Представьте галечный пляж. Посмотрите внимательно на камни под ногами. Вряд ли какой-нибудь камушек привлекает ваш взгляд, притягивает по-особому внимание. Если вы, конечно, не романтичный поэт или философ, сравнивающий людей с камнями на пляже.
Таким ребёнком был Джонни Смит.
Из детства он запомнил, как на одиннадцатилетие ему подарили набор юного фокусника. Творить чудеса так и не научился, честно говоря. Возможно, виной тому послужили слова Майка Маккарти: «Ой, да все это могут с таким набором! Попробуй без него. У обычного человека ничего не выйдет!»
Джонни попробовал, и ничего не получилось. Майки, выходит, был прав, подумал мальчик. В итоге, он разуверился в чудесах, если можно сказать такое про одиннадцатилетнего ребёнка.
Из юности мистер Смит запомнил мотоцикл – старый подержанный Харлей, который едва был на ходу, однако всё же давал понять, что ещё что-то может. Мотоцикл, правда, принадлежал Билли, однокласснику Смита. Прокатился тот всего лишь раз, но запомнил это на всю оставшуюся жизнь. Ветер в ушах, подрагивающий мотор и жутко стучащее сердце. Оно едва не выпрыгнуло из груди. Позднее ему даже несколько раз снилась та поездка.
Свою первую девушку Салли он, наоборот, не вспоминал. Они встречались всего два месяца до выпускного бала. Первый сексуальный опыт юному Джону не понравился. Можно сказать, не оправдал ожиданий. Для Салли такой опыт оказался не новым, и единственным её комментарием было:
Это стало его девизом по жизни.
Естественно, у мистера Смита, как и у всех, первая любовь случилась в том же возрасте. Нет, не Салли. Особу, которая оставила след в его сердце, звали Фелиция. Будучи красивейшей девочкой школы, она имела ещё одно несравненное преимущество перед всеми остальными – скромность.
У прекрасной Фелиции был хороший вкус в одежде. Она носила безупречную прическу, но макияж не признавала. Он был не нужен. И на протяжении старшей школы Джон Смит так и не заговорил с ней. Стоит отметить, что у этого были две причины.
Во-первых, Смит всегда был застенчив. Вторая причина – фраза того же одноклассника Билли: «Посмотри, какая она классная! Нам такой никогда не добиться»
Впрочем, сам Билли не вспомнил ничего подобного, когда отправился на выпускной с Фелицией под ручку. Джон нахмурился, но промолчал.
Такова вкратце была юность.
Про университет можно сказать ещё меньше. Два слова: футбол и экзамены.
В футболе он не был среди первых, но всё-таки более заметен, чем в жизни. Крайний полузащитник. Казалось бы, важный игрок. Экзамены, в свою очередь, запомнились из-за ужасного волнения. Так страшно ему было только раз в жизни, только тогда.
Сейчас, за пару часов до смерти, он не боялся.
В университете Смит обошёлся без влюбленности, памятуя о прошлом опыте. Несколько студенческих вечеринок, пара милых девушек. И всегда единственный комментарий у себя в голове: «Нормально».
Вся жизнь шла нормально. Нравилось ли ему? Спросите самого Джона Смита, и он ответит: «Да. Скорее всего».
Взрослая жизнь, то есть тот период после двадцати пяти, когда приходится волей-неволей выпорхнуть из родительского гнёздышка, был ещё более не приметлив. Как для самого Джона, так и для окружающих. К слову, отношения с отцом у него складывались дружеские.
На протяжении всего школьного периода каждое утро повторялись лишь несколько фраз:
А также несколько словосочетаний во время учёбы в университете:
Затем обычно наступало недолгое молчание.
«Ладно. Подрабатываешь? Денег хватает?»
Нормальные отношения отца и сына. Все довольны. Думается, сам Джон никогда не испытывал неловкости в таких взаимоотношениях. Отец тоже.
Затем мистер Смит устроился работать в небольшую финансовую компанию на должность мелкого клерка. Со временем компания росла (без размаха, но стабильно), а Смит получал редкие повышения.
Как время от времени говорил его сосед по офису: «Некоторым просто не дано, да и не стоит, лезть выше своей головы». И назидательно поднимал палец вверх.
