтобы найти "зарытую собаку". Но не всегда сыщик умеет правильно интерпретировать навязчивые сигналы судьбы, воспринимая их за обычный информационный шум.
*** Что в фамилии твоей? ***
Сразу, чтобы не было какого-то взаимонепонимания, скажу, это не сам рассказ Константина Оборотова "Записки младшего следователя", а всего лишь рецензия на этот рассказ. Если после прочтения рецензии (а может и до прочтения или во время прочтения) у вас возникнет желание прочитать-послушать сам рассказ, то ссылки ниже. Сам рассказ довольно короткий, в текстовом измерении 4867 байт и это с учетом пробелов, которых, поверьте мне на слово, не мало. А если вы предпочтете прослушку, то в данном случае вам придется затратить 6 минут своего времени. Шесть минут, шесть минут, это очень, очень много. И вот автора судить я сейчас здесь буду строго.
Впрочем, это шутка. Автора судить я не буду никак ни строго, ни снисходительно, поскольку в целом рассказ мне понравился хотя бы тем, что он очень короткий.
Суть рассказа простая. Некий "младший следователь" пишет протокол расследования преступления о похищении из банка крупной суммы денег. Похищение состоялось путем взятия жульнического кредита. Проблема в том, что непонятно, кто является ответственным за погашение кредита. Все действующие лица отказываются от обязанностей по кредиту, обвиняя друг друга в жульничестве и подлоге. Следователь предлагает свой способ разрешения проблемы, который никак нельзя признать приемлемым.
Вот и вся фабула рассказа.
Очень тонкий авторский юмор (где тонко, там и рвется) заключается в том, что из самого протокола становится все ясно всем: и читателям, и слушателям. Загадка остается неразгаданной только для самого следователя, который составлял протокол.
Дело в том, что следователю следовало бы (интересная получилась тавтология!) слегка приподняться над стандартами ведения следствия и взглянуть на это дело с необычной точки зрения.
Да, эта точка зрения необычная, но, тем не менее, любому человеку, далекому от юриспруденции, она была бы очень близка, а выводы напрашивались бы сами собой.
Все дело в фамилиях действующих лиц. Конечно, такие забавные фамилии как, например, Жуликов, Лопухов, Тормозов, Грязнова, Сторнова, Недосчетова и т. п. встречаются довольно часто и никакого удивления не вызывают.
Но когда персоны с такими одиозными фамилиями сливаются воедино в одном деле, выводы напрашиваются сами собой.
Например, гражданка Грязнова. Не случайно у нее такая фамилия. Вероятно, ее далекие предки получили такую фамилию по причине своей нечистоплотности, а далее, по генам передали особенности своих натур своим потомкам.
Вот следователь и должен был хотя бы поверхностно проанализировать генологическое древо каждого участника процесса, тогда бы пазл у него успешно сложился.
*** Сигналы вселенной ***
Часто бывает так, что мы принимаем решения исходя не из логических расчетов, а исходя чисто из интуиции. Как говорится, срабатывает "чуйка".
Представьте себе такую ситуацию. Вы собрались жениться. И девушка вам очень нравится, и она вроде как не против. Но вдруг вы выясняете, что ее фамилия "Грязнова". Как такой поворот?
Только не надо тут кричать, что вам все равно, какая фамилия у вашей невесты. Осторожнее! А то я тут такую придумаю фамилию, что вам станет не по себе. Поэтому, как культурные люди, остановимся на вполне приличной фамилии "Грязнова".
Так вот, конечно, я не утверждаю, что вы сразу перестанете жениться. Но призадумаетесь основательно. Как минимум, заставите невесту пройти тест драйв, предложите ей вымыть посуду, пропылесосить ковры. А может, даже тайно поставите веб камеру в ванной комнате. Чтобы проанализировать, достаточно ли тщательно она моется.
А если бы фамилия невесты была, например, Чистова, то вы, конечно, такой ерундой заниматься не стали. Сразу женились бы, даже ни разу не засомневавшись.
Вот так это работает!
Спасибо Константину Оборотову, который в своей чисто развлекательной миниатюре раскрыл необычные психо-изотерические грани нашего социума.
А мораль отсюда проста и важна: надо смотреть на вещи шире, а копать проблему глубже. А также обращать внимание на мелкие детали в коих кроется суть, а иногда даже сам дьявол.
...
Первоисточник:
#############
### Конец ###
#############