Стоит упомянуть, что так коллега говорил, пока оставался на одной с Джоном должности. Через два года он кого-то очень удачно поцеловал в мягкое место и занял кресло вице-президента их финансовой пирамиды.
С другой стороны, мистер Смит работал неплохо и получал достаточно. Хватало на автомобиль и его обслуживание, на небольшую квартирку и кота Рамзи. Кстати, хороший кот, с ним можно было поболтать. Он выслушает, иногда мяукнет и уйдет по своим делам.
Вскоре Джон женился. Адрианна была приятной девушкой, в которой удачно сочетались внешность и ум. В меру, конечно. Когда они решили пожениться, то уже больше были друзьями, нежели влюблёнными. Так бывает, да. Говорят, подобный брак даже крепче обычного. Молодожёны вместе прикупили небольшой домик, завели семью и родили дочь Шерил. Он искренне любил ребёнка – когда впервые взял её на руки, расплакался.
Теперь уже росла девочка, а не мистер Смит. Он наблюдал её первые шаги и молочные зубки. Каждые две недели семья Смитов навещала его отца, который по-прежнему жил в пригороде Дёртфилда. Старик души не чаял в маленькой Шэрил, сюсюкал с ней и играл.
Джон списывал всё на стариковскую чувствительность и блажь, которые приходят с возрастом.
Смит-старший умер, когда внучке было тринадцать.
Возможно, что-то и меняется с течением лет в окружающем мире. Джон Смит не менялся. Конечно, появлялись морщины и ярче проступали вены на руках, но внутри всё оставалось по-прежнему.
Так появились внуки. Мальчики: старший Джимми и младший Кенни.
Естественно, у Смита, как и у всех, были привычки. Со временем они только укоренились. Например, утренний капучино. Он любил варить его под песни Фрэнка Синатры. Так, изо дня в день, год за годом Джон готовил напиток, а Синатра пел о любви или прошедшей молодости. Вместе. Долгие десятилетия.
Джон видел белый потолок каждое утро. Выучил расположение всех точек на нём. Окно справа. Третий этаж, мало что видно. Больничная атрибутика не достойна упоминания. Дверь слева. Закрыв глаза, мог идеально, до мельчайших деталей, представить себе помещение.
Никого рядом. День. Ночь. День. Ночь.
Чётко понимал, что эта ночь последняя. И всё казалось совершенно нормальным. Семьдесят шесть – ему хватило. Да и случайно услышанная фраза медсестры, закрывающей за собой дверь, убедила и успокоила:
«За семьдесят, старик нормально пожил…»
Джон Смит не волновался. Как бы вы ни страшились прыжка со скалы, падая вниз, бояться уже нечего. Однако, будь у него возможность загадать последнее желание, к своему собственному удивлению, он пожелал бы ровно четыре вещи.
Плащ фокусника, чтобы ещё раз попробовать совершить пару трюков.
Мотоцикл, чтобы на полной скорости вновь ощутить своё сердцебиение.
Один-единственный взгляд на Фелицию, лишь посмотреть, какая она была в тридцать.
Билет на Кубу вместо собеседования в Лос-Анджелесе на должность клерка.
Однако, что он делал бы со всем этим богатством, мистер Смит не успел даже подумать. Аппарат искусственного жизнеобеспечения пискнул в последний раз. Сердце Джона дёрнулось вместо удара. Дыхание оборвалось. В груди вспухла боль.
– Джон, Джон, Джон, – протянул мужчина напротив.
Смит по-прежнему лежал в больничной постели. Влажные простыни. Та же палата. Те же запахи: лекарства, затхлость, стариковский пот.
– Так просто уйдешь? Покинешь бренный мир?
Мужчина был одет в синие мятые джинсы, футболку с надписью «R(A/I)P GOD», а через локоть перекинул серый пиджак. На голове незнакомца была кепка, на вороте футболки на дужке висели солнцезащитные очки.
– А?.. Что?.. – прохрипел Смит в ответ.
– Нет, Джон. Так нельзя. Всегда есть смысл. Нельзя уходить во мрак без груза воспоминаний на душе. – Казалось, в улыбке незнакомца проскользнула укоризна.
Умирающий кое-как справился с дыханием:
– Нормально. Так ведь проще.
– Кому? Ты не заслужил смерти, потому что не жил толком. Ты просто уйдешь, а подобного я не могу допустить.
– Не бойся, ты всё будешь помнить. Тебе придется жить.
– Ну, не знаю, возьми новое имя, сбережения из банка. Живи, Джон!
…голова гудела, в ушах стоял звон, словно рядом взорвалась граната. Не получалось приоткрыть веки, потому что свет резал глаза.
Смит понял, что сидит на чём-то твёрдом. Он сжал виски́, надеясь удержать черепную коробку, диссонирующую с содержимым. Тошнило.
Сколько Джон так просидел, не понимал совершенно. Очень медленно сквозь звон продирались крики автомобильных гудков и скрип шин. А затем ещё какой-то шум, и ещё звуки. Запахи городского смога пополам с горячим асфальтом неожиданно резко ударили в нос. Мутило.
Посидел ещё, глубоко дыша и вдавливая обратно желание опорожнить желудок. А ведь он давно уже не мог нормально ощущать запахи! Затем почувствовал влагу на губах. Смахнул ладонью, но глаз не открывал.
Со временем нечто смутное начало проглядывать сквозь сощуренные веки. Это оказался неопрятно одетый бездомный, склонившийся над Смитом и тревожно глядящий на него.
Естественно, хриплый голос, перегар, грязь под ногтями, которую Джон успел пристально разглядеть – и тут же отшатнулся. И ударился спиной и затылком. Осмотрелся. Автобусная остановка, какую вы можете совершенно не заметить, даже стоя в ожидании транспорта. Плексигласовая толстая задняя стенка с пёстрой рекламой, скамейка и навес.
Зрение сфокусировалось, шумы отошли на второй план. Наконец, Смит осмысленно посмотрел по сторонам.
Неприятная ладонь легла на его плечо.
– Ну, может, пару монет подкинешь тогда?
Впервые в жизни ошеломлённый Джон не ответил вежливо на просьбу, а резко встал, отчего бездомный сделал шаг назад.
Смит пошёл, куда глаза глядели. В его голове не укладывалось, что же произошло. Вот умирал на больничной койке, явился незнакомец в кепке, а в следующее мгновение он оказался на улице.
Джон развернулся и крикнул:
Бездомный будто каждый день слышал странные вопросы:
– Дёртфилд. Грязное дно грёбаного мира.
Смит кивнул и пошёл дальше. Поначалу он просто переставлял ноги, не задумываясь, автоматически. Его голова никак не приходила в норму: то наполнялась мыслями о случившейся странности, то совершенно пустела.
Через несколько кварталов Джон начал смотреть по сторонам, выискивая знаки и вывески, заглядывая мимоходом в витрины, оборачиваясь на гудки авто на дороге. И ничего не мог понять.
Первое, на что пристально обратил внимание – на своё отношение к окружающему. Он узнавал улицы, которые видел сотни и тысячи раз за долгую жизнь.
Вон магазин, открывшийся в 95-м! Вывеску над входом меняли больше десяти раз. Самый первый вариант – строгая, четкая, кованые буквы на лакированном дереве. Очень она ему нравилась. А новая, которую повесили полгода назад, горела ярким неоном, видно было издалека. Увидев её впервые, пожилой Смит долго плевался. Безвкусица.
Самое странное, что это тогда была безвкусица. Пусть цвет неона ему по-прежнему не очень импонировал, но теперь он отметил, что вывеску заметно издалека, а форма букв радовала глаз плавностью и шрифтом. И это был только один пример из множества, замеченных им по дороге…куда?
Смит остановился, огляделся, чтобы понять, где оказался. Новый район города, кругом высотки бизнес-центров, дорогущие бутики, красивейшие декорации из стриженых деревцев и индивидуальных украшений каждого отдельного входа. Однако всё вместе это смотрелось крайне притягательно. Здесь хотелось жить. Да, вон, неподалёку, новые многоквартирные здания с роскошными апартаментами и пентхаусами!
К своему ужасу, он осознал, что город вновь нравится ему, как не нравился уже многие годы!
Что-то глубоко внутри безвозвратно изменилось, будто стряхнули пыль, сбили старую краску, стёрли ороговевший слой кожи.
А ещё он дышал полной грудью! Не было больше тяжёлой давящей боли при каждом вздохе, хрипов и бульканий. Запахи, смешанные в кислороде, и сам кислород – сладкий, терпкий, наполненный смогом и цветами, духами прохожих и ароматами выпечки – наполнял весь организм.
Смит захохотал от души. Ему было плевать, что скажут люди вокруг.
Он взглянул на свои руки и не узнал их. Упругая эластичная кожа казалась неродной, будто ему провели операцию по пересадке. Суставы кистей и пальцев больше не хрустели при движении, ходили, как смазанный механизм. Нет, как только сошедший с конвейера механизм!
Тогда Смит догадался поискать зеркало, или что-то подходящее. Подскочил к огромным стёклам кафе, как раз непрозрачным с уличной стороны. Не заботясь, что посетители внутри могут странно отреагировать на неадекватного человека снаружи, он с жадностью уставился на лицо.
И своё, и чужое одновременно.
Джон Смит помолодел. Сильно. Сейчас на него смотрел юнец лет двадцати пяти. Он уже и не помнил толком, каким был в том возрасте. Это лицо было новым. Оно было таким, словно его долгую жизнь не стёрли, вернув всё на круги своя, а лишь откатили время, оставив весь жизненный путь, отпечатанный в чертах. Чёткая твёрдая линия подбородка, впалые щёки и ярко выраженные линии, где ещё утром были глубокие борозды морщин от ноздрей до уголков рта. Двадцатипятилетний Смит в 1969 году был мягким, неконфликтным, простым. Двадцатипятилетний Смит в 2020 году был уже зрелым и серьёзным мужчиной, достаточно жёстким и уверенным в себе.
Джон побежал, пьянея от вернувшихся сил, дыхания, энергии.
Невозможно передать всю гамму ощущений, когда ты способен бежать. Простое механическое действие, но сколько в нём жизни! Понять способен лишь тот, кто долгое время не имел такой возможности: свободно двигаться и не заботиться о последствиях.
Смит был абсолютно здоров, полон сил и молод.
Он бежал домой. Адрианна, наверное, сидела сейчас перед телевизором с чашкой чая, или потихоньку перебиралась из комнаты в комнату с тряпочкой, чтобы стереть пыль с древних статуэток и безделушек, имеющих важность лишь в воспоминаниях. Он летел, будто на крыльях, чтобы обнять супругу крепко-крепко, так, как давно не обнимал.
Центр города пролетел мимо, он и не заметил. Высотки сменялись жилыми корпусами, квартирами, а затем пошли домишки поменьше. Смит бежал и бежал, отдавая новообретённые силы организма ради адреналина и просто возможности выжать из себя побольше.
Пригород. Частный сектор, большие строения с высокими заборами и коваными воротами. А за ними выстроились некрупные дома с невысокими изгородями, или вообще без оных. Газоны сочились зеленью, птицы пели, солнце светило. Он с головой окунулся в идиллию, которой давно не замечал, которую временами даже проклинал. И виной всему была старческая желчь, полезшая на закате лет.
Вот и родной дом, крыльцо, пять ступеней. Он не останавливался, хотел взлететь, ворваться, закричать… Но неожиданно, с каждым новым шагом к такой привычной двери и теплу родного очага, Смит начал затухать.
И застыл на последнем шаге.
Адрианна была там, внутри. Такая знакомая, привычная. Любимая жена. Столько лет вместе, бок о бок. Только вот была ли любовь? Жизнь вдруг показалась слишком долгой. И при этом выглядела пустой накатанной и гладкой.
Нормальная жизнь нормального человека, который вдруг понял, что мало что помнил из неё. Всё происходящее походило на сошедший с рельс поезд, когда ещё никто, даже машинист, не осознал краткого мгновения смены курса.
Джон Смит не хотел входить. Просто знал, что там больше не его жизнь. Он, стоящий сейчас на пороге, был уже чужим всем вещам внутри, многим из которых перевалило за двадцать лет. Лакированные шахматы, купленные в 99-м. Постельное бельё, сшитое ещё мамой Адрианны в начале 90-х. Пара свадебных туфель в коробке в шкафу прямиком из 72-го. Женщина, рождённая в прошлом веке, как и он сам.
Нет… Смит тяжело побрёл прочь.
Да и кто мог осудить его?